Две Марии из блокадного Ленинграда

Мария Стрельцова проснулась в своей замерзшей комнате и инстинктивно пошарила под тряпьем, накрывавшим постель, озябшими руками. Ощутив бугорок, лежавший у нее под боком, она успокоилась, с трудом приподнялась и склонилась к лицу маленькой дочки. Она приложила ухо к ее груди, стараясь уловить дыхание ребенка. Девочка, почувствовав движение матери, открыла глаза и слабо улыбнулась. И эта улыбка, словно вливала силы в замерзшее и одеревеневшее тело женщины. Она села на кровати и, свесив обутые в валенки ноги, проговорила: — Сейчас, мое солнышко, я согрею тебе водички и дам вкусненькое, а потом мы пойдем отоваривать наши карточки, и все у нас будет хорошо. Однако, сказав это, женщина вспомнила о полученной недавно похоронке на мужа, и заплакала. Девочка тоже села на кровати, прижалась к матери и попросила: — Не плачь, мамочка. Вот увидишь, наш папа обязательно вернется. От этих слов женщина зарыдала и вновь упала на подушку, зарывшись в нее головой. Дочка лишь крепче прижалась к ней и молчала, не зная, как утешить свою несчастную мамочку. Однако Мария и сама понимала, что не вправе так раскисать. Она поднялась с кровати и стала поправлять съехавшую на глаза дочери шапочку, разглаживать ее шубку и даже попыталась поднять Сашеньку на руки, чтобы поставить ее на пол. Но руки отказывались выполнить столь непосильную для них работу. Слабость была просто ужасной, и девочка сама сползла на животике со своего ложа и уже стояла рядом с мамой. Мария медленно прошла к окну, раздвинула шторы. За окном было почти темно. Женщина взяла спички и подожгла в печурке заготовленные с вечера ветки и несколько щепок, поставила на нее ковшик с замерзшей водой. Она вспомнила, какой ужас они пережили с дочкой этой ночью, когда услышали громкий стук в дверь, как они боялись даже голос подать от страха. Но, когда двери стали ломать, Мария поднялась и, подойдя к двери, спросила, кто стучит, а Сашенька заплакала так громко, что за дверью сразу прекратились попытки взлома. — Патруль, откройте, в вашем районе засели бандиты, мы их ищем. К вам никто не стучал? Маша открыла дверь, и ее ослепил свет фонаря. Сашенька плакала, не переставая, и один милиционер дал ей маленький сухарик. Но Сашенька побоялась его взять, и Маша сама приняла этот щедрый подарок. Гости осмотрели их маленькую комнату и наказали никому дверь не открывать. После чего ушли. И вот сейчас у Маши появился завтрак для дочери. Разогрев воду, она положила в нее сухарик, который был явно довоенный - из белого настоящего хлеба. Так получилась прекрасная тюря, которой Маша и накормила дочку. Сама она лишь выпила теплой воды и, еле стоя на ногах, отправилась вместе с Сашенькой отоваривать свои карточки в ближайшем магазине. На улице была жуткая стужа. И мать, и дочь мгновенно превратились в две замерзшие статуи, еле следуя заветной цели. Они кое-как дошли и получили двести пятьдесят граммов блокадного хлеба. Но, пройдя несколько шагов, Мария потеряла сознание и упала в подворотне соседнего дома. Сашенька закричала… Тут-то и появился этот страшный мужик, при виде которого девочка умолкла и с ужасом уставилась на него. Бандит зло отшвырнул ребенка, вырвал из рук Маши сумочку, достал из нее карточки и изрек: - Твоя мать умерла. Если хочешь жить - иди в приют, - сказав это, он скрылся за воротами двора. Девочка, испуганная и ничего не понимающая, бросилась бежать. За свои пять лет она никогда не выходила из дома без мамы. Она не знала толком ни города, ни своего адреса. Девочка бежала, повинуясь чувству страха, куда глаза глядят. Ее окружал серый, почти вымерший город. На ее пути несколько раз попадались замерзшие прямо на дороге люди, и от одного их вида ужас еще больше охватывал беззащитного ребенка. Но сил в ней было слишком мало, и вскоре девочка упала на тротуар, больно ударившись головой и ободрав ладошки до крови. Ей трудно было даже оторваться от земли. Но невероятная стужа заставила ребенка подняться и сесть. Рядом был подъезд чужого дома, и Сашенька поползла к нему. Дверь от ветра раскрылась, и девочка, тяжело поднявшись на некрепкие ножки, вошла внутрь. Слева от нее оказалась еще одна дверка, и, дернув ее за ручку, Сашенька очутилась в небольшом чуланчике, заваленном старыми тряпками и лопатами. Но она была так мала и худа, что без труда просочилась между ними и, как ей показалось, спряталась от этого страшного холода и от бандита, сказавшего, что ее мама умерла. Девочку всю трясло. Но через какое-то время ей вдруг стало очень жарко, и она почувствовала, как капли пота потекли по спине. Ей захотелось раздеться, но в чулане было так тесно, что сделать это не было возможности. Перед ее глазами все еще стоял тот страшный мужик и лежащая у его ног, неподвижная мама с закрытыми глазами. Эта картина разрывала маленькое сердечко, и Сашенька потеряла сознание. В это время с третьего этажа спускалась женщина, такая же, как и многие голодные и замерзающие жительницы блокадного Ленинграда. Мария Генриховна Золотницкая, двадцати семи лет отроду, бледная, но очень красивая, статная и хорошо одетая в белую шубку, такую же шапочку и державшая руки в муфточке из того же меха. Она была женой Станислава Львовича Золотницкого, недавно получившего звание генерала. Станислав Львович с первых дней войны находился на передовой линии фронта. Но с любой оказией передавал жене продовольственные посылки, постоянно умоляя Марию эвакуироваться из города. Однако жена не хотела даже слышать об этом. На ее попечении оставались мама и двое племянников: одиннадцатилетний Андрей и тринадцатилетний Ваня. Их родители погибли: Брат Алексей на фронте в первые дни войны, а его жена под обстрелом на Невском. Маша с утра шла на родительскую квартиру и занималась с детьми, потому что ее далеко не здоровая мама поступила на службу в госпиталь санитаркой, чтобы выхаживать больных и помогать им, чем можно. Будучи сама инвалидом, она не могла, сложа руки сидеть дома в такое трудное для страны время. А ее дочери Маше было совестно, что, работая над докторской диссертаций и занимаясь семейными делами, она, как бы оставалась вне борьбы с лютым врагом. Она, преподаватель ВУЗа, не смогла уехать вместе со своими коллегами в эвакуацию именно из-за мамы и детей брата. Понятно, что посылок генерала катастрофически не хватало, да и с каждым днем передавать их становилось все сложнее, и Маша была вынуждена несколько раз в неделю ходить на рынок, обменивать дорогие вещи на продукты. Вот и вчера она за свою горжетку из чернобурки получила два кило манки и килограмм гороха. В своей муфточке она несла родственникам два стакана манки и стакан гороха. Она знала, что, если отдать маме все сразу, то она половину скормит подопечным больным. И Маша страшно расстраивалась, что вынуждена быть скупой и беречь каждый грамм съестного для своих племянников и мамы. Мальчишки за эти несколько месяцев блокады стали худыми, как скелеты, и Мария плакала от своего бессилия обеспечить детям брата нормальное питание. Выходя из подъезда, Маша услышала слабый стон, доносившийся из чулана. Она прислушалась и заглянула за дверку. Там было темно, но слабый стон слышался снизу. Маша присела, достала фонарик и осветила лопаты и тряпки, сваленные в углу. И тут она увидела личико ребенка и стала подтягивать легкое тельце к себе. Одна из лопат упала, и из глаз ребенка полились слезы – в них застыл неописуемый ужас. Маша подхватила ребенка на руки и вынесла из чулана. Это оказалась девочка, и она смотрела на Машу теперь не со страхом, а с мольбой и надеждой. — Как тебя зовут, малышка? — спросила ее женщина. Девочка молчала, она что-то пыталась сказать, но слова, будто застряли в ней, и никакого ответа Маша не получила. — Что же мне с тобой делать, милая? На свету она заметила, что лоб ребенка в крови и руки тоже. Маша была в смятении, она никак не могла решиться, как ей поступить. Не опуская девочку, она поднялась к себе в квартиру. Здесь было чуть теплее, потому что вчера Мария долго топила печь, и та еще сохраняла тепло. Она раздела девочку, ужаснулась ее худобе, но постаралась взять себя в руки и, несмотря на протест ребенка, поставила ее в ванну и теплой водой обмыла ее. Затем она протерла ребенка спиртом, растерла ее почти прозрачное тельце полотенцем, высушила волосики. Она надела на нее свою ночную рубашку и свитер мужа, усадила девочку к себе на колени и стала расчесывать. В волосах обнаружились вши. Пришлось использовать керосин. Девочка оставалась безучастной ко всем манипуляциям, проводимым над нею. Ее безразличие очень пугало Машу, но она решительно продолжала санитарную обработку ребенка. Самое страшное заключалось в том, что девочка не разговаривала. «Немая от рождения или последствия стресса?» — задавала себе вопрос хозяйка, не уставая спрашивать у девчушки, где ее мама, как ее зовут, где она живет? Ответа не было, хотя ребенок старался иногда что-то сказать, но голос отсутствовал. Маша провозилась с ней почти до вечера. В какой-то момент она почувствовала, что девочка очень горячая. Когда измерила ей температуру, то пришла в ужас - 41. У Марии был неприкосновенный запас - маленькая баночка меда. Она напоила дите чаем с липой и медом, растерла ее водкой, поставила горчичники и завернула в шерстяное одеяло. Девочка лежала худенькая и прекрасная, как ангелок. Маша сварила манную кашку и накормила ее. И уже, не чувствуя под собой ног, прилегла рядом. Так обе они и уснули. Не прошло и двух часов, как громкий стук в дверь разбудил женщину. Маша побежала открывать. На пороге стояла ее мама. — Машенька! Ты жива, родная моя? Как я испугалась! - Валентина Георгиевна буквально свалилась на диван. Маша обняла маму и сказала: — Прости меня, мама. Я так устала с найденным ребенком, что сама не заметила, как уснула. — С каким ребенком, доченька? Я ничего не понимаю. — Пойдем, покажу тебе это божественное создание. Валентина Георгиевна, с трудом поднявшись с дивана, пошла за дочерью в спальню. На кровати лежала белокурая девчушка с ангельским личиком - она крепко спала. — Где же ты подобрала это чудо? — Под лестницей в чулане. Я хотела ехать к вам, когда услышала стон. Заглянула в чулан, а там обнаружилось это маленькое несчастное существо с разбитой головкой и ладошками. У нее высокая температура. Я растирала ее водкой, ставила горчичники. Сейчас она не такая горячая. — Как ее зовут, где ее мама, где она живет? Ты хоть расспросила ее как следует? — Беда в том, что девочка не разговаривает. Пытается что-то сказать, но ничего не выходит. То ли глухонемая, то ли потеряла голос от страха. Ее нужно к врачу вести, но там потребуют сведения о родителях и, скорее всего, отберут ее и отправят в больницу или в эвакуацию. Я не знаю, что с ней делать. И жалко ее - ведь не довезут. Мамочка, как думаешь? — Я думаю, что пока пусть побудет у тебя. Я схожу к Ирине Андреевне в поликлинику, расскажу ей все и попрошу приехать, посмотреть ребенка. Тогда и решим, что делать дальше. — Родная моя, я сама к ней схожу, ты еле на ногах стоишь, а от нас до ее района часа два добираться. Ложись на диван. Сейчас я тебе манной кашки дам. — Откуда манка? — Поменяла вчера на свою горжетку, несла вам, да не донесла. Ты покушаешь и ляжешь рядом с моей найденушкой. А я побегу, переговорю с Ириной Андреевной и зайду за мальчиками. Они там голодные. Сейчас замочу горох, и к нашему приходу ты нам супчика сваришь. — Конечно, Машенька. Маша, накормив маму, отправилась за врачом, которая лечила и ее, когда Маша была маленькой. В это время Мария Стрельцова пришла в себя. После полученного от падения удара женщина лежала на тротуаре, не подавая признаков жизни. Но она была жива. Видно, сам Бог обратил на нее внимание, послав на помощь демобилизованного из-за полученного увечья мичмана, который на одной ноге и с костылем не прошел мимо лежащей на земле женщины. Поняв, что она жива, он каким-то чудом сумел дотащить ее до своего дома. Там соседка, баба Дуся, приложив немало усилий и скормив незнакомке остаток своей похлебки из кожуры картошки, сумела привести Марию в чувства. Очнувшись, бедная женщина стала звать свою дочь и требовать, чтобы бабуля немедленно привела к ней Сашеньку. Мичман Воскобойников, сидевший у бабули, был страшно раздосадован, понимая, что девочку кто-то увел либо она убежала. Пришедшая в себя Мария уверяла, что в руках у нее была сумочка с карточками на хлеб. Но когда Иван обнаружил ее лежащей на земле, при ней ничего не было. И он, и баба Дуся не знали, что делать: говорить женщине о ее страшных потерях или нет. Та порывалась встать и уйти, но было очевидно, что дойти она уже никуда не сможет. Мария Стрельцова сама понимала это и пребывала в истерике, каждую минуту стараясь подняться, чтобы бежать искать дочь, и тут же снова падала на диван. Силы ее были истощены, и женщина была настроена умереть, если ее дочка не найдется. — Я не буду жить без Сашеньки, я повешусь. Мой Николай погиб, а я и дочь нашу не сберегла! — рыдала она. — Я просто ничтожество. Мне нет места на земле! Иван Воскобойников не мог больше выносить этого, и, чтобы вывести женщину из состояния на грани помешательства, он дал ей пощечину и приказал немедленно замолчать. — Ты, действительно, ничтожество, не способна взять себя в руки и подумать, как и где искать свою дочь, а не орать здесь, как на базаре. Или тебя в психушку отправить? Его простой метод мгновенно привел женщину в чувство, и она смогла прошептать: — Простите, простите меня! Я схожу с ума, у меня в голове все перемешалось. — Вот и займись своей головой и скажи мне, где ты живешь? Может, девочка убежала домой? — Нет, она никогда не выходила без меня на улицу. Она и адреса своего толком не знает. — Хороша мать, ничему ребенка не научила, видно, все время была в истерике. Вот муж порадовался бы такому воспитанию его ребенка, если бы был жив. Сказав это, мичман понял, что переборщил, и женщина может натворить, черт знает что. Поэтому он, не давая ей осмыслить его оскорбительные слова, тут же продолжил: — Так, вспоминай все, что девочка может знать, куда она может пойти? Давай думать, с чего начать ее поиски? Опиши мне вид, возраст и одежду дочери, и я пойду опрашивать всех, кто в это время был в нашем районе, кто мог быть свидетелем происшедшего. Ты же наберись сил, чтобы помогать мне искать твою девочку. Как я понял, зовут ее Сашенькой. Фамилия? Мария Стрельцова вспомнила и рассказала Ивану все о своей дочери. Она открыла ему медальон, который был у нее на шее, и показала ему ее фотографию. Мичман отправился искать Сашеньку, а баба Дуся приготовила Марии чай из сухой моркови и трав, и измученная до предела женщина уснула на диване в каморке бабы Дуси.

Тем временем Мария Золотницкая встретилась с давней подругой ее матери, врачом-педиатром Ириной Андреевной, рассказала ей о своей «находке». Она попросила совета и возможной консультации. Больше всего ее беспокоила высокая температура и отсутствие голоса у малышки. Ирина Андреевна снабдила ее микстурой, таблетками и обещала непременно заглянуть к ней завтра, чтобы осмотреть и прослушать девочку. Пока же она расписала программу ее лечения в домашних условиях. Пожилая врач посоветовала не задавать пока вопросов девочке. Маша забрала племянников, поведав им о найденной малышке, и они вместе поехали к ней домой. На улице стало совсем темно, когда они, замерзшие и голодные, вернулись в квартиру Марии. Валентина Георгиевна успела приготовить им горохового супчика и с грустью поведала, что девочка пока так и не проснулась, но вся горит, и ей пришлось уже дважды менять ее нижнее белье, так она потеет. Малышка остается абсолютно безучастной ко всему, что с ней делают. — Прекрасно, что потеет, — сказала Мария и передала матери программу лечения от Ирины Андреевны. Мальчишки посмотрели на девочку, и Андрюша очень серьезно сказал: — Какая хорошенькая, как куколка! Неужели она не поправится? — Сделаем все возможное, чтобы она выжила! — пообещала Мария. — Пора за стол, ценители женской красоты! — улыбаясь, сказала бабушка. Мария обняла маму и крепко прижала к себе. — Ты тоже постарайся сберечь себя. Для нас ты все! *** Иван Воскобойников пробирался через сугробы неубранного снега очень медленно на своем костыле. Он шел и внимательно всматривался в каждый угол попадавшихся по пути дворов. Недалеко от старых сараев мичман заметил двух мужиков, подвыпивших и что-то бурно обсуждавших. При этом один из них делал второму знаки, чтобы его дружок говорил тише. Иван обошел сараи с другой стороны и услышал, как шумливый спросил дружка: — Ну, а баба-то, которая грохнулась на землю, как из себя? — Баба как баба… тощая, одни кости, видно, с голода в обморок свалилась. Девка ее в крик, ну, я карточки взял, а девчонке сказал, что мать ее померла, и чтобы она шла в приют. — Слушай, Драный, может, мать симпатичная, хоть и худая? Я толстых не люблю. Если она там и лежит, то можно воспользоваться, согреть бедняжку. Покажи, где ты их встретил. — Отстань, Гоголь, на кой хрен она тебе нужна. Убогая! Пошли к Мурке, она нас сама пригреет. Он подтолкнул своего пьяного дружка, и они нырнули в дыру между сараями. Иван заскрипел зубами. — Сволочи! Не успею я за ними. Он вышел на дорогу. По его расчетам, если бандитам нужно пройти к баракам, где селились всякие маргинальные личности, не раз судимые, то они наверняка появятся на дороге. «Хорошо бы выследить их и накрыть всю шайку. Попрошу Славу Дроздова. Он бывший мент, хоть и списанный, но Егор говорил, что Слава опять в органах. Они помогут взять это зверье». Он уже стал подмерзать, когда парочка негодяев появилась из-за мусорной свалки. Что-то жуя и отравляя морозный воздух сильным перегаром, подонки все еще пререкались, решая, где их лучше встретят. Они поравнялись с Иваном и сразу замолчали, обходя его. Он пошел следом. — Ты куда направляешься, служивый? — обернулся к нему Драный. — Да встречу мне здесь одна мамзель назначила, да, видно, обманула. Зря мерз. — Ты глянь, Драный, инвалид без ноги и то по бабам шляется, а ты развернуться мне не даешь! — заржал Гоголь. Но Драный толкнул того в спину и прошипел своему собутыльнику. — Иди скорее, а то не только бабу не застанешь, а и водки лишишься! После этого оба друга стали передвигаться почти бегом, и Иван отстал от них. Он видел, как они приблизились к крайнему бараку и исчезли в первом от дороги подъезде. Мичман развернулся и пошел в другую сторону, где находилось отделение милиции. Ему повезло - он столкнулся со Славой Дроздовым прямо у входа в отделение. Слава приятелю обрадовался, внимательно выслушал его и спросил: — Сашенька говоришь? Я с ними знаком. Вчера вечером был в патруле и осматривал все квартиры их дома. Напугали мы их очень. Сашенька все время плакала, и я хотел дать ей сухарик. Так она не взяла, так нас боялась, хотя голодные и мать, и дочь - смотреть больно. Как два несчастных маленьких воробушка. Господи! Когда же этот кошмар кончится? Отец у них погиб - муж Марии. Вот ведь беда какая! А мы-то как раз этих супчиков и искали. Ты молодец, Иван. Сейчас мы их и повяжем. Слава назвал Ивану адрес Стрельцовых, тот же, что дала ему Мария. Значит, патруль ночью был именно в их доме. Группа тут же выехала на задержание. Накрыли целый притон. У Драного изъяли несколько комплектов продуктовых карточек. Видимо, отнимать их у обессиленных и замерзших людей для него особого труда не составляло. При Гоголе оказалось огнестрельное оружие - пистолет. К счастью, увлекшись в этот момент любовными утехами, он не успел им воспользоваться. Здесь оказались и другие воры, карточные шулера и проститутки. Все эти нелюди, как клопы, высасывали кровь и последние силы из жителей блокадного города. Многие из негодяев получили впоследствии высшую меру наказания. Иван же, хоть и с большим трудом, скользя и падая, добрался до дома, где проживали мать с дочкой. Он очень надеялся, что девочка прибежит именно домой, но его постигло горькое разочарование. Девочка домой не возвращалась, и никто из соседей не видел в этот день ни мать, ни ее доченьку. Пожилая женщина, их соседка, пригласила Ивана к себе, чтобы он передохнул и закрепил сломавшийся костыль, угостила его теплой водой, приготовленной для себя. Бандитов взяли, но пропавшую девочку не нашли. Она, как в воду канула. Однако Иван решил, во что бы то ни стало, продолжать поиски. Вернувшись домой почти под утро, он узнал от бабы Дуси, что Мария Стрельцова спит после ее чая, как убитая. Иван попросил бабулю попоить им ее еще. Он не представлял, как сообщить несчастной, что ее дочь пока не найдена. *** Когда у Марии Золотницкой семья ужинала, Сашенька проснулась, и внимание всех собравшихся переключилось на девочку. Ей измерили температуру, которая спала до 38 градусов. Но ее бил озноб, и она оставалась такой же безучастной, как и прежде. Женщины быстро раздели девочку, растерли водкой ее худое тельце, напоили чаем с медом и дали микстуру, присланную врачом. Потом Маша усадила ее к себе на колени и стала кормить супом. Девочка глотала чисто автоматически, не ощущая вкуса пищи. Мальчики стали пытаться расшевелить ее, но все их усилия были тщетны. Ее снова уложили в постель, и девочка опять уснула. - Прямо спящая царевна! - заметил Ванечка. - Я вот думаю, - произнес Андрюша. - Может, ей нашего котенка принести? Он бы ее развеселил. - Мысль хорошая, но пока этот эксперимент проводить рано. И что делать, как ей помочь, не представляю, - чуть не плача, произнесла Мария. Она готова была на все, лишь бы помочь ребенку. После осмотра девочки Ириной Андреевной, врач сказала, что у ребенка воспаление легких и нужны более сильные лекарства, чем чай с медом, но их нигде не достать, а на рынке за них запросят такие вещи, цена которых немыслима. В течение последующих трех дней все члены семейства думали, что они могут предложить в обмен на бесценный препарат, способный вернуть девочку к здоровой жизни. — А давайте обменяем папин фотоаппарат на это лекарство. Жалко, конечно, память об отце, но я думаю, что наш папа сам бы произвел такой обмен, чтобы спасти ребенка. Эти слова Андрея покоробили его брата. И дело было не столько в самой вещи, а в ее святости для семьи. Именно это и сказал Ваня. Воцарилось молчание. И тут в разговор вмешалась случайная женщина из госпиталя. Она зашла с Валентиной Георгиевной в квартиру Марии, чтобы утром отнести шприцы, которые Маша выменяла для больных госпиталя еще неделю назад. Но события, связанные с найденной девочкой, так закрутили всех членов семьи, что они только сегодня вспомнили о шприцах, которых в госпитале катастрофически не хватало. Звали женщину Тамара, она помогала ухаживать за больными, так же как и Валентина Георгиевна, совершенно бескорыстно. Похожа она была на цыганку, даже говорила с каким-то странным акцентом, но работала в госпитале, не жалея сил и времени. Поняв из разговора, чем обеспокоено семейство ее подруги и коллеги, она предложила: - Я попробую помочь малютке? Я вылечивала воспаление легких в нашей деревне. Честно!.. Все замерли, не веря своим ушам. Как простая санитарка, может вылечить воспаление легких без медикаментов? Этого не могло быть! Мария с сомнением покачала головой, но неугомонный Андрюша ответил за всех: - А что мы теряем, пусть попробует. Она же хочет помочь нам всем. Вдруг получится. Тамара быстро протерла руки водкой, которой растирали девочку, и села возле нее на постель. К окружающим она повернулась спиной, и никто не мог видеть все, что она делала. А она, обнажив спинку ребенка, водила над ней руками, проделывая какие-то неуловимые пассы, и явно что-то нашептывала. Однако слов ее никто не мог разобрать. Мария с ужасом наблюдала эту картину, повторяя: — Мы же ее простудим. Но женщина волевым движением руки заставила ее замолчать и уверенно продолжала свое дело. Через какое-то время спинка девочки порозовела, ребенок стал дышать легко и свободно, и, наконец, всем присутствующим было явлено чудо исцеления, и из уст ребенка вырвался шепот: — Мама, мамочка. Девочка открыла глаза, посмотрела вокруг осмысленным взглядом и сказала: — Моя мама умерла, и бандит вырвал из ее рук сумочку - он забрал наши талоны. Он сказал, чтобы я шла в приют. Может даже, он хотел убить меня. Тамара посмотрела на девочку и прошептала: — Нет. Я чувствую - твоя мама жива. Но она очень больна, - после этого она закрыла глаза и откинулась на кровать. — Что с ней? — спросила Мария. — Она отдала на лечение много сил, и ей нужны покой и сон, — сказала Валентина Георгиевна. Девочка тоже поникла и закрыла глазки, пролепетав: — Я очень устала. — Эй, подожди, как же тебя звать? — начал было допрашивать ее Ванечка. Но бабушка взяла его за руку и повела в другую комнату, объясняя, что девочка еще очень слаба, и все вопросы нужно оставить на потом. — Она разве не выздоровела? Или вся эта сцена с ее излечением — полная ерунда? — Я думаю, что воспаление легких Тамара сняла, — ответила бабушка. – Но сил в этом маленьком тельце почти не осталось. Поэтому ей сейчас необходимо больше спать и есть, чтобы набраться энергии для жизни. И Тамаре тоже нужен отдых. Пусть они поспят вместе – хуже не будет. — Если мама девочки жива, то она не находит себе места, не зная, что случилось с ее дочкой. Тем более, если она больна. Как нам сообщить ей, что девочка поправляется? — спросила Мария. — Нам, главное, дать девочке возможность выздороветь. Спешка может все испортить. Тогда и дочь, и мать могут не дожить до встречи. Давайте, наберемся терпения! — высказала свое мнение Валентина Георгиевна. Прошло два дня, и в здоровье ребенка наступил перелом - девчушка пошла на поправку. Было решено выспрашивать у нее все подробности ее маленькой биографии незаметно и постепенно, не акцентируя внимание ребенка на драматизме ситуации. Мальчики принесли ей своего тощего котенка, который только и делал, что мяукал, прося еды, и так не хватавшей им всем. Манка почти закончилась, хлеба тоже не было. Мария в очередной раз сходила на базар и выменяла на запасную пару сапогов мужа два килограмма муки и пачку маргарина, справедливо рассудив, что генерала без сапог не оставят, а детям нужны силы для выживания. Из муки стали печь блины, но мука была темная и прогорклая, тесто разводили очень жидкое, и блины превращались в комки, которые плохо снимались со сковородки. Но голодные дети выскабливали их ложкой, поедая их в виде каши. А на следующий день случилось счастливое событие: очередная оказия от мужа Марии в виде веселого летчика, прорвавшегося в город и притащившего полный вещмешок продуктов: три буханки хлеба, несколько банок консервов, три плитки шоколада и пять пачек киселя в брикетах. А еще бутылку водки, для использования в чисто лечебных целях. В доме по этому случаю устроили пир с танцами. Мария сидела за роялем, а летчик, Михаил Скворцов, танцевал поочередно то с бабушкой, то с Сашенькой. Потом Миша поставил пластинку с песнями Клавдии Шульженко и пригласил Марию на вальс. Танцевали они изумительно – все залюбовались красивой парой. Зрители бурно аплодировали. Миша оказался человеком очень веселым, рассказывал анекдоты, пел песни, танцевал и покорил все семейство своим оптимизмом и доброжелательностью. На несколько часов, которые он провел в доме Золотницких, хозяева забыли о блокаде, голоде и холоде. Миша искренне восхищался Марией. Чувствовалось, что он очарован женой своего командира. Маше это не просто польстило, а зарядило ее энергией, придало сил для выживания в страшных условиях блокады. Она с мальчиками поехала проводить дорогого гостя на аэродром. И там Миша признался ей, что влюблен в нее и будет ждать ее всю жизнь. — Не подумайте ничего плохого. Я ни в коем случае не стану отбивать вас у генерала. Просто вы мой идеал! Идеал женщины, жены, матери, подруги, соратника! Романтическая история всколыхнула все семью, всем хотелось жить, работать и бороться до конца. Даже Валентина Георгиевна сделала себе прическу, накрутив волосы на бигуди, надела красивое платье, и в госпитале коллеги не могли насмотреться на внезапно помолодевшую и похорошевшую санитарку – тетю Валю – как ее называли раненные. На самом деле, она была биологом и всю жизнь проработала в научно-исследовательском институте старшим научным сотрудником. Приятный вечер в кругу семьи вернул ей желание и умение в трудных условиях блокады оставаться, как всегда, очаровательной женщиной. Именно на той спонтанно случившейся вечеринке, подобранная Машей девочка развеселилась и даже представилась дяде Мише, пояснив, что зовут ее Сашенькой, в честь дедушки, а фамилия ее — Стрельцова. Но адрес свой она не знает, потому что никто ей про него ничего не рассказывал. — Эта кроха заполучила самых интересных кавалеров! — смеясь, заметила бабушка Валя. Действительно, и дядя Миша, и Андрюша постоянно были при ней: приглашали ее, как большую, на танцы, подкладывали ей еду, рассказывали смешные истории. После вечеринки Сашенька окончательно пошла на поправку. Андрюша проводил с ней очень много времени. Читал ей книжки, учил ее играть в шахматы, водил на прогулки. Вместе они рисовали домашнюю стенгазету. И вот однажды бабушка Валя и Мария взяли девочку с собой в церковь, объяснив ей начальные азы веры и рассказав про Спасителя Иисуса Христа, про Святую Богородицу. Бабушка Валя выучила с Сашенькой две главные молитвы, объяснив, что для того, чтобы поскорее найти маму, нужно молиться Богу. И Он непременно услышит ее и поможет ей и ее маме встретиться. После этого девочка уже не приставала с вопросом, скоро ли она увидит свою маму, а очень трогательно просила Боженьку помочь ей найти свою любимую мамочку. Церковь потрясла Сашеньку красотой убранства и горящими огоньками-свечками. Ей очень понравилась икона Богородицы, и девочка, сложив ладошки, молилась, когда рядом с ней остановилась женщина, похожая на монашку. Она опустилась на колени и зарыдала, прося Бога помочь найти ее дочь. И тут в церкви раздался детский крик: — Мамочка, мамочка! Вот моя мамочка! — и девочка бросилась к женщине. Все обомлели, Маша Стрельцова поднялась с колен и, все еще рыдая, обняла свою дочь. К ним подошел мичман, который сопровождал Машу. Все эти дни он бродил по городу, разыскивая ее дочь. Мария Золотницкая и ее мама представились Маше, и та встала перед ними на колени, благодаря их за спасение своей дочери. Две Марии подружились и стали, как родные сестры. Их крепкая дружба продолжалась всю жизнь. P. S. С тех пор прошло пятнадцать лет... И вот в этой же самой церкви венчались Андрей и Александра. #ЖизненныеИстории Автор Жанна Светлова