ПРИТЧА О БЛУДНОМ СЫНЕ (ПРОПОВЕДЬ)

Сегодня читали притчу о Блудном Сыне. И говорить больше ни о чем не надо.
Но Неделю Блудного Сына покрывает по смыслу собою другие темы.
Нам нужно в очередной раз обратить внимание на эту простую притчу. Евангелие – ведь оно Божественного происхождения. Таких кратких текстов, в которые бы вместилось все человечество, невозможно написать человеческим умом. Евангельская краткость является косвенным подтверждением Божественности. Сильное в малом проявляется. Евангелие удивительно именно краткостью своей.
И в Притче о Блудном Сыне – тоже. Это полторы странички текста, но там всё вообще про человека. Если вы будете читать ее в юности, в том самом возрасте, когда юный человек убежал из своего дома (Когда хочется весь мир обнять. «Дайте мне, в конце концов, насладиться этим миром. Дайте мне вкусить его благо. Денег дайте, короче. И отпустите меня на все четыре стороны. Я хочу все попробовать»), вы найдете себя там. В юном возрасте. Это будете вы, убегающий на свободу и рвущийся все испробовать на себе. Если вы будете читать ее, когда вы уже опозорились и все потеряли (), то вы тоже там себя найдете. «Да, точно. Это – я!» Если вы начнете каяться и будете возвращаться к Богу, то вы там тоже себя найдете. Если вы, наконец, нашли и «…вкусили и видели, яко благ Господь…» (как поется в Псалме тридцать третьем), это тоже все о вас.
Вот Литургия – об этом тоже надо постоянно напоминать – это и есть радостный пир в доме Отца по поводу вернувшегося блудного сына.
Вы в этой притче себя везде найдете. И всегда.
Даже в случае только желания возвратиться. Прежде чем возвратиться сын сложил внутри себя молитву. Он сказал: «Встану и пойду к отцу моему, и скажу Ему: “Отец, я согрешил на Небо”». Что такое – Согрешил на Небо? Это значит – нарушил вечные законы. Язычники, которые Бога не знали; не знали то, что Бог – это личность, что Бог – живой, они все равно почитали законы мира и это вечное Небо.
Нельзя нарушать Небесные законы. Есть законы Неба. И в этой притче Господь говорит не от лица верующих иудеев. Он шире берет. О том, что Небо правит Землей, знали все всегда. Иначе, зачем астрологи наблюдали за звездами и пытались выяснить в каком созвездии мы находимся? Какая планета на кого влияет? Люди чувствовали, что Небо правит Землей. Они вглядывались в это Небо и пытались понять, какие законы у этого Неба? Чего оно хочет от нас? Этот блудный сын как раз говорит от лица всего человечества. Если бы он говорил от лица евреев, он бы сказал: «Отец, прости меня. Я согрешил перед Торой и перед Тобою. Перед Моисеем и перед Тобою. Перед законами нашего народа и перед Тобою».
Но он так не сказал. Он сказал: «На Небо согрешил (нарушил некие вечные законы) и перед Тобою».
Он сказал: «Прими меня как одного из наемников Твоих». И пошел. Удивительное дело – Антоний Сурожский замечает, что сын эту молитву до конца не договорил. Общий текст был такой: «Я согрешил на Небо и пред Тобою. Недостоин называться сыном. Прими меня как одного из наемников Твоих». Вот это вся молитва, которую он придумал.
Это все равно, как, если бы вы проснулись однажды и решили: «Так жить нельзя». И пошли бы в церковь, и сказали: «Ты, честный отче. Я больше грешить не хочу. Простите меня именем Христовым. Я хочу обновиться».
Но Отец его издалека заметил. Побежал ему навстречу и обнял его. Сын задохнулся в объятиях. И он успел сказать только первую часть молитвы. Как только он хотел сказать: «Прими меня, как одного из наемников Твоих», в это время он попадает в объятия Отца. Отец ему больше не дает говорить. И слова о наемниках остались непроизнесенными.
Вернулся все равно Сын. Отец принимает его как Сына и ни о каких наемниках знать не хочет. Отец не собирается посылать его ни на конюшню, ни на свинарник, чтобы он там работал с батраками и жил отдельно. Он Сына ждет. И Сын – пришел.
Эта притча предваряется еще двумя притчами. О потере овцы и о потере драхмы. Есть три притчи о потерях. Притча о драхме говорит, что деньги потерялись. Вторая притча про овцу. Овечку потеряли. А потом – сын. Идет по нарастающей. Деньги терять не хочется. Овца – дороже денег. Во-первых, овца денег стоит. Во-вторых, она – живая. Она лучше, чем деньги. Есть деньги. Есть овца. Потом – есть сын. Это уже финал. Дальше идти некуда. Это уже самое дорогое.
И мы, когда возвращаемся в Церковь, мы возвращаемся с сыновним достоинством. Нам возвращается достоинство сына. Мы как дети Божии. В Дому Божьем – дети Божии. В дому начинается праздник. Это Литургия праздничная. Пиршество. Христос закалывается для спасения мира. Отец – обнимает Своих блудных детей. Это, собственно, и есть история Церкви. Очевидно, каждый день в том или ином храме, в том или ином монастыре, так или иначе, в разных условиях и ситуациях, люди приползают к Богу. С покаянием. Задыхаются в слезах. В объятиях Отца Небесного. Что-то они хотят Ему сказать. Но они не могут говорить. Я думаю и вам близка эта ситуация, когда ты думал много сказать, пришел и – сказать не можешь. Только плачешь. Это, видимо, оно и есть. Видимо, Отец где-то тебе пережимает голосовые связки. «Да не надо много говорить. Не надо. Все. Ты – вернулся. И, если ты вернулся, я тебя встречаю, я тебя люблю, я тебя ждал». Все. Какие еще разговоры могут быть? Разговоры могут быть у чужих. А здесь – все по-другому. Это не канцелярия никакая. Больше ничего не нужно.
Это еще притча о смерти. О духовной смерти. Там два раза говорится о смерти. Отец говорит: «Сын Мой мертв был и ожил. Пропадал и нашелся». И потом повторил это сыну своему старшему, который не очень радовался тому, что младший вернулся. Он имел претензии к Отцу. Но Отец сказал ему: «Чадо, все мое – твое! Надо радоваться». Когда Богу приятно, надо вместе с Ним радоваться. Когда Бог кого-то милует, и Богу это нравится, и Богу это хорошо, то и ты должен с Ним радоваться.
Отец два раза говорит: «Мертв был сын Мой и ожил». Как это? Ведь он физически не умирал. Был его уход от Отца. Осквернился, обгадился и стыдно было вернуться. История очень простая. Ужасно простая. Представьте: отец пахал непосильно, начиная с «советского студента» , приобретал. Потом сынок говорит: «Папа, дай мне». И – фух!! – то, что отец собирал сорок лет во всех блудилищах и бесовилищах растекается по чужим карманам. В недели. В месяцы. Иногда, даже в сутки. В казино можно проиграть все. Жену, почку, вторую почку, квартиру, машину. Еще и кредит взять и его проиграть. За пару часов. Очень простая история. Конкретная, причем. Нате! Вот с иллюстрациями. Можно ее объяснить. И это смерть, оказывается.
Оказывается, такой образ жизни – это не жизнь, это – смерть. На сегодняшний момент мертвыми являются множество людей, которые по всем спискам числятся живыми. Они – живы. Вроде бы – живы. Но они – мертвы. Притча еще об этом говорит. Есть такая жизнь, которая – смерть. Мы живем в царстве мертвых, честно говоря. Но через покаяние человек имеет возможность ожить. «Мертв был и – ожил. Пропадал и – нашелся». Пропасть по-славянски – «заблудиться». Это – не «погибнуть». Это – заблудиться.
Притча эта звучит. Кто-то слышит ее только ушами. Многие ее сегодня слышат ушами. Многие ее не слышали ни разу. Но Евангелие возвещается миру. Евангелие слушают птицы. Евангелие слушает снег. Евангелие слушают деревья. Евангелие впитывает земля. Евангелие слушают рыбы. Если люди не слушают Евангелие, это не значит, что его никто не слушает. Оно звучит в мире. И мы должны с вами об этом говорить, потому что – без всякого сомнения – оно будет действовать не только на нас с вами, но и на тех, о ком мы сейчас говорим. На тех, которые сейчас пропадают, погибают и умирают. Это тоже нас касается.
И еще здесь вот так про смерть есть, когда сын сказал: «Отдай мне принадлежащую часть имения!» . Конечно, правообладание наследством, своей частью собственности начинается с момента смерти родителя, главного держателя всех богатств. Поэтому, здесь есть такой психологический момент: молодой человек хочет побежать туда, где музыка гремит; а старик живет и живет. «Лучше бы ты умер. Я не могу из-за тебя повеселиться. Когда ж ты умрешь в конце концов? Ну ладно – ты живи, но отдай мне мое!» Это «дай мне мое, пока ты жив» – это тоже такая страшная вещь может быть. «Да сколько ты можешь жить? Да надоел мне уже». Это вполне реальная тоже в нашей жизни вещь. Люди боятся эту мысль вслух произносить, но она у них внутри живет. «Да сколько же она будет жить? Уж замучила совсем». Тоже вполне конкретная страшная вещь. Когда человеку кто-то мешает наслаждаться, человек хочет, чтобы этот мешающий умер.
Это тоже слова из притчи о Блудном Сыне. То есть, дай нам наслаждаться нашим и – не мешай. То бишь – умри. Это притча о смерти. О том, как люди хотят, чтобы Бога не было. И о том, как люди умирают, когда им дают возможность сделать все, что они хотят. И о том, как Бог их ждет. И они – возвращаются. Но не все же возвращаются. Погибают некоторые. И это тоже обратная сторона притчи. Об этом тоже стоит говорить.
Ну, и можно было бы выставить претензию к Отцу. Многие же из нас претензии к Богу выставляют. Много же таких слов: «Почему Господь не уничтожит зло? Почему Господь не уничтожит дьявола? Почему Господь то? Почему – се? Что за дела? Он же всемогущий? – Да. Тогда почему Он это все не уничтожит?» Возникает коллизия между милосердием и всемогуществом. И те, которые пытаются нас сбить с толку, говорят: «Либо Он не все может, либо Он нас не любит». Если вам мысли такие придут, знайте откуда они. Они – от рогатого. Когда у тебя будет все плохо в жизни, он подползет к тебе с хитрецой и прошепчет тебе: «Либо Он не может тебе помочь, значит, Он не всемогущий. Либо Ему наплевать на тебя, Он тебя не любит». И вы будете находиться в аду. У вас будет пожар в сердце. И вы будете думать: «Что делать дальше? Как дальше жить?» А потом придете на службу и опять почувствуете, что Дух Божий дышит здесь и опять сердце ваше смягчится. Да нет, Господь здесь. Все хорошо. И что это было? А это был шепот. Шепот змея из листвы. Это ж наша история. Он шепчет нам что Бог не все может или не любит нас. А Он «любит» и «может».
Так вот, смотрите. Мог ведь Отец сказать сыну, когда тот сказал: «Папа, дай мне часть имения. И так далее, далее…?» мог ведь Он сказать: «Эй стража. Эй слуги. Дайте ему плетей на конюшне. Штук пятьдесят. Без одного?» У евреев была такая мера наказания – пятьдесят без одного. Сорок девять. Они считали, что пятьюдесятью можно убить, а минус один – жить останется. То есть, не дал бы Отец Сыну то, что тот хочет. Или бы заковал бы в цепи, дал бы в луки лопату и заставил бы работать на огороде. Ну и что? Что здесь такого? А вот Он какой, оказывается. Ты приходишь к Нему: «Можно я погрешу?» Он ничего не говорит. Молчит просто. А ты – «О! Мне разрешили». И – побежал. А потом начинаются проблемы. Ты возвращаешься. И Он, оказывается, тебя ждет. Без палки ждет. Без плетки ждет. Просто – ждет. И любит, и обнимает, и целует, и – так далее. Вот в чем суть. Почему не запретил? А зачем? Если грех в сердце человека закопошился, ты его ничем не удержишь. Он все равно пойдет и сделает. «Спрячь за высоким забором девчонку, выкраду вместе с забором», – как цыган пел, Яшка в одном известном старом фильме. Либо из сердца надо вытащить, либо «хоть убьете меня, а я сделаю все, что захочу». Поэтому, Отец ничего не говорит, он просто открывает двери. Свободен. Хочешь – делай! И ты уходишь. А Он ждет. Вот в чем дело.
Какие вопросы еще остаются? Почему не запретил? Почему не наказал? Почему не побил? Почему не сделал то? Почему не сделал это? Потому что Он – такой. Он хочет, чтобы ты дошел до края своих заблуждений и потом вернулся сам. Не ищите его! Если бы Он сказал: «Ищите, найдите, и притащите в колодках», мы б такого Бога не то, что не любили, мы бы даже не проповедовали, что Его нужно любить. Потому что – это невозможно. Невозможно проповедовать любовь к такому «богу». Найдите. Притащите. Накажите. И… в углу пусть стоит. Нет! Понимаете, вот Он какой? О чем эта притча? В ней просто – бездна смысла. И о том, какой Господь. И о том, какой человек. И о том, что можно умереть, оставаясь живым. А можно быть живым уже став мертвым. Как Иоанн Шанхайский явился после смерти одной прихожанке и сказал ей: «Ты услышишь, что я – умер. Не верь. Я – жив». И, действительно, жив. Ходит. Николай Чудотворец – когда умер? А всем помогает.
Я повторяю, здесь есть вся история христианского мира, европейской цивилизации и даже человечества. И в ней есть личная история каждого из нас, из здесь стоящих. А это всего лишь страничка текста. Толстой бы написал пять томов вот такой толщины. Об этом же самом. А Христос даже не писал ничего. Не считал это нужным. Просто сказал. И туда все – раз! и – поместилось. И ты теперь только читаешь, и думаешь – Ничего себе! Ничего себе!
Вот к этому Отцу мы и приходим в храм Божий. Чем мы здесь занимаемся? Поем. Пьем и едим. Мы из чаши пьем. От хлеба едим. И – поем.
И последнее. Еще одежду новую Отец Сыну дал. Помните, последнюю картину Рембрандта. Рембрандт в юности писал веселые такие полотна. С бокалами вина. Со своей любимой женой, Саскией. А последним писал уже блудного сына. Ободранного, несчастно, страшного. Это то, что занимало его душу в последние годы жизни. Так, в принципе, у всех. Начинается с веселья с свистопляски, а заканчивается, у кого совесть есть, покаянием, псалтирькой, Евангелием, молитвой. Блудный сын и все остальное.
И вон он переодевает голяка этого, своего любимого. Он дает ему сапоги на ноги. Попросту сказать, чтобы змей его больше не кусал. Змей ползает по земле и кусает нас в пятку. И чтобы нас змей не кусал, нам нужно иметь обувь на ногах. В духовном смысле – некая защита от укусов змей, от духовных укусов. Потом дает ему перстень как знак достоинства. Того же самого – сыновнего, возвращенного. И новая одежда. Здесь тоже можно много угадывать. И крещение, и благодать Божия. Вон на священнике сколько всего одето. И подрясник, и подризник , и пояс, и поручи, и епитрахиль, и фелонь. А без этого можно служить? Нет – нельзя. Даже, если бы мы в тюрьме служили, можно было бы из полотенца вафельного епитрахиль сделать. Карандашом химическим крестики нарисовать. Из другого полотенца сделать поручи. Нельзя иначе. Нужно одеться в дорогую одежду. Потому что блудного сына одели в дорогую одежду. Для мирянина это означает, что нужно идти в храм. Раньше миряне мылись, одевались чисто и шли в церковь в самом лучшем. В трениках, в кроссовках, в спортивных штанах, раздутых на коленях, в шортах, в церковь нельзя. Нужно идти к Богу в лучшем. Это практическая такая мысль. Она, может быть, последняя из того, что важно. Но она тоже очень важна.
Одевают, кормят. И – семья снова в сборе.
Я вам могу пожелать только одного. Не убегать из отеческого дома, быть благодарными Отцу и время от времени обновлять память чувством этих теплых объятий родителя, когда мы плачем, с трудом дышим и ничего не можем говорить. Это самый лучший вид покаяния. Слова кончились – началась любовь. Надо, чтобы это у нас было. Чтобы мы это не забывали, по крайней мере. У всех это как-то было. Иначе бы вы здесь не стояли.
Ну и конечно, мы можем коллективно пожелать, чтобы это Божие Слово, которое читается по всем храмам Христовым, чтобы оно совершило свое таинственное действие. Чтобы эти тайные лучи пронзали наши многие сердца. Мертвых людей. Мертвых, которые пляшут. Мертвых, которые считают деньги. Мертвых, которые делают еще что-то. Мертвых, которые очень активны. Живые спокойно сидят с книжкой в руках на лавочке. А мертвые – они очень активны. Надо, чтобы Божие слово – звало людей к покаянию. Оно само зовет нас к покаянию. Вот об этом сегодня хочется говорить. В этом смысл жизни. Когда не будут люди каяться, зачем эти храмы? Зачем они, если в них не будет ни одного плачущего человека? Если в них нет ни одного кающегося человека, если нет ни одного искренне молящегося человека? Зачем тогда это все нужно? Тогда все это будет просто архитектура. В этом смысл истории. В покаянии, в молитве.
Ну и что еще осталось? Уже пост скоро. Готовьтесь. Постарайтесь, как можете, попоститься. Принесите Богу жертву. Но пока что об этом только думайте. А когда пост начнется, будете приносить Богу жертву.
Аминь. Христос Воскресе.