Из интервью испанскому журналу «Ritmo» 12/1996 (https://clck.ru/Evvfb) «У Свиридова весь его репертуар это чистая классика. Все его произведения пронизаны линиями красивейших мелодий, несмотря на то, что часто они сложны для исполнения из-за широких музыкальных интервалов, и нужно делать резкий нотный скачок. Также, нередко присутствуют слишком высокие или, наоборот, очень низкие крайние ноты. Вначале его песни показались мне невозможными для исполнения, во всяком случае для такого певца как я. Мне пришлось досконально изучить мелодию и все тонкости музыкального переплетения, чтобы осмыслить эту музыку и исполнить ее. Нужно помучиться, чтобы вникнуть в эту музыку и ее героев, встать на их место, понять их... Кроме того, тексты были фантастические. Речь идет о великих поэтах, таких как Пушкин, Блок, Есенин – яркие примеры богатой русской поэзии. И дело усложняется ответственностью за исполнение еще и такого сложного текста. Невозможно просто взять и спеть это, будто что-то обыденное. Можно даже испортить голос, не говоря уже об ответственности за простой подход к такого рода произведениям. Каждый раз, когда заканчиваю записывать цикл или ряд сольных концертов – вот сейчас в начале июня я пел цикл Свиридова – всегда думаю: «Слава Богу, я смог!». Если бы я должен был бы спеть еще хоть один сольник, я бы умер... Столько энергии отнимают эти песни! Мне потом так легко возвращаться в театр, как на каникулы. Пение в оперной постановке никогда не требует столько усилий, сколько исполнение песен Свиридова. Недавно я пел цикл Свиридова «Петербург» на стихи Александра Блока. Премьера состоялась в Лондоне, в мае было два концерта в Вигмор-холле (Wigmore Hall) и потом в Москве и Гамбурге. Это произведение мне далось сложнее, чем прошлый цикл. Но я счастлив, что могу это петь. Практически никакой другой исполнитель не может похвастаться исполнением гениальных произведений композитора, который и ныне здравствует и работает»

Из интервью журналу «Филармоник», 15 октября 1998 года: – Гениальный классик, живущий в XX веке среди нас, – это большая редкость. Я был счастлив тем, что мы нашли друг друга со свиридовской музыкой. Волна эта до сих пор продолжает действовать на мою карьеру, на мой имидж… На Свиридове надо расти. Его невозможно просто вокализировать. С музыкой Свиридова надо жить, и это воспитывает очень сильно. Я страдал, с болью весь этот процесс проходил, с кровью, с мозолями. И естественно, пришлось вырасти, измениться. Честно говоря, когда я разучивал Свиридова – я его ненавидел, потому что и вокально это очень трудно исполнять. Это трудная музыка. Я считаю, что Свиридова практически невозможно петь вокалисту. Сейчас вышло наше издание «Отчалившей Руси», выходит «Петербург»… Я не знаю, кто это еще будет петь. – Чем, Вы бы сказали, отличается Ваша трактовка «Отчалившей Руси» от ее первого исполнения с автором Еленой Образцовой? – Когда Образцова исполняла этот цикл – я был мальчиком в Красноярске и не слышал ее в те годы. Это было радостно, это было совершенно не минорно, солнечно, очень ярко, оперно. Образцова и Свиридов нашли друг друга в таком экстатическом преломлении. Он мне говорил, что вынужден был менять для нее много. Мы тоже с Аркадьевым много поменяли, но того, что было изобретено уже для Образцовой. Мы поменяли и тональность. Ведь от тональности, цвета тоже многое зависит: характер, концепция. У меня все по-другому, гораздо более трагично и больно. – Что для Вас этот «сноп овсяный, как солнце на руках» в финале? – Это солнце сквозь боль, сквозь трагедию, сквозь горе. Это прощальная молитва, вознесение через смерть.