OБ ОПЫТЕ МАГИЧЕСКОЙ РАБОТЫ С ХОЛОДОМ

Рассмотрев подробно вопрос касательно свойств омовения холодной водой и то, какую роль играет оно в ритуальной практике, должен же я сейчас уделить внимание особенным свойствах холода в принципе, и тому, какую роль оно играет в мистической традиции.
Уделить внимание данной теме меня побудила собственная ритуальная практика, вначале вообще не уделявшая аспекту холода сколь бы то значимую роль в процессе моих занятий магией. Однако чем чаще я прибегал к практикам на улице в условиях зимних холодов, тем больше задумывался над этим.
Стоя на коленях в снегу посреди леса в наскоро начерченном кругу, я возносил молитвы Луне, сложа ладони в молитвенном жесте. Руки мои были обнажены, и холод сковывал пальцы. Я продолжал молитву, ибо ждал ответа. Руки окоченели, и чувствовалась жгучая боль; но я продолжал ждать ответа. И вот, мне явилось видение; видение, которое я после этого запишу в своём дневнике и которое явится ответом на мою мольбу. Поблагодарив богов, я завершаю молитву и чувствую, что совершил серьёзную работу, несмотря на то, что моей молитве почти не предшествовали какие-либо приготовления помимо наспех открытого круга в произвольно выбранном месте; не было ни поста, ни даже ритуального омовения. Но вот, исполнив же медитационную молитву, стоя в снегу, я ощущал себя так, будто проделал тяжёлую церемонию. То волевое усилие, что было приложено мной к процессу молитвы в условиях холода, было равносильно долгим приготовлениям к церемонии в домашних условиях. Этот опыт стал одним из первых, если не самым первым, моих осознанных контактов с божественной природой холода, которую я ещё даже не начал осознавать в той мере, чтобы быть уверенным относительно принципов работы с ней, но которую я решил попробовать использовать в дальнейших практиках, поняв, что я стою на пороге некоего важного открытия.
Другой мой опыт с холодом произошёл, когда я решил совершить ритуал зарядки рунической формулы. Предварительно я нашёл подходящее для этой цели дерево, находящееся в окружённой зарослями безлюдной низине за рекой близ посёлка, в котором я прибывал – это было старое мёртвое дерево, больше походившее на гигантскую кость некоего удивительного чудовища с разветвлёнными рогами примерно в четырёх-пяти метрах от основания. Рядом с ним располагалось ещё одно, очень похожее на него дерево. И вот, эти двое столь сильно выделялись посреди общего пейзажа, и столь были отличны они от всего, что окружало их, но что не могло оставаться у меня сомнений в том, что они выполняют некую особую – метафизическую и физическую функцию в этом загадочном месте. Подойдя к этим деревьям, я взглянул вверх и увидел, как из голые ветви устремляются к серому небу, и они показались мне ещё выше, чем вначале. Удивительная энергия ощущалась рядом с ними; я понял, что они служат проводником могущественной энергии, которую можно использовать в магической работе. Эти деревья служили гигантскими каменными антеннами – вот, что я понял. Произошло же это осенью. Зимой я решил нанести на одно из этих деревьев руническую формулу и зарядить своей кровь; обусловлено же время ритуала было, впрочем, отнюдь не желанием работать с холодом – ему я вновь не уделил достаточно внимания в этот раз – но лишь возникшим чувством необходимости применить эту формулу с тем, чтобы получить желаемый мною в то время результат.
В холодный зимний день я отправился к месту, взяв с собой один карманный нож, которым и собирался вырезать руны и разрезать палец, чтобы зарядить их кровью Спустившись в покрытую снегом низину, я перешёл речку и поднялся по высоко заснеженному склону к берегу, на котором росло заветное дерево. К тому моменту, как я добрался туда, мои ноги и руки уже стали замерзать, причиной чему явилось не только неблизкое расположение места, но и то, что ботинки мои были полны снега после того, как я добрёл до «антенны» через большие сугробы.
Достав нож, я вырезал на дереве руны. Стоит ли говорить, что, пока я это делал, мои руки совсем окоченели? Когда пришло время заряжать руны кровью, я понял, что при подготовке к ритуалу не учёл два момента: во-первых, пока я вырезал руны, нож затупился; во-вторых, из-за низкой температуры циркуляция крови в пальцах значительно замедлилась. Я начал полосовать ножом палец на левой руке, но вот же – я не мог понять, наносятся ли порезы вообще. Из-за того, что рука моя замёрзла, я её почти не чувствовал, а кровь не спешила выступать из порезов. Наконец, я заметил, как она начала проступать из множества ран, нанесённых тупым ножом, и мне удалось зарядить этой кровью руны, после чего я поспешно вернулся домой, стараясь успеть до того, как мои руки и ноги не постигнет безвозвратное обморожение.
Этот удивительный опыт дал мне гораздо больше, чем может показаться на первый взгляд. Помимо понимания того, что надо всегда иметь при себе запасной нож, я получил также и осознание того, что холод может выполнять роль наставника. И, очевидно, что зарядка рун в условиях холода удалось гораздо лучше, чем могло бы быть в обычных условиях комфортной температуры, так как на осуществление зарядки этой самой я потратил больше волевых усилий; волевое усилие же, как известно, играет чрезвычайно важную роль в магической практике.
Но мне ещё потребовалось время, чтобы понять: холод можно использовать не только в практике ритуальной, но и в практике медитационной. Я понял это, когда одним зимним вечером, вдали от людей и всех моих мирских проблем лежал в снегу на спине, устремив взор в бездонное чёрное небо, с которого точно так же устремили свой взор на меня бесконечно далёкие, и в то же время, очень близкие – звёзды. И в этот момент что-то произошло. Время остановилось. Я почувствовал, как окунаюсь в космическую первоматерию. Я знаю – зимний холод, окружавший меня, сыграл в этом столь же важную роль, как и вид на ту малую часть вселенских просторов, что расправила надо мной свои божественные крылья. И это сочетание – тёмное небо вверху и пронизывающий холод вокруг – действовали на меня медитативно, вводя в изменённое состояние сознания, дающее мне ощущение погружения в ледяные воды первозданного океана, являющегося источником всего. И это откровение так вдохновило меня, что я решил начать систематизированную практику медитации в холоде; я понял, что в холоде есть что-то божественное, и воспылал желанием как можно лучше понять это самое божественное через непосредственный опыт.
Я не обладал какими-либо наработками других авторов касательно этой сферы, поэтому мне пришлось опираться исключительно на собственную интуицию. Как и любой новичок, открывший для себя некую новую, ещё неизведанную область, кажущуюся столь многообещающей, я погрузился в неё с головой, без всяких раздумий и мыслей о последствиях. Пожалуй, энтузиазм мой перевешивал мою рациональность; и это моё влечение я воспринял как некую форму самоотверженной любви, повсюду ища лишний повод открыться свирепой природе холода.
При каждом удобном случае я скрывался в каком-нибудь удалённом от людей месте, и, стоя на коленях в снегу, возносил молитвы зимнему небу, сложа дрожащие от хлада онемевшие ладони, а потом кланялся, касаясь голым лбом снега, через который холод отвечал на мольбы болью в моей голове. Молился же я о том, чтобы боги делились со мной откровениями касательной тайн вселенной, постижение которых, как я осознал, возможно через метафизические свойства холода (подробно на эту тему см. мою работу «Философия холода»).Любимым моим занятием стало бродить по зимним лесам до тех пор, пока я не осознавал, что ноги и руки мои уже близки к обморожению. В морозные зимние дни, когда все люди вокруг окутывались в тёплые куртки и шарфы, защищая лицо от пронизывающего холодными иглами безжалостного ветра, я снимал шапку и растирал волосы снегом, а руки постоянно держал на холоде, открывая их всем ветрам, предварительно также растирая снегом – так что кожа на руках моих в скором времени начинала трещать по швам, и я не мог сжать кулак без того, чтобы из множества маленьких ран не потекла кровь.
Эти практики я совмещал с обливанием холодной водой и медитации в холодных помещениях. И вот, для меня это стало уже нечто большим, чем периодические занятия медитацией; но это превратилось в постоянный мистический опыт, ставший, если можно так выразиться, стилем моей жизни. И, в действительности, я чувствовал, как это работает, ибо слышал глас богов, раздававшийся в застывшем воздухе зимних лесов. Я считал тогда, наивный, что те волевые усилия, что я прилагаю в процессе этой удивительной формулы аскетизма – достаточная цена за тот трансцендентальный опыт, что я получаю в результате этих практик; но вскоре я понял, что был слишком надменен и самоуверен, и, может быть, даже наивен и нахален – и вот, и это обернулось явно не самым лучшим из возможных для меня способов.
Боль в коленях, стоя на которых я преклонялся зимним богам на промёрзлой земле, стала постоянным моим спутником; руки мои теперь стали замерзать при малейшем дуновении прохладного ветерка, так что в зимние дни стало почти невозможно проводить ритуалы, в которых нужно что-либо держать в ладони – например, нож или амулет; пальцы же на ногах моих стали коченеть в холодную погоду через непродолжительное время нахождения на зимнем воздухе, пускай даже на них и надеты зимние сапоги и самые тёплые шерстяные носки, так что пребывание для меня в зимних природных условиях стало сильно ограниченным. Я сам загнал себя в это положение, относясь к холоду как к чему-то, что не заслуживает страха! Да, я относился к нему с уважением, но без должной боязни, и поплатился за это. Сейчас я боюсь его.
Мне пришлось сильно ограничить практики в холоде. Я продолжаю омываться холодной водой, но продолжительные медитации и даже простые прогулки в зимних лесах стали невозможными. Зимние божества ни к кому не относятся со снисхождением, и пусть мой опыт станет предупреждением Адепту, ставшему на сложный путь постижения истины.
Иваки Карасу