ДАВАЙТЕ ПОЧИТАЕМ!

ДАВИД МАРТИАШВИЛИ

ЧЕМ НЕ РОЖДЕСТВЕНСКАЯ ИСТОРИЯ! ЕЛЕНА ХОЛОДОВА, писатель, поэт (род. В 1989 г.). *** «КОГДА-ТО ОН ДУМАЛ, ЧТО ЗАВЕДЕТ СЕБЕ ЧЕЛОВЕКА. Большая мудрая Рык говорила часто: "Каждому псу на свете своя проверка, каждому псу своё, непременно, счастье!" Старая Рык была доброй – врала во благо. У неё был горячий бок и большие уши. Сколько могла, растила она Кусаку, а он её сказки, худой и голодный, слушал». ...Погодите минутку, сейчас будет продолжение! Сентиментальность, чувствительность сегодня не в чести, вызывают неловкость, недоумение, порой ужимку. Почему стесняемся мы порой, что заплакали над стихом, над сказкой, над белым Бимом и верным Русланом, над судьбой бездомной собаки, почему отказываем в бессмертной душе всему живому, кроме человека? Да и человеку порой, по признаку расы, религии, инакомыслия? Просто – как же иначе мучить и убивать Божье творение? Возможно, отсюда и неприятие, непонимание, неприязнь к «слюнявостям» и тем людям, кто искренне чувствует боль каждого живого существа? ...Читайте дальше, пожалуйста: «Питались они с помоек, купались в лужах, как прочие дикие уличные собаки. Но однажды больной мудрой Рык на земле не стало. Кусака сидел в подворотне, и выл по-волчьи. Никого не жалеет жестокая злая старость – забрала она Рык у Кусаки студеной ночью. Рык умела ловить жирных крыс и хрустящих мышек, и даже порой голубей приносила глупых. Когда-то Кусака-заморыш на них и выжил, вонзая в солёное мясо до дёсен зубы. Но как он один прожить без нее сумеет? У него никого, ничего. Только хвост и лапы. Октябрь на улице дышит всё холоднее, и летние ветры меняют остывший запах на горький и терпкий, колючий, кроваво-ржавый. Так пахнут голодной гибелью переулки. Себя Кусаке до жжения в склерах жалко, и в узкой груди бьётся сердце надрывно, гулко. Участь бездомышам пишется кем-то свыше. Переписать её сил не у всех хватает. Птицы на юг улетают за стаей стая, город без них смотрит строже, звучит потише. По улицам ходит толстушка с большим портфелем мимо витрин, где ёлки стоят и санки, подмигивают фонариками кофейни, и где-то под узкой скамейкой грустит Кусака. И вдруг, в темном парке, где вязы сплелись ветвями, вышли какие-то двое: «Давай-ка сумку!» Алька сказала, чтоб от неё отвяли, но те отняли деньги, порвали на ней косуху. А из тени метнулся пёс – из огромных монстров. Рядом с таким отдохнула б и Баскервилей собака, что в книге стращала несчастный остров. Бандиты от ужаса хором единым взвыли, и бросили сумку, упавшую в лужу Альку… Да так припустили, что на Олимпийских играх за этот забег им дали б, как есть, медальку. Особенно бойко один через кустик прыгал ещё не опавшего, колкого барбариса. Девушка всхлипнула, псу посмотрела в морду. Кусака тоже в ответ на неё воззрился – смотрел он с опаской, но прямо, и очень гордо. Ожидая – ударят палкой, опять прогонят. Но к нему протянули ободранные ладони, и в ладонях была почищенная сосиска. И город смотрел одобрительно сотней окон, столбами фонарными, вязами и кустами. Алька трепала Кусаку по грязной холке. Вечер стоял вокруг, ширясь, и вырастая. "Пойдем-ка домой, спаситель!" – сказала Аля. Дом – была сказка ушедшей Рык для щенка Кусаки. Дворняги, конечно же, дома вовек не знали. Дома жили одни лишь породистые собаки – всякие мопсики, будто из марципана, шпицы, похожие моськами на лисичек, колли, которым вырезку покупали – конечно, говяжью, по веской цене приличной. А таким, как Рык и Кусака - пинок под рёбра, и свистящий камень тяжёлый в худую спину. К таким не положено ласковым быть и добрым – такие ничейной считались всегда скотиной. Их опасались, отстреливали, травили – рассадники блох, лишайные злые твари! Были бы вилы – ткнули бы в брюхо вилы прямо среди кипящих толпой бульваров... А так, чтобы дом, сосиску из рук… Такого Кусака не помнил даже по песьим слухам. От алькиных рук пахло слякотью, сладкой кровью. Пёс шумно лизнул их, и дёрнул лохматым ухом. И пошёл доверчиво за человеком следом. Дома его купали с густым шампунем. Алька смеялась, что он переросток-пудель – такой же кудрявый, и лютая непоседа. Кусака тоже делился вовсю улыбкой – такими клыками можно как семечки лузгать кости, и крабов, и прутья любой калитки, ветки, орехи, каштаны, батат, арбузы... Такие зубищи – на зависть любой акуле! Алька Кусаке супа дала в кастрюльке. Смотрит, как ест он, пока она с кофе курит. Суп на бульоне от знатной свинячьей рульки, с клецками, с кругляшами морквы и лука – душистый и сытный, с покрошенным чёрным хлебом. Кусака давился, трясущийся от испуга, что разово с ним сейчас подшутило небо, что бредит он где-то за мусорным чёрным баком, машиной какой-нибудь сбитый до полусмерти. И с ним, с одиноким, худющим дурным собаком сидит, гладя по колтунам его только ветер... Но кастрюлька уже опустела, а чудо длилось. Квартира мерцала гирляндами на окошках. Кусака дремал на паласе. Кусаке снилось, что Алька ему молока наливает в плошку, и укрывает пледом пушистым, тёплым, хлопает нежно по впалому боку тихо. Отсветы фар гуляют по мокрым стёклам, часы темноту учат мерно и звонко тикать. У Кусаки лежат в животе и морква, и клёцки, и жирный бульон по венам бежит блаженством. С утра его ласковым лучиком будит солнце, нос щекоча характерным прохладным жестом. Алька спит на диване, обняв подушку. Книги на тумбочке высятся ровной стопкой. Кусака выходит из облака пледа-плюша, подобно высокой равнинной и серой сопке. И нюхает дом. В нём не пахнет бедой и страхом, чудовищным голодом, тысячей одиночеств. В квартире стоит фланелевый дух рубахи, которая в ванне на плечиках сохла ночью. Из кухни бегут тонкой струйкой ваниль с корицей, колбасная нотка сплетается с нотой чайной. Алька проснулась, и подняла ресницы. Долго лежала, глядела вокруг, молчала. А потом пошла жарить яйца с беконом толстым. Кусака наелся опять, что едва не лопнул. Алька задумчиво морду чесала монстру, а потом шутливо шлепнула пса по попе: "Пойдем-ка гулять, страшилка из серой шерсти! Наварим тебе с печенкой перловой каши! И купим красивый с жетоном большим ошейник, чтоб все в этом мире узнали, что ты домашний!" *** Старая Рык видит все с голубого неба. В мушках весёлых первого ходят снега – девушка и большая её собака. Фыркает Рык: ведь не верил тогда Кусака, что он заведёт себе верного человека. Но Рык повторяла упорно и часто-часто: "Каждому псу на свете своя проверка! Каждому псу своё, непременно, счастье!"

ИОСИФ БРОДСКИЙ *** Нет, мы не стали глуше или старше. Мы говорим слова свои, как прежде. И наши пиджаки темны́ всё так же. И нас не любят женщины всё те же. И мы опять играем временами В больших амфитеатрах одиночеств. И те же фонари горят над нами, Как восклицательные знаки ночи. Живём прошедшим, словно настоящим, На будущее время непохожим, Опять не спим и забываем спящих, А также дело делаем всё то же. Храни, о юмор, юношей весёлых В ночных круговоротах тьмы и света Великими для славы и позора И добрыми для суетности века. 1960г.

СТАКАН МАНКИ И 2 СТАКАНА КЕФИРА! ОЧЕНЬ ВКУСНЫЙ ДЕСЕРТ ИЗ НИЧЕГО! И НА ПРАЗДНИК И НА КАЖДЫЙ ДЕНЬ! - https://www.facebook.com/reel/2021735058603172 *** Ингредиенты: Первый рецепт: Манная крупа 1 стакан. Сахар 1 стакан. Кефир или йогурт 2 стакана. Растительное масло 0,5 стакана.(15мин под крышку- загустеет) Второй рецепт Мука 1 стакан. Разрыхлитель 1 чайная ложка. Какао 2 столовые ложки. Мука 2 столовые ложки. Растительное масло.(15мин под крышку- загустеет) Выпекаем 35-40 минут при 180 градусах. Выкладываем тесто по ст.ложкев шахматном порядке полосками, выпекаем.Готовый пирог поливаем жидким шоколадом любыми узорами

ПОРИСУЕМ?! (Окунёмся в детство?!)

БОРИС ЧИЧИБАБИН *** В лесу, где веет Бог, идти с тобой неспешно… Вот утро ткет паук — смотри, не оборви… А слышишь, как звучит медлительно и нежно в мелодии листвы мелодия любви? По утренней траве как путь наш тих и долог! Идти бы так всю жизнь — куда, не знаю сам. Давно пора начать поклажу книжных полок — и в этом ты права — раздаривать друзьям. Нет в книгах ничего о вечности, о сини, как жук попал на лист и весь в луче горит, как совести в ответ вибрируют осины, что белка в нашу честь с орешником творит. А где была любовь, когда деревья пахли и сразу за шоссе кончались времена? Она была везде, кругом и вся до капли в богослуженье рос и трав растворена. Какое счастье знать, что мне дано во имя твое в лесу твоем лишь верить и молчать! Чем истинней любовь, тем непреодолимей на любящих устах безмолвия печать.

ИСТОРИЯ С РИЧАРДОМ ГИРОМ (...Я тебя вижу...) *** Однажды на улицах Нью-Йорка появился человек, которого никто не замечал. Он сидел на холодном тротуаре, опираясь на стену, в потёртой куртке, с опущенным взглядом. Люди проходили мимо — спешили, отворачивались, делали вид, что его не существует. Для города он был просто ещё одной тенью. На самом деле этим человеком был Ричард Гир. Он готовился к роли бездомного и решил провести несколько часов на улице, не играя, не позируя, а просто наблюдая. И то, что он увидел, оказалось сильнее любого сценария. Мир не был жесток — он был равнодушен. Люди не оскорбляли его, не прогоняли, не кричали. Они просто не смотрели. Словно перед ними было пустое место. Иногда кто-то бросал взгляд — короткий, настороженный, будто бы с вопросом: «А не опасно ли?» — и тут же уходил дальше. И в этой тишине Гир впервые по-настоящему почувствовал, что значит быть невидимым. Где-то неподалёку к нему подошла женщина. Она не знала, кто он. Она не знала, что это съёмки. Она просто увидела человека и протянула ему еду. Жест был простой, неловкий, почти незаметный — но в тот момент он оказался самым громким событием всего дня. Потому что это было не про жалость. Это было про признание: «Ты есть. Я тебя вижу». Позже Ричард Гир говорил, что этот опыт изменил его навсегда. Не потому, что он сыграл роль, а потому, что на несколько часов оказался по другую сторону привычного мира — там, где человек может исчезнуть, оставаясь живым. Он понял, как легко мы проходим мимо чужой боли, не из злобы, а из усталости, страха, привычки. И, возможно, именно поэтому эта история до сих пор возвращается к нам снова и снова — в разных версиях, с разными деталями, иногда приукрашенная, иногда превращённая в легенду. Потому что в её основе — простая и очень человеческая правда: иногда достаточно одного взгляда, одного жеста, одного маленького поступка, чтобы напомнить другому человеку, что он не пустое место. И, может быть, именно с этого и начинается настоящее изменение мира — не с громких слов, а с тихого «я тебя вижу».

ИНОГДА ДОБРОТА ВАЖНЕЕ ПРАЗДНИКА... *** В 2022 году, в канун Нового года, в небольшом городе Скарборо на севере Англии произошло событие, которое тронуло тысячи людей по всему миру. Вместо ярких фейерверков небо осталось тихим — и всё из-за одного неожиданного гостя. В местной гавани остановился морж по имени Тор 🦭 Он проделал долгий путь из Арктики, устал и нуждался в отдыхе перед дальнейшей миграцией. Тор выбрал для сна пирс — прямо там, где обычно гремят салюты и собираются толпы людей. Специалисты предупредили: громкие взрывы могут напугать животное, вызвать стресс или даже заставить его покинуть безопасное место. И тогда город сделал редкий выбор — новогодний фейерверк в 2022 году отменили. Без споров. Без шума. Просто потому, что чья-то жизнь и покой оказались важнее традиции. В ту ночь люди встретили Новый год тише, но, возможно, осознаннее. А Тор спокойно спал, набираясь сил для своего большого пути. Эта история не только про моржа. Она про уважение к природе, умение уступить и про человечность, которая проявляется в мелочах. Иногда самый красивый салют — это тишина, выбранная из сострадания.

АЛЕКСАНДР БИРШТЕЙН *** Нынче ночи темны. Вести сводят с ума. Накорми свои сны. Станет легче зима. Если нечем кормить, напои, убеди. Можно все изменить. Горевать погоди! Объясни, что туман - это пыль облаков, что тоска и обман - это сленг дураков. Что реален рассвет, надо чуть потерпеть. Когда сил уже нет, стоит что-нибудь спеть. И не справится ложь Успокойся! Молю... И тогда ты поймешь, почему я не сплю.