"ЁЖИК В ТУМАНЕ" (от Ёжички) - ч.

1
Всем с детства знаком этот мультфильм, но мало кто знает, что он снят по произведениям СЕРГЕЯ КОЗЛОВА.
А давайте просто почитаем и вместе с детьми - нам не будет мешать картинка (она дивная!), но просто почитаем и удивимся, какая мудрая это сказка!
ЕЖИК В ТУМАНЕ
Тридцать комариков выбежали на поляну и заиграли на своих писклявых скрипках.
Из-за туч вышла луна и, улыбаясь, поплыла по небу.
“Ммм-у!..” – вздохнула корова за рекой. Залаяла собака, и сорок лунных зайцев побежали по дорожке.
Над рекой поднялся туман, и грустная белая лошадь утонула в нем по грудь, и теперь казалось – большая белая утка плывет в тумане и, отфыркиваясь, опускает в него голову. Ежик сидел на горке под сосной и смотрел на освещенную лунным светом долину, затопленную туманом.
Красиво было так, что он время от времени вздрагивал: не снится ли ему все это?
А комарики не уставали играть на своих скрипочках, лунные зайцы плясали, а собака выла.
“Расскажу – не поверят!” – подумал Ежик, и стал смотреть еще внимательнее, чтобы запомнить до последней травинки всю красоту.
“Вот и звезда упала, – заметил он, – и трава наклонились влево, и от елки осталась одна вершина, и теперь она плывет рядом с лошадью… А интересно, – думал Ежик, – если лошадь ляжет спать, она захлебнется в тумане?”
И он стал медленно спускаться с горы, чтобы тоже попасть в туман и посмотреть, как там внутри.
- Вот, – сказал Ежик. – Ничего не видно. И даже лапы не видно. Лошадь! – позвал он. Но лошадь ничего не сказала.
“Где же лошадь?” – подумал Ежик. И пополз прямо. Вокруг было глухо, темно и мокро, лишь высоко сверху сумрак слабо светился.
Полз он долго-долго и вдруг почувствовал, что земли под ним нет, и он куда-то летит. Бултых!..
“Я в реке!” – сообразил Ежик, похолодев от страха. И стал бить лапами во все стороны.
Когда он вынырнул, было по-прежнему темно, и Ежик даже не знал, где берег.
“Пускай река сама несет меня!” – решил он.
Как мог, глубоко вздохнул, и его понесло вниз по течению.
Река шуршала камышами, бурлила на перекатах, и Ежик чувствовал, что совсем промок и скоро утонет.
Вдруг кто-то дотронулся до его задней лапы.
- Извините, – беззвучно сказал кто-то, кто вы и как сюда попали?
- Я – Ежик, – тоже беззвучно ответил Ежик. – Я упал в реку.
- Тогда садитесь ко мне на спину, – беззвучно проговорил кто-то. – Я отвезу вас на берег.
Ежик сел на чью-то узкую скользкую спину и через минуту оказался на берегу.
- Спасибо! – вслух сказал он.
- Не за что! – беззвучно выговорил кто-то, кого Ежик даже не видел, и пропал в волнах.
“Вот так история… – размышлял Ежику, отряхиваясь. – Разве кто поверит?!”
И заковылял в тумане.
* ОСЕННЯЯ ПЕСНЯ ТРАВЫ *
ЗВУКИ И ГОЛОСА
- В полудреме, Медвежонок, можно вообразить все, что хочешь, и все, что вообразишь, будет как живое. И тогда-то…
- Ну!
- Тогда-то…
- Да говори же!
- И тогда-то… слышны звуки и голоса. Ежик глядел на Медвежонка большими круглыми глазами, как будто сию минуту, вот прямо сейчас, догадался о чем-то самом важном.
- И кого ты слышал? – шепотом спросил Медвежонок.
- Сегодня?
- Ага.
- Зяблика, – сказал Ежик.
- А вчера?
- Лягушку.
- А что она сказала?..
- Она – пела. – И Ежик закрыл глаза.
- Ты ее и сейчас слышишь?
- Слышу, – сказал Ежик с закрытыми глазами.
- Давай я тоже закрою глаза. – Медвежонок закрыл глаза и встал поближе к Ежику, чтобы тоже слышать.
- Слышишь? – спросил Ежик.
- Нет, – сказал Медвежонок.
- Ты впади в дрему.
- Надо лечь, – сказал. Медвежонок. И лег.
- А я – возле тебя. – Ежик сел рядом. Ты только представь: она сидит и поет.
- Представил.
- А вот сейчас… Слышишь? – И Ежик по-дирижерски взмахнул лапой.- Запела!
- Не слышу, – сказал Медвежонок. – Сидит, глаза вытаращила и молчит.
- Поговори с ней, – сказал Ежик. – Заинтересуй.
- Как?
- Скажи: “Мы с Ежиком из дальнего леса пришли на ваш концерт”. Медвежонок пошевелил губами.
- Сказал.
- Ну?
- Молчит.
- Погоди,- сказал Ежик. – Давай ты сядь, а я лягу. Та-ак.- И он забубнил что-то, укладываясь рядом с Медвежонком в траву.
А день разгорался, и высокая стройная осень шаталась соснами и кружилась полым листом.
Медвежонок давно открыл глаза и глядел теперь на рыжие деревья, на ветер, который морщил лужу, а Ежик все бормотал и пришептывал, лежа рядом в траве.
- Послушай, Ежик, – сказал Медвежонок, – зачем нам эта лягушка, а? Пойдем наберем грибков, зажарим! А я для тебя яблочко припас.
- Нет, – не открывая глаз, сказал Ежик. – Она запоет.
- Ну и запоет. Толку-то?
- Эх ты! – сказал Ежик. – Грибки! Яблочки!.. Если б ты только знал, как это – звуки и голоса!
КОГДА ТЫ ПРЯЧЕШЬ СОЛНЦЕ, МНЕ ГРУСТНО
Над горой туман и розовато-оранжевые отсветы. Весь день лил дождь, потом перестал, выглянуло солнце, зашло за гору, и вот теперь была такая гора. Было очень красиво, так красиво, что Ежик с Медвежонком просто глядели и ничего не говорили друг другу.
А гора все время менялась: оранжевое переместилось влево, розовое – вправо, а голубое стало сизо-синим и осталось вверху.
Ежик с Медвежонком давно любили эту игру: закрывать глаза, а когда откроешь – все по-другому.
- Открывай скорей, – шепнул Ежик. – Очень здорово!
Теперь оранжевое растеклось узкой каймой по всей горе, а розовое и голубое пропало. Туман был там, выше, а сама гора была будто опоясана оранжевой лентой.
Они снова закрыли глаза, и, когда через мгновение открыли, вновь все изменилось.
Оранжевое вспыхивало кое-где слева и справа, розовое вдруг появилось справа, розово-голубое исчезло, и гора вся стала такой темной, торжественной, что от нее просто нельзя было отвести глаз, Ежик с Медвежонком снова закрыли и открыли глаза: гора была покойной, туманной, с легким розоватым отсветом справа, но они не успели снова закрыть глаза, как этот отсвет пропал.
Туманная, очень красивая гора глядела на Ежика с Медвежонком.
И вдруг, или это Ежику с Медвежонком показалось, кто-то заговорил:
- Вам нравится на меня смотреть?
- Да, – сказал Ежик.
- А кто? Кто говорит? – шепотом спросил Медвежонок.
- Я красивая?
- Да, – сказал Ежик.
- А когда я вам больше нравлюсь – утром или вечером? Тут и Медвежонок понял, что это говорит гора.
- Мне – утром, – сказал Медвежонок.
- А почему?
- Тогда впереди целый день и…
- А тебе, Ежик?
- Когда ты прячешь солнце, мне грустно, – сказал Ежик. – Но я больше люблю смотреть на тебя вечером.
- А почему?
- Когда смотришь вечером, как будто стоишь там, на вершине, и далеко, далеко видно.
- Что же ты видел сегодня, Ежик? – спросила гора.
- Сегодня так пряталось солнце, а кто-то так не давал ему уйти, что я ни о чем не думал, я только смотрел.
- А я… Мы… То откроем глаза, то закроем. Мы так играем, – сказал Медвежонок.
Быстро сгущались сумерки.
И когда почти совсем стемнело, иссиня-зеленое небо вдруг оторвалось от горы, а вся она стала резко видна, чернея на бледно-голубой полосе, отделяющей ее от темного неба.
РАЗРЕШИТЕ С ВАМИ ПОСУМЕРНИЧАТЬ
- Заяц просится посумерничать.
- Пускай сумерничает, – сказал Ежик и вынес на крыльцо еще одно плетеное кресло.
- Можно войти? – спросил Заяц. Он стоял под крыльцом, пока Медвежонок разговаривал с Ежиком.
- Входи, – сказал Ежик.
Заяц поднялся по ступенькам и аккуратно вытер лапы о половичок.
- Три-три! – сказал Медвежонок. – Ежик любит, чтобы было чисто.
- Можно сесть? – спросил Заяц.
- Садись, – сказал Медвежонок. И Ежик с Медвежонком тоже сели.
- А как мы будем сумерничать? – спросил Заяц.
Ежик промолчал.
- Сиди в сумерках и молчи, – сказал Медвежонок.
- А разговаривать можно? – спросил Заяц. Ежик опять промолчал.
- Говори, – сказал Медвежонок.
- Я в первый раз сумерничаю, – сказал Заяц, – поэтому не знаю правил. Вы не сердитесь на меня, ладно?
- Мы не сердимся, – сказал Ежик.
- Я как узнал, что вы сумерничаете, я стал прибегать к твоему, Ежик, дому и глядеть во-он из-под того куста. Во, думаю, как красиво они сумерничают! Вот бы и мне! И побежал домой, и стащил с чердака старое кресло, сел и сижу…
- И чего? – спросил Медвежонок.
- А ничего. Темно стало, – сказал Заяц. – Нет, думаю, это не просто так, это не просто сиди и жди. Что-то здесь есть. Попрошусь, думаю, посумерничать с Ежиком и Медвежонком. Вдруг пустят?
- Угу, – сказал Медвежонок.
- А мы уже сумерничаем? – спросил Заяц. Ежик глядел, как медленно опускаются сумерки, как заволакивает низинки туман, и почти не слушал Зайца.
- А можно, сумерничая, петь? – спросил Заяц. Ежик промолчал.
- Пой, – сказал Медвежонок.
- А что?
Никто ему не ответил.
- А можно веселое? Давайте я веселое спою, а то зябко как-то?
- Пой, – сказал Медвежонок.
- Ля-ля! Ля-ля! – завопил Заяц. И Ежику сделалось совсем грустно. Медвежонку было неловко перед Ежиком, что вот он притащил Зайца и Заяц мелет, не разбери чего, а теперь еще воет песню. Но Медвежонок не знал, как быть, и поэтому завопил вместе с Зайцем.
- Ля-ля-лю-лю! – вопил Медвежонок.
- Ля-ля! Ля-ля! – пел Заяц. А сумерки сгущались, и Ежику просто больно было все это слышать.
- Давайте помолчим, – сказал Ежик. – Послушайте, как тихо!
Заяц с Медвежонком смолкли и прислушались. Над поляной, над лесом плыла осенняя тишина.
- А что, – шепотом спросил Заяц, – теперь делать?
- Шшш! – сказал Медвежонок.
- Это мы сумерничаем? – прошептал Заяц. Медвежонок кивнул.
- До темноты – молчать?..
Стало совсем темно, и над самыми верхушками елок показалась золотая долька луны.
От этого Ежику с Медвежонком вдруг стало на миг теплее. Они поглядели друг на друга, и каждый почувствовал в темноте, как они друг другу улыбнулись.
КАК ОТТЕНИТЬ ТИШИНУ
- Я очень люблю осенние пасмурные дни, – сказал Ежик. – Солнышко тускло светит, и так туманно- туманно…
- Спокойно, – сказал Медвежонок.
- Ага. Будто все остановилось и стоит.
- Где? – спросил Медвежонок.
- Нет, вообще. Стоит и не двигается.
- Кто?
- Ну, как ты не понимаешь? Никто.
- Никто стоит и не двигается?
- Ага. Никто не двигается.
- А комары? Вон как летают! Пи-и!.. Пи-и!.. – И Медвежонок замахал лапами, показал, как летит комар.
- Комары только еще больше, – тут Ежик остановился, чтобы подыскать слово, – о т т е н я ю т неподвижность, – наконец сказал он.
Медвежонок сел:
- Как это?
Они лежали на травке у обрыва над рекой и грелись на тусклом осеннем солнышке. За рекой, полыхая осинами, темнел лес.
- Ну вот смотри! – Ежик встал и побежал. – Видишь?
- Что?
- Как неподвижен лес?
- Нет, – сказал Медвежонок. – Я вижу, как ты бежишь.
- Ты не на меня смотри, на лес! – И Ежик побежал снова. – Ну?
- Значит, мне на тебя не смотреть?
- Не смотри.
- Хорошо, – сказал Медвежонок и отвернулся.
- Да зачем ты совсем-то отвернулся?
- Ты же сам сказал, чтобы я на тебя не смотрел.
- Нет, ты смотри, только на меня и на лес о д н о в р е м е н н о, понял? Я побегу, а он будет стоять. Я о т т е н ю его неподвижность.
- Хорошо, – сказал Медвежонок. – Давай попробуем. – И уставился на Ежика во все глаза. – Беги! Ежик побежал.
- Быстрее! – сказал Медвежонок. Ежик побежал быстрее.
- Стой! – крикнул Медвежонок. – Давай начнем сначала.
- Почему?
- Да я никак не могу посмотреть на тебя и на лес одновременно: ты так смешно бежишь, Ежик!
- А ты смотри на меня и на лес, понимаешь? Я – бегу, лес – стоит. Я оттеняю его неподвижность.
- А ты не можешь бежать большими прыжками?
- Зачем?
- Попробуй.
- Что я – кенгуру?
- Да нет, но ты – ножками, ножками, и я не могу оторваться.
- Это не важно, как я бегу, понял? Важно то, что я бегу, а он – стоит.
- Хорошо, – сказал Медвежонок. – Беги!
Ежик побежал снова.
- Ну?
- Такими маленькими шажками не оттенишь, сказал Медвежонок. – Тут надо прыгать вот так! И он прыгнул, как настоящий кенгуру.
- Стой! – крикнул Ежик. – Слушай! Медвежонок замер.
- Слышишь, как тихо?
- Слышу.
- А если я крикну, то я криком о т т е н ю тишину.
- А-а-а!.. – закричал Медвежонок.
- Теперь понял?
- Ага! Надо кричать и кувыркаться! А-а-а! – снова завопил Медвежонок и перекувырнулся через голову.
- Нет! – крикнул Ежик. – Надо бежать и подпрыгивать. Вот! – И заскакал по поляне.
- Нет! – крикнул Медвежонок. – Надо бежать, падать, вскакивать и лететь.
- Как это? – Ежик остановился.
- А вот так! – И Медвежонок сиганул с обрыва.
- И я! – крикнул Ежик и покатился с обрыва вслед за Медвежонком.
- Ля-ля-ля! – завопил Медвежонок, вскарабкиваясь обратно.
- У-лю-лю! – по-птичьему заверещал Ежик.
- Ай-яй-яй! – во все горло закричал Медвежонок и прыгнул с обрыва снова.
Так до самого вечера они бегали, прыгали, сигали с обрыва и орали во все горло, оттеняя неподвижность и тишину осеннего леса.
В РОДНОМ ЛЕСУ
Заяц утром как вышел из дома, так и потерялся в необъятной красоте осеннего леса.
“Давно уже пора снегу пасть, – думал Заяц. – А лес стоит теплый и живой”. Встретилась Зайцу Лесная Мышь.
- Гуляешь? – сказал Заяц.
- Дышу, – сказала Мышка. – Надышаться не могу.
- Может, зима про нас забыла? – спросил Заяц. – Ко всем пришла, а в лес не заглянула.
- Наверно, – сказала Мышка и пошевелила усиками.
- Я вот как думаю, – сказал Заяц. – Если ее до сих пор нет, значит, уже не заглянет.
- Что ты! – сказала Мышка. – Так не бывает! Не было еще такого, чтобы зима прошла стороной.
- А если не придет?
- Что говорить об этом, Заяц? Бегай, дыши, прыгай, пока лапы прыгают, и ни о чем не думай.
- Я так не умею, – сказал Заяц. – Я все должен знать наперед.
- Много будешь знать – скоро состаришься.
- Зайцы не состариваются, – сказал Заяц. – Зайцы умирают молодыми.
- Это почему же?
- Мы бежим, понимаешь? А движение – это жизнь.
- Хи-хи! – сказала Мышка. – Еще каким стареньким будешь.
Они вместе шли по тропинке и не могли налюбоваться на свой лес. Он был весь сквозящий, мягкий, родной. И оттого, что в нем было так хорошо, на душе у Зайца и Мышки сделалось грустно.
- Ты не грусти, – сказал Заяц.
- Я не грущу.
- Грустишь, я вижу.
- Да вовсе не грущу, просто печально.
- Это пройдет, – сказал Заяц. – Насыплет снега, надо будет путать следы. С утра до вечера бегай и запутывай.
- А зачем?
- Глупая ты. Съедят.
- А ты бегай задом наперед, – сказала Мышка. – Вот так! – И побежала по дорожке спиной вперед, мордочкой к Зайцу.
- Здорово! – крикнул Заяц. И помчался следом.
- Видишь? – сказала Мышка. – Теперь никто не поймет, кто ты.
- А я… А я… Я знаешь тебя чему научу? Я тебя научу есть кору, хочешь?
- Я кору не ем, – сказала Мышка.
- Тогда… Тогда… Давай я тебя научу бегать!
- Не надо, – сказала Мышка.
- Да чем же мне тебе отплатить?
- А ничем, – сказала Лесная Мышь. – Было бы хорошо, если бы тебе помог мой совет.
- Спасибо тебе! – сказал Заяц. И побежал от Мышки задом наперед, улыбаясь и шевеля усами.
“Здорово! – думал Заяц. – Теперь меня никто не поймает. Надо только хорошенько натренироваться, пока не высыпал снег”.
Он бежал задом наперед через любимый свой лес, спускался в овраги, взбирался на холмы, “получается!” — вопил про себя Заяц и чуть не плакал от радости, что теперь уже никто никогда не отыщет его в родном лесу.
СОСНОВАЯ ШИШКА
Светлый вечер в осеннем лесу. Затрещала и смолкла неизвестная птица. Заяц выбежал к ручью, сел и стал слушать, как журчит вода.
- Вода, вода, куда ты бежишь? – спросил Заяц.
- С камушка на камушек по камушкам бегу! “По камушкам. Хорошо ей! – подумал Заяц. – Вот бы мне так!” Пришел Муравей.
- Ты что бродишь? – спросил Заяц. – Скоро зима, а ты по лесу шатаешься?
- Надо, – сказал Муравей. Зачерпнул ведерком воды и пошел.
- Стой! Давай поговорим, – сказал Заяц. Муравей остановился:
- О чем?
- О чем хочешь.
- Некогда мне разговаривать, – сказал Муравей. – Воду надо нести. – И ушел.
- Вот жизнь! – вздохнул Заяц. – Муравьи по воду ходить стали, поговорить не с кем. Раньше хоть какой-никакой гриб попадется, с ним потолкуешь. А теперь и грибы куда-то попрятались.
- А ты со мной поговори, – сказала Сосновая Шишка. Она лежала рядышком у ручья. – Я – старая, много всего видала.
- Что же ты видела? – спросил Заяц.
- Небо, – сказала Шишка.
- Кто ж его не видел? Вот оно!
- Не-ет, я там была, высоко, – вздохнула Шишка. – Меня Ветер любил. Прилетит, бывало: “Здравствуй, Шишка!” – “Здравствуй, говорю, где пропадал?” – “К морю летал, корабли двигал”. Во как! А ты чего скучный такой?
- Не знаю, – сказал Заяц.
- Эх, жизнь была! Утречком проснешься – весь лес в тени, а у нас уже солнышко! Солнышко пригреет.
Ветер прилетит – шумим-веселимся!.. А ночью – звезды. Так в глаза и глядят. Я любила одну.
Зеленая такая, ласковая. Только покажется, а уж Ветерок мой тут как тут. “Полетим, говорит, к звезде, Шишка!” – “Так далеко же!” – “Это нам нипочем!” Возьмет в объятья и понесет.
- Хорошо говоришь, бабушка, – вздохнул Заяц.
- Жили хорошо, Заяц. А что слова? Сам-то чего скучный, молодой вить?
- А где ж он теперь, Ветер?
- Летает. Ветер, он всегда молодой. А я, вишь, старая, упала. Кому нужна?
- Грустно тебе, бабушка?
- Не-е, Заяц. Лежу, на небо гляжу, водичку слушаю, звездочку зеленую увижу – Ветер вспоминаю.
ОСЕННЯЯ ПЕСНЯ ТРАВЫ
Холодно, тихо стало в лесу. Заяц прислушался – ни звука. Лишь осинка на том берегу дрожала последним листом.
Заяц спустился к реке. Река медленно уводила за поворот тяжелую, темную воду. Заяц встал столбиком и пошевелил ушами.
- Холодно? – спросила у него Травинка.
- Бр-р-р! – сказал Заяц.
- Мне тоже, – сказала Травинка.
- И мне! И мне!
- Кто говорит? – спросил Заяц.
- Это мы – трава. Заяц лег.
- Ой, как тепло! Как тепло! Как тепло!
- Погрей нас! И нас! И нас! Заяц стал прыгать и ложиться. Прыгнет – и прильнет к земле.
- Эй, Заяц! – крикнул с холма Медвежонок. – Ты что это делаешь?
- Грею траву, – сказал Заяц.
- Не слышу!
- Грею траву! – крикнул Заяц. – Иди сюда, будем греть вместе! Медвежонок спустился с холма.
- Согрей нас! Согрей! Согрей! – кричали травинки.
- Видишь? – сказал Заяц. – Им холодно! – Снова прыгнул и лег.
- К нам! К нам!
- Сюда! Сюда! – кричали со всех сторон.
- Что ж ты стоишь? – сказал Заяц. – Ложись! И Медвежонок лег.
- Как тепло! Ух, как тепло!
- И меня погрей, Медвежонок!
- И нас! И нас!
Заяц прыгал и ложился. А Медвежонок стал потихоньку перекатываться: со спины – на бок, с бока – на живот.
- Согрей! Согрей! Нам холодно! – кричала трава. Медвежонок катался. Заяц прыгал, и скоро согрелся весь луг.
- Хотите, мы споем вам осеннюю песню травы? – спросила первая травинка.
- Пойте, – сказал Заяц.
И трава стала петь. Медвежонок кататься, а Заяц – прыгать.
- Эй! Что вы там делаете? – крикнул с холма Ежик.
- Греем траву! – крикнул Заяц.
-Что?
- Греем траву! – крикнул Медвежонок.
- Вы простудитесь! – закричал Ежик. А травинки поднялись во весь рост и запели громкими голосами.
Пел весь луг над рекой.
И последний лист, что трепетал на том берегу, стал подтягивать.
И сосновые иголки, и еловые шишки, и даже паутина, забытая пауком, – все распрямились, заулыбались и затянули изо всех сил последнюю осеннюю песню травы.
РАДУГА
6nk (481x700, 385Kb)
Медвежонок прижался спиной к печке. Ему было тепло-тепло и не хотелось шевелиться. За окном свистел ветер, шумели деревья, барабанил по стеклу дождь, а Медвежонок сидел с закрытыми глазами и думал о лете.
Сначала Медвежонок думал обо всем сразу, и это “все сразу” было для него солнышко и тепло. Но потом под ярким летним солнышком, в тепле, Медвежонок увидел Муравья.
Муравей сидел на пеньке, выпучив черные глаза, и что-то говорил, говорил, но Медвежонок не слышал.
- Да слышишь ты меня? – наконец прорвался к Медвежонку Муравьиный голос. – Работать надо каждый день, каждый день, каждый день!
Медвежонок помотал головой, но Муравей не пропадал, а кричал еще громче.
- Лень, вот что тебя погубит! “Чего он ко мне пристал? – подумал Медвежонок. – Я и не помню такого Муравья вовсе”.
- Совсем обленились! – кричал Муравей. – Чем вы занимаетесь изо дня в день? Отвечай!
- Гуляем, – вслух сказал Медвежонок у печки. – Так лето же.
- Лето! – взвился Муравей. – А кто работать будет?
- Мы и работаем.
- Что же вы сделали?
- Мало ли, – сказал Медвежонок. И еще тесней прижался к печному боку.
- Нет, ты мне говори – что?
- Скворечник.
- Еще?
- Камелек сложили.
- Где?
- У реки.
- Зачем?
- По вечерам сидеть. Огонь разведешь – и сиди. И Медвежонку представилось, как они с Ежиком сидят ночью под звездами у реки, варят чай в чайнике, слушают, как плещется рыба в воде, и чайник сперва урчит, а потом клокочет, и звезды падают прямо в траву и, большие, теплые, шевелятся у ног. И так Медвежонку захотелось в ту летнюю ночь, так захотелось полежать в мягкой траве, глядя в небо, что Медвежонок сказал Муравью:
- Иди сюда, садись у печки, а я пойду туда, в лето.
- А соломинку ты за меня понесешь? – спросил Муравей.
- Я, – сказал Медвежонок.
- А шесть сосновых иголок?
- Я, – сказал Медвежонок.
- А две шишки и четыре птичьих пера?
- Все отнесу, – сказал Медвежонок. – Только иди сюда, сядь к печке, а?
- Нет, ты погоди, – сказал Муравей. – Трудиться – обязанность каждого. – Он поднял лапку. – Каждый день…
- Стой! — крикнул Медвежонок. – Слушай мою команду: к печке бегом, марш!
И Муравей выбежал из лета и сел к печке, а Медвежонок еле-еле протиснулся на его место.
Теперь Медвежонок сидел на пеньке летом, а Муравей поздней осенью у печки в Медвежьем дому.
- Ты посиди, – сказал Медвежонок Муравью, – а придет Ежик, напои его чаем.
И Медвежонок побежал по мягкой теплой траве, и забежал в реку, и стал брызгаться водой, и, если поглядеть прищурившись, в брызгах возникала каждый раз настоящая радуга, и каждый раз Медвежонку не верилось, и каждый раз Медвежонок видел ее снова.
- Эй! – крикнул Муравей в лето. – А кто обещал работать?
- Погоди! – сказал Медвежонок. И снова стал, щурясь, брызгаться и ловить сквозь ресницы радугу.
- Обязанность каждого – трудиться, – говорил Муравей, прижавшись к горячей печке. – Каждый день…
“Заладил, – подумал Медвежонок. – Ну как он не понимает, что это – лето, что оно – короткое, что оно вот-вот кончится и что каждый раз у меня в лапах сверкает радуга””.
- Муравей! – крикнул из своего лета Медвежонок. – Не бубни! Разве я не работаю? Разве я отдыхаю?
И он снова ударил по воде лапой, прищурился и увидел радугу.
ЕЖИКИНА ГОРА
Давно уже Ежик не видел такого большого неба. Давно уже не было такого, чтобы он вот так останавливался и замирал. И если кто у него спрашивал, зачем он останавливается, отчего замирает. Ежик все равно бы ни за что не смог ответить.
- Ты куда глядишь, Ежик? – спросила Белка.
- А, – сказал Ежик. И махнул лапой.
- Ты что там увидел? – спросил Муравей.
- Молчит, – сказала Белка.
- Задумался, – проворчал Муравей и побежал по своим делам.
А Ежику вдруг показалось, что он впервые увидел этот лес, этот холм, эту поляну.
Что никогда-никогда до этого ничего подобного он не видал.
“Как же так? – думал Ежик. – Ведь я столько раз бежал по этой тропинке, столько раз стоял на этом холме”.
И деревья были такие необыкновенные – легкие, сквозящие, будто сиреневые, и полны такой внутренней тишиной и покоем, что Ежик не узнавал знакомые с детства места.
- Что же это? – бормотал Ежик. – раньше не видел всего?
И птицы, те немногие птицы, что остались в лесу, казались теперь Ежику необыкновенными.
“Это не Ворона, это какой-то Орел кружит над лесом, – думал Ежик. – Никогда не видел такой огромной птицы”.
- Все стоишь? – спросил Муравей. – Я уже вон какую соломину оттащил, а он все стоит.
- Не мешай ему, – сказала Белка. – Он думает.
- Думает, думает, – проворчал Муравей. – Что бы стало в лесу, если б все думали.
- Подумает, и все, – сказала Белка. – Не мешай.
- Все вы бездельники, – сказал Муравей. – Все вы друг за дружку горой. – И убежал.
А Ежик про себя поблагодарил Белку, потому что он слышал разговор где-то далеко-далеко, будто говорили на облаках, а он – на дне моря.
“Какая она добрая, – подумал о Белке Ежик. – Почему я раньше никогда ее не встречал?”
Пришел Медвежонок.
- Ну что? – сказал он. – Что делать будем?
Ежик смотрел на лес, на холм, на Ворону, кружащую за рекой, и вдруг понял, что ему так не хочется отвечать, так не хочется спускаться со своей горы… И он стал благодарно думать о том, по чьей доброте на этой горе оказался.