21 декабря 1993 года день памяти выдающегося тенора - Ивана Семёновича Козловского - Народного артиста СССР.

Всего на сцене Большого театра Козловский исполнил около 50 партий, в том числе Ленского в «Евгении Онегине» Петра Чайковского, Герцога в «Риголетто» Джузеппе Верди, Принца в опере «Любовь к трём апельсинам» Сергея Прокофьева.
В репертуаре певца были народные русские и украинские песни, романсы и другие произведения. Он исполнил и записал ряд произведений Иоганна Себастьяна Баха, русскую духовную музыку.Автор книги «Музыка — радость и боль моя» (Москва, 1992).
Муслим Магомаев
"Живут во мне воспоминания":
"Привелось мне быть знакомым и с другими гигантами нашего искусства. В 1985 году на сцене Большого театра состоялся поистине исторический спектакль «Евгений Онегин»: в роли Греми-на выступал Марк Осипович Рейзен, отмечая свое 90-летие. Отработав на сцене на славу, он вечером в своей квартире в известном всей театральной Москве доме на улице Неждановой (теперь Брюсов переулок) устроил юбилейный прием, на который были приглашены Тамара Милашкина, Владимир Атлантов, мы с Тамарой Синявской… Среди прочих гостей Рейзена — Иван Семенович Козловский и старейший баритон прославленной сцены Пантелеймон Маркович Норцов. Гиганты! Все как один! Великое трио!
Мы с Володей, как люди, «позволяющие себе», стеснялись — не пили вовсе, боялись увлечься и осрамиться перед старейшинами. Да и зачем стариков беспокоить — пусть себе сидят спокойно.
А старички в отличие от нас с удовольствием попивали себе винцо. Иван Семенович раскраснелся, то и дело вскакивал, что-то говорил. А Марк Осипович этак ему попросту: «Да будет тебе, Ванька… Выпил и помолчи, старших послушай. Вы с Пантюшей еще юнцы» («юнцам» было по 85 лет). Козловский вроде бы слушался; сядет, но опять вскочит и опять что-то говорит. Все его вежливо слушали — кроме хозяина, который был на пять лет старше своего знаменитого гостя и имел право делать ему замечания…
Я вышел покурить. Ко мне подошел Козловский, попытался изобразить на лице обиду. Говорил нараспев, но, как всегда, когда не на сцене, тихо:— Как вы меня подвели, молодой человек…
Я не успел вежливо отреагировать на неожиданное, странное заявление великого артиста — мгновенно все вспомнил и смутился. Нет, это не было странностью маэстро. Годом раньше он предложил мне сделать с ним запись сейчас уже не помню точно какой оперы. Сказал он тогда об этом не очень определенно, а просто: «Не хотите ли?..» Обещал прислать клавир. Я просмотрел клавир, а потом стал ждать: может, кто-то позвонит и скажет о записи. Но звонков не было, а звонить самому, напоминать мне было неудобно. Я решил, что Козловский забыл.
Нет, Иван Семенович не забыл — такие люди ценят слово: обещал, значит, делай. Некогда, нет охоты или не подходит роль — откажись сразу. Мне стыдно вспоминать об этом.
Но он оказался выше обиды. Я запомнил его великодушный жест:
— Прощаю… А все-таки мы еще запишем!
К сожалению, не успели этого сделать, потому что вскоре не стало главного героя…"