«Надо вести уроки жестового языка в обычных школах — как дополнительный иностранный»

23 сентября во всем мире отмечается день жестовых языков.
Специально к этому празднику мы попросили создательниц центра «Я понимаю» Екатерину Савченко и Елену Соловейчик рассказать нам о русском жестовом языке, инклюзивном образовании для детей с нарушениями слуха и деятельности их центра, одна из главных задач которого — помочь слышащим родителям научиться коммуницировать с глухими детьми.
Елена и Екатерина, это правда, что у каждого человека, который общается на жестовом языке, есть жестовое имя? Какие у вас жестовые имена?
Елена: Жестовое имя — это элемент субкультуры глухих. Моё жестовое имя — «Птичка», происходит от фамилии «Соловейчик», у Екатерины — «Хвастаться» — оно досталось ей от её отца. Есть и слышащие люди, которые не владеют русским жестовым языком, но при этом тоже имеют жестовые имена.
Екатерина: Да, это часть субкультуры глухих, не только в России, но и в мире. Мы присваиваем жестовые имена некоторым личностям. Например, жестовое имя у Ленина — «бородка», у Брежнева — «кустистые брови», у Хрущева — «бородавка у носа», у Горбачева — «родимое пятно на голове», у Путина — «длинный нос», у Трампа — «форма прически». Кому-то присваиваем жест по фамилии, кому-то по особым приметам во внешности или по характеру, какому-то — по запоминающемуся поступку. Жестовые имена есть у городов России, станций метро, улиц.
Когда вообще появился русский жестовый язык (РЖЯ)? Он по своему грамматическому устройству похож на звучащий русский?
Екатерина: Жестовый язык в России существует давно, известно, что еще в 1806 году императрицей Марией Федоровной была открыта первая школа глухих в Павловске. А статус русского жестового языка повысила сурдопедагог Галина Лазаревна Зайцева — она выявила, что есть русский жестовый язык и калькирующая жестовая речь. Это разделение очень важно. На русском жестовом языке общаются носители (ими могут быть и слышащие дети из семей глухих), глухие.
И действительно, его грамматика отличается от грамматики русского языка, и на мой взгляд, именно по этой причине его невзлюбили специалисты, работающие с глухими и слабослышащими детьми. Например, вопросы «ставятся» в конце: «Ты придёшь КОГДА? Летит КТО?», отрицание тоже «стоит» в конце: «Он пришёл НЕТ» — он не пришёл. «Я мама видел НЕТ» — я не видел маму. Но это нормально, у любого языка ведь своя грамматика. А калькирующая жестовая речь — это когда жесты используются в порядке, копирующем грамматику русского языка.
Можно сказать, что калькирующая речь — это способ освоения русского языка для детей, но применять его надо аккуратно и гибко, потому что на кальке можно исказить передачу информации. К сожалению, нигде в российских школах не учат грамматике русского жестового языка, а это было бы необходимо для билингв.
Елена: В России вообще отсутствуют дошкольные и школьные образовательные учреждения, которые применяют билингвальный подход к обучению глухих и слабослышащих детей, то есть обучение ведётся устно без русского жестового языка. Некоторые педагоги могут владеть русским жестовым языком и использовать его только по своему усмотрению. Но, как правило, администрация школы не приветствует таких «смельчаков».
Екатерина: Глухих детей надо было бы знакомить с грамматическими основами жестового языка, после чего они уже могли бы понять разницу между родным жестовым языком и русским, и не стали бы писать так, как бы общались на жестовом языке. Многие глухие неграмотны, потому что они мыслят на жестовом языке, их не научили переходу с жестового языка на русский.
А каждый жест жестового языка визуально повторяет какой-то предмет — то есть может ли человек, не владеющий этим языком, легко догадаться о значении жеста?
Екатерина: Иконичных жестов (которые бы повторяли предметы) в русском жестовом языке не так много, поэтому человек, который не знает жестового языка, не сможет понять диалог на РЖЯ.
Давайте разберем такую ситуацию — у слышащих родителей рождается ребенок. На одном из осмотров врачи ставят диагноз: у ребенка серьезные нарушения слуха. Если мы говорим о такой врожденной особенности — на каком месяце она обычно выявляется? Что следует делать слышащим родителям — бороться за кохлеарный имплант для ребенка? Или начинать самим учить жестовый язык, чтобы быть способным говорить на жестовом языке с малышом?
Елена: Обычно это выявляется в роддоме. Но по опросу, который мы проводили в 2018 году, у 46% детей из 200 опрошенных родителей снижение слуха было выявлено после 1-3 лет. Это говорит о том, что первичный аудиоскриннинг не достоверен, ведь все эти дети проходили его в роддоме.
Также ЛОР-врачи порой почему-то без дополнительных обследований сразу решают, что если ребёнок не оборачивается на звуки или ещё не говорит, значит, он с характером, просто ещё маленький и т.д. Чтобы выписать направление в сурдологический центр на диагностику слуха, достаточно достать бланк, заполнить нужные графы, отправить родителей к главному врачу за печатью. Это займёт пару минут, не больше, зато родители вовремя смогут выявить снижение слуха или скорректировать какие-то особенности у ребёнка в связи с отсутствием устной речи.
Что касается кохлеарного ипмпланта — его имеет смысл делать при глухоте. Если у ребёнка есть остатки слуха, то их можно развить в слуховых аппаратах: у меня снижение слуха 109 дБ на правое ухо (левое ухо глухое), но тем не менее это не мешает мне слышать в слуховом аппарате и общаться со слышащими. Желательно первое время при большой потере слуха (ниже третьей степени) до кохлеарной имплантации или слуховых аппаратов освоить базовый уровень русского жестового языка, таким образом, ребёнок будет полноценно общаться со всеми членами семьи, познавать мир, это будет гарантией сохранного интеллекта ребёнка. И после подключения речевого процессора или начала использования аппаратов ребёнок будет плавно переходить на устную речь, опираясь первое время на жестовый язык.
Но родителей пугают, что если ребёнок начнёт общаться на РЖЯ, то никогда не перейдёт на устную речь. Это заблуждение. Слуховые аппараты или кохлеарные импланты не могут быть гарантией развития устной речи малыша, его мышления и словарного запаса русского языка. Причины могут быть разные: родители не уделяли много внимания ребёнку (в плане общения, занятий); ребёнку было недостаточно слуховых аппаратов/имплантов; поздно обнаружили снижение слуха; были сопутствующие заболевания и другое.
Екатерина: Я думаю, что родителям детей с нарушениями слуха должны предоставлять больше информации, потому что если они сами начнут искать ее в интернете, то может всплыть масса негатива.
Есть очень много нюансов. Например, ребенку установили речевой процессор, но он знакомится с миром звуков не сразу после операции, а через несколько недель после заживления, и ребенок может испугаться звуков извне. Я в соцсетях читала ужасающие посты о том, как ребёнок орал после подключения, грыз аппараты, прятал их, умолял на коленях, чтобы сняли… Я сама знаю, каково это — слышать громкие звуки в слуховых аппаратах, это пронзительно, неприятно, я тоже выключала батарейки, чтобы мой мозг отдыхал. А по сути это была просто неправильная настройка аналоговых аппаратов, не под мою аудиограмму.
Вот ребёнку подключили речевой процессор к импланту, а ребёнок из-за отсутствия устной речи не может поделиться своими ощущениями…а жестовый язык мог бы помочь ему ответить — громко ли ему, дискомфортно ли. Поэтому я бы подчеркнула роль жестового языка ДО установки импланта для выработки коммуникации с ребенком, чтобы ребенок видел, что мама с ним общается, понимает его потребности, и помогает ему познавать мир вокруг.
Сейчас очень много споров ведется об инклюзивном образовании. Как, по вашему мнению, должно выглядеть инклюзивное обучение для детей с нарушениями слуха? Если дети с сильными нарушениями слуха будут ходить в обычную школу, они усвоят мало информации? Или важна в первую очередь социализация?
Елена: На мой взгляд, инклюзия в отношении глухих и слабослышащих детей не работает. Дети настолько по-разному слышат, кому-то аппараты и кохлеарные импланты помогают, кому-то нет. Именно поэтому важно учитывать каждого конкретного ребёнка и определять, нужен ли переводчик русского жестового языка или достаточно звукоусиливающей аппаратуры. При этом, если ребёнок идёт в массовую школу, у него должен быть обширный словарный запас русского языка (5000-7000 единиц слов для первоклассника), он должен уметь грамотно выстраивать предложения, понимать смысл текста, слов. Если словарный запас русского языка у ребёнка ограниченный, то обучение в обычной школе будет для него пыткой: вокруг него слышащие дети, педагоги будут очень много говорить вслух по-русски, а ребёнок может понимать из всего потока речи крупицы слов.
Я сознательно отдала сына с третьей степенью потери слуха в коррекционную школу, потому что видела, как в саду комбинированного типа (в группе помимо слышащих детей 3-5 детей имеют разную степень потери слуха) он позже начинал петь песни на праздниках, позже отвечал на загадки, особенно дружил с теми ребятами, которые говорили достаточно громко. Не потому, что он знал мало слов, а потому, что его степень потери слуха не позволяла быть полностью вовлеченным в среду слышащих.
Сейчас сыну семь лет, он учится во втором классе, один из лучших учеников по успеваемости. Из-за того, что инклюзия идет семимильными шагами, в коррекционную школу для слабослышащих детей, в которой учится сын, начали брать классы с детьми, имеющими ментальные особенности. Их даже больше, чем глухих и слабослышащих.
Есть слабослышащие дети, которые не справляются с учебной программой ввиду ограниченного словарного запаса русского языка, их оставляют на второй год. А это не решит проблему: таким детям нужен другой подход в отношении освоения русского языка, школа этого не учитывает. Теряется смысл обучения в этой школе в дальнейшем. Поэтому думаю о переводе в массовую школу (она ближе к дому и сын будет успевать посещать интересные кружки), но ассистент педагога со знанием русского жестового языка не предусмотрен для него в обычной школе по заключению ЦПМПК (эта комиссия отвечает за предоставление в садах или школам детям-инвалидам разной категории подходящих специалистов).
Сейчас мы проходим процедуру переоформления Индивидуальной программы реабилитации (ИПРА), чтобы включить переводчика РЖЯ, а затем буду пробивать, чтобы вписали ассистента со знанием РЖЯ в заключение ЦПМПК. Надеюсь, что у нас все-таки получится решить вопрос с переводчиком.
Что касается социализации, когда вокруг ребята тоже плохо слышат, ребёнок не чувствует себя особенным, инвалидом. Он не стесняется носить слуховые аппараты или попросить повторить, если не расслышал фразу. А может быть и совсем другой случай — ребёнку настолько помогают аппараты, что ему комфортно находиться среди слышащих. Но дети ведь разные, что будет хорошо для одного, будет плохо для другого. Поэтому совет родителям — трезво оценивайте возможности, характер своего ребёнка, чтобы принимать те или иные решения по поводу школы.
Екатерина. Для наглядности приведу еще один пример: я зачислила своего младшего ребенка с потерей слуха (ей на днях исполнится два года) в садик около дома, уведомила директора, что ребенку в соответствии с заключением ЦПМПК нужен сурдопедагог. Но вот уже второй месяц сад не может предоставить специалиста-сурдопедагога со знанием жестового языка. Кто же поможет моей дочке влиться в общество? Кто будет её проводником в мир звуков? Дети с ней общаться не будут, жестовый язык они не знают. Воспитатель тоже не сможет с ней вести диалог: воспитатели обычно не знают, что с такими детьми надо говорить, сидя на одном уровне с ребёнком, чтобы ребенку была хорошо видна артикуляция устной речи. Так что даже в отношении детей абсолютно отсутствует доступная среда в получении качественного образования. Не работает пункт о доступности образовании для детей инвалидов, о котором упоминается в статье 24. 3b в Конвенции ООН, которую Россия ратифицировала в 2006 году.
Какие меры, на ваш взгляд, должны были быть приняты, чтобы русский жестовый язык полноценно развивался на территории нашей страны?
Елена: В первую очередь, нужно устранять стереотипы в отношении русского жестового языка в сознании общества. Мы работаем и в этом направлении, информируем людей о РЖЯ, о способах взаимодействия с глухими или слабослышащими людьми, чтобы стирались барьеры между нами. Понимание, принятие особенностей любого человека позволяют выстраивать качественную коммуникацию, даже если кто-то из них не владеет русским жестовым языком. Особенно это касается слышащих родителей глухих детей: часто из-за неприятия диагноза своего ребёнка, непонимания, как взаимодействовать с ним, возникает страшная ситуация — когда ребёнок чувствует себя «домашней» сиротой: такая форма сиротства признается научной литературой в случаях, когда несовершеннолетние формально не лишены родительской заботы, однако не получают ее в результате равнодушия, отсутствия интереса к жизни ребенка у родителей, в том числе в случае отсутствия полноценной коммуникации между родителями и ребёнком.