него не молился. Про него говорили, что он
предлагал графине всех крепостных на волю
отпустить.
— Ну и что же она? — заинтересовалась я.
— Да ничего. Сказала, говорят, подумаю,
чтоб только отделаться от него и не обидеть.
Надо сказать правду, что его все уважали.
— Он, должно быть, был образованный и
умный, — заметила я.
— Брат сказывал, что он пять языков знал,
а не умел ни денег считать, ни на счетах
класть.
— Ну, это еще не важно, — рассудила я.
— Кому что! А вот для нас так важнее все
го счетоводство знать да заводское дело. —
Помолчавши, тетка прибавила: — А с той по
ры от этих людей у нас и до сих пор эта фа
наберия ведется.
— Ну, теперь-то уж ее, кажется, совсем
нет, — улыбнувшись сказала я.
— Ну, как нет, есть и теперь, только при
таилась опа. Ну, да и люди нынче мельче по
шли. Не хочешь ли, сходим к учителю Мох-
патину в гости; он давно знаком мне, и ты по
знакомишься с нашим теперешним либе
ралом.
И тетка вдруг презрительно и громко рас
смеялась, затем вздохнула и замолчала.
III. В ГОСТЯХ У ЛИБЕРАЛА
Вскоре после этого разговора мы с теткой
собрались в гости к либералу-учителю. Он
--------------------------- 288 ---------------------------
жил в довольно большом доме неприглядной
и мрачной наружности; но внутри дом был
хорошо устроен и очень поместителен.
Строил его один из приезжих заводских уп
равителей, а жене учителя достался по на
следству.
— Здравствуйте, Михайло Васильевич! —
сказала тетка, войдя в переднюю и загляды
вая из дверей ее в следующую большую ком
нату, где, стоя у окна, прислонясь к косяку,
либерал-учитель читал какую-то книгу. Он
взглянул на нас из-за очков и, поспешно су
нув книгу на столик, пошел к нам навстречу,
сильно притопывая одной ногой и еще взъеро
шив свои и без того вихрами торчащие свет
ло-русые волосы. Это был молодой человек
среднего роста, очень сухощавый и бледный.
Одет он был в сильно потасканное серенькое
пальто с порванными петлями и высунувши
мися кругом махрами подкладки. У воротни
ка рубашки недоставало пуговки, а небреж
но завязанный узел галстука съехал набок.
— А, Аграфена Степановна! Мое почтение,
милости просим! — сказал он, любезно раскла
ниваясь с теткой. — Пожалуйста сюда, жена
здесь.
Мы прошли за ним в следующую комнату,
где навстречу нам с дивана, обитого пестрым
ситцем, поднялась молоденькая и хорошень
кая брюнетка, жена учителя. Она была опрят
но и даже нарядно одета и тоже читала ка
кую-то книгу. Кроме нее, в комнате, в уголке
у окна, сидела худенькая девочка лет семи,
тоже с книжкой в руках. Девочка на минутку
------------------------------------ 289 ------------------------------------
подняла на нас свои серьезные зеленовато-се
рые глаза и снова углубилась в книжку.
— Все с книжками, — сказала тетка, здоро
ваясь с молодой женщиной, — мы вам поме
шали читать?
— Нет, ничего. Ведь мы только и делаем,
что читаем. Теперь праздник, и работать ни
чего не хочется,—приветливо заговорила мо
лодая женщина, усаживая тетку на диван.
Тетка представила меня, сказала, что я при
ехала к ней погостить, посмотреть Кужгорт.
— Да, я думаю, вы скучаете дома, ведь
Алакшинский завод — это, говорят, такая тру
щоба,— сказала молодая женщина, обраща
ясь ко мне. — Вот только жаль, что вы не
приехали раньше. Зимой у нас клуб был, ли
тературные и танцевальные вечера, и было
чудо как весело. Думали было мы, что
у нас еще будет несколько вечеров на пасхе,
но главноуправляющий с дня объявления ма
нифеста все что-то болен или не в духе, по
этому ничего не состоялось,— добавила она
улыбнувшись.
Я пожалела: я рассчитывала, что попаду на
эти вечера, о которых много наслышалась в
Алакшинском заводе.
— Что же читалось на ваших литературных
вечерах? И кто читал? — обратилась я к Ми
хаилу Васильевичу.
— Читали все, кто только мог читать: вот
ее брат, Александр Петрович, читал, Григо
рий Николаевич Пантюхин читал — оба от
личные чтецы, — Цешковский, наш доктор,
его жена, вот я и она читала, — Михайло Ва-
--------------------------- 290 __________________
сильевич кивнул головой на жену. — Еще На-
зукин и другие.
— Да вы не хотите ли посмотреть програм
му?—предложила мне Анна Петровна. — Тут
на столе, кажется, сохранились черновые: ведь
они у нас составлялись. Поищи, Michel!
Михаил Васильевич порылся на столе и
отыскал два исписанные листа, которые и по
дал мне. «Программа 1-го литературного ве
чера»— значилось вверху листа; далее следо
вало, кто что прочтет. Я стала читать про
грамму вслух.
1) Отец Петр скажет речь по случаю откры
тия клуба.
— И он говорил? — спросила я.
— Да, говорил. Это ведь у нас весьма тор
жественно было, и он сказал что-то весьма
приличное случаю, — сказал Михаил Василье
вич.
— Он ведь очень неглупый господин, — до
бавила Анна Петровна. Тетка улыбнулась и
двусмысленно хмыкнула.
2) Лекция Густава де-Молинари о полити
ческой экономии. Лекция первая. Прочтет
Григорий Николаевич Пантюхин.
— Это, видите ли, — перебил меня Михай
ло Васильевич, — и не совсем-то годилось
для литературных вечеров, но управляющий
хотел, чтоб было как можно более серьезного
чтения, так это уж для него вошло в про
грамму.
— А Григорий Николаевич читал хорошо,
так что эти лекции слушались без скуки,—
заметила Анна Петровна.
--------------------------- 291 ---------------------------
3)
«Нечто из физиологии и гигиены». Про
чтет доктор Цешковский.
— Не сказано, чья статья, — заметила я.
— Это он свое что-то читал, — усмехнулся
Михайло Васильевич, — поляк, человек с го
нором. Не хочу, говорит, я чужого читать, ну
а нам-то важно было, чтоб читал что-нибудь,
мы и согласились: читай, мол!
4) «Звуки и краски» — стихотворения. Про
чтет Варвара Александровна Цешковская.
5) «Письма к русским женщинам». Письмо
1-е. Прочтет Анна Петровна.
В заключение: «В чужом пиру похмелье»
Островского. Прочтет Александр Петрович.
— А после чтения танцевали, — сказала
Анна Петровна. — Да, жаль, жаль, что вы не
застали этих вечеров, хорошие были ве
чера!
— Да, хорошие были вечера, хорошие, —
согласилась и тетка.
— Ну, не унывайте. На будущую зиму эти
вечера, вероятно, возобновятся. Общество
наше прибавится: приедет мировой посредник;
это, вероятно, будет человек с университет
ским образованием и, вероятно, примкнет к
нашему кружку, — пустился предполагать
Михайло Васильевич.
— Ну, это ведь еще неизвестно, — заметила
Анна Петровна.
Я стала читать программу второго вечера.
1) «Несчастные» Некрасова, прочтет Ми
хаил Васильевич.
2) «Вторая лекция де-Молинари», прочтет
Григорий Николаевич.
292
3) «Бэда-проповедник», стихотворение, про
чтет Александр Петрович.
4) Второе письмо к русским женщинам,
прочтет Анна Петровна.
5) Вторая лекция о физиологии — доктор
Цешковский.
еП6) «Гегемониев» Щедрина — Александр трович.
— Программа второго вечера мне лучше
нравится, — сказала я, складывая листки и
возвращая их Михаилу Васильевичу.
— Да, это одна из лучших. Впрочем, они и
все недурно были составлены, — сказал Ми
хайло Васильевич.
— Ну, все же бывало! — сказала Анна Пет
ровна. — Назукин, например, читал какую-то
глупейшую повесть из «Сына отечества», где
вместо mesdames произносил месдамес. Вот
заладил, что это именно он прочтет; ну, де
лать нечего, должны были согласиться. Мы,
впрочем, с Варварой Александровной не слу
шали, ушли в другую комнату.
— Зато этот второй вечер был один из
удачнейших и многолюднейших, — с одушев
лением заговорил Михаил Васильевич. — При
езжие из города были, из Ильинска, все лю
ди понимающие. Горный инженер Стуков был
удивлен, как мы осмелились читать такую
вещь, как «Гегемониев», на литературном ве
чере. Помнишь ты, Анюта?
— Я помню только то, что он едва на сту
ле мог сидеть от хохота, когда брат читал
«Гегемониева», — сказала Анна Петровна.
— Ну, ведь не все смеялись, — сказал Ми
----------------------------------- 293 - --------------------------------- -
хайло Васильевич, — когда я читал «Несчаст
ных», так одна дама даже расплакалась...
— А когда я читала, — перебила его Анна
Петровна, — «Письма к русским женщинам»,
так многие дремали, а одна наша знакомая —
соседка еще, вот тут неподалеку живет — так
даже совсем уснула. Так и всхрапывает на
всю комнату.
Все рассмеялись.
— Вероятно, это была очень серьезная
статья? — заметила я.
— Не то, чтобы уж очень серьезная, но все-
таки не по плечу нашим барыням. Да и не
годилась она для наших литературных вече
ров; так уж, ни к селу ни к городу мы ее при
плели. Все управляющему угодить хотели,—
усмехнулась Анна Петровна.
— А я думала, что Михайло Васильевич
вовсе неспособен угождать, — насмешливо за
метила тетка.
— Нельзя без того было, Аграфена Степа
новна, ведь все от него зависело, — вздохнул
Михаил Васильевич.
Потолковавши кое о чем, тетка спросила Ми
хаила Васильевича, нет ли у него каких-ни
будь «серьезных или исторических книг». Она
иногда прикидывалась любительницей серьез
ного чтения. Получив ответ, что Михаил Ва
сильевич сам читает Бокля, а жена его по
следнюю книжку «Современника» и что когда
они прочтут, то пошлют книги к нам, мы стали
прощаться. Анна Петровна приглашала меня
бывать у нее, на что я с удовольствием согла
силась. Тетка, с своей стороны, приглашала
------------------------------------ 294 -----------------------------------
их обоих к себе. Прощаясь с дочкой учителя,
я попросила у нее почитать ее книжку, кото
рую она во время чая отложила в сторону.
— Возьмите, — сказала девочка, подавая
мне книгу, — я уж ее второй раз читаю.
Я взяла и взглянула на заглавие: это была
«История кусочка хлеба» Масе.
— Ничего, возьмите, — сказала мне Аннй
Петровна, — вы прочтете ее не без интереса.
Я тоже прочла. Ведь мы с вами в некотором
смысле —те же дети, — усмехнулась она.
Я вполне согласилась с этим и утащила книж
ку с собой.
IV. ЗНАКОМЫЕ МОЕЙ ТЕТКИ
У моей тетки было несколько учеников —
мальчиков и девочек, которых она учила гра
моте. Когда я приехала, учеников у нее было
трое: две девушки, уже совсем взрослые, и
один калека-мальчик. У мальчика этого обе
ноги вывернулись назад, так что пятки были
напереди, а ступни волочились сзади. И хотя
он переступал ногами, но держаться на них
и ходить без помощи костылей не мог. Звали
его Христофором, или попросту Форком. Одну
из девушек, приземистую, страдающую одыш
кой от непомерной толщины, звали Мариюш-
кой; другую — черноволосую, бойкую на язы
чок, с ухватками торговки — звали Маряной,
или Маринкой. Она училась по азбуке граж
данской печати и, когда я приехала, уже бой
ко читала всякую книгу и вскоре перестала
----------------------------------- 295 ------------------------------------
брать уроки, а ходила к тетке носить воду,
помогала стирать и мыть, так как тетка ку
харки не держала. Христофор и Мариюшка
учились по славянской азбуке. Христофора я
застала уж проходившим последние кафизмы
псалтыря; он тоже хорошо читал и вскоре
перестал ходить к нам. Осталась Мариюшка,
читавшая чуть не по складам и только что на
чавшая псалтырь. Она ходила почти каждое ут
ро, и в течение двух, а иногда и трех часов тетка
или дедушка слушали ее медлительное до не
возможности чтение, сопровождаемое шипень
ем, захлебыванием и такими тяжелыми вздоха
ми, что становилось вчуже жаль и учителей и
ученицу: точно она, бедная, тащила непомерно
тяжелую ношу. Мариюшка желала научиться
читать для спасения души. Христофор — чтоб
иметь хоть какой-нибудь заработок, читая по
умершим; Маряна, начинавшая торговать ка
лачами, орехами и сусляными пряниками, а
также пивом и брагой, училась для мирских
целей. Кроме этих лиц, тетку посещали иног
да сослуживцы Володи: секретарь правления
и другие и еще несколько человек мастеро
вых. В числе последних были люди, любив
шие потолковать о предметах отвлеченных,
пофилософствовать, были и пессимисты, лю
бившие посплетничать про начальство, потол
ковать о прошлых хороших временах и о на
ступающих дурных и тяжелых. Были и опти
мисты, верившие, что все дурное прожито, а
все хорошее вот-вот наступит. В числе этих
всех были два маниака: один помощник ма
шиниста, весь поглощенный изобретениями
----------------------------------- 296 -----------------------------------
различных колес, насосов и поршней, но всего
более работающий своей головой над изобре
тением вечного движения, и другой, вполне
убежденный, что наступили последние време
на, что антихрист уже давно народился и
скоро будет «светопреставление». Этот по
следний был одним из лучших слесарей заво
да. Его крупные и резкие черты лица, слегка
воспаленные глаза, угрюмо и подозрительно
выглядывающие из-под густых бровей, черные
всклокоченные волосы, копной торчащие на
большой голове, и вся его оригинальная фи
гура с самого начала привлекла мое внима
ние. Не помню, в какой из праздников посе
тил он тетку и, заметив, что я пристально рас
сматриваю его, вдруг ошеломил меня грубым
и даже будто сердитым вопросом:
— Что глядишь? Отдай грош да и гляди
сколько хошь! — сказал он, вдруг обернув
шись ко мне, хотя раньше будто совсем и не
примечал меня.
Я почему-то так смутилась и растерялась,
что не знала,что и ответить.
— Ну вот, где ж ты возьмешь грош? — рас
смеялась тетка, щелкавшая кедровые орехи.
Это было ее любимое развлечение в празд
ничное время.
— Гроша у меня нет, а вот гривенник
есть, — сказала я, вытаскивая монету из кар
мана и кладя ее на стол.
Екимов — так звали слесаря — молча встал,
подошел к столу и, взяв гривенник, спокойно
и молча опустил его в карман и затем, как
ни в чем не бывало, продолжал свою беседу
---------------------------- 297 __________________
с теткой. Тетка насмешливо поглядела на
меня.
— Что, проглядела гривенник, — обрати
лась она ко мне, когда Екимов ушел. Я за
метила, что она чем-то раздражена и недо
вольна, но сделала вид, будто не примечаю,
и отвечала спокойно:
— Ну что ж, мне не жаль. Если б я умела
рисовать, нарисовала бы с Екимова портрет
и заплатила бы ему как натурщику.
Я уже много раз замечала, что тетке не
нравилось мое обращение или, лучше ска
зать, то, что я не умела изменить своего об
ращения ни для кого и клала свою руку так
же любезно в вымазанную сажей руку маши
ниста, как и в руку секретаря правления,
слывшего за одного из лучших женихов в
Кужгорте. Ей не нравились также и мои ма
неры: манерная и чопорная сама, она не лю
била простоту и безыскусственность в других.
Ей казалось, что я роняю свое достоинство,
обращаясь так запросто с мужиками, и грубо
обхожусь с людьми, поставленными выше.
Принимала же она мастеровых потому, что
это все были знакомые и друзья ее старшего
сына, умершего года три тому назад. Он был
каким-то строителем или механиком в заво
де; чрезмерным усердием к своему делу рас
строил свое здоровье и умер лет двадцати
шести, оставив о себе у рабочих хорошую па
мять. Но, принимая бывших знакомых своего
сына, тетка всегда умела держать их в по
чтительном расстоянии. Из того, как она по
давала руку, всегда можно было заключить,
----------------------------------- 298 -----------------------------------
на какой ступени общественной лестницы
стояло это лицо и в какой мере она благово
лила к нему. Несмотря на все ее желание,
она плохо умела скрывать движения своей
души, и я вскоре по приезде научилась по ее
лицу узнавать о состоянии ее духа. И за всем
тем я все-таки не умела избегать не то чтобы
ссор, а так — небольших неудовольствий, не
имевших, впрочем, никогда других последст
вий, кроме того, что мы в течение часов двух
или трех сидели молча: тетка дулась, а я не
смела заговорить. Так и в этот раз мы про
сидели до чая молча. А во время чая к нам
зашли гости: помощник машиниста Аксенов
и пудлинговый мастер Седов. Это был высо
кий мужик с крепкими мускулами и подвиж
ным, выразительным лицом. Он говорил с
жаром, сильно нагибаясь вперед и употреб
ляя для большего убеждения размашистые
жесты. Оба были немножко навеселе; тетка
поморщилась, однако ж предложила им
сесть и налила по стакану чая. Поговорили
сначала о погоде, потом о новости, занимав
шей тогда всех. Распространился слух, что у
мастеровых отберут покосы и что даже усадь
бы свои они должны будут выкупать. Масте
ровые, или унаследовавшие свои дома и по
косы от отцов и дедов, или приобревшие до
ма покупкой, а покосы расчистившие сами
в местах, указанных начальством, никак не
могли взять в толк, что все это не их собст
венность.
— За что я должен теперича платить-то? —
спрашивал у тетки Седов, наливая чай из ста
--------------- --------------------- 299 -----------------------------------
кана на блюдечко. — Растолкуй ты мне, Ог-
рафена Степановна, ты — женщина ученая.
Всему заводу известно, что место я купил у
Степана Нечаева за 20 рублей, а теперь опять
должен за него платить! Да ежели бы я и не
купил место? Ежели бы мне его отвели без
денежно, как иным прочим, так и тут, по-
моему, выводит, платить не за что. Ведь я
тут у них в заводе работаю, и должен я тут
жить. Ежели бы они мне места не дали, где
же бы я жить стал? Конечно, и лесу они мне
дали на избу... Так ведь — господи ты, боже
мой! — лесу-то у них видимо-невидимо. Вот
уж сто лет, как мы его палим в печах-то, а
все, куда ни оглянись, кругом лес.
И Седов широко раскинул руками, точно
отодвигая окружающий его лес.
— И как же им не помочь своему работ
нику!— продолжал он.— Опять же ведь они
лес-то не садили, не поливали. Ведь это —
божье, а за божье, кажись бы, денег брать не
след.
— Да как же, по-твоему, — кто хочет, зна
чит, тот и поезжай в лес? Да и бери сколько
надо? — спросила тетка.
— Нету, зачем так, Ографена Степанов
на, — заерзал Седов на своем стуле, — не кто
хочет, а свои работники, свои люди, значит,
должны быть отличены от других! Ведь на
чальство нас знает, ну и видит, которые заво
ду полезны. Зачем же нас обижать? А это
нам обида будет, ежели нас заставят за усадь
бу платить и покосы от нас отберут, обида
кровная.
------------------------------------ 300 ------------------------------------
И Седов внушительно покачал головой и
залпом выпил свой простывший чай.
— И отколь это распоряжение происхо
дит? — заговорил он снова. — От начальства
ли здешнего, али от помещика?
И он вопросительно обвел нас глазами. Я,
разумеется, молчала; молчала и тетка.
— Говорят, от помещика, — сказал Аксе
нов. Степан недоверчиво потряс головой.
— Ни в жисть не поверю, чтобы ему само
му в голову впало своего работника изоби
деть. Отобрать от нас покосы, кои мы сами
расчистили для своих коров, для робят мел
ких! Да на что это похоже? И разве мы ему
не слуги были? Разве теперь не служим? И мы
и дети наши — все его слуги, — горячился Се
дов, размахивая руками.
— Ну, теперь ведь вы вольные: куда хотите,
туда и пойдете, кому хотите, тому и служи
те, — сказала тетка не без иронии.
— Эх, Ографена Степановна! Да куда пой-
дешь-то? Ведь бедноты-то нашего брата везде
натолкано. Это хорошо говорить тому, кто
весь один, у кого ни за собой, ни перед собой.
А у кого семья, тому это совсем неспособно.
Да, это нам обида, — снова повторил Седов, —
если у нас покосы отнимут!
— Да ведь зато вам хотят плату увеличить
за работу: на деньги все и будете покупать, —
сказала тетка.
— Ну, еще где купишь! А как сам-от сенка
поставишь — оно все поспокойнее.
— Да ты и ставь его сам, коли тебе охота.
У помещика же покос-то кортомь да и ставь.
--------------------------- 301 ---------------------------
— Это выходит: я же ему и плати за то,
что я ему покос предоставил, — сказал Седов,
стукнув себя кулаком по колену. — А ты зна
ешь ли то, сколько я в пего труда убил? Там,
где кошу теперича, ведь совсем косить-то
нельзя было. Только и было, что пенья да ко
ренья. Все надо было выворочать, да в ку
чи скласть, да сжечь.
— Да ты когда покос-то расчищал, так чей
хлеб-то ел? Ведь помещиков, — возразила
тетка.
— За хлеб-то я ему работал. А это я, мо
жет, все в праздничные дни для себя старал
ся,— сказал Седов, ударив себя в грудь.
— Ну, в праздничные-то дни вы больше
около штофа с водкой да около ведра с пивом
стараетесь, —зло рассмеялась тетка.
— Это точно, что мы пьянствуем много, —
согласился мастер, почесывая в голове и
улыбнувшись, — только мы ведь бога не за
бываем. Вот я и сегодня, не в укор господу-
богу, в церкви христовой был и как следует
за всех помолился.
Он помолчал и поглядел на всех нас.
Тетка молчала; Аксенов, видимо, что-то вы
считывал в уме, перебирая пальцами, и тоже
молчал.
— Какая проповедь сегодня хорошая бы
ла!— сказала я, чтобы сказать что-нибудь.
Седов живо обернулся ко мне.
— Это точно, что хорошая проповедь, —
заговорил он, — батюшка наш, отец Петр, чу
десно сказывает. Уж так внятно, так внятно!
Ровно тебе отчеканит каждое слово.
----------------------------------- 302 _______________________
— Да, и выразительно он так говорит, и
голос у него такой приятный, — подтвердила я.
— А о чем же он говорил? — полюбопытст
вовала тетка.
— «Тяготы друг друга носите» было тек
стом, — сказала я.
— Помогать велит друг другу, горой стоять
друг за друга, — начал пояснять Седов,—
чтобы, значит, как один, так и другой, чтобы
единомысленно... чтобы по-христиански...
И Седов умолк, видимо, затрудняясь при
искивать выражения. Все помолчали.
— Однако мне пора, — сказал Седов, вста
вая, — прощайте, Ографена Степановна, из
вините, что зашел, все памятую сынка-то ва
шего добродетель... Пойдем, Семен Васильич.
— Нам не по пути, — отозвался Семен Ва
сильич и остался посидеть еще минуточку.
Когда Седов ушел, Аксенов вдруг оживился
и начал рассказывать тетке, что он изобрел
какое-то колесо, что когда его вернешь, то
оно сообщает движение другому, сильнейше
му, это — третьему, что сила все увеличивает
ся и что таким образом можно будет достичь
вечного движения, что с каждым днем он все
сильнее и сильнее убеждается в возможности
этого изобретения. Тетка, плотно сжавшая гу
бы и нахмурившая брови, молчала. Рискуя
рассердить ее, я, однако ж, не могла утерпеть,
чтоб не спросить Аксенова:
— А чем же будет приводиться в движение
первое колесо?
— Вот об этом я теперь и думаю, — заго
ворил Аксенов, переходя со своего места и
------------------------------------ зоз —--------------------------------
Присоединяйтесь — мы покажем вам много интересного
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев