К 120-летию со дня рождения.

Леонид Николаевич Мартынов — русский поэт, журналист, переводчик поэзии родился 9 (22) мая 1905 года в Омске, учился в Омской классической гимназии, но не окончил её. В раннем творчестве был близок к футуристам, испытал влияние В.В.Маяковского, Н.Н.Асеева, Б.Л.Пастернака.
Дебютировал в печати в 1921 году заметками в омских газетах «Сигнал», «Гудок», «Рабочий путь». Входил в футуристическую литературно-художественную группу «Червонная тройка» (1921–1922).
В 1924 году стал разъездным корреспондентом газеты «Советская Сибирь» (Новониколаевск), объездил всю Западную Сибирь и Казахстан, участвовал в геологических экспедициях.
В 1930 году в Москве вышла первая книга Мартынова — очерки о Прииртышье, Алтае и Казахстане «Грубый корм, или Осеннее путешествие по Иртышу».
В 1932 году был арестован по обвинению в контрреволюционной пропаганде и осуждён по делу так называемой «Сибирской бригады». Административную ссылку провёл в Вологде, где жил с 1932 до 1935 года.
В 1939 году к Мартынову пришла литературная известность: вышла книга «Стихи и поэмы». В 1942 году благодаря хлопотам писателя А. Калинченко был принят в СП СССР.
Литературную известность принёс сборник «Лукоморье» (1945), в центре которого — символический образ счастливой сказочной страны на севере Руси.
В конце 1940-х в связи с выходом книги «Эрцинский лес» Мартынов подвергся журнально-газетной травле. Поэта обвинили в аполитичности и перестали печатать.
Новые книги Мартынова начали выходить только после смерти И.В.Сталина. С начала «оттепели» до 1980 года было издано более 20 книг поэзии и прозы.
Некоторые награды: Государственная премия СССР (1974) — за книгу стихов «Гиперболы» (1972), Государственная премия РСФСР имени М. Горького (1966) — за книгу стихов «Первородство».
Автор книг очерков и автобиографических новелл: «Крепость на Оми» (1940), «Воздушные фрегаты» (1974), воспоминаний «Знак бесконечности» (1980) и других.
Переводил поэзию Э.Межелайтиса, А.Теннисона, П.Неруды, Ш.Петёфи, Я.Кохановского, А.Мицкевича, Ю.Тувима, А.Рембо, Ш.Бодлера и других.
Умер 21 июня 1980 года. Похоронен в Москве на Востряковском кладбище.
Первый снег.
Ушел он рано вечером,
Сказал:- Не жди. Дела…
Шел первый снег. И улица
Была белым-бела.
В киоске он у девушки
Спросил стакан вина.
«Дела…- твердил он мысленно,-
И не моя вина».
Но позвонил он с площади:
-Ты спишь?
-Нет, я не сплю.
-Не спишь? А что ты делаешь?-
Ответила:
-Люблю!
…Вернулся поздно утром он,
В двенадцатом часу,
И озирался в комнате,
Как будто бы в лесу.
В лесу, где ветви черные
И черные стволы,
И все портьеры черные
И серые углы,
И кресла чернобурые,
Толпясь, молчат вокруг…
Она склонила голову,
И он увидел вдруг:
Быть может, и сама еще
Она не хочет знать,
Откуда в теплом золоте
Взялась такая прядь!
Он тронул это милое
Теперь ему навек
И понял,
Чьим он золотом
Платил за свой ночлег.
Она спросила:
-Что это?
Сказал он:
-Первый снег!
След.
А ты?
Входя в дома любые -
И в серые,
И в голубые,
Всходя на лестницы крутые,
В квартиры, светом залитые,
Прислушиваясь к звону клавиш
И на вопрос даря ответ,
Скажи:
Какой ты след оставишь?
След,
Чтобы вытерли паркет
И посмотрели косо вслед,
Или
Незримый прочный след
В чужой душе на много лет?
Вятичи.
В роще,
Где туристами
Ставятся шатры,
Есть над быстрой Истрою
Древние бугры.
Где стоят горелые
Мертвые дубы,
Вылезают белые
Старцы, как грибы.
Это племя вятичей
Обитало там,
Где течет назад ручей
По глухим местам.
Это смотрят вятичи
Из своих бугров
И, на мир наш глядючи,
Молвят: — Будь здоров!
Вопрошают вятичи:
— Кто такие вы,
Мужи-самокатичи,
Мятичи травы?
Вы автомашинычи,
Газовая чадь,
Или как вас иначе
Звать и величать?
Вы кричите, воете,
Жжете вы костры,
Бестолково роете
Старые бугры.
С банками-жестянками
Мечете вы сор,
Чтоб из ям с поганками
Вырос мухомор.
Это правда истая,
Ибо так и есть
Здесь над быстрой Истрою,
Где бугров не счесть.
И сочит закат лучи,
Чтобы их стеречь,
И уходят вятичи
В Горелую Сечь.
О, годовщины.
О, годовщины,
Годовщины,
Былые дни!
Былые дни, как исполины,
Встают они!
Мы этих дней не позабыли,
Горим огнем
Тех дней, в которые мы жили
Грядущим днем!
И в час,
Когда опять двенадцать
На башне бьет,
Когда дома уже теснятся,
Чтоб дать проход
Неведомым грядущим суткам,
Почти мечтам,
Вновь ставлю я своим рассудком
Все по местам.
Да,
Он назад не возвратится -
Вчерашний день,
Но и в ничто не превратится
Вчерашний день,
Чтоб никогда мы не забыли,
Каким огнем
Горели дни, когда мы жили
Грядущим днем.
Корень зла.
Вот он, корень,
Корень зла!
Ох, и черен
Корень зла.
Как он нелицеприятно
Смотрит с круглого стола,
Этот самый корень зла!
- Надо сжечь его до тла,
Чтоб исчез он безвозвратно!
- Ну, а если не поможет
И опасность лишь умножит
Ядовитая зола?
Побоялись уничтожить!
И опять колокола
Бьют тревожно и набатно,
И скорбей не подытожить,
И отрава садит пятна
На болящие тела.
Неужели же обратно
Закопают
Корень зла?
Что-то.
Что-то
Новое в мире.
Человечеству хочется песен.
Люди мыслят о лютне, о лире.
Мир без песен
Неинтересен.
Ветер,
Ветви,
Весенняя сырость,
И черны, как истлевший папирус,
Прошлогодние травы.
Человечеству хочется песен.
Люди правы.
И иду я
По этому миру.
Я хочу отыскать эту лиру,
Или — как там зовется он ныне —
Инструмент для прикосновенья
Пальцев, трепетных от вдохновенья.
Города и пустыни,
Шум, подобный прибою морскому...
Песен хочется роду людскому.
Вот они, эти струны,
Будто медны и будто чугунны,
Проводов телефонных не тоньше
И не толще, должно быть.
Умоляют:
«О, тронь же!»
Но еще не успел я потрогать —
Слышу гул отдаленный,
Будто где-то в дали туманной
За дрожащей мембраной
Выпрямляется раб обнаженный,
Исцеляется прокаженный,
Воскресает невинно казненный,
Что случилось, не может представить:
«Это я!— говорит.— Это я ведь!»
На деревьях рождаются листья,
Из щетины рождаются кисти,
Холст растрескивается с хрустом,
И смывается всякая плесень...
Дело пахнет искусством.
Человечеству хочется песен.
Народ-победитель.
Возвращались солдаты с войны.
По железным дорогам страны
День и ночь поезда их везли.
Гимнастерки их были в пыли
И от пота еще солоны
В эти дни бесконечной весны.
Возвращались солдаты с войны.
И прошли по Москве, точно сны,—
Были жарки они и хмельны,
Были парки цветами полны.
В Зоопарке трубили слоны,—
Возвращались солдаты с войны!
Возвращались домой старики
И совсем молодые отцы —
Москвичи, ленинградцы, донцы…
Возвращались сибиряки!
Возвращались сибиряки —
И охотники, и рыбаки,
И водители сложных машин,
И властители мирных долин,—
Возвращался народ-исполин…