Колдунья Мария Шерстюкова

Продолжаем публикацию материала о колдунах Михалкова Майдана.
Напоминаем, что рассказ ведётся по записям, представленных академиком Е.Ф.Карским на заседании Отделения Гуманитарных Наук 26 октября 1927 года. Записи делала молодая девушка Никитина Н.А, жительница Михалкова Майдана в период с 1920 по 1924 годы. Далее рассказ ведётся от её лица.

Записи относятся к Новослободской волости Лукояновского уезда, Нижегородской губ. Здесь живут так называемые «будаки» группа крестьян, отличная от прочих по говору и некоторым чертам быта. Это бывшие крестьяне кн. Кочубея, переселенные сюда в XVII веке из Украины и Белоруссии. Среди них я встретила в 1926 г. Марию Шерстюкову, 69 лет, которая раньше была колдуньей. В настоящее время она «передала» уже свой дар неизвестно кому. Теперь Шерстюкова ходит в церковь, чего раньше не делала, обряжает покойников и лечит больных с помощью трав и заговоров. Она бобылка из середняцкой семьи, отец ее был бурлаком. Знание свое она получила от своей бабки, Анны Шерстюковой, из с. Михалкин Майдан. Мне показывали двух женщин, которых она испортила 4 года назад. В Новой Слободке были «кельи», как в Лукоянском уезде называют посиделки: собрались девушки, пряли под песни и гармошку. Марья зашла зачем-то к хозяйке избы; девушки над ней втихомолку подшутили, а старуха услышала. Уходя, она зачерпнула в ковш воды из кадушки, отпила и остатки выплеснула назад в кадку. Девушки, которые пили после нее воду из этой кадки, оказались испорченными. На вид они здоровы, но в церкви, во время пения «херувимской», с ними делался припадок. Они бились, ругались, мяукали; у них появлялась такая сила, что их еле сдерживали 45 мужчин. Припадок продолжался, пока их не выносили из храма. На дворе они постепенно затихали и лежали ослабевшие, бледные, в холодном поту. Таким образом, кликушество здесь приписывается порче колдуньи. В настоящее время Шерстюкова уже никого не портит: «Передала своих чертей, теперь не может» объясняли мне односельчане. Живет Шерстюкова у самого оврага, на краю деревни, в маленькой избенке, почти вросшей в землю. На наш стук (я пришла к ней с одной девушкой) вышла старуха высокого роста, тонкая, прямая, с худым бледным лицом и молодыми черными глазами. Они смотрели как-то пронизывающе остро из-под темного платка, и от этого взгляда становилось неприятно. Мы вошли. Маленькая темная избенка, с земляным полом, что я здесь встретила впервые, печь, стол, скамья, в углу закоптевшая икона вот все убранство жилья. Девушка рассказала, что я очень страдаю головной болью и хочу, чтобы она меня вылечила. Старуха недоверчиво взглянула на меня и заговорила ноющим старческим голосом, который трудно было ожидать при ее бодрой внешности. Спросила, кто я, откуда и зачем приехала. В голосе любопытства не было, но я чувствовала ее колючий взгляд, особенно в ту минуту, когда я на нее не смотрела. Убедившись, что я серьезно хочу лечиться, она велела мне прийти к ней завтра утром, одной. Я пришла часов в девять. Она встретила меня как вчера. Велела сесть на лавку, снять с головы платок и распустить волосы. Потом она вынесла из сеней яйцо, перекрестилась три раза на икону, произнесла вслух: «В добрый час доброе дело начинается», и стала обводить яйцом справа налево по моей голове, лицу, рукам и всему телу, шепча при этом: «Не пришла я в добрый день давать, пришла я недуг вынимать, из рук, из ног, из головы, из мозгов, из бровей, из очей, из всякой жилочки, суставочки. Не сама я недуг вынимаю пресвятая богородица и все святые, будьте в помочи! Ти ты взялся с полудня (т. е. взялся ли ты), ти ты взялся с обеда, ти ты взялся с вечера, ти ты взялся в ночь, ти ты насланный, ти ты взялся в радощах, я тебя изгоняю, на воды ссылаю, где вода крутит, где люди не ходят и птахи не летают и звери не бегают. Там тебе ходить, там тебе гулять! желтой кости не ломать! Господи, очисти, матерь божия, очисти, мать земля, очисти, все святые станьте в помочи!» Так три раза провела яйцом по всему моему телу, каждый раз произнося эти слова. Затем велела мне встать с лавки, взяла со стола нож и молча очертила лезвием вокруг меня по земле круг. Потом взяла стакан, налила в него до половины воды из кадушки и вылила в стакан содержимое яйца, которым меня обводила. Стала смотреть в стакан. «Ты тут пузырьки видишь, а я (обратилась она ко мне) вижу, как шла ты вечером между людей, налетел ветер, а в нем вошла в тебя эта болесь. Хорошо, что ко мне пришла, а то она бы тебя со свету свела. Вот она где теперь», указала она на яйцо в стакане. Я спросила, какой она читала заговор. Она ничего не ответила. Я прочла его на память, она поправила, где я ошиблась. Сказала, что знает и от других болезней, но научить меня не может, так как тогда они потеряют силу до самой моей смерти. К Марии Шерстюковой многие обращаются. Платят ей натурой: молоком, яйцами, ситцевыми платками и т. п. Своего хозяйства она не имеет и живет только этими приношениями.

Духи колдуньи Шерстюковой, умершей два года назад в деревне Логиновке Лукояновского уезда, жили в клети. Свидание чертей с колдуном происходит в лесу или в разных хозяйственных постройках: в бане, в овине, в сараях, на гумне, обычно ночью, особенно под церковные праздники. Мне рассказывала соседка колдуньи Шерстюковой, что она следила, как по ночам Шерстюкова ходила на гумно и оттуда слышались ее вздохи. «Не лазьте, не лазьте! и на плечи-то, и на голову!.. Всем дам работу».