"Только из рассказов стариков, доживших до моих юных годов, мы знаем, что в далеком прошлом избы в Болдине освещались березовой лучиной. За неимением спичек огонь высекали из камня небольшой величины. В каждом доме был железный предмет, который назывался «огниво». К камню прикладывался небольшой – с орех величиной – кусочек сухого трута. При ударе огнивом по камню летел сноп искр и зажигал трут. К тлеющему труту прикладывалась самосерная спичка (они-то имелись в каждом доме). Вот от этой спички уже зажигали и лучину в светце. При свете лучины женщины пряли лен, мужчины плели лапти или вели разговоры. Такие картины заставал в избах Александр Сергеевич Пушкин. По воспоминаниям многих стариков, он всем интересовался. Однажды он заговорился дотемна в одной крестьянской семье и видел, как старик снес светел и стал высекать огонь. Спросил: – А что, дедушка, не зажигаешь спичкой? – Э, барин, спички купить не на что, своими самодельными измогаемся. Беда, барин, замучила бедность. – Отчего же бедность? – Известно, барин, отчего: наша бедность от вас, а ваша хорошая жизнь от нас… Вот и разумей. Почти все избы в Болдине топились по-черному. В избах три окна – два маленьких, а среднее несколько побольше. Я спросил старика Евдокима Святкина, доживающего в таком доме, почему так окна делали? Он сказал, что с маленькими окнами теплее, а большое окна на случай пожара: если загорится во дворе, то семья может спастись через это окно.

Для обдирки полбы, проса и гречи никакой техники не было, кроме ручного жернова и ступы. На ручном жернове размол шёл очень медленно. Поэтому полбу, просо толкли в ступе пестом. Ступы делали в метр высотой, с глубоким отверстием, чтобы зерно не могло вылететь. Такие ступы еще, может быть, где и сохранились до наших дней по окрестным деревням. В Болдине-то едва ли их где найдешь – большие пожары, наверное, сгубили. А жернов есть только один – у старушки Ислановой. Гречу в такой ступе толочь нельзя, у нее зерно очень слабое, перетирается в муку. Гречу сначала делали влажной, ставили в печь в чугунах или больших горшках на время, чтобы шелуха ослабла, потом перетирали руками. Шкура вся легко слетала, получалось чистое зерно, из которого варили гречневую кашу. А вот с мукой было труднее. Но не случайно сложилась пословица: «У горя родится догадка». Вокруг Болдина были ветряные мельницы, они и сейчас кое-где еще есть. Но вот если долго стояло безветрие, люди снова брались за старую ручную технику: жернов да ступу с пестом. Особенно перед большими праздниками, когда и муку, и крупу хотелось иметь чистыми, например, для выпечки дикушников (особого хлеба, который пекли в глиняной плошке) или гречневых блинов, которые пекли в день общего поминовения родителей. В 1830 году – в день поминовения – Александр Сергеевич Пушкин попросил испечь ему блины из гречневой муки. Муку нужно было приготовить за день, чтобы она была свежая, незалеженная, из отборного зерна. Обычно на один жернов сходились несколько женщин и по очереди мололи гречу. А тут пришла от Пушкиных дворовая женщина и попросила вне очереди размолоть немного крупы для барина.

Чтобы получить растительное масло, льняное или конопляное семя тоже толкли в ступе, потом влажным закладывали в горшки и ставили в печь на известное время, чтоб оно упарилось. Потом вынимали и клали под тяжёлый груз. Из-под груза текло масло. А выжимки – колоб – шли на корм скотине. В мое время такая маслобойка оставалась только в селе Кельдюшеве, масло такое называлось корчажным. Оно было особенно душистым и вкусным, но получать его было долго и трудно. Живя в Болдине, Александр Сергеевич мог видеть, как гнули полозья для саней. У нижних прудов, рядом с пáрнями, стояли станы – два крепких столба и меж ними перекладина. Распаренное дерево сгибали и ставили между столбами, верхняя перекладина мешала ему распрямиться. В таком положении полозья сохли до первой пороши.

Цитируется по книге: Болдино. Осень 1830: Фотолитературная композиция. М.: Планета, 1989. – 591 с.