«Большая тройка» на Потсдамской конференции. 2 августа 1945 года. Фото предоставлено М. Золотаревым Сталина вполне можно назвать триумфатором Ялты: в ходе сложных переговоров он добился почти всего, чего хотел. Во-первых, добился от союзников утверждения прав СССР на присоединенные в 1939–1940 годах территории Западной Украины, Западной Белоруссии, Прибалтики и Бессарабии (фактически Великобритания и США признали законными территориальные приобретения Советского Союза, осуществленные им после подписания 23 августа 1939 года договора о ненападении с Германией). Во-вторых, получил гарантии восстановления позиций страны на Дальнем Востоке: вернул все утерянное после Русско-японской войны 1904–1905 годов – Курилы, южную часть Сахалина и все прилегающие к ней острова и даже арендные права на героический и стратегически значимый Порт-Артур. В-третьих, достиг согласия союзников на переход всей Восточной Европы в сферу влияния СССР. Иными словами, впервые в истории зона присутствия войск потенциального противника была отодвинута на многие сотни километров от наших западных границ. Да и много чего еще: репарации, право вето в ООН… МНИМОЕ ПРОТИВОРЕЧИЕ Как все эти достижения соотносятся с растиражированным мифом о Сталине – неудачливом дипломате предвоенной поры? Ведь не секрет, решения заключить в 1939 году пакт о ненападении, а потом еще и договор о дружбе и границе с Германией многими до сих пор воспринимаются не просто как ошибка, а как преступление Сталина. Не только как поступок, заслуживающий осуждения с позиций мо-рали и нравственности (мол, советский лидер вместе с Гитлером распорядились судьбами народов Восточной Европы, не спросив их мнения на этот счет), но и как акт абсолютно недальновидный. Акт, который, вопреки расчетам Сталина, так и не спас Советский Союз от войны с Германией и к тому же нанес Москве непоправимый политический урон в глазах реальных и потенциальных друзей и союзников.

Вручение меча от короля Великобритании Георга VI защитникам Сталинграда. Тегеран. 29 ноября 1943 года. Interfoto/TACC На самом деле нет никаких противоречий между Сталиным образца 1939 года и Сталиным эпохи Ялты. Да, за эти годы Иосиф Виссарионович Сталин (как и всякий прошедший войну человек) изменился. Однако и в 1939-м, и в 1945-м он действовал исходя из одних и тех же принципов: политика – это искусство возможного и дипломатия есть инструмент отстаивания интересов своей страны, а не чьих бы то ни было еще. В этом смысле стоит признать вслед за западными контрагентами вождя Уинстоном Черчиллем и Франклином Рузвельтом: Сталин был одним из выдающихся дипломатов своего времени. ХОЛОДНОЕ ЛЕТО 1939 ГОДА Действительно, Договор о ненападении между Германией и Советским Союзом от 23 августа 1939 года за границей, да и у нас зачастую оценивают с морально-нравственных позиций. Впрочем, мораль Запада и российских либеральных политиков, историков и журналистов нередко базируется на двойных стандартах. Все, что совершал и совершает Запад, морально по определению и направлено на вселенское благо, а все, что делал СССР (и делает Россия), аморально и несет угрозу миру. Западные и прозападные критики Советского Союза, давая оценки договору, не только занимаются лицемерным морализаторством. Они игнорируют реальные вызовы, отвечать на которые были вынуждены Сталин и советская дипломатия. При этом цели, которые преследовал СССР, грубо фальсифицируются. Например, историк Борис Соколов уверяет, что Сталин заключил договор о ненападении «с единственной целью – спровоцировать Вторую мировую войну Гитлера с западными союзниками». Если верить Соколову, намерения оттянуть неминуемое столкновение с Германией и избежать войны на два фронта у Сталина вовсе не было. Почему мы должны этому верить?

Союз Адольфа Гитлера и Бенито Муссолини не предвещал Европе ничего хорошего. АР/ТАСС Английский историк Алан Джон Персиваль Тейлор верно заметил: «На Западе поднялась шумиха по поводу преступления Советской России, заключившей договор с ведущей фашистской державой. Трудно было понять упреки британских и французских политиков, которые активно способствовали разделу Чехословакии и даже стремились к новому соглашению с Германией за счет Польши». Можно долго спорить, насколько этические оценки вообще применимы к анализу политических (в том числе и внешнеполитических) решений. Но по крайней мере ключевые внешнеполитические решения межвоенного периода в ХХ веке принимались отнюдь не с позиций гуманизма и высшей справедливости. Вспомните Брестский мир 1918-го, Версальский мир 1919-го, Договор о ненападении между Германией и Польшей (так называемый пакт Пилсудского – Гитлера) 1934-го, Мюнхенский сговор 1938-го, Договор о ненападении между Германией и Советским Союзом (называемый также пакт Молотова – Риббентропа) 1939-го. В каждом случае на первом месте стояли геополитический расчет и прагматика. Можно ли, скажем, считать нравственной политику «умиротворения агрессора», которую проводили Великобритания и Франция накануне Второй мировой войны? Тем более что «умиротворить» Гитлера они пытались за счет ущемления интересов третьих государств, скармливая их территории германскому хищнику. А как оценивать тайную встречу с Гитлером британского заместителя министра иностранных дел Эдуарда Галифакса 19 ноября 1937 года в Бергхофе (Оберзальцберг)? В ходе переговоров английский лорд не стал скрывать от фюрера, что при условии сохранения целостности Британской империи Лондон готов предоставить Берлину свободу рук в отношении Австрии, Чехословакии и Данцига. Даже некоторые западные авторы называют визит Галифакса в альпийскую резиденцию Гитлера поворотным пунктом в цепи событий, приведших к развязыванию Второй мировой войны. МЕЖДУ ТЕМ ОТ СССР, А ТЕПЕРЬ ОТ РОССИИ ЗАПАД ПОСТОЯННО ТРЕБУЕТ ПОКАЯНИЯ ЗА ПАКТ МОЛОТОВА – РИББЕНТРОПА. А ВЕДЬ ВЕЛИКОБРИТАНИЯ, ПОЛЬША, ФРАНЦИЯ, ДАНИЯ, ЛАТВИЯ, ЛИТВА И ЭСТОНИЯ ЗАКЛЮЧИЛИ С ГЕРМАНИЕЙ ДОГОВОРЫ О НЕНАПАДЕНИИ РАНЬШЕ СССР, И НИ ОДНА ИЗ ЭТИХ СТРАН НЕ СЧИТАЛА И НЕ СЧИТАЕТ ЭТО ПОЗОРНЫМ ДЛЯ СЕБЯ. Да и передел Восточной Европы начал не Сталин. Не успели высохнуть чернила под печально известным Мюнхенским соглашением, по которому Великобритания и Франция сдали Гитлеру своего союзника – Чехословакию, заставив ее уступить Германии Судетскую область, как в тот же день, 30 сентября 1938 года, Варшава предъявила Праге свой ультиматум, требуя отдать ей Тешинскую область. В итоге Чехословакии пришлось смириться с потерей и этой территории, где проживало 80 тыс. поляков и 120 тыс. чехов. Уинстон Черчилль потом отмечал, что Польша «с жадностью гиены приняла участие в разграблении и уничтожении чехословацкого государства». В самой же Польше – будущей «невинной жертве сговора Сталина и Гитлера», как часто представляют ее в Европе – захват Тешинской области воспринимался как национальный триумф. «Провернувший дельце» министр иностранных дел Юзеф Бек был награжден орденом Белого орла, а благодарная польская интеллигенция поднесла ему звание почетного доктора Варшавского и Львовского университетов. Спустя неделю, 9 октября 1938 года, «Газета Польска» констатировала: «Открытая перед нами дорога к державной, руководящей роли в нашей части Европы требует в ближайшее время огромных усилий и разрешения неимоверно трудных задач». Что и говорить, в 1939 году Европа не была «поляной с лебедями». Каждый думал о себе и отстаивал свои интересы так, как их сам понимал.

Народный комиссар иностранных дел СССР Вячеслав Молотов подписывает советско-германский пакт о ненападении. Москва. 23 августа 1939 года. Фото предоставлено М. Золотаревым ТРЕТЬЕГО НЕ ДАНО В сложившейся обстановке советское руководство могло рассматривать два возможных сценария: либо принять участие в создании системы коллективной безопасности, способной дать отпор гитлеровской экспансии в Европе, либо заключить соглашение с Германией с целью отодвинуть сроки ее нападения на СССР. Третьего было не дано. Если бы реализовался первый сценарий, история антигитлеровской коалиции начала бы отсчет не с 1941-го, а с 1939 года. Однако Франция и Великобритания не торопились заключать договор о создании системы коллективной безопасности с СССР. «Советские предложения фактически игнорировались. К ним отнеслись с равнодушием, чтобы не сказать – с презрением… События шли своим чередом, как будто Советской России не существовало», – писал потом Уинстон Черчилль. Да и Польша, которая разделяла двух потенциальных противников – Советский Союз и Германию (в 1918–1939 годах у них не было общей границы), даже не рассматривала возможность пустить на свою территорию Красную армию в случае начала войны в Европе. Известно афористическое выражение Юзефа Бека, он сказал французскому послу: «С немцами мы рискуем потерять свою свободу, а с русскими – свою душу».

Министр иностранных дел Польши в 1932–1939 годах Юзеф Бек. AP/TACC Между тем коалиция с Великобританией и Францией, которые на словах заявляли о поддержке Польши, имела практический смысл лишь при условии немедленного вступления в войну всех участников соглашения. СССР, естественно, был заинтересован в том, чтобы Великобритания и Франция направили против Германии максимально крупные силы. Сталин правильно сделал, что не поверил на слово европейцам. Лондон и Париж, как показали события сентября 1939 года, объявив войну, явно не спешили ввязываться в полномасштабные столкновения с немецкой армией («странная война»). В итоге Польша вынуждена была в одиночку сражаться с агрессором. Вероятно, Советский Союз, пойди он по пути соглашения с Великобританией и Францией, ждала бы такая же участь. Собственно, с июня 1941-го по май 1944-го СССР и воевал один на один с Гитлером. Только началась эта война не осенью 1939-го, а двумя годами позже. ПРОГНОЗЫ МАРШАЛА ШАПОШНИКОВА Генерал госбезопасности Павел Судоплатов так впоследствии объяснял решение Иосифа Сталина: «Стратегической целью советского руководства было избежать любой ценой войны на два фронта – на Дальнем Востоке и в Европе». По мнению историка Владислава Смирнова, «летом 1939 года невозможно было предвидеть, останутся ли бои на Халхин-Голе только локальным вооруженным конфликтом или они перерастут в полномасштабную войну между СССР и Японией». Исследователь уверен: наиболее надежным документом для понимания намерений и опасений советского руководства в то время является оперативный план возможных военных действий Красной армии на 1938–1939 годы. В 1939 ГОДУ ЕВРОПА НЕ БЫЛА «ПОЛЯНОЙ С ЛЕБЕДЯМИ». КАЖДЫЙ ДУМАЛ О СЕБЕ И ОТСТАИВАЛ СВОИ ИНТЕРЕСЫ ТАК, КАК ИХ САМ ПОНИМАЛ Этот сверхсекретный документ, написанный от руки начальником Генерального штаба Борисом Шапошниковым в единственном экземпляре, носил название «Записка начальника Генштаба Красной армии наркому обороны СССР, маршалу Советского Союза К.Е. Ворошилову о наиболее вероятных противниках СССР». План был представлен правительству 24 марта 1938-го, утвержден Сталиным, Молотовым, Ворошиловым и Кагановичем 19 ноября того же года. Он доказывает, что советских руководителей больше всего беспокоила именно опасность войны на два фронта: на западе – против Германии, на востоке – против Японии. Борис Шапошников писал: «Складывающаяся политическая обстановка в Европе и на Дальнем Востоке как наиболее вероятных противников выдвигает фашистский блок – Германию, Италию, поддержанных Японией и Польшей». Далее начальник Генштаба отмечал: «Что же касается Латвии, Финляндии и Эстонии, то при их выступлении или же нарушении Германией их нейтралитета нужно считаться с появлением германских войск на их территории». Практический вывод состоял в следующем: «Советскому Союзу нужно быть готовым к борьбе на два фронта: на западе против Германии и Польши и частично против Италии и на востоке против Японии».

Иосиф Сталин и начальник Генштаба РККА Борис Шапошников. 1939 год. Предоставлено М. Золотаревым В 1939 году прогнозы Шапошникова в отношении агрессивных планов Японии подтвердились. В мае 1939-го войска Японии и контролируемого ею государства Маньчжоу-Го вторглись на территорию Монгольской Народной Республики около реки Халхин-Гол на том основании, что эта территория принадлежит Маньчжоу-Го. СССР, с 1936 года связанный с Монголией договором о взаимной помощи, направил в район конфликта свои войска. Военные действия между советско-монгольскими и японо-маньчжурскими войсками продолжались более трех месяцев и закончились только в августе разгромом последних. В том же мае 1939 года Сталин получил данные советской разведки о том, что нападение Германии на Польшу произойдет, скорее всего, в августе 1939-го. ПРАВИТЕЛЬСТВЕННЫЙ КРИЗИС В ЯПОНИИ В то время, когда Вячеслав Молотов и Иоахим Риббентроп – главы ведомств по иностранным делам двух держав – сели за стол переговоров, вооруженный конфликт с Японией на реке Халхин-Гол еще продолжался. Реакция Токио – одного из главных союзников Германии – была крайне нервозной. 25 августа 1939 года министр иностранных дел Японии Арита Хатиро заявил немецкому послу в Токио протест по поводу подписания советско-германского договора о ненападении. В документе отмечалось, что «этот договор по своему духу противоречит антикоминтерновскому соглашению». Поражение от советско-монгольских войск (окончательно военные действия в районе конфликта были прекращены 16 сентября 1939 года) вкупе с заключением договора между СССР и Германией привели к правительственному кризису в Японии и существенной корректировке военных планов японского командования.

Военные действия в районе реки Халхин-Гол. Монголия. 1939 год. Предоставлено М. Золотаревым Уже 28 августа 1939 года правительство, во главе которого стоял Хиранума Киитиро, бывший сторонником совместной японо-германской войны против Советского Союза, подало в отставку. По утверждению историка Тэратани Хироми, «никогда – ни до, ни после – в истории не было случая, чтобы японское правительство уходило в отставку по причине заключения договора двух других государств между собой». «Отставка Хиранума была не просто отставкой, это было поражение курса кругов, толкавших императорскую Японию на войну «в северном направлении». Данная отставка символизировала их шок и возмущение «изменой» Германии «общему делу». Не подпиши Сталин пакта, и получил бы войну на два фронта, и мечта «умиротворителей» стала бы реальностью», – считает молдавский исследователь Сергей Назария. Новое правительство 15 сентября 1939 года заключило с СССР соглашение о перемирии, а 13 апреля 1941 года – советско-японский пакт о нейтралитете. В итоге «кошмарный сон» маршала Шапошникова о войне на два фронта – с Германий и Японией – не стал явью: на протяжении всей Великой Отечественной Токио не решался нарушить нейтралитет… Получается, Сталин и здесь был прав. ГОД 1941-Й 3 июля 1941 года Иосиф Сталин в обращении к советскому народу выразил уверенность в том, что наша справедливая борьба «за свободу отечества сольется с борьбой народов Европы и Америки за их независимость, за демократические свободы». Через три дня он отправил в Лондон военную миссию во главе с заместителем начальника Генерального штаба Красной армии генерал-лейтенантом Филиппом Голиковым с целью договориться с британским правительством об организации совместных действий против общего врага. Достичь этой цели в Великобритании не удалось. Как и в США. В июле же началась и переписка Сталина с Черчиллем. Руководитель СССР сразу поставил вопрос об открытии второго фронта на севере Франции. 19 июля письмо с такой просьбой советской посол в Лондоне Иван Майский доставил в Чекерс – загородную резиденцию английских премьер-министров. Прочитав его, Уинстон Черчилль сказал: «Вполне понимаю мистера Сталина и глубоко ему сочувствую, но, к сожалению, то, что он просит, сейчас неосуществимо». События последующих трех лет показали: интерес своей страны он видел в максимальном оттягивании решения этого вопроса. Памятуя о больших потерях Великобритании в годы Первой мировой войны и стремясь избежать их теперь, Черчилль делал все, чтобы с нацистами и их сателлитами сражались русские солдаты и они, а не британцы, гибли на фронтах. Его можно понять: в прагматизме ему не откажешь.

Советско-германский пакт о ненападении привел к отставке правительства Японии во главе с Хиранума Киитиро (на фото). Предоставлено М. Золотаревым Именно Черчилль познакомил Майского с ближайшим советником президента США Гарри Гопкинсом. Советский посол заметил, что американец «относился к вопросу о помощи СССР с гораздо большей симпатией, чем Черчилль». На встрече 22 июля Гопкинс пояснил: «Вы понимаете, для Рузвельта Сталин сейчас просто имя. Главы вашего правительства он никогда не видел, никогда с ним не беседовал, вообще не имеет никакого представления, что он за человек. Вероятно, и Рузвельт для Сталина тоже весьма туманный образ. Надо изменить такое положение, но как?» У Гопкинса возникла идея лично поехать к Сталину. Получив согласие Рузвельта и полномочия от Черчилля вести переговоры с советским руководством и от его имени, советник американского президента вылетел в СССР. Шла шестая неделя войны. Сравнение с разгромленной за четыре недели Польшей и продержавшейся чуть больше пяти недель Францией было в пользу Советского Союза. Но Гопкинс искал ответ на вопрос: как долго еще эта страна способна сопротивляться? 30 июля его принял глава правительства СССР. Историк Юрий Емельянов пишет: «На опытного политического деятеля Гарри Гопкинса самое сильное впечатление произ
вели не только манеры и поведе
ние Сталина, но и содержание его шестичасового разговора. Сталин излучал уверенность. Он объяснял личному представителю президен
та США, что первые неудачи советских войск были вызваны тем, что большинство из них не было отмобилизовано. Он говорил, что совет
ские войска продолжают вести упорные бои даже в тех случаях, когда танковые и мотомеханизированные части немцев их обходят. Он подчеркивал, что немцы отрываются от своих резервов и их линии коммуникаций становятся растянутыми, а потому уязвимыми… Несколько раз повторив, что «он не недооценивает немецкую армию», Сталин в то же время решительно заявлял, что “немцев можно бить и они не сверхчеловеки”». Наконец, советский лидер исключительно подробно остановился на первоочередных нуждах Красной армии для борьбы с Германией. В его перечне помимо зенитных орудий разных калибров, винтовок калибра 7,62 мм и пулеметов калибра приблизительно 12,7 мм значился алюминий, необходимый для производства самолетов. АМЕРИКАНСКИЙ ИСТОРИК РОБЕРТ ШЕРВУД СЧИТАЛ: «ВЕРА ГОПКИНСА В СПОСОБНОСТЬ РУССКИХ К СОПРОТИВЛЕНИЮ ВОЗНИКЛА ГЛАВНЫМ ОБРАЗОМ ПОД ВЛИЯНИЕМ САМОГО ХАРАКТЕРА ПРОСЬБ СТАЛИНА, ДОКАЗЫВАВШИХ, ЧТО ОН РАССМАТРИВАЕТ ВОЙНУ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ДАЛЬНЕГО ПРИЦЕЛА. ЧЕЛОВЕК, КОТОРЫЙ БОИТСЯ НЕМЕДЛЕННОГО ПОРАЖЕНИЯ, НЕ ГОВОРИЛ БЫ О ПЕРВООЧЕРЕДНОСТИ ПОСТАВОК АЛЮМИНИЯ». Любителей обзывать руководителя Советского государства параноиком покоробят впечатления Гарри Гопкинса о Сталине: «Он пожал мне руку коротко, твердо, любезно. Он тепло улыбался. Не было ни одного лишнего жеста или ужимки… Ни разу он не повторился. Он говорил так же, как стреляли его войска, – метко и прямо. Казалось, что говоришь с замечательно уравновешенной машиной, разумной машиной. Иосиф Сталин знал, чего он хочет, знал, чего хочет Россия, и он полагал, что вы также это знаете. Во время второго визита мы разговаривали почти четыре часа. Его вопросы были ясными, краткими и прямыми… Его ответы были быстрыми, недвусмысленными, они произносились так, как будто они были обдуманы много лет назад… Если он всегда такой же, как я его слышал, то он никогда не говорит зря ни слова. Если он хочет смягчить краткий ответ или внезапный вопрос, он делает это с помощью быстрой сдержанной улыбки – улыбки, которая может быть холодной, но дружественной, строгой, но теплой. Он с вами не заигрывает. Кажется, у него нет сомнений. Он создает в вас уверенность, что Россия выдержит атаки немецкой армии. Он не сомневается, что у вас также нет сомнений». 24 сентября 1941 года СССР присоединился к Атлантической хартии. Вскоре в Москве открылась конференция представителей трех великих держав. Сталин упрекнул союзников в нежелании серьезно помочь стране, несущей главное бремя войны с общим врагом. В ходе переговоров он добился подписания соглашения, которое содержало список из 70 основных видов поставок и более чем 80 предметов медицинского назначения. Вскоре США предоставили Советскому Союзу беспроцентный заем на сумму 1 млрд долларов. В ДЕКАБРЕ 1941-ГО МОСКВУ ПОСЕТИЛ МИНИСТР ИНОСТРАННЫХ ДЕЛ ВЕЛИКОБРИТАНИИ ЭНТОНИ ИДЕН. УВИДЕВ ПОСЛЕДСТВИЯ ЖЕСТОКИХ БОЕВ ПОД СТОЛИЦЕЙ СССР, ОН ЗАЯВИЛ: «МИФ О ГЕРМАНСКОЙ НЕПОБЕДИМОСТИ ВЗОРВАН… ЭТО БУДЕТ ИМЕТЬ ОГРОМНОЕ ЗНАЧЕНИЕ ДЛЯ ПОДЪЕМА ДУХА НАРОДОВ ЕВРОПЫ, ДЛЯ ВСЕГО БУДУЩЕГО!» …Трехлетний прагматизм союзников, выражавшийся в фактическом саботировании открытия второго фронта, не помешал Красной армии одержать поразившие мир победы в Сталинградской и Курской битвах. Когда стало ясно, что советские войска вскоре могут оказаться на берегах Темзы и Ла-Манша, они поняли, что тянут с высадкой сил на севере Франции себе во вред. *** Присутствовавший в 1945-м на встрече в Ялте как советский посол в США Андрей Громыко вспоминал: «Не помню случая, чтобы Сталин прослушал или недостаточно точно понял какое-то существенное высказывание своих партнеров по конференции. Он на лету ловил смысл их слов. Его внимание, память, казалось, если употреблять сравнение сегодняшнего дня, как электронно-вычислительная машина, ничего не пропускали. Во время заседаний в Ливадийском дворце я, возможно, яснее, чем когда-либо раньше, понял, какими незаурядными качествами обладал этот человек». Масштаб дипломата надо оценивать, принимая во внимание трудность и важность задач, выпавших на его долю, а также масштаб личностей его оппонентов. Необходимо учитывать и то, в какой мере политику удавалось отстаивать интересы своей страны. Иосифу Сталину судьба начертала действовать в сложных, порой экстремальных условиях, в сжатые сроки решать важные геополитические проблемы. Много лет он давал сеансы одновременной игры в дипломатические шахматы, соревнуясь с крупнейшими политиками ХХ века. Можно критически оценивать внутреннюю политику Сталина, корить его за репрессии. Но нужно быть объективным: в том, как надо защищать государственные интересы на международной арене, он мог бы дать урок многим профессиональным политикам и дипломатам. http://xn--h1aagokeh.xn--p1ai/journal/сталин-дипломат/