#пишем_книгу_о_себе

#литературная_мастерская
#рассказы_участников
#Наталья_Корепанова
Мечты о Париже преследовали меня особенно остро после перестройки. С нею были связаны надежды на разрешение поехать свободно за границу. Я хотела только во Францию, для меня это было поездкой на другую планету. Почти так это потом и оказалось. Я готовилась к этому событию, как к космическому полёту. И не знаю, кому легче: мне или современной актрисе, побывавшей в космосе. Разрешение на выезд давали до этого только «особо заслуженным» персонам. Помню, как в студенческие времена захотелось мне в Польшу на экскурсию. Но куда там!
Перед поездкой нужно было пройти двойное испытание: успешно сдать экзамен по линии госбезопасности (включая документы о родстве за границей) и обязательно быть здоровой, а для этого предоставить справки с анализами и заключением врачей на годность для такого романтического путешествия.
Оба испытания я провалила. На устном экзамене за большим овальным столом сидела комиссия из мужчин и женщин. Меня пытал самый энергичный товарищ, очень похожий на молодого бычка. После общих вопросов — кто, откуда, зачем, — он спросил:
— Какие музыкальные польские группы вы знаете?
— «Омега», — от неожиданности вопроса выпалила я первое, что пришло в голову, не очень уверенная, что это именно польская группа.
Товарищ не останавливался, хотя видно было, что такую группу он не знал. Он боднул головой и закинул сокровенный вопрос:
— У вас есть родственники за границей?
— Нет! — снова резко ответила я. По-другому отвечать было нельзя, хотя родственники у меня по троюродной линии имелись в Варшаве, а еще и в Канаде дед-эмигрант проживал по той же дальней цепочке.
Бычок удовлетворённо кивнул. Больше вопросов никто не задавал.
Наверное, проверяя документы, бдительные товарищи обнаружили неподходящее бедное родство и отказали мне в поездке, даже не сформулировав причины. Тогда впервые я ощутила себя несвободной, не той породы человеком. Экскурсия состоялась без меня.
Врач-кардиолог в поликлинике в чувствах сказала:
— Ну, надо же! На картошку в колхоз на месяц в сырую осень можно, а отдохнуть за границу — надо медкомиссию проходить!
Она обнаружила у меня дефект в сердце, который не мешал мне жить все эти двадцать лет, да и помидоры в стройотряде в знойной по-африкански Астрахани собирать тоже. Где же ты, мечта?
Теперь я была уже молодой учительницей французского языка, обожала свой предмет, покупала все пластинки французских певцов, читала книги в оригинале, выписав их по почте в московском книжном магазине. Однажды узнала адрес французского Деда Мороза — Пэр Ноэля. Все мои пятиклашки с энтузиазмом написали ему письмо. И — о чудо! Вале Быкановой пришла открытка с поздравлениями от него. Все радовались за Валю. С её разрешения мы положили открытку под стекло в музее интернациональной дружбы. Эта открытка еще больше манила меня туда, где люди пишут и говорят по-французски, а еще поют песни, как Мирей Матье и Далида на пластинках, которые я с таким щенячьим удовольствием и вожделением слушала.
Мечта крепчала, а денег у бедной учительницы с тремя детьми не было. Наступали роковые девяностые. Приехавшие на строительство города и атомной станции поляки говорили, что нас ждёт обнищание. Они вывозили на автобусах в несостоявшуюся для меня Польшу железные тазики и другой хозяйственный скарб, пока продуктовые магазины пустели, а мне мечталось о Франции. Мой муж загорелся купить компьютер, тогда они
стали только-только появляться. Про них и не мечтали особо, стоили дорого. И вот как-то, размякнув после ужина по поводу моего дня рождения, он сказал:
— Знаешь, я уважаю твою мечту — поехать в Париж. У меня тоже есть мечта — купить компьютер. Давай будем копить: ты на Париж, а я на компьютер. Тебе в поддержку я дарю сто долларов. Только эти деньги не у меня. Мне их давно задолжал Серёга Готшалк. Если сможешь забрать их у него, то они твои. Это будет твоим началом вклада в поездку.
Я дружила с женой Сергея Ниной Готшалк. Мы жили рядом. Иногда вместе пили чай. Про долг Серёги она не знала. Он не посвящал её в свои финансовые долги. Мне удалось «тет-а-тет» с ним поговорить, но он отрицал свой долг. Через некоторое время поздно вечером, когда муж был
в ночную смену на работе, а дети крепко спали, мне позвонили. В коридор
ввалились пьяные Серёга с другом. Он стал брезгливо махать стодолларовой купюрой передо мной, как цыган, и оскорблять меня. Вид его был настолько мерзок, что я в испуге и отвращении закрыла дверь. Когда ночью приехал с работы муж, я ему всю эту дикую сцену рассказала. На следующий день он пошел к Серёге домой, поговорил с ним и решительно забрал у него свои деньги. С таким трудом у меня появился первый вклад в мечту.