Поговорку о слезах усатого активно используют русские писатели. Её значение нам хорошо известно: если чего-то очень, слишком мало, то этого у нас кот наплакал.

«У нас не торговля, а кот наплакал, Андрон Евстратыч», — сетовал герой романа «Золото» Д. Н. Мамина-Сибиряка, опубликованного в 1892 году.

«У самих хлеба осталось — кот наплакал», — говорит персонаж из «Тихого Дона» М. А. Шолохова, вышедшего в свет позже.

Выходит, плакал котик очень давно, но всегда скупо, по-мужски. На мой вопрос, с чем связано происхождение поговорки, словари ответили всего двумя версиями. Обе приведу вам.

Начну с не самой распространённой гипотезы, которую я встретила во фразеологическом словаре Л. А. Субботиной.

Автор предполагает, что выражение возникло на основе народных песен. В этих песнях иногда поётся о притворных кошачьих слезах:

Идет кисанька из кухни,
У ней глазоньки опухли,
— О чем, кисанька, ты плачешь?
— Повар пеночку слизал,
А на кисаньку сказал...

Притворно плакать в большом количестве сложно, поэтому и слёз у кисоньки мало. А народные песни — штука популярная, они легко могут стать источником новых выражений.

Вторая и наиболее популярная версия приведена во множестве изданий, в том числе в словаре Розенталя и Краснянского. Она гласит, что фразеологизм основан на наблюдении за поведением домашнего питомца. А коты давно живут с нами, поэтому возможностей было... хоть пруд пруди.

И посему сложилось у нас убеждение, что коты плакать не умеют. Поэтому в выражении используется «небывальщина»: намёк на то, чего никогда не случится.

А поскольку котик не плачет или почти не плачет, то слёз у него очень мало. Настолько мало, что их объём можно считать мерой чего-то совсем далёкого от нормы. Вот и говорим мы: «Кот наплакал».

Желаю, чтобы у всех котиков мира никогда не было повода для слёз. И у их хозяев тоже.