Черный Зефир

Глава 1. Зеркальное Отражение Прошлого
В комнате витала тягучая тишина, нарушаемая лишь тихим, прерывистым дыханием больной женщины. Сумрак, проникавший сквозь неплотно задернутые шторы, окутывал ее изможденное лицо, подчеркивая болезненную бледность кожи. В тусклом свете ее глаза, когда-то лучистые и полные материнской любви, сейчас мерцали устало и тревожно.
На краю кровати, словно каменное изваяние, сидел ее сын. Двадцать два года – возраст надежд и беззаботности – казалось, отступили перед бременем, внезапно свалившимся на его хрупкие плечи. Его русые волосы, обычно непокорные и живые, сейчас поникли, словно в знак солидарности с его подавленным настроением. В хрустально-серых глазах плескалась взрослая, не по годам глубокая печаль, отбрасывающая холодные отблески на его спортивное тело, которое сейчас казалось скованным невидимыми цепями тревоги.
Он бережно сжимал ее исхудавшую руку, чувствуя под своими пальцами хрупкость костей, словно осенних листьев. Его голос, обычно звеневший молодостью и уверенностью, сейчас звучал приглушенно, словно шепот, но в каждом слове чувствовалась стальная решимость, граничащая с отчаянием.
- Мама, родная, все будет хорошо, слышишь? Я... я решил. Институт подождет. Последний курс сейчас – это пустая трата времени. Я иду работать. В этот... ИТ концерн. Мне сказали, там хорошие деньги платят. Я все устрою, обещаю тебе. Мы найдем лучших врачей, и ты снова будешь здорова, я знаю."
В глубине его глаз блеснули непрошеные слезы, которые он мучительно пытался сдержать, боясь сломить и без того хрупкое душевное равновесие матери. Ком подступил к горлу, сдавливая дыхание, но он заставил свой голос звучать твердо, убежденно. Он должен, он просто обязан вырвать ее из лап этой безжалостной болезни.
Гигантское здание ИТ концерна, возвышалось контрастируя с природой города – сверкающий, бездушный колосс из стекла и металла, символ современной технологической мощи и холодной, расчетливой эффективности. В его стенах гудел рой работающих компьютеров, создавая монотонный фон для лихорадочной деловой суеты, где каждый был лишь винтиком в огромном механизме.
На верхнем этаже, в просторном кабинете, оформленном в строгом стиле минимализма, чувствовалась властная, отстраненная аура. За массивным столом, словно на троне, восседала женщина. Тридцать восемь лет – возраст зрелой красоты и достигнутого успеха. Высокая, почти властная – ее метр восемьдесят внушал невольное уважение. Но взгляд ее зеленых глаз был холоден и пронзителен, словно лезвие скальпеля. В надменном выражении лица проскальзывала едва заметная тень садистской усмешки. Ее спортивная фигура, подтянутая и сильная, говорила о неуклонной целеустремленности и нежелании идти на компромиссы. Одинокая карьеристка, убежденная феминистка, она привыкла полагаться исключительно на собственные силы, выстраивая свою жизнь по собственным жестким правилам. В ее мире не было места слабости, жалости или сентиментальности.
Внезапно, словно повинуясь внутреннему, неслышному приказу, она поднялась и направилась к выходу из кабинета. Звук ее четких, уверенных шагов эхом отдавался от полированного пола. Она спустилась в многолюдный вестибюль, где бурлила жизнь: соискатели работы нервно переминались с ноги на ногу, заполняли анкеты, ожидали своей очереди на собеседование.
И среди этой безликой толпы ее взгляд внезапно зацепился за одну фигуру. Молодой человек, стоявший чуть поодаль, склонившись над какой-то бумагой.
В тот самый миг привычный ход времени для нее словно остановился. Ее сердце болезненно сжалось, пропустив удар. Перед ней стояло живое, почти пугающее воплощение ее первой любви – того самого юноши, которого она когда-то боготворила в юности, но так и не нашла в себе смелости признаться в своих чувствах. Мучительное сожаление, годами похороненное в глубине памяти, внезапно воскресло, обжигая острыми осколками воспоминаний.
Он показался ей ангелом – невинным, чистым, словно сошедшим с небес, чтобы напомнить о давно упущенной возможности. В этот момент все ее рациональные убеждения, ее феминистская независимость, ее карьерные достижения утратили свою значимость. Ее захлестнула иррациональная, всепоглощающая волна желания. На этот раз она не совершит прежней ошибки. Теперь он будет принадлежать ей. Любой ценой. В глубине ее зеленых глаз вспыхнул нездоровый, лихорадочный блеск, а тонкие губы плотно сжались в жесткой, непреклонной линии.
Из сотни лиц, полных надежды и волнения, строгий отбор корпорации "Инновационные Технологии" выделил лишь троих. Среди счастливчиков, чьи анкеты удостоились благосклонного взгляда безжалостной системы, оказался и Леонид. Для коллег он был просто Лёликом – парень с добрыми глазами и тихой улыбкой, скрывающей глубокую тревогу за больную мать.
Ева, властная вершина этой технологической пирамиды, не удовлетворилась лишь беглым взглядом на личные дела новоприбывших. Ее цепкий ум, привыкший к анализу и контролю, потребовал полной картины. Она погрузилась в прошлое Леонида, изучая каждую деталь: успехи в учебе, трогательную заботу о матери, ее неумолимо прогрессирующую болезнь. Но истинную искру в ее холодной душе зажег совсем иной факт, обнаруженный в глубинах его цифровой тени. Она узнала о его тайном увлечении – рисования и оцифровывания женского тела, возводя его в ранг наивысшей красоты.
В ее садистском сознании эта информация расцвела зловещим бутоном. Маниакальное влечение причинять боль, маскирующейся под маской успешной бизнес-леди, теперь требовало выхода. Извращенные фантазии рисовали в ее голове картины абсолютного контроля над этим юным созданием, так поразительно похожим на ее первую, несбывшуюся любовь.
И начался ад. Ева, негласно, исподволь, принялась за дело. Лёлик был брошен в самый эпицентр интриг и зависти – в коллектив, где каждый новичок становился мишенью для ядовитых насмешек и подстав. На него обрушивался шквал сложнейших задач, требующих нечеловеческих усилий и постоянного напряжения.
Он работал на износ, мечтая лишь об одном – о спасительной зарплате, которая могла бы дать его матери шанс на жизнь.
Но месяц близился к концу, а вместе с ним зрела и коварная ловушка. Ева, используя свое влияние и связи, искусно подстроила финансовую махинацию. Путем подлога, незаметных манипуляций с документами, она сделала так, что на Лёлика свалилась ответственность за колоссальный ущерб, якобы нанесенный компании – двести тысяч евро. Сумма астрономическая, неподъемная, превращающая его мизерную зарплату в ничтожный прах перед лицом чудовищного долга.
Дверь кабинета директора по персоналу распахнулась, словно от пинка. "Ты! Щенок!" – взревел тучный мужчина с красным лицом, тыча в Лёлика толстым пальцем. "Ты хоть понимаешь, что натворил, бестолочь?! Двести тысяч евро! Ты хоть представляешь себе эту сумму, ничтожество?!" Его голос был полон презрения и злорадства. "Да ты за всю свою жалкую жизнь столько не заработаешь! Ты – позор нашей компании! Как такая бездарность вообще сюда попала?!"
Лёлик стоял, словно оглушенный ударом. Слова начальника по персоналу врезались в него, как осколки стекла. Он пытался что-то сказать, оправдаться, но из горла вырывались лишь бессвязные звуки. В его глазах стояли слезы отчаяния и несправедливости.
"Ах ты еще и скулишь тут!" – рявкнул начальник, хватая его за плечо и грубо выволакивая к двери. "Вон отсюда! Чтобы духу твоего здесь больше не было! И помни, ты теперь наш должник! Мы выжмем из тебя каждую копейку! Пшел вон, ничтожество!"
Лёлик споткнулся, вылетев из офиса словно мешок с мусором. Он брел по улице, словно во сне, оглушенный произошедшим. В голове пульсировала одна мысль: как теперь спасти мать? В этот момент он не заметил стройную женщину, спешившую из-за угла с пакетами, полными ярких фруктов. Произошло неловкое столкновение, и спелые плоды рассыпались по тротуару. Инстинктивно Лёлик бросился помогать незнакомке собрать их. Подняв глаза, он встретился с пронзительным зеленым взглядом. Это была Ева.
"Что с вами, молодой человек? Вы бледны как мел," – ее голос звучал мягко, участливо. "Может быть, вам нужна медицинская помощь?"
С трудом Лёлик выдавил из себя рассказ о случившемся – об увольнении, о чудовищном долге, о безысходности. Внезапно мягкость в глазах Евы сменилась яростным блеском. Она выпрямилась, словно разъяренная волчица, готовая броситься на обидчика.
"Невероятно! Возмутительно!" – ее голос, еще секунду назад ласковый, теперь звучал низко и угрожающе. "Я – директор этого концерна, и я точно знаю, что никакого убытка в двести тысяч не было!" Ее зубы плотно сжались, и сквозь них прорвался шипящий звук. – "Пойдемте со мной сейчас же. Я разберусь с этим змеиным клубком. Я уничтожу этих вымогателей и воров!"
Схватив у Лёлика смятые документы об увольнении и злополучной задолженности, она уверенно зашагала вперед, увлекая за собой ошеломленного юношу. В ее решительной походке чувствовалась неукротимая сила, а в глазах горел праведный гнев. Лёлик, все еще пребывая в прострации, машинально последовал за этой внезапно возникшей спасительницей, не подозревая, что попал из одной ловушки в другую, гораздо более изощренную и опасную.
Глава 2. Ярость Госпожи и Первый Урок Волкодава
Дверь в офис директора по персоналу распахнулась с такой силой, словно ее вырвало взрывом. В кабинет ворвалась Ева – воплощение неукротимой ярости. Ее лицо пылало гневом, зеленые глаза метали молнии, а каждый шаг излучал властную угрозу.
"Что здесь, черт возьми, происходит?!" – ее голос, обычно бархатный и спокойный, сейчас гремел, как раскат грома. Директор по персоналу, толстый и самодовольный еще минуту назад, вжался в кресло, словно кролик перед удавом. Бухгалтерша забилась в угол, роняя очки. Начальник отдела кадров побледнел, словно полотно.
"Вы... Госпожа Ева... мы..." – пролепетал директор по персоналу, пытаясь подобрать слова.
"Молчать!" – оборвала его Ева, ее голос звенел от негодования. – "Мне плевать на ваши жалкие оправдания! Вы обвинили этого молодого человека в краже, в ущербе на двести тысяч евро?! Вы хоть понимаете, что натворили, идиоты?!"
Она перевела взгляд на главного бухгалтера, чьи руки дрожали, как осиновые листья. "А вы? Вы подтвердили эту липовую цифру? Вы хоть одним документом можете это обосновать? Или вы заодно с этими крысами?!"
Затем ее взгляд обрушился на начальника отдела кадров. "А вы? Вы допустили это беззаконие! Вы позволили унижать и вышвыривать ценного сотрудника, не разобравшись?! Вы хоть знаете, кто я такая?! Я владелец этого чертова концерна! И я не потерплю такого самоуправства!"
Лёлик, стоявший в коридоре, прислонившись к холодной стене, не мог поверить своим ушам. Слова Евы звучали как гром среди ясного неба. Неужели это происходит на самом деле? Неужели эта властная женщина действительно заступается за него?
После мучительного часа разноса, во время которого Ева методично уничтожала остатки их самоуверенности, угрожая уголовными делами и увольнениями по статье, она властно жестом подозвала Лёлика.
"Идем," – коротко бросила она, направляясь в свой кабинет. Виновники, словно побитые псы, понуро последовали за ними.
В просторном кабинете Евы, под ее ледяным взглядом, вчерашние мучители Лёлика, заикаясь и запинаясь, принесли свои жалкие извинения. Ева, презрительно скривив губы, заставила их выплатить Лёлику двойную зарплату в качестве компенсации за причиненный моральный ущерб.
Когда последние извинившиеся, пятясь и бормоча что-то невнятное, словно тараканы, разбежались из кабинета, Ева резко повернулась к Лёлику. Он невольно съежился, прижавшись спиной к стене, все еще не в силах осознать произошедшее.
Она шагнула к нему, ее высокая фигура нависла над ним. Ее палец жестко ткнул его в грудь.
"А ты, щенок," – прошипела она сквозь стиснутые зубы, ее зеленые глаза горели холодным огнем. – "Запомни простую истину. Если хочешь стать волкодавом – дерись! Рви зубами! Если надо убить – убей, но никогда, слышишь? Никогда никому ничего не прощай!"
Лёлик был словно в тумане. Он попытался выдавить из себя слова благодарности, но Ева высокомерно взмахнула рукой, отсекая его порыв. "Убирайся," – холодно бросила она.
Когда Лёлик, все еще ошеломленный, вышел из кабинета, Ева откинулась на кожаном кресле. Ее взгляд скользнул по двери, за которой исчезла его фигура. Она медленно провела ладонями по своим бедрам, чувствуя под пальцами шелк дорогой ткани. На ее губах играла едва заметная, хищная улыбка.
"Ну все, мой сладенький пупсик," – прохрипела она, ее голос наполнился собственнической страстью. – "Теперь ты у меня на коротком поводке. И скоро... скоро ты будешь принадлежать мне целиком и полностью."
С этого дня отношение к Лёлику изменилось в одночасье. Вчерашний "щенок" и "бездарность" вдруг стал Господин Гофман. Те, кто еще вчера унижал его и смотрел свысока, сегодня услужливо предлагали кофе, заискивающе приглашали вечером в бар и пытались всячески выслужиться перед ним, надеясь снискать его расположение.
Прошла неделя. Неделя, в течение которой Лёлик жил в атмосфере странной смеси облегчения и внутреннего трепета. Отношение коллег изменилось на сто восемьдесят градусов, но взгляд Евы… оставался для него загадкой, то холодным и отстраненным, то мимолетно задерживающимся на нем с необъяснимой искоркой.
Вечером, когда офисные огни один за другим гасли, погружая здание в деловую тишину, Лёлик набрался храбрости. Его сердце колотилось, как пойманная птица в груди. Он тихо постучал в дверь кабинета Евы.
Внутри горела настольная лампа, освещая склоненную над компьютером фигуру. "Войдите," – небрежно бросила она, не отрывая взгляда от экрана.
Лёлик неуверенно шагнул внутрь. Он переминался с ноги на ногу, комкая в руках край своей помятой рубашки. "Госпожа Ева... я... э-э..."
Ева наконец оторвалась от монитора. Она медленно сдвинула очки на кончик носа и вперилась в него холодным, изучающим взглядом. "Напомни мне, ты кто такой?" – ее голос был ровным, без всякого выражения.
"Леонид... Гофман... я... тот самый..." – пробормотал Лёлик, чувствуя, как к щекам приливает кровь. – "Я хотел бы поблагодарить Вас... за все. И... у меня есть предложение. Я разработал стартап... мне кажется, он очень перспективный..."
Ева недовольно скривила губы, словно его слова потревожили ее. "Слушай меня, щенок," – отрезала она, ее голос стал жестче. – "То, что я вытащила тебя из этого дерьма, не дает тебе права вваливаться в мой кабинет, как к себе домой! Пошел вон! И чтобы я больше такого не видела!"
Лёлик побледнел. Он уже готов был провалиться сквозь землю от стыда и страха.
"А если ты просто хотел сказать слова благодарности," – добавила Ева, небрежно махнув рукой, – "жди меня на улице! Там я решу, уделять тебе свое драгоценное приватное время или нет!"
Лёлик пулей вылетел из кабинета, чувствуя себя раздавленным и униженным.
В кабинете Ева сладострастно выдохнула, прикрыв глаза. Я тону в твоих глазах и растворяюсь в тебе, мой сладкий... – пронеслось в ее голове. Но внешне она оставалась невозмутимой, погружаясь обратно в работу, чтобы показать свою занятость.
Лишь спустя долгих два часа, когда стрелки часов показывали 21:22, Ева неспешно вышла из офиса. Лёлик все это время стоял у выхода, словно верный щенок, ожидающий свою хозяйку. Ева прошла мимо него, не удостоив даже взглядом.
Лёлик робко побежал рядом с ее стремительной походкой, задыхаясь от волнения. "Госпожа Ева... я вам так благодарен... прошу вас, примите мой стартап в качестве моей признательности... это все, что у меня есть..."
Ева остановилась возле шикарного черного внедорожника. Она брезгливо окинула Лёлика взглядом, полным раздражения. "Ну что ты ноешь, как девчонка перед воспитателем? Ты хоть представляешь, сколько стартапов я рассматриваю ежедневно? Сотни, а то и тысячи!
Ева задумалась сделав небольшую паузу и продолжила: - Да, я богата, но я все же женщина! Хочешь отблагодарить меня искренне?"
Лёлик выпалил, готовый на все: "Все что угодно!"
Ева еле заметно усмехнулась. Все что угодно мне не надо... пока, – подумала она. – Но помощь по дому не помешает.
"Дверь в туалете не закрывается," – лениво протянула она. – "Люстра болтается. Плинтус отошел. Картину повесить хотела... А ты, я слышала, не только в программах шаришь, но и в железе? Значит, руки из нужного места растут."
Лёлик затараторил, желая угодить: "Конечно, Ева Викторовна! Я и на внутренних отделках подрабатывал в студенчестве, и в ресторане работал, и дома все сам делал, и за мамой ухаживал..."
Ева отмахнулась. "Ладно, считай, уговорил. Короче, в пятницу после работы поедешь со мной, покажу, что делать." Она села в машину, а Лёлик, счастливый оттого, что ему выпал шанс отблагодарить свою грозную заступницу, поскакал в сторону метро, словно школьник, получивший пятерку.
Ева наблюдала за удаляющейся фигуркой в зеркало заднего вида. Она нежно провела рукой по своей груди, скользнув ниже. Что ты делаешь со мной, мой ангелочек? – прошептала она про себя. – Я еле сдержалась, чтобы не броситься на тебя и не зацеловать до смерти. Лёлик же, окрыленный надеждой, летел на седьмом небе от счастья.
Всю неделю Ева жила в странном, волнующем предвкушении пятницы. В ее обычно ледяном сердце робко трепетали те самые розовые "бабочки", которых она презирала в других, но сейчас, словно тайная греховная сладость, ощущала в себе. Она почти маниакально просматривала в сети видеоролики, пытаясь уловить неуловимые нюансы – как одним взглядом подчинить, как случайным жестом заманить в свои сети. Подготовка к этому "ремонту" напоминала ритуальное жертвоприношение: по квартире были нарочито небрежно разбросаны атрибуты ее власти – тонкие кожаные плети, корсет с тугой шнуровкой, высокие сапоги, словно оброненные в порыве страсти. Замок в туалете был доведен до последней стадии расшатанности, плинтус вызывающе отклеен, а хрустальные подвески люстры покачивались, словно предвещая бурю.
И вот настал этот томительный день. Ровно в семь вечера Ева покинула офис, скрывая за темными очками лихорадочный блеск в глазах, мечущихся в поисках его – ее "сладкого птенчика". Ее сердце неприятно сжалось от мимолетного страха, когда она не увидела его у выхода. Но вдруг этот голос, такой робкий и неуверенный днем, сейчас звучал для нее райской мелодией:
"Госпожа Ева! Это я, Леонид. Мы договаривались, что сегодня вечером я заеду к вам устранить мелкие поломки в квартире."
Ева резко обернулась, делая вид, что вздрагивает от неожиданности, словно видела его впервые. Какое трогательное послушание... – промелькнуло в ее голове. "Ах да... совсем вылетело из головы..." – с напускной досадой протянула она, играя свою роль до конца. – "Ты знаешь, на эту пятницу у меня были совершенно другие планы..." Пусть понервничает, маленький.
Лицо Леонида заметно помрачнело, в его серых глазах мелькнуло разочарование. Неужели все зря? – читалось в его взгляде. Но Ева властно прервала его нарастающее уныние: "Но я человек слова, в конце концов. Так что пусть мои великие дела подождут. Едем устранять последствия безруких строителей!" – бросила она, надменно швырнув свою дорогую сумку на переднее сиденье, не оставляя ему сомнений в его подчиненном положении. Лёлик неуклюже залез на задние сидение.
Роскошный дом с неприступными воротами и суровыми охранниками произвел на Леонида ошеломляющее впечатление. Вот где живут настоящие властелины мира... – подумал он, чувствуя себя еще более незначительным. Ева, скользнув мимо охранника с небрежным "Он со мной!", даже не удостоила его взглядом.
Поднявшись на бесшумном лифте, они вошли в просторную квартиру, наполненную дорогим, но каким-то холодным уютом. Ева, не снимая своих элегантных туфель, лениво указала Лёлику на очевидные поломки. Устало провела рукой по волосам, сделала вид, что протирает лицо, и добавила с пренебрежением: "Приступай. А я пока приму душ. И не волынь, сделай все побыстрее. Ненавижу, когда в моем доме копошится кто-то чужой!" Надеюсь, он оценит мои "случайные" игрушки... – мелькнула в ее голове хищная мысль.
Лёлик принялся за работу, стараясь быть незаметным и полезным. Но краем глаза он не мог не замечать разбросанные повсюду кожаные плети, корсет с тугой шнуровкой, высокие лакированные сапоги – словно фрагменты чьей-то бурной ночи. Эта властная, недоступная женщина будила в нем странное, смутное волнение. Внутри что-то робко трепетало, а по телу разливалась несмелая, почти виноватая истома. Какая она... необычная, – промелькнуло в его мыслях.
Ева же наслаждалась каждым моментом этой тщательно с режиссированной сцены. Его смущение, его почтительное внимание – все это ласкало ее самолюбие. Она чувствовала себя всесильной, контролирующей ситуацию на каждом шагу. Она провела в джакузи долгих сорок минут, позволяя горячей воде смыть остатки рабочего дня и погружая себя в предвкушение. Затем неторопливо наносила ароматные кремы на свою гладкую, загорелую кожу, словно готовясь к важному ритуалу. Лишь спустя час и десять минут она вышла из ванной, накинув на себя шелковый халат и не забыв о маске брезгливости на лице. Посмотрим, как он отреагировал на мои маленькие "сюрпризы"...
То, что она увидела, вызвало у нее легкий, почти неконтролируемый трепет. Квартира словно преобразилась – все блестело чистотой, расшатанная дверь закрывалась плавно, люстра перестала угрожающе раскачиваться, а плинтус плотно прилегал к стене. Лёлик старательно домывал пол на балконе, его движения были точными и старательными. Он действительно умеет работать руками... – с неожиданным уважением подумала Ева. Пересилив свое показное недовольство, она недовольно фыркнула: "Ну что ты там копаешься?"
Лёлик покинул балкон и вошел в комнату. Перед ним материализовалось словно неземное видение. Коротенький шелковый халат едва скрывал изгибы ее точеной фигуры, подчеркивая узкую талию. Большие плюшевые тапочки и полотенце, небрежно накинутое на влажные волосы, придавали ей неожиданно трогательный, почти домашний вид. Она... прекрасна, – промелькнуло в голове Лёлика.
Глава 3 Контрольный выстрел и добровольное согласие.
Лёлик застыл, ослепленный внезапной красотой Евы. Ее шелковый халат, казалось, излучал мягкое сияние, а влажные волосы, обрамлявшие лицо, делали ее похожей на лесную нимфу.
"Так, ты закончил? Или будешь тут копаться до утра?" – наигранно фыркнула Ева, нарушая очарование момента.
Лёлик словно очнулся от наваждения. "Да, Ева Владимировна, все починил. Но вас не было, и я решил прибраться и помыть болон, там листва прилипла к полу. " Его голос звучал учтиво, стараясь скрыть волнение.
Ева хмыкнула. "Ну, если все удаленно, можешь быть свободен. Вали. Тем более автобусы для нищебродов ходят до одиннадцати."
Лёлик поспешил в прихожую. И тут Ева картинно ахнула. "А как же картина?" Она предусмотрительно спрятала ее за шкаф еще вчера, желая продлить его пребывание.
"Простите, но я не мог ее найти и не знал, куда бы вы хотели ее повесить," – виновато пробормотал Лёлик.
Ева небрежно вынесла картину из спальни. Лёлик примерил ее к стене под долгим и придирчивым руководством Евы: то правее, то левее. Когда наконец нашлось идеальное место, и Лёлик начал вкручивать штифт, Ева театрально запрокинула голову и проговорила, словно обращаясь к потолку: "Боже, как болит голова... Я сейчас просто рассыплюсь..."
Лёлик молниеносно вкрутил штифт и повесил картину. Затем быстро пригнулся и робко предложил: "Я могу чем-то помочь?"
Ева снова картинно запрокинула голову, изображая усталость и мигрень, и пробормотала: "Ты мне поможешь своим мгновенным исчезновением... Хотя погоди, не испаряйся. Ты готовить умеешь?"
Лёлик, словно по команде, выпалил: "Конечно! Я подрабатывал в мишленовском ресторане год, и для мамы дома готовил."
Ева лениво махнула рукой. "Тогда иди сообрази что-нибудь. В холодильнике все есть."
Лёлик пулей рванул на кухню. Вскоре оттуда послышалось аппетитное шипение жарящегося масла, лука и морепродуктов. По квартире поплыл дразнящий аромат. Ева неожиданно для себя подумала: Да этот сладкий пупсик просто подарок небес...
Вскоре Лёлик неуклюже вошел в зал. "Все готово, Ева Викторовна."
Ева с напускным отвращением на лице и демонстративно массируя виски прошла на кухню. Там ее ждали несколько искусно сервированных салатов, мясные нарезки и горячие жареные морепродукты. Ева брезгливо попробовала голубую мидию. Вкус ее потряс – специи были подобраны идеально. Но вслух она произнесла: "Дерьмо, конечно. Но учитывая обстоятельства, годится." Она села за стол и, указав на шкаф, приказала: "Достань вино из шкафа. Штопор на полке и бокал."
Через минуту Лёлик налил Еве бокал вина и замер, не зная, что делать дальше. Ева недовольно посмотрела на него. "Ну что встал столбом? Садись, поешь. Голодный, наверное, весь день отработал. На автобус все равно опоздал. Перекусим, вызову тебе такси."
Лёлик положил себе в тарелку скромную порцию и молча принялся за еду. Ева ела жадно, ее желваки ходили ходуном. Она щедро накладывала себе горячее и салаты в одну тарелку и поглощала все с поразительной скоростью, смачно запивая вином и бросая на Лёлика мимолетные взгляды, словно оценивая следующее блюдо.
Насытившись и впервые за вечер едва заметно улыбнувшись, Ева лениво промокнула блестящие губы салфеткой и небрежно бросила ее на стол. Потом сделала большой глоток вина и спросила: "Ты говорил, за мамой ухаживал. А что с ней?"
Лёлик рассказал о прогрессирующей болезни матери и о том, что на лечение нужно двенадцать тысяч евро, иначе через полгода ее может не стать. Он признался, что собрал всего четыре тысячи и собирался взять кредит под большой процент на остальную сумму.
Ева, слушая его рассказ, прикрыла лицо рукой. В ее памяти всплыл болезненный эпизод: как однажды, будучи поглощена карьерой, она не ответила на звонок матери, а наутро узнала о ее смерти. Быть может, тот звонок был мольбой о помощи, последним невысказанным желанием.
Ева грустно посмотрела на Лёлика и поделилась своей историей. Затем, допила вино и вышла из кухни. Вернувшись, она держала в руках увесистую пачку денег. Протянула ее Лёлику и тихо сказала: "Не надо брать кредит и тратить свои гроши. Тут двенадцать тысяч евро. Отдашь, когда сможешь."
Лёлик поднял на нее свои хрустально-серые глаза, широко распахнутые от изумления. В этот момент Ева показалась ему ангелом, спустившимся с небес. А в голове Евы промелькнула хищная мысль: Контрольный выстрел. Теперь мой сладкий точно будет моим навсегда...
Ева нежно улыбнулась, глядя на Лёлика, и словно читая его мысли, спросила: "Теперь ты счастлив?"
Лёлик с трудом сглотнул подступивший к горлу ком. "Да, Госпожа Ева. Я не просто счастлив... Я до ужаса боюсь проснуться от этого райского сна. Вы сделали для меня так много, что мне кажется, будто все это происходит не со мной."
Ева запрокинула бокал с вином, и остатки рубиновой жидкости пролились на ее обнаженные бедра. Шелковый халатик скользнул вверх, когда она наигранно вздрогнула, став неприлично коротким. Держа в одной руке бокал, а в другой – кусочек колбаски, она картинно воскликнула: "Блин, какая я рассеянная! Пролила все вино на ноги!"
Она посмотрела на Лёлика с лукавой улыбкой. "Дружочек, будь так любезен, возьми салфетку и помоги избавиться от этой липкой гадости. А то у меня руки жирные."
Лёлик взял салфетку и несмело приблизился к ее ногам. Ева капризно пропела: "Протри вот тут... да и повыше." Она наигранно приподняла руки, и Лёлик увидел кружевную полоску между ее аппетитными бедрами. Его губы оказались в нескольких сантиметрах от... Он застыл, словно парализованный, а Ева тихонько хихикнула.
"Извини за мою неряшливость и такой аттракцион эксгибиционизма, но сам видишь, какая ситуация," – промурлыкала она, а затем ее лицо внезапно стало серьезным. – "Но не смей это принимать за панибратство! И если в офисе, не дай Бог, хоть одна живая душа узнает об этом, удавлю, как клопа!"
Лёлик преданно посмотрел Еве в глаза и почти шепотом ответил: "Да что вы, Госпожа Ева... Я жизнь готов за вас отдать по первому вашему требованию."
Ева широко улыбнулась, и теперь уже без всякого стеснения откинулась на стуле, неприлично оголяя ноги. "Жизнь, говоришь, готов отдать? Я верю тебе, Леонид. И хочу поделиться с тобой самой сокровенной тайной, о которой до этого никто не знал."
Лёлик замер, затаив дыхание. Ева наклонилась к нему и тихим, интимным голосом рассказала о своих маниакальных наклонностях и о том, что время от времени посещает БДСМ клубы, где в латексной маске избивает мазохистов до синяков. "Только так я могу снять стресс," – закончила она, глядя Лёлику прямо в глаза.
Ева, осознавая, что открыла свою самую сокровенную тайну этому юноше, словно оправдываясь, продолжила: "Это желание проявляется у меня нечасто, только при сильном стрессе на работе. И чем сильнее стресс, тем сильнее мне хочется выплеснуть свою злобу и кого-нибудь исполосовать плетью или удушить!" В ее глазах мелькнул дьявольский огонек.
Затем она провела ладонью по миловидному лицу Лёлика и нежно, насколько это было возможно для ее властной натуры, произнесла, запинаясь: "Если бы ты мне позволил... нет, не так... если бы ты добровольно сам позволял мне иногда мучить тебя, для меня бы это был бесценный подарок, мой сладкий пупсик." Она впервые произнесла его прозвище вслух, хотя оно возникло у нее в голове с той самой минуты, как она увидела его в вестибюле.
Лёлик, с трудом сглатывая подступающую к горлу влагу, тихо произнес: "Милая Госпожа Ева, я готов отдать за вас жизнь. Я готов по вашей просьбе сам умереть. Ваши желания, какими бы странными они ни казались, для меня как воля судьбы. Вы самая прекрасная и добрая женщина, которую я когда-либо встречал."
Ева убирая последнею преграду нежно поцеловала своего пупсика в его алые, как лепестки роз, губы. После этого она сбросила халат, оставшись в одном лишь кружевном белье, и с загадочной улыбкой произнесла: "У меня небольшой застой в плане финансов компании. Поможешь снять стресс этой ночью?"