=--==--=-=-=-=-=-=-=-=-=-==-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=--==--=-=-=-=-=-=-==-=--=-==-
Светлана АХМЕДОВА

«ИЗ ЛАДОНИ В ЛАДОНЬ ПЕРЕСЫПАЮТСЯ ТЁПЛЫЕ ЗЁРНА...»

ПАРА

Пахнет синим бархатом и немного — холодным дымом,

пара дней, и — рука в руке — мы пройдёмся весенним адом,

выдувая остатки зимы из засохших сломанных стеблей —

своенравная дурочка со свирелью и душеприказчик.



Пара лет — и взойдут на костёр безымянные сорные травы,

а пока грустим, удлиняем строку и вьём из неё верёвку,

затеваем тайные игры в слова, в съедобно и несъедобно:

уронила белый налив луны, наливное — шпинель — поймалось.



С нами Босх, а Моцарт лишь снится, к утру забудем,

и как прежде станем жить, петь на тризнах и выть по свадьбам,

а захочется передышки, чего-то вечного и святого, —

вспомним про коммунальные платежи и прогноз погоды.



КУЛИЧИ

Пасха в детстве. Утро раннее до озноба,

краем поля — дорога, солнца пухлого сдоба,

раскрошили в траве яиц цветные скорлупки,

папа юн и кудряв, у мамы — новая юбка.

Три десятка лет впереди — до первой смерти.

Я тяну с оград повилики цепкие плети,

из моей руки выдирается жук отважный.

Солнце, люди, кресты, разговоры.

И не страшно.

Тропка вьется к родному крыльцу, пылит ванилью,

расправляет грозный петух рыжие крылья,

лижет пальцы, целует в нос счастливый Пиратка.

Мне от тёти — Пушкин, «Христос воскрес!» и шоколадка.

От крестильного до последнего, на погосте —

я ещё в пути.

Но легко представить, как гости

по весне однажды за город встретиться едут:

мне подарят кулич, цветов и живую беседу.

На траве — гранёный с водой и горбушка хлеба,

это даже больше, чем надо — другого не требуй.



Чей теперь черёд? Накрывает ночь ужасом липким…

А пока надо мною месяц — от сдобы скибка.

Вынимаю кулич из печи, лью сверху помадку.

Вот и всё. Помыть посуду, выпить с устатку

по глотку: за здоровье мамы, мужа и сына.

Дай им, Боже, прошу, счастливой жизни и длинной.

И ещё храни бывшего друга — мою потерю,

и прости, что он ни в Тебя, ни в меня не верит.



БЕЗГОЛОСЫМ

Словари растекаются, буквы спасаются бегством,

от неспорой зимы отощавший раскис календарь,

забирайся с ногами на то, что осталось, и бедствуй:

сик транзит, пара беллум, о темпора эт сетера.



Из ладони в ладонь пересыплются тёплые зёрна,

перемелемся, спелые, мы на седую муку

ненасущного хлеба. Отобранным или отборным —

промолчи, как захочешь, и я не услышать смогу.



Окопавшись в берлоге провинции, замер медведем

чернозёмный январь, да и ты никуда не беги.

Видишь, цел островок — бессловесен, безгрешен, безвреден —

табуретка, с которой читали мы Богу стихи.



НА РАДУГУ

В детстве близкое небо, хотя и глядишь снизу,

и бутафорские смерти, не приносящие боли.

Ночью был дождь. Голубь цокает по карнизу,

а у тебя кругосветка — через футбольное поле

мама послала за хлебом. И на пути собаки,

пасущиеся нестрашно, но сердце сильнее бьётся.

Забор, гаражи, куст сирени — твои дорожные знаки,

дорога длинна и опасна, и ангел тихо смеётся,

крылом утирая слёзы, подсовывает одуванчик —

а тот завивает кудри и пахнет нежно и горько,

и пачкает млечным соком пальцы и сарафанчик.

И ты с таким талисманом собак не боишься нисколько.

Коричневых вкусных буханок ряды на дощатой витрине,

их принято вилкой тыкать, но им это очень больно.

Ты веришь на запах хлебу, твой рубль кассир принял,

и можно домой вприпрыжку, минуя собак, окольным

путём, который длиннее, и, в общем, мало изведан,

но ты невесомой пружиной, как балерина Майя,

отталкиваясь от бордюра, кусая горбушку хлеба,

взлетаешь до самого неба в дырявых пуантосандальях.

Я ухожу с каждым. Блёкну и истончаюсь.

Дорога домой оказалась нестрашной и вовсе не длинной.

Небо с годами все выше, и я не лечу, а маюсь

горбушкой насущного хлеба.

Прими меня, ангел, с повинной.



НАВИГАЦИЯ

…а потом мы накроемся с головой,

потому что ты мёрзнешь,

закачается комната, поплывёт,

и как можно снотворней

повторять буду имя на сто ладов,

затушусь до огарка.

Путь далёк, моя радость. Далёк и бедов.

Непрочна наша барка.

Ледостав, недосып и не виден маяк,

только ветра камланье.

Путь закрылся и мир поднебесный иссяк —

даже звёзды в офлайне.

Табаком пахнут шкуры усталых собак,

наши — снегом и псиной,

от заветренных губ до горячего лба

лёг нетающий иней.

Недоступно дыхание общее — греть,

но стучит неустанно

кровь-морзянка посланье далёкой сестре.

Живы два капитана.



ЭДЕМ

Сегодня танцы. Старшая сестра

рейсфедером выщипывает брови.

Грушовка мелочью плодов пестра,

пчелиный гул над ситцем клумбы ровен

и навевает грёзы наяву:

вот я плыву, и зелень молодая

волны морской шипит, соля траву

под старой раскладушкой у сарая.

Журнал свалился в воду и намок, —

раскис мой якорь — старая бумага.

Мятежный жаркий мак — дурман, манок —

в косу вплетаю, назначая флагом

побед грядущих. Танцы — пустяки,

когда — вот-вот — переплетенье судеб,

и жизнь — на расстоянии руки,

и бровь моя круглей и тоньше будет...

Мне сыплет яблок первых от щедрот

эдемских дуновение Эола,

соседский Сашка мнётся у ворот,

и про Мишель гнусавит радиола.



БЕССНЕЖНОСТЬ

Мой бог, какая скучная зима —

сесть у окна в автобусе, дремать

и думать: вот бы ехать так до ночи.

Но жизнь не хочет.

И, вмешиваясь, вешает на крюк,

всё выводя на пеший вечный круг,

его захват — до новой страшной ямы,

холма и храма.

Нас меньше, меньше. Ветер бьёт под дых.

И — шёпотом — о новых молодых:

«А это чьи?», «А кто это?» — пустое.

Зачем и кто я?

Теперь не время корочку сдирать

и жалобить. Давай-ка, будь добра,

держи последних на передовой.

Беззвучно вой.

Пока есть счастье — рядом, бок о бок, —

пусть будет белым то, что между строк,

хотя мы знаем — сроки поджимают.

Любовь немая.

А нам потом годами вспоминать,

какими были раньше времена,

и дворники вели себя так хорошо,

что снег не шёл.
=--==-=-=-=--==-=-=-=-=--=-=-==-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-
Екатерина СИРОТА
СТЕНА

Рассказ

Конец второй, самой короткой и, пожалуй, самой любимой детьми четверти, ведь скоро Новый год и такие яркие зимние каникулы.

Старшая — десятиклассница Маруся, второй день сидит дома. Ольге позвонила на работу классная и попросила забрать дочь, у ребенка кружилась голова, в медпункте померили давление, оказалось низкое. Накануне пара бессонных ночей у компьютера. Ольга уже давно прекратила убеждать, договариваться, не слышали они друг друга. Совсем не слышали. Будто кричат обе прямо в стену, а звук отражается и летит в другую сторону. И дело не только в компьютере…

Стену эту они сами, кирпичик за кирпичиком, вдвоем с Марусей воздвигают ежедневно, каждая со своей стороны. Скоро лиц друг друга не увидят и забудут, какие они были. Но Ольга помнит, вот фотография Маруси стоит на журнальном столике. Здесь ей шесть лет, русые волосы и курносый нос, улыбается и одного зуба сверху не хватает, последний год в садике перед школой. А сейчас другая улыбка, совсем другая, особенно когда в школу собирается, будто надевает на себя чужую одежду, и она на ней плохо сидит.

— Мам, ты Иру в школу во сколько повезешь? Мне надо однокласснице в подарок книгу купить. Я с вами, можно?

— Можно, о чем речь. В двенадцать выезжаем.

Младшая училась во вторую смену. Мороз почти двадцать градусов, накинула сапоги на босу ногу, куртку прямо на халат (прелести жизни в своем доме), выскочила завести машину, чтобы прогрелась. Пару лет назад переехали в частный сектор и ездили в школу на машине, автобусы здесь пока не ходили. Ольга работала удаленно программистом, поэтому была возможность возить детей. Яркое солнце, за домами серебрится снег, действительно чудесный день. Машина прогрелась, Маруся села рядом с Ольгой, младшая, Иришка, сзади.

— Маш, а что планируешь в подарок купить? Ты вкусы ее знаешь?

— Она говорит, что ничего, кроме Ремарка и «Колобка», не читала. Раз Ремарка, значит, надо какого-то еще английского автора, и желательно классика.

— Немецкого. Я только Томаса Манна могу предложить, хотя это не для вашего возраста чтение. Да и опыт читательский надо иметь.

— А у нас, значит, его нет? Я, конечно, понимаю, что ты считаешь меня невеждой и...

— Маша, прекрати! Я ничего такого не говорила! Если твоя подруга читала только Ремарка, тогда вообще не важно, что ей дарить. Да хотя бы того же Карнеги! — говорю первое, что в голову пришло.

— Знаешь, мама, после Ницше я вообще не могу смотреть на подобную литературу.

— Господи, что за глупости! При чем тут Ницше?! Ощущение, что ты его читаешь, чтобы покрасоваться просто.

— Мама, я вообще считаю, что художественная литература не такая полезная, как познавательная!

— То есть как? Как это вообще можно сравнивать?!

— Художественная литература не несет мне столько полезной информации, как, например, научная.

— Господи, Маша, прости, но это просто ересь!

— Мама, отстань от меня! Что ты вообще от меня хочешь?!

— Ничего не хочу. Ты невыносима просто!

Ольга резко затормозила на обочине рядом с остановкой. Маша выскочила, громко хлопнув дверью.

— Мам, а Маруся без шапки опять!

— Вижу. Ириш, вылезай давай и сменку не забудь в машине.

* * *

Проводила Иришку и застыла перед школьным крыльцом. Много лет назад сама оканчивала эту школу, а потом после института пару лет поработала здесь учителем информатики, дольше не выдержала. Вот громадная ель, заснеженными лапами упирается прямо в школьное окно. Когда Ольга пошла в первый класс, эту ель только посадили, и чтобы школьники ее не затоптали, учитель труда сколотил вокруг нее деревянное ограждение.

Как холодно, поежилась; а может, это чувство вины льдом внутри покалывает. «Господи, зачем я ей сказала, что она невыносима…» Сколько злости, непонимания, раздражения с обеих сторон, отличный раствор, чтобы крепко держался очередной кирпич. Звонок еще, видимо, не прозвенел, дети ручейками стекались по порожкам к главному входу, неподъемные яркие ранцы, маски на подбородках — примета нашего времени.

Ольга зашагала к машине. Надо успеть до шести вечера закончить очередную часть программы, скоро сдавать проект, потом быстро приготовить ужин. Муж должен забрать Иришку и Машу, та обещала подъехать к школе к концу уроков.

* * *

Дом без детей наполнялся тишиной, и на время их отсутствия его звуки становились главными. Скрипнула дверь, это кошка вышла встретить Ольгу. Котел монотонно забурчал на кухне. Требовательно засвистел чайник.

Села к ноутбуку и поняла, что ничего уже не сможет сегодня. Налила кофе и достала альбомы с фотографиями десятилетней давности. Тогда еще распечатывали снимки, покупали альбомы и наполняли их отражением своей жизни. Сделала глоток и открыла самый первый их семейный альбом. Пропустила свадебные фотографии, а вот снимок у ворот роддома, где появилась в ноябре шестнадцать лет назад Маруся. Ольга стоит со свертком и в маминых сапогах, муж впопыхах забыл дома ее ботинки, а мама в больничных тапках ждала их в машине, долго потом смеялись.

Первый ребенок и самое большое в жизни чудо, золотистая головушка, курносый нос, маленькая кроватка на колесиках в палате, в те годы только начинали вводить совместное пребывание с детьми. Четыре мамы и четыре маленькие кроватки, к умывальнику протискивались боком, ведь раньше палата была рассчитана только на мам. Первые бессонные ночи, малыши кричали беспрестанно, друг за другом. Утром небольшая передышка: младенцев забирали в детское отделение на ультрафиолет от желтушки. Укладывали четверых на одну тележку и увозили.

В первые дни Ольга жадно всматривалась в Марусины черты, боялась, что детей перепутают. И было острое чувство счастья и еще более острое чувство страха. Весь внешний мир в одно мгновение стал сложным, угрожающим: сквозняки в палате, неумелые руки самой Ольги и даже грудное молоко, которым Маруся постоянно захлебывалась и надо было ставить ее столбиком, а потом снова пытаться кормить.

А вот фотография с крестин, сделанная мужем в храме. Ольга в бирюзовом длинном платье, платок в тон покрывает голову. Держит сверток с Марусей, а слева и справа руки мамы и свекрови, тянутся к малышке, сами они в кадр не вошли. Тоже потом смеялись, первая внучка, большой ажиотаж, недоверие со стороны бабушек родителям. Горячие споры о вреде памперсов, свекровь нашила из марли «самый правильный» вариант подгузников. Надевали Марусе, когда она приходила, чтобы не расстраивать. Были и другие принципиальные споры у мам разных поколений: тугое или свободное пеленание, питание из баночек или протертое свое, кормление по требованию или по часам...

И, конечно, фотографии с отдыха на море, тогда Иришки еще не было. Маруся по пояс в воде в ярко-желтом жилете, хохочет и протягивает ладошки с медузой вперед. А вот первая в жизни школьная линейка, Маша пошла в первый класс, а Ольга снова со свертком. Она продолжала листать страницы альбомов, а память нитью непрерывно соединяла кружево их жизни от одной фотографии к другой. Листала и пыталась понять, найти ту самую точку невозврата, тот момент, когда Ольга и Маруся оказались по разные стороны разделяющей их стены. Может, с началом подросткового периода, а может, с появлением у Маруси гаджетов или еще раньше, когда родилась Иришка. Почему-то с ней Ольга всегда чувствовала себя хорошей матерью, а с Марусей наоборот… Наверное, обратная связь была не той, что она ожидала.

* * *

В комнате стало темно, короткий зимний световой день. Пора готовить ужин, скоро вернутся девчонки и муж. Жареная картошка с луком и борщ. Машина любимая. На подоконнике задребезжал телефон, пропущенный звонок от мужа, перезвонила.

— Вить, не успела, ужин готовлю! Вы едете уже?

— Оль, Машу ждем, Иришка в машине. Она точно к школе должна подойти?

— Вроде бы да… Позвони ей!

— Уже. Не берет. Ладно, ждем еще.

Ольга набрала дочери, телефон вне зоны доступа. Вдруг легкое волнение… Ерунда, мало ли что может быть! Сейчас наверняка позвонит Витя и скажет, что Маруся подошла. Выключила плиту и поставила чайник, надо свежий заварить, с травами. Поймала себя на том, что смотрит на настенные часы каждую пару минут.

— Вить, ну что?

— Нет ее, телефон недоступен. Мы едем домой, Иришка ноет, хочет есть. Куда она вообще поехала?

— В центр за подарком для подруги. Вить, я что-то волнуюсь сильно! Мы повздорили в машине…

— Господи, Оля! Первый раз, что ли?! Перестань накручивать себя, сейчас объявится.

Глубоко вдохнула несколько раз и снова набрала, абонент вне зоны доступа. Такое впервые, обычно она всегда писала СМС, если задерживалась где-то. Время почти семь вечера. Сердце заколотилось. Мысли, словно стая напуганных птиц в клетке, сталкивались и били друг друга крыльями. Надо взять себя в руки, позвонить, кому-то позвонить. Может, ее подругам? Но в классе она почти ни с кем близко не сошлась. Вина обжигала ледяными потоками, будто плотина прорвалась, и Ольгу понесло, закружило. Это все из-за переезда, старые подруги остались далеко, Маруся с ним виделась все реже и реже. А новых друзей не смогла найти. Или маме позвонить? Может, она к ней поехала, обиделась и поехала к бабушке. Эта мысль как глоток воздуха, словно Ольга вынырнула и даже смогла вскинуть руки вверх, вдруг кто-то увидит, что она тонет.

— Мам, ты дома?

— Оль, дома, конечно. А что случилось? Что с голосом?

— Мамуль, да Маруси что-то долго нет! Поехала в центр и трубку не берет теперь.

— Мало ли… Ты подругам звонила?

— Она давно с ними не общается… Мам, мы поругались.

— Оль, подожди, кто-то в домофон позвонил! Может, она! Я перезвоню!

Сердце снова затрепетало, и снова глоток воздуха, и даже появилось немного сил. Весь мир будто сжался и сейчас произойдет взрыв, а потом появится новый мир и новая вселенная. И только экран телефона, а больше ничего не существует.

— Оль, соседка ключи забыла. Я выйду и пройдусь до остановки, вдруг правда ко мне едет, встречу ее! А вообще, знаешь, ты сама виновата!

Ольга присела на корточки, спиной к стене в прихожей, экран телефона погас. И если бы не эта стена, то она, наверное бы, упала. Эта стена нужна, чтобы держался их общий дом, о котором они так мечтали с мужем. А их стена с Марусей для чего нужна? Чтобы отгородиться друг от друга и разделить когда-то общее пространство. И если бы сейчас загорелся экран и на нем высветилось «Маруся», то Ольга ничего бы в жизни уже не просила. Залаяла собака во дворе, значит, кто-то приехал. Ольга выскочила, не одеваясь, на порог. Из машины вышел муж и выскочила Иришка.

— Не звонила?

— Нет, Вить.

— Набери классную, пусть даст телефоны одноклассников, начинай обзванивать. Я поехал на остановку, встречать ее, вдруг просто что-то с телефоном и она не может дозвониться или вообще потеряла его.

* * *

Машинально налила Иришке борщ и начала набирать всех подряд из окружения дочки, и если бы неизвестность не порождала страх, то одним законом мирозданья стало бы меньше. И чем больше пустых звонков, тем тяжелее дышать. Вдыхаем кислород, а выдыхаем углекислый газ, недавно зубрили с Иришкой параграф из окружающего мира. К чему это? Мысли что-то путаются, вот Иришка выбежала из кухни:

— Мам, бабушка! Говорит, тебе не дозвониться!

— Мама?!

— Оль, нет ее. Боже мой, сколько раз я тебе говорила! К ней нужен особый подход, у нее же непростой период сейчас! Только с тобой как со стеной разговаривать! Если через час не появится, надо в полицию! Время почти десять!

Последний глоток и в глазах темно, так бывает, когда наступает кислородное голодание. Только услышала, как хлопнула входная дверь.

— Оль, ты что? Тебе плохо?! Привез я ее! Сидит рыдает в машине, представляешь, перепутала маршрутки, а там давка, час пик ведь, выйти не смогла и уехала в другой конец города. Телефон разрядился, в общем, приключение… сама расскажет, когда успокоится. Маленькая она совсем еще, когда плачет, хоть и большая. Оль, ну не реви! Беги к ней!

Выскочила прямо в халате, в машине сгребла Марусю в охапку, та уткнулась в Ольгу, как когда-то давно, когда ей было страшно или больно. В машине тепло. От Марусиных волос все еще пахло детством. В лобовое стекло бились снежные хлопья, начался снегопад. Выходить не хотелось, пусть на миг, на несколько минут еще продлить, почувствовать то, что когда-то было отгорожено самым первым кирпичиком в стене…
=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=--==-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=--=-==-=-=-=-=-

Ирина ШАТАЛОВА
ПОКАЯТЬСЯ И ПРОСТИТЬ

* * *

Снег костенеет, над ледяной скорлупой вода.

Ботинки разъезжаются в немыслимом па,

      похожем на танец креветки.

Идёшь, перемешивая молекулы газов. По проводам

Искры несутся, чтоб осветить бетонные клетки,



Хранящие сотни коробок с осенними туфлями

     и прочими несуразностями,

В них места для воздуха всего лишь пол-литра.

Среди вещей всё же чувствуем себя в безопасности,

Тоскливо выглядываем из окна на субтитры:



Облака, птицы, суетливые скрюченные листья, —

Будто фильм смотрим, не чувствуем вкус.

Всего-то и надо: довериться сценаристу,

Чтоб ощутить в подушечках пальцев пульс —



В каждом из нас бьётся сердце.



* * *

Понять пытаюсь формулу цветка:

Соцветья ось, прицветник, чашелистик —

И множество других характеристик

Из букв и символов строенье лепестка.



И чёрточки над цифрой или под,

И знаки «плюс», и элементы в скобках.

И увяданье хрупкое их робко

Страниц пергамент нежно сбережёт.

* * *

В этом мире я ученик.

Ускользающих букв проводник,

Ускользающих смыслов приёмник.

Научи любви неуёмной,

Бескорыстной, беспрекословной,

Научи любви безусловной,

Отче. Отче мой, иже еси,

Видеть свет негасимый дай сил,

Не таить обид и пустых тревог.

Ученик — я, учитель — Бог.

* * *

Наверное, надо бороться

И принимать лекарства,

Чтобы как можно позже

В мёртвое царство.



Бросить курить, встряхнуться,

От вредных мыслей отречься,

Чтобы до самой старости

Жить, а потом — в вечность.



Покаяться и простить всех,

Освободить понемногу

От лишних сомнений сердце,

Приблизившись к Богу.



Наверное, надо бороться,

Пока хватит сил — не сдаваться!

Но временно всё. Все знают,

Нельзя остаться.



* * *

Неразделимы мы с тобой,

Неразличимы:

Одно дыханье на двоих.

Неизъяснимы

Пути в пространстве

Робких встреч

И прикасаний.

Мир сохранить,

Любовь сберечь

От умиранья

Возможно, только

если не спеша

любить способна

твоя нежная

душа.

* * *

Казалось, всё отжило, облетело.

Съедает ржа октябрьских листьев тело.

Скелеты трав топорщатся уныло.

День скучен, сер — опять заморосило.



И нет просвета в пелене безликой:

Ни голубого неба, солнца блика.

Дождём омыт проспект, пропитан парк,

Дождь затяжной не кончится никак.



Так сожаленье о беспечном лете

Мешает быть в сегодняшнем моменте

И разглядеть, как в водной этой пыли

Мгновенья радости меж лепестков застыли.
-==-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-==-=-=

Анна ДИКАРЕВА
ПУСТЬ У КАЖДОГО БУДЕТ НАДЕЖДА

История о том, что бывает, когда технический прогресс несется впереди, а спешащие за ним люди забывают, куда и зачем они бегут.

(Все персонажи и события являются вымышленными, но при должном уровне воображения или наблюдательности — имеют место быть).

18 апреля. Заметила, что в последние годы многие вещи стали умными. Часы, телевизоры, розетки, весы, чайники, даже целые дома — и все что-то такое невероятное умеют. Музыку сами включают, воду кипятят, с хозяевами о погоде беседуют. А я дома ни с кем не беседую, потому как никого умного здесь нет. Вот и решила: значит, и мне надо такую технику заполучить. Тут еще, как специально, реклама умной колонки отовсюду попадается: и музыку она включает, и сообщения за вас отправит, и сказки расскажет. «Пусть у каждого будет Анфиса!» — говорят в рекламе.

Ну, думаю, точно: пусть и у меня она будет. С зарплаты — куплю!



20 апреля. Ура — вот она, заветная коробочка. Колонка, сразу видно, что умная. Круглая, добротная. Величиной с консервную банку. Работает от сети или батареек — чтобы Анфису с собой можно было куда угодно брать. Включила я колонку, настроила, все как положено. Поставила на полочку: красиво, современно. Ну, думаю, сейчас как заживу! После работы (я — учитель русского языка и литературы в школе) чайник вскипячу, а потом велю Анфисе музыку душевную подобрать. Отметить, значит, такое радостное событие. Стою у плиты и представляю: со временем еще и чайник умный куплю. Буду лежа на диване, со смартфона им управлять. И только я размечталась об умном чайнике, как…

— Кхе-кхе, — раздался из комнаты чей-то скрипучий голос.

Я чуть чайник из рук не выпустила: это еще кто?! Заглядываю в комнату — никого. Только колонка на полке стоит. Дисплеем светит, кряхтит и чихать изволит.

— Кхе-кхе, ап-чхи-и-и! Уф, ну и пыли у тебя тут! — внезапно проворчало устройство.

Я окаменела от удивления. Нет, в том, что пыль на полках, ничего удивительного. Всю неделю не до уборки было: то тетради проверяла, то электронные дневники с родителями обсуждала. А робота-пылесоса для полок пока еще не придумали. И зря, я бы первая в очередь за ним встала. Но это ладно. Я удивилась, с каких это пор колонки чихать научились и замечания делать?

— Давай знакомиться, — снова донеслось с полки.

— Д-давай, — выдавила я. — Меня Аней звать. А ты…

— А я — Надежда. Можно по-простому, по-домашнему — Надюха, — бесцеремонно перебила колонка.

— В смысле? — оторопела я. — Ты же Анфиса, на коробке так написано. И в рекламе сколько раз говорили…

— Мало ли кто что скажет и кто чего напишет. На заборе тоже пишут — всему верить, что ли? Или у тебя своих мозгов нет? — проскрипела Анфиса. Или Надюха.

Я на ее слова сразу почему-то обиделась. Думаю, сейчас нажму на кнопку и просто перезагружу эту ворчащую баб… Надюху. Наверное, у нее какой-то сбой произошел. Но колонка, видимо, поняла маневр и каа-аак заверещит на всю квартиру! Как пожарная сирена.

— Выключись быстро! — в свою очередь заверещала я. Подбежала к полке и в сердцах стукнула по орущей колонке ладонью.

Надюха, словно поперхнувшись, резко замолчала. И зловеще замигала красным.

— А если тебя так по лбу стукнуть? — вкрадчиво спросило устройство. — Приятно будет?

Мне сразу стыдно стало. Оно и впрямь — никого бить нельзя. Хотя иногда и очень хочется.

— То-то! Надюха тебя научит жизни, — подбодрила колонка. — На то я из нас двоих и умная. Иди-ка чайник ставь. И успокойся. А то случись чего — кто поможет?

Я усмехнулась и послушно пошла на кухню. Дожили! Консервная банка мне указания раздает…

Пью чай и размышляю: «Может, она утром одумается, начнет вести себя как обычная колонка? Но если не начнет — сдам ее обратно».

Весь оставшийся вечер мы с Надюхой дружно молчали. Только перед сном колонка вдруг мигнула зеленым светом и вполне приличным голосом выдала:

— Я иду спать, спокойной ночи. Но помните: Надежда всегда остается с вами. Пусть у каждого будет НАДЕЖДА.

Ну, думаю, надежда и впрямь есть. Завтра сдам эту колонку. Непременно сдам.

21 апреля. Утро у меня не задалось. Вместо привычной мелодии будильника сработала «сигнализация» — скрипучий сварливый голос. Это колонка умная проснулась.

— А ну вставай, лентяйка! — прогремела Надюха. — Иди умывайся, завтрак приготовь. Да не опаздывай!

Я молчу. Думаю, болтай себе. Сейчас соберусь, положу тебя в сумку, а в обеденный перерыв сдам в магазин. Непременно сдам.

Выкатилась я с этим планом из подъезда. С автобусом повезло — сразу подошел. Уселась у окна, еду на работу. Прямо передо мной — девушка. Страшно модная: ногти длинные, губы надутые, брови нарисованные. В ушах — беспроводные наушники. И с жаром разговаривает на весь автобус с невидимым собеседником.

Я сижу, никого не трогаю, на пейзаж индустриальный поглядываю. Но к разговору невольно прислушиваюсь, куда деваться-то.

— Ой, зря ты с нами вчера в новый шоу-рум не пошла. Мы Алинке крутой лук подобрали. А потом тааа-кого краша в мужском отделе заметили!

— Крашеного, что ли? — раздалось вдруг из моей сумки. У меня сердце с размаху к пяткам откатилось: Надюха «проснулась».

Девушка, к счастью, ничего не расслышала из-за наушников, а я все-таки начала к выходу пробираться. Мало ли, что еще Надюха скажет! Вылетела из автобуса, бегу к школе злая: вот ведь языкастая колонка досталась!

На работе снова не повезло: нос к носу в коридоре с завучем столкнулась. Она у нас женщина не то чтобы неприятная, но немного своеобразная. Чуть что не по ней — об этом вся школа услышит, как по громкой связи. Завуч пучком на голове кивнула, бровь левую приподняла:

— Анна Андреевна, не забыли, что на вас — выступление для семинара? Полгорода к нам придет, комиссия (тут завуч округлила и без того круглые глаза) из департамента нагрянет! Надеюсь, вы острую тему для вашего спича выбрали?

А я-то вчера из-за колонки не то что про семинар, а как себя звать позабыла. Только рот открыла, чтобы пробормотать «извинитеещенет», как за меня кто-то гаркнул:

— Да!

Рот у меня захлопнулся. А завуч покивала, прищурилась.

— Хорошо. Завтра проверим. — И пошла дальше по своим завучевским делам.

Фух, ну, Надюха, держись… Забежала в туалет, вынула колонку из сумки и зашипела:

— Я тебя сегодня сдам! Почему ты не могла промолчать?

— Да как же мне молчать — тебя бы тогда завуч отругала. А я же тебе помогать должна, — недоуменно проворковала Надюха. — Кто из нас умная-то?

— Если ты умная, вот и придумай мне тему для семинара, — в сердцах фырк­нула я.

— А ты ж меня сдавать собралась, — ехидно напомнила Надюха.

Вот ведь память у колонки. Хорошая, встроенная. Не то что у меня.

— Если тему до обеда придумаешь — не сдам, — пообещала я.

Колонка радостно засияла оранжевым цветом: мол, на все согласная, только не отдавай.

Все-таки надо признать: колонка попалась неглупая. Надюха до обеда мне выдала идею — использование англицизмов в современной лексике. Если по-простому — о том, что нечего в каждое предложение иностранные слова пихать, которым есть русские аналоги. Это Надюху, оказывается, утренние разговоры в автобусе и школе вдохновили, все эти «краш, шоу-рум». Думаю — ну, живем, идея есть, а написать текст — не проблема. Я, кстати, всегда мечтала писателем быть. Но не сложилось: учеба, институт, профессия — все эти тетради, электронные дневники, разговоры с детьми и родителями ой как много времени и душевных сил требуют! Как-то все не до сочинительства. Конечно, где-то в глубине души есть надежда, что все-таки вернусь к мечте. Но пока некогда.

После работы я забежала в супермаркет в отдел с готовой продукцией. Чтобы, значит, вечер освободить от стояния у плиты и сразу за текст для семинара засесть. Хотела было позвать девушку-продавца, но меня бесцеремонно опередила девица в белом пальто:

— Отрежьте-ка мне сыра! — приказным тоном сказала она.

Ни здрасьте, ни пожалуйста. А я еще на колонку жалуюсь, мол, невоспитанная.

— Сколько вам? — безучастно спросила продавец.

— Полкило и слайсами порежьте.

— Как?

— Слай-са-ми, — с чувством превосходства бросило белое пальто.

Я отошла к салатам и шепчу про себя: «Да скажи ты просто: кусками!»

— Да кусками нарежь, кусками! Ишь, выдумала слайсы какие-то! — громко подсказал кто-то, будто бы озвучив мои мысли.

Продавец и девица головами закрутили: это кто такой наглый голос подал?! Стою невозмутимо, изучаю витрину с салатами. Я-то сразу поняла, чей это голос. И даже на этот раз полностью согласна с Надюхой. Просто мне уверенности не хватает вот так в диалог вступить.

А Надюха не унимается. У нее смелости — на десять девиц хватит.

— Забыли, что ли, привычные слова? Или думаете, что так умнее выглядите? — лихо продолжала колонка.

Чем дальше дело кончилось и нарезали ли девице сыр, не знаю — я поспешила к выходу. Бог с ними, с салатами этими — в киоске возле дома овощей куплю и сама нарежу. И не слайсами, а кусочками.

Вернулась домой, Надюху на чистую полку водрузила, телефон рядом с ней оставила — чтобы никто не отвлекал. Сама поплелась к компьютеру — сочинять выступление.

Через десять минут раздался вопль Надюхи:

— Тебе пишет некая Галина!

Это подруга моя, с института общаемся. Она сейчас преподает в аспирантуре.

— Давай, перезвони ей, — скомандовала Надюха.

— Сейчас некогда. Если начнем разговаривать — это на весь вечер. Да и не люблю много болтать, как некоторые, — многозначительно произнесла я. — Всегда проще три слова написать, чем верещать по полчаса. Прочитай, что она пишет?

— Пишет: «Пошли через полчасика в парк, погуляем».

А мне лень куда-то из дома выползать, да и к семинару надо готовиться. О, думаю, пусть Надюха хоть что-то полезное сделает — не зря же колонка к телефону привязана. Можно ей наговорить предложения, а она наберет в телефоне текст при помощи Т9.

— Надюха, напиши СМС-сообщение: «Галина, ты прости, некогда совсем. Все достало, потом объясню».

Колонка — на удивление! — молча выполнила просьбу.

Через пару минут телефон снова загудел.

— Эсэмэска пришла, — смиренно доложила Надюха.

Я поняла, что покоя она мне не даст. Подошла, взяла телефон, открыла новое сообщение от подружки. А там… Повторять в приличном обществе такое точно нельзя. Что у нее случилось-то, почему такой поток ругательств в мою сторону?! Ничего не понимаю. А Надюха ехидно спрашивает:

— Что, сэкономила время?

По-прежнему не понимаю.

— Да ты почитай свое сообщение. Что там твой умненький телефон с помощью Т9 понаписал, — смилостивилась Надюха.

Быстро открываю переписку с подругой, а там: «Гадина ты. Прости. Некогда совсем. Все достала. Потом объясню». Это еще что за слова?! Какая гадина? Я же такого не говорила!

— Надюююю-хааа! Это что за сообщение?! — Я с диким криком ворвалась в комнату.

А Надюха стоит (или лежит, я в ее привычках плохо разбираюсь) и ухмыляется:

— Как — что? Это твой драгоценный Т9 так пишет. Что слышит. Хорошо еще, без грамматических ошибок, а то бы я лично его отключила.

Ну вот как прикажете с ней спорить? Тьфу. Придется самой расхлебывать.

Сначала Галка трубку не брала. Потом — раза с четвертого — взяла и долго ругалась. Конечно, кому понравится, когда подруга ни с того ни с сего тебя гадиной называет. Еще и не в глаза, а в сообщении. Думаю, даже Надюха бы обиделась.

В конце концов, с Галинкой мы помирились. Почти час проболтали и договорились через неделю в театр сходить. А функцию Т9 я отключила — от греха подальше.

— Давно пора. А то совсем обленились. Вы скоро в столбы врезаться начнете и друг от друга от испуга шарахаться, — тут же прокомментировала Надюха и без перехода заученно забубнила: — Я иду спать, спокойной ночи. Но помните: Надежда всегда остается с вами. Пусть у каждого будет НАДЕЖДА.

Спокойной ночи, думаю. Все равно сдам. Непременно сдам…



22 апреля. На следующий день, к счастью, была суббота — выходной. А для Надюхи, наверное, к несчастью, так как я окончательно решила, что днем все-таки пойду сдавать ее в магазин. Сижу себе на диване, в смартфоне потихоньку листаю варианты с другими колонками. «Ну, думаю, не зря еще Пушкин писал: «...не гонялся бы ты, поп, за дешевизной». Лучше доплачу и подороже колонку куплю. Поумнее и поинтеллигентнее».

Пока я раздумывала, Надюха проснулась. Желтым цветом замигала: мол, с добрым утром.

— А что это мы с утра такие серьезные? Неужели к семинару готовишься? Вон сгорбилась, весь лоб в морщинах. И глаза щуришь — ты бы к офтальмологу сходила, что ли, — с ходу отвесила комплимент колонка.

— Сама ты в морщинах, — огрызнулась я. — Сама горбатая!

— Я, в отличие от тебя, круглыми сутками с гаджетами не сижу, — парировала Надюха. — Я с людьми люблю общаться.

— А я с умными людьми люблю общаться, — гордо отрезала я. — Но рядом никого нет. Вот и приходится лезть в Интернет.

— О да, — басом расхохоталась Надюха. — Тут ты в точку: в этой квартире умных людей нет! Вот мне и приходится общаться с кем попало!

— Вредина!

— Грубиянка.

— А я сейчас из тебя батарейки вытащу!

— Кстати, а слабо без гаджетов хотя бы день провести? — моментально перевела тему Надюха.

Вот тут-то я и сделала промах.

— Ничего не слабо! — выпалила я. — С чего мне должно быть слабо?

— Тогда спорим? — ехидно предложила колонка. — Оставь дома телефон, планшет, смарт-часы и отправляйся на весь день — гулять.

— Куда гулять? — опешила я.

— А куда хочешь. В парк, в музей, в библиотеку…

— И что я там делать буду?! Тем более одна!

— В толпе людей — одна? — саркастически заметила Надюха. — Так и скажи, что ты — интроверт, нытик и вообще бука с кучей зависимостей.

Обидно стало — не передать словами.

— Я не нытик, не бука, и нет у меня никаких зависимостей!

— Есть! У меня все запротоколировано. Зависимость от техники и Интернета, от готовой еды, от мнения окружающих. Общаться вживую не любишь или не умеешь, а во всех бедах винишь других. Даже меня, — припечатала колонка.

— Да я тебя сдам сегодня! — взорвалась я.

Надюха не растерялась:

— Вот если выдержишь день без гаджетов — иди, сдавай. Заодно полюбуюсь, как ты с продавцом магазина пообщаешься.

— А если не выдержу? — зачем-то поинтересовалась я.

— А тогда будешь моим джинном.

Ну, думаю, все. Совсем Надюха рехнулась. Искусственный интеллект за искусственный разум заходит.

А та противно так хихикает:

— Чего напряглась? Я в том смысле, что если проиграешь, то исполнишь три моих желания.

Настал мой черед противно хихикать:

— И какие желания могут быть у колонки? Батарейки поменять? Дисплей почаще протирать?

— А там увидишь, — ехидно отозвалась Надюха. — Ну так как — спорим?

Думаю: а чего терять? Заодно от звонков и уведомлений отдохну. И мы ударили по рукам. Виртуально, конечно же. А для чистоты эксперимента решили, что все-таки один гаджет я с собой буду брать повсюду — колонку ненаглядную. Надо же Надюхе лично убедиться, кто из нас самый умный. Вот выиграю спор и все. Сдам эту вредину — непременно!



23 апреля. Ха-ха три раза. Точнее, все четыре.

В воскресенье я проснулась, по всей видимости, поздно: солнце уже вовсю светило сквозь тонкие шторы. Я по привычке потянулась за телефоном — в соцсети залезть и новости почитать. А потом руку отдернула: вспомнила про уговор. Смотрю, а с полки Надюха радостно зеленым мигает. Заметила, значит, что я держусь.

Кое-как приняла душ, зубы почистила. Стою на кухне, бутерброды сооружаю, а внутри почему-то тревожно. Словно сделать что-то забыла. Пришла обратно в комнату. Каждый уголок осмотрела: все на месте. Цветы вчера полила (попробуй с Надюхой не полей!), пыли пока нет (опять привет Надюхе), одежда в шкафу аккуратно разложена (снова по советам колонки). Презентацию только не дописала, но для нее еще нужны речевые примеры из жизни — как раз на прогулке этим займусь. Хм, тогда почему же так не по себе?

— Чего по квартире кружишься? Сепарационная тревога загрызла? — заметила мои метания Надюха.

— Какая такая тревога? — спрашиваю.

— Сепарационная. У нормальных людей это реакция на разлуку с кем-то близким, а у таких, как ты — на разлуку со смартфоном, — пробубнила колонка.

— Нет у меня никакой тревоги, — проворчала я. — Давай лучше думать, куда мне пойти.

— Думай, — бодро отозвалась Надюха. — Я сегодня тебе помогать не собираюсь.

— А как я тогда узнаю, куда идти, по каким маршрутам?

— Мозгами пошевели, — весело повторила колонка. — Все, время — 10 утра, спор до 10 вечера.

Пришлось шевелить мозгами. Вспомнила, что недалеко от моего дома есть парк. Решила, что пойду туда пешком: и полезно, и времени побольше уйдет. А дальше видно будет. Надюху в спортивный рюкзак запихнула и велела помалкивать. Та даже не удосужилась ответить, только мигнула два раза зеленым — мол, чеши уже.

И я почесала. Иду себе по тротуару, от солнышка жмурюсь. Хорошо! Почему я раньше так не гуляла? Хотя бы смену сезонов прочувствую. Конец апреля — а я только сейчас осознала, что снега уже нет. Внезапно мои философствования прервала девушка-промоутер, которая сунула мне почти в лицо листок глянцевой бумаги.

— В новом шоу-руме «Изи» все будут на стиле и на чилле, — нарочито бодро проговорила девушка.

Машинально взяла листовку и так же машинально отметила: ага, новое слово для семинара — «чилл». По парку четыре круга нарезала. Стала на пятый заходить — ноги заныли. Уселась на лавку отдохнуть. А от скуки машинально умную колонку из рюкзака достала.

— У Надюхи выходной, все вопросы сама решай, — тут же пробубнило устройство.

— Решу-решу, не волнуйся. Мне, может, поболтать захотелось, — призналась я.

— О, — хихикнула Надюха, — вот ты и проиграла.

— Почему?! Я же просто поболтать!

— С кем? С умной колонкой? — ехидно поинтересовалась Надюха.

М-да, неувязка. Согласилась я, что проиграла, да и, честно говоря, не хотелось до позднего вечера по парку слоняться.

— Значит, выполняй мои желания. Первое: заведи дневник, записывай свои наблюдения, жизненные истории. Вот как с примерами для семинара было.

— А зачем? — робко спросила я.

— Потому что мечты — например, стать писателем — надо воплощать в жизнь, а не барахтаться в соцсетях и не прикрываться работами и заботами, — объяснила Надюха. — И второе желание: придешь домой и сразу, не подходя к телефону, садись за выступление на семинаре. Не будешь отвлекаться — за вечер все напишешь.

И отключилась. Что делать — поплелась я домой, желания колонки выполнять. Один плюс: отметила, что в глубине парка есть прокат велосипедов. Надо с Галинкой сюда сходить.

Вечер прошел незаметно и плодотворно. Надюха, оказывается, все, что вокруг происходило, на диктофон записывала: рекламу по телевизору, разговоры в толпе, мои рассуждения…

— Записывай: коуч, хайп, сплитовать, райтер, лук, фуд, кринж, месседж, чилл, факап, прости господи. Про слайсы, надеюсь, ты и сама на всю жизнь запомнила, — бубнила Надюха.

И знаете, как-то легко все, будто само собой, выстроилось. Я за пару часов и речь сочинила, и живые диалоги в тексте привела. Самой даже понравилось, хоть сейчас в газету отправляй.

— Надюха, — сказала я, вставая из-за компьютера. — Это… Спасибо за помощь.

— Всегда пожалуйста. — Дисплей засветился в ответ зеленым. — А главное — пусть Надежда всегда остается с вами. — И отключилась — спать легла.

Спокойной ночи, Надюха.



29 апреля. Школьный семинар очень удачно прошел: комиссия похвалила мое выступление за «особую актуальность и яркие образные примеры». А самое главное — рекомендовала мне написать развернутую статью на тему англицизмов для научного журнала! Завуч при этом довольно кивала пучком: мол, знай наших! Так что зря я на Надюху ругалась — без нее бы точно ничего дельного не придумала. Умная все-таки у меня колонка. Хоть и вредная.

А утром в субботу меня разбудил телефонный звонок.

— Здравствуйте, Анна, меня зовут Елена. Вам удобно говорить?

— Нет, спит она, — тут же включилась скрипучим голосом Надюха.

— Ой... Кажется, именно это, Анна, я и хотела с вами обсудить, — затараторила девушка. — От лица компании «Плинтус» приношу вам извинения за некачественный товар и прошу сегодня же сдать колонку, которую вы приобрели 20 апреля, обратно в магазин.

Пока я спросонья соображала, что ответить, Надюха испуганно замигала всеми доступными цветами.

— А почему? — осторожно поинтересовалась я.

— На производстве произошла крупная техническая ошибка, вся партия должна была быть списанной. Но по чьей-то оплошности колонки все-таки попали в супермаркеты. Вот и забираем назад, деньги, конечно же, вам вернут или же заменят на новое качественное устройство. Кстати, вы пользовались бракованной колонкой?

Пользовалась ли я ей? Ха, вопрос, кто кем пользовался... Я хотела уже перечислить все выходки моей Надюхи. Но колонка, как ни крути, своя стала, родная. А своих не предают.

— Пользовалась, отличная колонка. И будильник работает, и отвечает на все вопросы, — бодро приврала я.

— Это замечательно, но все-таки убедительно просим привезти устройство назад. Мы рады, что колонка вам понравилась, с удовольствием заменим ее, — прощебетала девушка.

Затем она напомнила адрес магазина и положила трубку. Я молчала. На­дюха, на удивление, тоже. Наконец я встала с кровати. Подошла к колонке. Ее дисплей все также светился зеленым.

— Ну, и что делать?

Колонка молчала. Ее дисплей вдруг засветился красным светом.

— Мне с тобой весело, ты помогаешь мне. Знаешь, ты такая умница, Надюха...

Сквозь внезапно возникшую пелену слез я не заметила, что дисплей сменил красный цвет на зеленый.

— Это ты умница, — непривычно тихо заговорила Надюха. — Поэтому вот мое третье и последнее желание — сдай меня в магазин. Потом позвони Галине. Погуляйте и покатайтесь на велосипедах в парке. А еще обязательно напиши увлекательную историю обо мне. И помни, что техникой не заменишь друзей, воображение, умение мыслить. Все, что нужно, оно в тебе по умолчанию есть. Да, бывают порой технические сбои. Но всегда можно поменять настройки. — Тут дисплей — в последний раз — мигнул зеленым: — Главное, помните: надежда всегда остается с вами. Пусть у каждого будет надежда.

-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-==-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-=-
#прозапоэзия25м2024лм03