И, прямо скажем, опасная. Ведь немецкие истребители почти никогда не атаковали этот самолет в лоб - ибо вперед было нацелено практически все оружие ил-2, в том числе две авиапушки, два пулемета, а чаще всего еще и реактивные снаряды. Любой вражеский истребитель, сунувшийся под этот арсенал, гарантированно был бы разнесен в клочья. Именно поэтому "мессершмитты" атаковали наши штурмовики с тыла. Тем более, что, скажем, в 1941м Ил-2 вообще не были защищены с задней полусферы - стрелка попросту не было. А поворотливостью эти самолеты не отличались, во всяком случае с истребителями сравниться в этом плане не могли - так что если уж "мессеру" удавалось повиснуть на хвосте у "Ила", он не успокаивался, пока не сбивал его. Не помогал и бронекорпус... Только в 1943 году началось массовое производство Ил-2М, который уже изначально был двухместным - пилот плюс стрелок, вооруженный пулеметом и защищающий заднюю полусферу неповоротливого штурмовика. С этого времени боевые потери Илов резко пошли на убыль. Конечно, стрелок с пулеметом в хвостовой полусфере - эта не такая же огневая мощь, которая таилась у Ил-2 спереди. Но и пулемета зачастую было достаточно, чтобы отпугнуть "мессершмитт" - а повезет, так и вовсе его сбить (но это уж совсем большое везение - прочем, и отпугнуть неприятельский истребитель было вполне достаточно, чтобы штурмовик уцелел). Естественно, что сам стрелок рисковал при этом более всего - вражеские истребители стремились вывести его из строя в первую очередь, чтобы потом сбить ставший беззащитным самолет.

Вот воспоминания об этом, что называется, "из первых рук". Владимир Местер, стрелок-радист на штурмовике Ил-2, так описывал свой первый боевой вылет: «Таких необученных как я (я даже парашют не умел одевать!), сажали на головные самолеты – мы же ничего не видим, а стрелок замыкающего самолета – самый важный. Меня посадили в кабину, я пристегнулся, чего потом никогда не делал, и мне говорят: «Вот тебе пулемет. Он в чехле. Его не трогай! Сиди и смотри по сторонам». Вот так первый раз в воздух я поднялся прямо на боевой вылет. Сижу, смотрю – кругом все крутится, сверкает, красивые облачка разрывов вокруг – как в кино. До того интересно, что я аж рот открыл и разглядываю – ничего не понимаю! Страшно не было – я просто не знал, что надо бояться. Обратно прилетели. С непривычки немного подташнивает. Вылез из кабины. Подошел к командиру, Мише Чекурину, и говорю: «Товарищ командир, рядовой Местер первый боевой вылет совершил». - «Хорошо. Давай, рассказывай, что ты там видел. Ты видел, как нас атаковали «Мессеры»? - «Не знаю. Я видел, что самолеты кружатся». - «А ты видел, когда ведомого сбили?» - «Понятия не имею». Сбили одного из шестерки. Бой был тяжелый, а мне казалось, что это кино. Я же ничего не понимаю. Стрелки, как и летчики чаще гибли в первых вылетах. Когда стрелок сделал десяток вылетов, есть надежда, что он будет еще жить, хотя это не всегда от него зависело. Вот так я вылетов пять-семь сделал, прежде чем стал немного понимать, что к чему. Ребята помогли пулемет освоить – это было в их же интересах. Ведь мы друг друга прикрывали. Помогал механик по вооружению, рассказывал о возможных неисправностях, показывал, как действовать при обрыве гильзы».

Из его же воспоминаний: «Самая большая нагрузка, если группа идет в пеленге, на крайних стрелков. Именно они начинают отсекать истребителей, поскольку стрелкам с головных машин сложно стрелять - можно по своим попасть. Поэтому если в эскадрилье мало стрелков, то старались стрелка сажать в последнюю машину. Ведь бывало, что на шестерку был только один стрелок. Нас сколько там осталось? Буквально за 3-4 дня мы потеряли четверых стрелков». Что и говорить, опасная была боевая работа - пожалуй, опаснее еще, чем у летчиков. Недаром и награждали ,по воспоминаниям Местера, их так: за десять вылетов - медаль «За отвагу». 15 вылетов - Орден Красной Звезды. Следующий орден - Отечественной Войны Второй степени. Даже если никого не сбил (а Местер, по его словам, именно что за полтора года войны - с декабря 1944 по май 1945 - не сбил ни одного вражеского истребителя).