2. ТАЙНЫ ХУДОЖЕСТВЕННОГО ОБРАЗА

ПРАВДА И ПРАВДОПОДОБИЕ В ИСКУССТВЕ

Художественная правда - закон художественного творчества. Художественная правда - "нечто более правдивое, а иной раз более правдивое, чем сама правда" (Э. Хемингуэй). И. Бабель мудро говорил, что хорошо продуманной истории незачем походить на жизнь: жизнь из всех сил старается походить на хорошо придуманную историю.  Художественная правда не тождественна правдоподобию, простой похожести на жизнь. В одной поучительной античной легенде рассказывается о состязании двух живописцев — Зевксиса и Паррасия. Заспорили они о том, кто из них более талантлив, и каждый задумал поразить людей чем-то необыкновенным, из ряда вон выходящим. Один так нарисовал кисть винограда, что птицы стали слетаться и клевать ягоды. Другой изобразил на полотне занавес, да так искусно, что соперник, пришедший взглянуть на его произведение, попытался сдёрнуть нарисованный покров. Победа была присуждена второму живописцу. Ведь обмануть художника гораздо труднее, чем птиц. Однако это подделка действительности.

Спор художников. С давних времён люди по-разному определяли степень совершенства художественных произведений. Самый простой способ — выяснить, насколько произведение искусства похоже на жизнь. Казалось бы, всё ясно. Если похоже — хорошо. Если очень похоже — талантливо. А если так похоже на жизнь, что невозможно отличить, — гениально. Однако подобная оценка не бесспорна. Многие философы, например Аристотель, считали, что от художника нельзя требовать абсолютной правды в подражании природе. Он писал, что «искусство частью завершает то, что природа не в состоянии сделать». В более поздние времена немецкий поэт И. В. Гёте в статье «О правде и правдоподобии в произведениях искусства» писал: «...Художник, признательный природе... приносит ей... обратно некую вторую природу, но природу, рождённую из чувства и мысли, природу человечески завершённую». Таким образом, художник не должен стремиться к абсолютно точному воспроизведению действительности. Даже очень точная копия безжизненна и неинтересна. В отличие от неё, художественный образ — всегда тайна, разгадка которой доставляет истинное удовольствие. Вот как разгадывал эту тайну русский живописец-маринист И. К. Айвазовский: «Живописец, только копирующий природу, становится её рабом, связанным по рукам и ногам. Человек, не одарённый памятью, сохраняющей впечатления живой природы, может быть отличным копировальщиком, живым фотографическим аппаратом, но истинным художником — никогда! Движения живых стихий неуловимы для кисти: писать молнию, порыв ветра, всплеск волны — немыслимо с натуры... Сюжет картины слагается у меня в памяти, как у поэта; сделав набросок на клочке бумаги, я приступаю к работе и до тех пор не отхожу от полотна, пока не выскажусь на нём кистью...»

И.К. Айвазовский. Лунная ночь в Крыму. 1859 г. Государственный Русский музей, Санкт-Петербург Южная ночь наполнена волшебным светом золотистой луны, плывущей высоко в небо среди едва различимых полупрозрачных облаков. Таинственное сияние разливается по небесам, освещая далекий Аю-Даг, мысы Монтедор и Мартьян, Ялтинскую набережную, колокольню храма Иоанна Златоуста на Поликуровском холме и городские постройки, прижимающиеся к подножию гор и отражающиеся в зеркальной глади залива. Дремлют корабли в гавани, побережье и лесистые склоны Могаби. Все вокруг погрузилось в сон, и лишь маленькая повозка, запряженная парой быков, движется вдоль побережья, оживляя ночную тишину скрипом колес. Для изображения горных склонов, неба и моря художник использует изысканную колористическую гамму в серебристых серо-синих тонах, добавляющую пейзажу очарование тайны. Для дороги, высокого тополя и зелени на первом плане выбраны более теплые охристые оттенки. Обычная бытовая сценка под светом полной луны приобретает особое, поэтическое звучание. Согласитесь, что, смотря на картины Айвазовского, в которых переданы тончайшие нюансы морской стихии, трудно поверить, что художник писал их по памяти в своей уединённой мастерской... История искусства даёт немало примеров, подтверждающих справедливость мысли о разумном соотношении правды и вымысла в художественном произведении. Когда однажды Микеланджело, одного из титанов Возрождения, упрекнули в недостатке сходства его портретов с оригиналами, он гордо произнёс: «Кто заметит это через тысячу лет?»  Так же бессмысленно, например, отождествлять литературных героев с их реальными прототипами.  Даже такой жанр изобразительного искусства, как натюрморт, «не терпит» слепого копирования природы. Глядя на превосходные натюрморты русского художника И. Ф. Хруцкого, не перестаёшь восхищаться сходством с натурой и образностью мысли художника, сумевшего выразить своё отношение к изображённому.

И.Ф. Хруцкий. Цветы и плоды. 1839 г. Государственная Третьяковская галерея, Москва Даже в самых «натуралистических» стихах Г. Р. Державина, описывающих роскошные яства, незримо присутствует автор: Шекснинска стерлядь золотая, Каймак и борщ уже стоят; В графинах вина, пунш, блистая То льдом, то искрами, манят; С курильниц благовонья льются, Плоды среди корзин смеются... «Приглашение к обеду» До каких же пределов позволителен вымысел в искусстве? Интересна в этом отношении мысль, высказанная китайским художником Ци Байши: «Писать надо так, чтобы изображение было где-то между похожим и непохожим. Чересчур похоже — передразнивание природы, мало похоже — отсутствие уважения к ней».

УСЛОВНОСТЬ В ИСКУССТВЕ

Мир искусства одновременно реален и условен, он есть, и его нет. Поэт К. К. Случевский очень точно выразил эту мысль: Слова — не плоть... Из рифм одежд не ткать! Слова бессильны дать существованье, Как нет в них также сил на то, чтоб убивать... Вздор рифмы, вздор стихи! Нелепости оне!.. А Ярославна всё-таки тоскует В урочный час на каменной стене... Понятие условности в искусстве является одним из важнейших для постижения сущности художественного образа. Условность в искусстве — это изменение привычных форм предметов и явлений по воле художника. При помощи языка искусства можно сделать очень многое. Можно заострить внимание на каких-то сатирических или комических объектах, преувеличить до гигантских размеров отдельные черты, свойства предметов или явлений. А можно, наоборот, чрезмерно преуменьшить или деформировать их до неузнаваемости, до абсурда... Условность — это сознательное нарушение правдоподобия. Условно, например, деление пьесы на акты и действия. В жизни занавес не падает на самом интересном месте, а смерть героя не отсрочивается до окончания спектакля. (Давняя театральная шутка: «Отчего он умер? — От пятого акта».) Мы также спокойно принимаем условия игры на оперной или балетной сцене, в кино или на телеэкране, воспринимая их как некую новую реальность, которая нам интересна и способна давать пищу для размышлений.

У. В. Лопаткина. Умирающий лебедь. Мариинский театр, Санкт-Петербург. 1990-е гг. Композитор П. И. Чайковский заметил, что, «конечно, с точки зрения простого здравого смысла бессмысленно и глупо заставлять людей, действующих на сцене, которая должна отражать действительность, не говорить, а петь. Но к этому абсурду люди привыкли». А французский писатель Стендаль считал, что, если бы в театре всё было как в жизни, мы сбежали бы из театра. Во время балетного спектакля нам не кажется странным, что перед лицом смерти или при объяснении в любви персонажи проделывают определённые ритмические движения, создают сложный хореографический рисунок. «Немота» танцовщиков позволяет лишь сильнее оттенить красноречивость их жестов. Яркими примерами условности в сценическом искусстве могут служить индийский танец или Пекинская опера. Условно искусство японских театров Но и Кабуки, в котором режиссёров меньше всего заботит сходство происходящего на сцене с реальной жизнью. Это всего лишь игра, где всё условно и иллюзорно. Каждая поза или жест актёра, костюмы, грим и декорации — это язык, полный символики и определённого смысла.

Вот на сцену театра Кабуки выходят несколько актёров и жестами изображают сражение или показывают, как на ощупь ищут друг друга в кромешной темноте. А тем временем главный герой переодевается прямо на сцене, и зрители понимают, что в жизни героя произошли важные перемены. Когда действие достигает кульминации, актёры замирают в позе миэ, воспроизводящей композицию какого-либо хорошо известного зрителям живописного полотна. Условность присуща и изобразительному искусству. Посмотрите на картину нидерландского художника XVI в. Питера Брейгеля Старшего «Страна лентяев». Поначалу может показаться, что она слишком далека от реальности: не так-то просто современному человеку расшифровать её условный язык. И всё-таки попробуем сделать это.

Питер Брейгель-Старший. Страна лентяев. 1567 г. Старая Пинакотека, Мюнхен Наш взгляд привлекут фигуры трёх лежащих на земле ленивцев: солдата, крестьянина и писателя (возможно, странствующего студента). В картине множество занятных подробностей: частокол, сплетённый из колбас, гора сладкой каши окружают страну изобилия; по лугу бегает жареный поросёнок с ножом в боку — будто предлагает нарезать себя на куски; сросшиеся лепёшки напоминают кактус, а яйцо передвигается на ножках; служащая укрытием от солнца крыша-столешница надета на ствол дерева и уставлена яствами... Все эти детали ещё в большей степени усиливают зрелище «всемирной лени» и в то же время аллегорически воплощают извечную мечту об изобилии, о благоденствии, о мирной и беззаботной жизни. Диапазон условности в искусстве может расширяться или сужаться. Если он расширяется, встаёт резонный вопрос: «А не слишком ли нарушено правдоподобие?» Если, наоборот, сужается, возникает опасность скатывания к натурализму. Условность не является самоцелью для художника. Она лишь средство для передачи мысли автора. Художник не должен терять чувство меры в использовании условности, иначе она может разрушить художественный образ. В подтверждение этих слов хотелось бы привести высказывание художника П. Пикассо: «Мы все знаем, что искусство не есть истина. Искусство — ложь, но эта ложь учит нас постигать истину, по крайней мере, ту истину, какую мы, люди, в состоянии постичь». Неправдоподобна "полиметалличность" скульптуры в поэме А.С. Пушкина "Медный всадник": конь бронзовый, всадник медный, узда железная. В действительности конная фигура Петра I была отлита Э. Фальконе из бронзы. Пушкинская же характеристика этой скульптуры помогает читателю услышать бронзовый звон ("тяжелозвонкое скаканье по потрясенной мостовой") и позволяет почувствовать железную волю царя - "строителя чудотворного", ощутить в величественном образе Петра "горделивого истукана", "медною главой" возвышающегося во мраке над Евгением, то есть эстетически отрицательную силу, враждебную маленькому человеку. Неправдоподобно низок потолок в избе на картине В.И. Сурикова "Меншиков в Березове", но именно такой потолок помогает художественно раскрыть гнетущую атмосферу ссылки и то душевное состояние, в котором находится герой.

Василий Суриков. Меншиков в Берёзове. 1883 г. Холст, масло. Государственная Третьяковская галерея, Москва Аристотель ставил поэта выше историка, так как историк говорит лишь о том, что случилось, то есть о явлениях не только существенных, но и случайных, поэт же очищает историю от случайного. События, о которых говорит историк, действительны. Искусство - не слепок с жизни, а ее вероятность, ее наиболее возможный вариант. События, о которых говорит поэт, всегда содержат в себе осмысленные, обработанные мыслью факты. Вероятность художественной правды всегда заключает в себе неожиданность. Если все в произведении ожидаемо, загодя известно, то перед нами штамп - избитая, пошлая, расхожая полуистина, но не подлинная художественная правда. То, что острый ход сюжета цепко держит внимание читателя, лишь внешнее проявление значения, которое имеет неожиданная вероятность для художественной правды. В "Пире во время чумы" А. С. Пушкина две женщины присутствуют на пире; одна из них хрупкая, слабая. Однако при виде страшной телеги с трупами теряет сознание та, в которой, по языку судя, мужское сердце. "Но так-то - нежного слабей жестокий, и страх живет в душе, страстьми томимой..." Художественная правда парадоксальна, неожиданна, включает в себя непредвиденное, и поэтому она информационно насыщена. Правда искусства всегда удивительна. Искусство просвечивает насквозь покровы. Оно раскрывает скрытое, отвергает ходячее - поэтому оно полно "великолепных нелепостей", ожидаемых неожиданностей, парадоксов, волшебства. Таким образом, художественная правда - это верность художественной реальности глубинной сути действительности. При всей непохожести на нее, при всех несовпадениях, фантастических отступлениях художественная реальность моделирует действительность, передает механизм ее движения, раскрывает основные жизненные характеры, обстоятельства, детали бытия. В этой необязательной похожести на действительность в глубоком соответствии ее существу - главное свойство художественной правды. Тип художественной правды меняется от эпохи к эпохе: искусство передает то типические черты действительности, то ее черты, воспринятые сквозь призму желанного идеального устройства бытия или сквозь призму социальных норм, и т.д. В следующей заметке цикла "Теория искусства" читайте тему "Художник и окружающий мир" #ТеорияИскусства