ВЕЧНЫЕ ОБРАЗЫ ИСКУССТВА

Изучаем библейские сюжеты по произведениям искусства

ВАВИЛОНСКАЯ БАШНЯ

Объясняя существование и разнообразие языков, на которых говорят по всему миру, Вавилонская башня — это история происхождения, которая звучит в истории, искусстве и литературе.

Царь Нимрод, зверолов и строитель

Пред тем, как мы поговорим об истории Вавилонской башни и ее изображений, уделим немного внимания персонажу, который традиционно считается инициатором этого строительства. Это легендарный царь Нимрод, о котором мы в 10 главе книги Бытия читаем очень скупой текст, в котором говорится, что это потомок Хама, сын Хуша, и он «начал быть силен на земле» и был «сильный зверолов пред Господом Богом», и что в составе его царства был в том числе Вавилон и Аккад.

Но вот уже в раннем Средневековье и, по всей видимости, не без влияния арабского мира Нимрод ассоциируется со строительством. И, в частности, арабское название сирийского города Кальху – это Нимруд. С Нимродом связан целый ряд иудейских преданий, таргумим. В иллюстрациях к октатевхам мы видим Нимрода персонализированного, в двух своих фазах деятельности. Во-первых, он охотится, и охотится он не просто так, а в такой характерной кожаной накидке, поскольку в Аггаде мы читаем, что особую силу ему для охоты давали унаследованные им кожаные одежды Адама, те самые кожаные одежды, в которые Господь одевает Адама и Еву, когда их изгоняет из рая. И на второй картинке ватиканского октатевха мы видим Нимрода, уже кладущего основания башни, поскольку он фигурирует как великий строитель.

Некоторый свет на эту его роль проливает текст «Иудейских древностей» Иосифа Флавия, где он выступает как инициатор строительства Вавилонской башни, башни, которая свяжет небо и землю, как царь-богоборец. И иллюстрацией к тексту Иосифа Флавия, что совсем не является редкостью для западной иконографии, поскольку списки «Иудейских древностей» были довольно распространены и во второй половине XII, и особенно в XIII веке, мы видим Нимрода, который направляет свое копье прямо на лучи, исходящие с небес, то есть намеревается соревноваться с Господом.

Далее Нимрод благодаря этим готическим предвестиям его новой роли будет фигурировать в том числе и на хорошо известном памятнике, в его композиции, в брейгелевской «Вавилонской башне», о которой у нас речь пойдет ниже. Пока обратим внимание на то, что на первом плане посреди строителей, обтесывающих камни, стоит некий царь, и он ассоциируется с этим тщеславным и самым сильным царем, звероловом перед Господом.

Замечательно, что в Новом времени образ Нимрода тоже несколько раз появляется. Так, он появляется среди разных трагических персонажей романтического периода. У Дэвида Скотта это такой специфический богоборец, трубящий в свой охотничий рог в направлении неба и хвалящийся своей добычей.

И отдельную роль, абсолютно апокрифическую, он играет, как ни странно, для израильского искусства. В частности, есть такая известная, вызвавшая серьезную полемику скульптура, созданная на заре современного израильского государства, скульптура Ицхака Данцигера, где Нимрод изображается как языческий царь, как противник Израиля в 1939 году.

Вавилонская башня

11-я глава Книги Бытия открывается рассказом о жителях земли, которые говорили на одном языке и использовали одно наречие. Однажды люди двинулись с Востока, нашли равнину в земле Сеннаар (идентифицируется с регионом Шумера в средиземноморской части Месопотамии) и, осев там, решили воздвигнуть город. Они говорят друг другу: «Обожжем кирпичи огнем». «И стали у них кирпичи вместо камней, а земляная смола вместо извести». В этой истории явно прослеживаются реминисценции, связанные с шумеро-аккадским строительством, на земле, бедной камнем. Сама идея «построим башню, высотою до небес, и сделаем себе имя, прежде нежели рассеемся по лицу всей земли» также ассоциируется с вавилонским строительством. В частности, в Новом Вавилоне зиккурат Этеменанки имеет название, переводящееся как «башня» или «дом связи неба и земли».

Господь сошел посмотреть город и башню, которые возводили сыны человеческие, и решил покарать их за гордыню. Господь наказывает тщеславие народа, говоря, что один у них язык, но вот что Он сделает: «Сойдем же и смешаем там язык их, чтобы один не понимал речи другого. И рассеял их Господь оттуда по всей земле», и они уже не могли закончить строительство башни. В 9-м стихе Он дал им имя Вавилон, «ибо там смешал Господь язык всей земли». Используется наивная этимология, происходящая от глагола «бабилу» («смешивать»), созвучного слову «смешение».

Вавилонская башня, история которой описана довольно скупо, всего в девяти стихах 11-й главы книги Бытия, – это большая и очень ценная тема для христианской иконографии. В ней важны несколько моментов. Во-первых, само изображение башни, которое варьируется, и мы сейчас увидим, почему. Во-вторых, изображение смешения языков.

Прежде всего обратимся к нескольким традициям изображения самого строительства Вавилонской башни. Надо сказать, что для историков материальной культуры – это один из самых интересных моментов, потому что здесь идет речь о реалиях строительства, которые не так часто встречаются в памятниках иконографии. Разве что в качестве параллели строительству Вавилонской башни можно назвать гораздо менее многочисленные иллюстрации строительства города Карфагена в «Энеиде», но не более того. И то, и другое достаточно условно, и мы увидим, как эволюционирует подробность этих композиций.

Во-первых, в одном из ватиканских октатевхов конца XI в. мы видим строительство, показанное весьма условным образом (фото выше).

И в памятниках XI в., и во втором Ватиканском октатевхе середины XII в. основное внимание уделяется именно смешению языков. Рядом с несколько невнятным изображением строительства с деревянными мостками изображаются народы, разделенные на расы, специфически одетые, с разным цветом кожи, как результат того смешения языков, которое произошло.

Вокруг изображения строительства даны довольно комичные диалоги между строителями, которые уже произошли после смешения языков, когда одни гонятся за другими и перестают понимать друг друга. Однако эта традиция октатевхов осталась внутри греческого мира, а в западный мир пришло нечто иное.

Снова обратимся к уже хорошо нам известному памятнику, к «Салернскому антепендию», или «Салернской слоновой кости», в котором в конце XI в. в рамках коттоновской традиции изображается некая башня из кирпича. Слева от нее – жестикулирующие, указывающие себе на уста персонажи, которые явно не могут понять друг друга. Строительство продолжается, но никаких его серьезных реалий мы не увидим. Видны не кирпичи, а блоки, вырубленные из камня, что явно противоречит тексту и происходит из другого источника. Этот другой источник с большой вероятностью – строительство Карфагена в «Энеиде».

Ту же самую традицию мы видим в мозаике пола в соборе в Отранто на южной границе Апулии, в Южной Италии, но там уже изображено больше подробностей. В частности, передача блоков. Но опять же это работа каменотесов и вырубание каменных блоков.

Третье свидетельство о том, что предшествовало этому в коттоновской традиции (миниатюр «Генезиса лорда Коттона» на эту тему не сохранилось, их вообще сохранилось ничтожно мало) мы наблюдаем в мозаиках нартекса Сан-Марко. Здесь присутствует больше подробностей, и перед нами снова работает каменотес. Тут же готовят раствор, поднимают его по настилам, некоторые следы которых мы видели в Отранто, в верхний ярус. Башня – простой квадратной формы, напоминающая жилую постройку до XIII в.

Эта же коттоновская традиция будет фигурировать с некоторыми новыми подробностями в мозаиках Сицилии. Тут практически ничего не меняется, кроме увеличения числа персонажей. Речь идет о мозаиках в Палатинской капелле в Палермо, и потом практически то же самое будет изображено на мозаиках в Монреале.

Если говорить о неитальянских памятниках, то квадратная башня с каменотесами ждет нас в цикле, также имеющем связь с коттоновской традицией, фресок свода Сен-Савен-сюр-Гартамп английского происхождения. Мы уже обращались к ним, говоря о потопе и видя в них английскую специфику. Но в данном случае мы не видим английской специфики, кроме использования коттоновского образца.

Все начинает меняться в сторону нагнетания подробностей в рамках той же, по сути, традиции с приходом готической эпохи, потому что, глядя на знакомую нам Библию в картинках кардинала Мациевского середины XIII в., мы наблюдаем свойственную этой эпохе практику – перенос реалий времени в общую неменяющуюся композицию. Здесь уже есть подобие подъемного крана и ворот, и характерные приспособления для подъема камней и раствора. Мы видим, что таз с раствором закреплен на спине одного из карабкающихся по лестнице, – специальное приспособление для носилок с камнями, нечто вроде хомута на плечах у двух носильщиков. Они одеты по моде эпохи в характерные шапочки, наподобие подшлемников, и в короткие туники. Мы снова не видим никакого влияния на общую композицию, потому что башня как архитектурное сооружение остается совершенно нейтральной, без каких-либо особенных подробностей.

Примечательно, что именно этот нейтральный тип будет использоваться в еврейской миниатюре XIV в. и позднейших веков, в частности в двух рукописях Аггады: в «Сараевской Агаде» и испанской «Золотой Агаде».

Иконография Вавилонской башни разнообразна. Например, ее изображают в виде здания со множеством этажей и системой лестниц, окружающей ее наподобие спиралеобразной галереи, которые приводят на самую вершину постройки. Тип постройки, на котором основан образ Вавилонской башни, – это месопотамский зиккурат. Его делали из кирпича, возводя одну ступень над другой, а на вершине возвышался храм, посвященный божеству.

Перелом в иконографии Вавилонской башни как архитектурного сооружения происходит в живописи XV и XVI вв. Мы видим, что начиная с первой трети XV в. в миниатюрах часословов башня имеет отчетливо спиралевидный характер.

В римско-католической вере книги молитв для определенного канонического времени суток известны как книги часов. Примеры рукописей средневековья часто щедро иллюстрированы. Так, «Часы Бедфорда» могут похвастаться более чем 1200 историческими медальонами. Бедфордские часы были первоначально созданы в ознаменование свадьбы Анны Бургундской и Иоанна, герцога Бедфордского (отсюда, конечно, и произошло название рукописи) 13 мая 1423 года. Однако в канун Рождества 1430 года Анна Бургундская подарила драгоценную рукопись девятилетнему королю Генриху VI, своему племяннику.

В серии миниатюр, изображающих сцены из Книги Бытия, на листе 17v Бедфордских часов, одновременное строительство и божественный снос Вавилонской башни изображены на полностраничной миниатюре. Рабочие продолжают возводить башню, и Нимрод со свитой приходят посмотреть на их работу (сцена взята, возможно, из «Иудейских древностей» Флавия Иосифа Флавия, а не из Книги Бытия, в которой Нимрод не упоминается). Однако все это время против них действуют божественные силы. Таким образом, изображение подчеркивает предостережение от жадности и мании величия, как сказано в Книге Бытия.

Мы не находим такой архитектуры в Европе. Но существует достаточно доказательная теория, которая базируется на расширении торговых связей между Европой и мусульманским миром и говорит о влиянии на изображения архитектуры мечетей в Самарре и Ахмад ибн Тулун в Каире. Это мечети разного времени, но в обеих фигурирует спиралевидный подъем и надстройка в верхней части.

Эта восточная специфика, по всей видимости, влияет на миниатюры часословов с дополнительными подробностями. Опять же о кирпичах здесь нет и речи. Речь идет только о тесаном камне, а кирпичи мы вообще нигде не встретим.

Начало этого спиралевидного подъема мы наблюдаем уже в небольшом фрагменте алтарного образа с Вавилонской башней мастера из Брюгге.

Эта спиралевидная тема будет дальше развиваться в очень широком круге памятников, как правило, связанных с Нидерландами или Северной Францией: в Бревиарии Гримани раннего XVI в. и у Яна ван Скореля тоже в раннем XVI в. в его совершенно космическом рисунке, напоминающем эскиз к Дворцу советов.

Новая тема середины XVI в. – разрушение Вавилонской башни. Например, гравюра Корнелиса Антониса 1547 г., хранящаяся в Брюсселе, возникает задолго, по крайней мере почти за двадцатилетие, до экспериментов Брейгеля. Замечательно, что за этими построениями XV и первой половины XVI вв. отчетливо просматриваются не только восточные мечети, но и образ Колизея. Однако восточный спиралевидный элемент тоже присутствует.

Он будет снят во второй половине XVI в. в образе Вавилонской башни в двух картинах Питера Брейгеля Старшего. Если мы посмотрим на его венскую, да и на роттердамскую «Вавилонскую башню», то увидим некоторые следы спиралевидности. Очевидно, что максимальное влияние на Брейгеля оказало итальянское путешествие и его контакт с руинами. С брейгелевской страстью к правде подробностей, к торжеству истины, как называлась его последняя несохранившаяся картина, мы здесь сталкиваемся на уровне того, что он обнажает с замечательной достоверностью конструкцию Колизея.

Например, в верхней части в венской «Вавилонской башне» мы видим разницу материалов – туфовые стены, бетонные своды и травертиновая облицовка. Это то, что он мог наблюдать и воспроизвел. Особенность брейгелевской трактовки – это своеобразный синтез всего предыдущего иконографического пути, связанного именно с архитектурой, с тем, что Вавилонская башня одновременно и строится, и разрушается. До этого мы видели либо процесс строительства, либо процесс разрушения. Брейгель объединяет их в один и тот же временной момент.

Одержимость П. Брейгеля Вавилонской башней была настолько велика, что он рисовал ее не один, не два, а три раза. Однако (Великая) Вавилонская башня и (Маленькая) Вавилонская башня являются единственными двумя сохранившимися частями, поскольку самая ранняя часть из трех (миниатюра, нарисованная на слоновой кости) утеряна. Было высказано предположение, что увлечение Брейгеля было связано с Реформацией и возникшим в результате расколом между католической церковью (в которой службы велись на латыни) и протестантизмом.

Хотя «(Маленькая) Вавилонская башня примерно вдвое меньше «(Большой) Вавилонской башни», на первый взгляд, две картины кажутся композиционно очень похожими, обе изображают строительство Вавилонской башни, структуры, которая доминирует на обеих картинах.

Точно так же, как Колизей когда-то, казалось, олицетворял могущество Римской империи, теперь он стоит как напоминание о конечной скоротечности даже когда-то могущественных империй, и поэтому сходство, которое Брейгель рисует между Колизеем и Вавилонской башней, уместно. Обе башни также наклонены и поэтому неустойчивы: на обеих картинах фундамент показан слабым, а сама башня местами рушится.

Однако если (Великая) Вавилонская башня расположена на краю городского пейзажа, то (Малая) Вавилонская башня с трех сторон окружена открытой сельской местностью. Более того, в «(Великой) Вавилонской башне Нимрод и его окружение появляются (как и на листе 17v «Бедфордских часов»), а в (малой) Вавилонской башне устрашающе отсутствуют человеческие фигуры.

Знаменитая «Вавилонская башня» П. Брейгеля Ст. – наглядный урок людской глупости, высокомерия и греховной самонадеянности. Но только ли об этом хотел сказать художник? Семиэтажная башня, конусообразно сужающаяся кверху, вырастает прямо из скалы, бросая гигантскую тень на землю и море. Строительство уже подходит к концу, башня достигает небес, так что на незавершенном восьмом этаже преспокойно расположилось небольшое облачко. Копошащиеся люди на разных уступах недостроенной башни ничтожно малы и кажутся крошечными точками. И все же мы можем различить, что делают некоторые их них: возчик камней, каменщик, штукатур. Мы как будто слышим грохот молотков, звон цепей, скрип канатов. В красной кирпичной пыли продолжается неустанная работа.

Как мы уже упоминали, на переднем плане картины присутствует совокупный образ разделенного человечества вместе с инициатором строительства, с легендарным царем Нимродом, который, согласно Иосифу Флавию, был автором замысла строительства Вавилонской башни. Вглядитесь в лица царя и его свиты: они полны самодовольства и чванства. А истинные и талантливые мастера смиренно падают ниц к ногам властителей в ожидании приговора.

Согласно библейской легенде Вавилонская башня рухнула, но башня, созданная воображением Брейгеля, стоит до сих пор… На ее ярусах строители по-прежнему работают… Привычной и повседневной жизнью живет изображенный на картине густонаселенный город: дома, вплотную примыкающие к башне, корабли, стоящие на рейде и причаливающие к берегу. Уютная земная жизнь города кажется гораздо прекраснее надменной попытки достичь небес.

Во второй половине XVI века мы увидим ряд подражаний Брейгелю, уже связанных не с алтарным образом, а со светской картиной философского содержания. Так, у Лукаса ван Фалькенборха будет не менее пяти таких повторений. Как и Брейгель, ван Фалькенборх черпал вдохновение в римском Колизее при строительстве собственной Вавилонской башни.

Как современник Брейгеля, он реагировал на многие из тех же исторических событий, включая последствия Реформации. На этом фоне религиозной розни внутри западного христианства католическая церковь также приступила к реализации ряда крупных строительных проектов, включая базилику Святого Петра.

Если бы ван Фалькенборх попытался провести параллель между строительными проектами католической церкви и Вавилонской башней в своих картинах, эта параллель означала бы обвинение католической церкви. И, поскольку ван Фалькенборх и его брат и коллега-художник Мартен бежали из Антверпена (так же, как фигуры на переднем плане его картины 1594 года кажутся бегущими из Вавилона до того, как пожар распространится) после Бельденской бури 1566 года, прежде чем в конечном итоге найти убежище в Германии. , считается, что он, по всей вероятности, был протестантом .

В гравюре у Мартена де Воса Брейгель соединится с образом спиралевидной башни и возникнут разные замечательные подробности наподобие автора проекта, презентующего царю Нимроду свой эскиз этого гениального строения.

И в завершении темы посмотрим на то, как изображается смешение языков. Это гораздо более редкий сюжет. В частности, в традиции «Генезиса лорда Коттона» Господь смотрит на башню вместе с Его ангелами, которые, по коттоновской традиции, на это активно указывают. Мы уже рассматривали эти жесты ангелов в заметке о сотворении мира. Они всегда играют служебную роль. В первой сцене Господь смотрит на башню, во второй нисходит непосредственно на незавершенное строение в сонме ангелов, ими окруженный. Тут же мы наблюдаем, как представители разных племен, уже разделенных языков, расходятся в разные стороны.

И последнее – это мораль, которая из этого следует. В «Морализованной Библии» мы видим, что разделение языков и отсутствие понимания изображено в верхнем медальоне в виде очевидной паники. Это разделение языков и крах замысла трактуется как ослепление ложных астрономов-астрологов и диалектиков, которые начинают противоречить друг другу и сами путаются в своих аргументах. Вот такой путь проходит интерпретация этого сюжета.

Библейский сюжет о строительстве Вавилонской башни нашел поэтическое отражение в стихотворении русского поэта Семена Яковлевича Надсона «Вавилон» (1883 г.):

Брошены торжище, стадо и пашня,
Заняты руки работой иной:
Камень на камень — и стройная башня
Гордо и мощно встает над землей…
Ласточка, рея в лазури бездонной,
Кажется точкой для смертных очей.
Или мы, с нашей мечтой окрыленной,
Кроткой, воздушной певуньи слабей?
К небу, где тучи играют и мчатся,
Сыпля громами у ног божества,
К небу, где райские реки струятся,
Стелется райских лугов мурава;
К жизни блаженства от жизни страданья,
К звездам, сверкающим ярким огнем…
Высьтесь же, стены гранитного зданья!
Будьте нам к вечному небу путем!

Полно, безумцы! Взгляните: чернеет
Грозная туча на грани небес;
В трепетном ужасе мир цепенеет,
Отблеск зарницы мелькнул и исчез…

Как видим, поэт увидел этот сюжет совсем иначе. На первый взгляд может показаться, что стихотворение посвящено прославлению созидательного труда. Но постепенно становится очевидным истинный смысл дерзкого желания простых смертных возвыситься в своем величии до Бога. Заключительные строки стихотворения призваны напомнить людям о грядущем возмездии. Для самоуверенного человека путь к «вечному небу» оказался тернист и недоступен.

Гармония в мире наступит в праздник Пятидесятницы, когда, как мы читаем в Евангелии от Луки, все народы и все языки соединятся в едином хоре хвалы Господу. Сошествие Святого Духа позволит говорить и проповедовать одну и ту же христианскую веру людям, говорящим на разных языках. Вот тогда и будет преодолено Вавилонское «рассеяние» народа по всей земле.
#БиблейскиеИстории