К 170-летию ирландского писателя и поэта ОСКАРА УАЙЛЬДА,

одного из самых известных драматургов позднего Викторианского периода, одной из ключевых фигур эстетизма и европейского модернизма.

Оскар Уайльд и его культ Красоты

Часть 1Есть художники слова, личность которых вызывает едва ли не больший интерес, чем их творчество. Таков Оскар Уайльд. За ним вьется шлейф скандалов: эстет, парадоксалист, салонный лев, человек аморальный, попавший в тюрьму. Слухи и сплетни заслоняют главное в Уайльде – ослепительный талант художника, огромное мастерство, оригинальность, беззаветное служение Красоте в искусстве и в жизни. Красоте, которая способна противостоять пошлости, ханжеству и тупости тех, кто может простить человеку все, кроме таланта.

Поэт, эссеист, прозаик, комедиограф, он был одним из самых блестящих писателей Англии на исходе XIX столетия. Но утонченность и парадоксализм Уайльда был здесь явно не ко двору: родившись в эпоху, предваряющую декаданс, он резко контрастировал с благопристойными нравами Викторианской Англии. Уайльд сегодня читается далеко не так, как в начале прошлого века, когда его считали образцовым стилистом. Сбывается предсказание В. Набокова: сегодня Уайльда ценят не за эстетизм – который, правду сказать, поблек, – а за увлекательные сюжеты, глубокие догадки и ту самую сентиментальность, которая вот уж 120 лет заставляет детей всего мира рыдать над «Счастливым принцем» и «Днем рождения инфанты».

Это признанный мастер короткой и колкой мысли, подчас кажущейся бессмысленной, но в то же время не лишённой своей глубины. Но с этим именем ассоциируются не только маленькие едкие цитаты. Уайльд создал новую эстетику и новое отношение к Искусству и Красоте. «Эстетика выше этики. Она принадлежит сфере более высокой духовности. Научиться видеть красоту вещей – это предел того, что мы способны достичь». О. Уайльд

Оскар Уайльд посвятил себя служению Красоте, а всю свою жизнь он превратил в одно большое произведение искусства. Стоит признать, что произведение это было наполнено как молниеносными взлётами, так и сокрушительными падениями. Оно было вычурным и эпатажным, но не лишённым тонкого английского юмора и парадоксов, без которых этот писатель попросту не мог жить.

«Принц эстетов»: портрет Оскара Уайльда

«В книги я вложил свой талант, в жизнь – свой гений»; применительно к нему это сказано верно. Родился Оскар Уайльд 16 октября 1854 года в Дублине в доме 21 по улице Уэстлэнд-роу (и дом, и улица сохранились). Он был вторым ребенком от брака сэра Уильяма Уайльда (1815–1876) и Джейн Франчески Уайльд (1821–1896). Если в природной одаренности человека играет значимую роль генетика, то Оскар Уайльд, родившийся на два года раньше Бернарда Шоу, не был обижен судьбой. Его родители были людьми незаурядными, а семья – известной в Ирландии. Отец был ведущим в Ирландии врачом-офтальмологом. В Англии его назначили придворным лекарем, а впоследствии сделали лордом. В Стокгольме шведский король вручил ему орден Полярной Звезды. Уильям Уайльд был автором десятка книг по медицине, истории и географии. Среди его разнообразных интересов было также увлечение ирландским фольклором.

Мать Уайльда играла роль великосветской дамы. Она была художественно одаренной (сочиняла стихи), читала на многих языках, хотя и весьма экзальтированной женщиной. За ней закрепилось прозвище «мадам Рекамье» – так звали подругу мадам де Сталь и Шатобриана, хозяйку литературно-политического салона в Париже эпохи Реставрации. Джейн Уайльд под псевдонимом «Speranza» (с итал.  – «надежда») писала стихи для революционного движения «Молодые ирландцы» в 1848 году и всю жизнь оставалась ирландской националисткой. Стихи участников этого движения она читала Оскару и Уиллу, прививая им любовь к этим поэтам. Интерес леди Уайльд к неоклассическому возрождению был очевидным по обилию древнегреческих и древнеримских картин и бюстов в доме.

Помимо детей от брака с женой, сэр Уильям Уайльд был отцом троих детей, рождённых до супружества. Сэр Уильям признал отцовство незаконнорождённых детей и оплачивал их обучение, однако воспитывались они своими родственниками отдельно от жены и законнорождённых детей. К проказам любвеобильного мужа Джейн относилась с удивительным равнодушием. В 1855 году семья переехала в дом № 1 по Меррион-сквер, где год спустя пополнилась с рождением дочери. Новый дом был просторней, и благодаря связям и успеху родителей здесь воцарилась «уникальная медицинская и культурная среда». В доме Уайльдов часто устраивали поэтические вечера и приёмы в честь европейских знаменитостей. Так что юность Оскара Уайльда прошла в атмосфере рафинированности и нарочитой театральности тех великосветских приемов, которыми славилась его мать, которую он обожал. Этот «пухлый, избалованный мальчик», вырос, по словам К.Чуковского, большого поклонника О. Уайльда, «среди фальшивых улыбок, супружеских измен, преувеличенных жестов, театральных поз и театральных слов».

Свое первое и, надо сказать лучшее образование Оскар получил в родном доме. И всю жизнь считал себя обязанным родителям за то, что они привили ему любовь к книгам, причем с раннего детства: отныне книги и чтение станут его пожизненной страстью. Уайльд с юных лет выказал феноменальную одаренность, серьезный взгляд на мир в соединении с пристрастием к внешнему лоску, игрой в денди. В школе он отличался быстрым чтением, знанием языков и непревзойдённым чувством юмора. Окончил он её с золотой медалью, что и помогло ему получить Королевскую стипендию для учебы в дублинском Тринити-колледже (Дублинском университете), в котором он учился не менее блестяще.

Во время учебы (1871–1874) Оскар проявил способности к древним языкам и увлекался культурным наследием Эллады (что объясняет существенные особенности его эстетики). Затем он продолжил образование в Англии, в Оксфордском университете (1874–1877), удостоившись стипендии. Учился Уайльд блестяще, преуспевал во всех гуманитарных предметах, проявлял тонкий художественный вкус. Будущий писатель относился к обучению скорее играючи, нежели серьёзно. И неудивительно. Он был занят другим.

Уайльд разрабатывал свою новую философию, которой он будет придерживаться всю свою оставшуюся жизнь. Это была философия служения Красоте и Искусству. В этом на него повлияли видный художественный критик, один из предшественников декаданса Уолтер Пейтер (1839–1894) и знаменитый философ и критик Джон Рёскин (1819–1900), лекции которых он слушал в Оксфорде с наибольшим интересом. Последнего он чуть ли не боготворил. Неутомимый пропагандист античной культуры и искусства итальянского Ренессанса Рёскин всегда ставил идею произведения выше самой искусной стилевой отделки. Однако эстетическая теория Рёскина опиралась на мораль. По его мнению, истинная красота и искусство должны воплощать высокие моральные ценности и никак иначе.

Уолтер Пейтер же так не считал. Он не связывал этику с эстетикой, Пейтер проводил между ними чёткую грань. Пейтер настаивал на том, что совершенная форма выше заключенных в ней эстетических идей, а потому задача художника – не просвещать, а доставлять чувственное наслаждение. Пейтер был сторонником эстетизма. В своих трудах, посвященных Ренессансу, он сформулировал основополагающие принципы эстетизма: «жажда красоты», «любовь к искусству ради искусства», субъективизм. «Вульгарности» окружающей жизни, пошлости и бездуховности мещанского существования он противопоставлял, с одной стороны, совершенную Красоту высокого подлинного искусства, с другой – независимый стиль поведения.

В итоге Оскар Уайльд всё-таки примет точку зрения Уолтера Пейтера. Он даже писал: «Мы, представители школы молодых, отошли от учения Рёскина… потому что в основе его эстетических суждений всегда лежит мораль… В наших глазах законы Искусства не совпадают с законами морали».

В 1875 году Уайльд во время каникул совершил поездку в Италию, а в 1877-м, через год после кончины отца, – в Грецию. Эти поездки способствовали углублению его искусствоведческих интересов. К этому времени относится начало его увлечения театром: Уайльд вхож в артистический мир, он знакомится с блестящими актрисами и посвящает им свои сонеты. Откровением для молодого эстета стала экстравагантная французская актриса, гастролировавшая в Лондоне, – Сара Бернар, которую называли «принцессой декаданса».

Благодаря знакомству с художником Джеймсом Уистлером Уайльд в 1878 году перебрался в столицу Англии, где оказался в обществе Д. Г. Россетти и прерафаэлитов. Уистлер был оригинальным живописцем и обладал острым и язвительным умом, что импонировало молодому писателю. Уайльд к тому времени уже стал заметной фигурой в среде светской богемы и получил прозвище «принц эстетов». Благодаря своему таланту, остроумию и умению привлечь внимание Уайльд быстро влился в светскую жизнь Лондона. Уайльда часто звали в салоны для развлечения посетителей: «Приходите обязательно, сегодня будет этот ирландский остроумец».

Он совершает «самую необходимую» для английского общества революцию – революцию в моде. Костюм, в котором Уайльд появлялся в Лондоне и привлекал всеобщее внимание, выглядел так: «короткая бархатная куртка, отороченная тесьмой, тончайшая шёлковая рубашка с широким отложным воротником, мягкий зелёный галстук, штаны из атласной ткани до колен, чёрные чулки и лакированные туфли с пряжками…, берет, иногда свободно ниспадавший плащ, подсолнечник или лилия в руке». Непременным аксессуаром была гвоздика в петлице, выкрашенная в зелёный цвет. Тонкий художественный вкус позволял Уайльду «сочетать несочетаемое». Гвоздика, подсолнух и лилия считались самыми совершенными цветками у художников-прерафаэлитов.

Самый точный его автопортрет содержится, пожалуй, в пьесе «Идеальный муж», где его альтер эго зовут лорд Артур Горинг. Он и добр, и весел, и элегантен, и мягкосердечен, и достаточно хитер, чтобы уладить всю эту идиотскую историю с шантажисткой миссис Чивли, своей бывшей любовницей. Вот Уайльд, сколько можно судить по собственным его текстам и чужим воспоминаниям, был именно такой – красивый, избалованный, циничный, насмешливый и добрый.

Светские успехи, однако, не отвлекали его от серьезных литературных занятий. Уайльд писал в самых разных жанрах, но на первом месте тогда была поэзия. Уайльд блестяще завершил обучение в Оксфорде, а в 1878 году за поэму «Равенна», родившуюся на основе итальянских впечатлений, он был удостоен премии Ньюдигейта, которую вручали самым выдающимся выпускникам этого университета (эту премию в свое время получал и Джон Рескин). Спустя год начинается профессиональная литературная карьера Уайльда и гонорары становятся главным источником его существования.

Блистательный ирландец ворвался на английский литературный небосклон, как многоцветный метеор. Его сказки читали и дети, и взрослые. По поводу его «Портрета Дориана Грея» ломались копья в бесчисленных жарких дискуссиях. Его сборник статей «Замыслы» взволновал до глубины души эстетов всех мастей и теоретиков искусства. А легкие, злободневные, полные искрометного юмора комедии без промедления покорили сцены лондонских театров. То был триумф. Лондон обожал Оскара Уайльда.

Уайльд обладал универсальным художественным талантом. В каком бы жанре он ни испытывал силы: в искусствоведческих трактатах, стихах, литературной сказке, – он неизменно демонстрировал яркий, оригинальный стиль, неординарность мысли.

Самая замечательная черта дарования Уайльда - остроумие. Юмор его не столько английский, сколько ирландский. В этом легко убедиться, сопоставив его с Бернардом Шоу, другим ирландцем, обогатившим английскую драму нового времени. Обоим была присуща склонность к парадоксам - остроумному подчеркиванию противоречий жизни, при котором кажущееся правильным и общепринятое преподносится так, что мы видим нелепость и неразумность этого. И наоборот, то, что принято считать дурным, оказывается если не хорошим, то, во всяком случае, приятным. Соль парадоксов Уайльда в том, что они в забавной форме высмеивают предрассудки, лицемерие, пошлость.

Парадоксы Уайльда почти всегда являются эффектным вызовом, который он бросает обществу и господствующим в нем понятиям. Блестящие по форме, остроумные, полные наблюдательности, они небезобидны. Злоба, с которой его преследовали и топтали английские мещане всех рангов, когда он поскользнулся на жизненном пути, объяснялась не столько их высокой нравственностью, сколько обидой на то, что писатель выставил их на посмешище.

Поэт

Дебютом Уайльда-поэта стал сборник «Стихотворения», написанный в духе братьев-прерафаэлитов, вышедший в 1882 г. Это лаконичные стихи, словно отлитые в чеканные формы; в них отразились впечатления и настроения поэта, вызванные пребыванием в Греции и Италии. Здесь чувствуется влияние и античных лириков, и «парнасцев». Сборник выдержал пять переизданий по 250 экземпляров в течение года. Все расходы по изданию взял на себя сам Уайльд.

Сборник открывается набранным курсивом стихотворением («Helas!»), в котором выражено кредо автора. Сонет «Увы» («Helas!») – своеобразный эпиграф, намечающий проблематику сборника:

Отдаться всем страстям, пускай душой –
Тупой струной – любой играет истер, –
Так вот за что я отдал вес на свете:
И трезвый ум, и волю, и покой!
(Пер. К. Атаровой)

Сонет – едва ли не национальный жанр английской поэзии (Ф. Сидни, У. Шекспир, Д. Мильтон, У. Вордсворт и др.). Уайльд воспевает в сонетах красоты южной природы, памятники архитектуры, отдает дань любимым поэтам, среди которых Феокрит, Данте, Мильтон, Шелли и конечно же Ките, этот образец «чистого» художника. Но не только эстетизированный мир, пропитанный образцами искусства, картинами роскошной природы, предстает в стихах Уайльда. Он не остается глухим и к политическим событиям («Сонет о резне, учиненной над христианами в Болгарии»).

Не чужда Уайльду и крупная форма. Им написаны большое стихотворение «Равенна», поэма «Сфинкс», а также «Баллада Редингской тюрьмы» (1898 г.), которая была создана в заключении (о ней речь пойдет во второй части темы) и стала финальным аккордом его писательского пути.

Поэма «Сфинкс» особенно интересна тем, что соединяет в себе особенности, присущие раннему творчеству поэта, и черты, свойственные более зрелому периоду. Сфинкс был одним из излюбленных символов уайльдовского мировидения на протяжении всего творческого пути писателя. После его смерти он материализовался в виде надгробного памятника Джейкоба Эпстайна на могиле Уайльда на кладбище Пер-Лашез в Париже. Об этом читайте во второй части темы.

В 1882 году Уайльд совершает почти годичное турне по США, во время которого читает лекции, разъясняет сущность движения. Вся пресса следит за действиями британского эстета в Америке. Свою первую лекцию, которая называлась «Ренессанс английского искусства», он завершил словами: «Мы все расточаем свои дни в поисках смысла жизни. Знайте же, этот смысл – в Искусстве». Слушатели горячо зааплодировали. Один молодой человек писал матери в это время под впечатлением посещения Уайльдом колледжа, где он учился: «У него великолепная дикция, и его способности к изъяснению своих мыслей достойны высших похвал. Фразы, которые он произносит, благозвучны и то и дело вспыхивают самоцветами красоты. … Его речь очень приятна – легка, красива, занимательна».

В Чикаго Уайльд на вопрос о том, как ему понравился Сан-Франциско, ответил: «Это Италия, но без её искусства». Всё его турне по Америке было образцом смелости и изящества, равно как и неуместности и саморекламы. Джеймсу Уистлеру в письме из Оттавы Уайльд шутливо хвастался: «Америку я уже цивилизовал – остались только небеса!».

Проведя год в Америке, Уайльд вернулся в Лондон в отличном расположении духа и сразу же отправился в Париж. Там он знакомится с ярчайшими фигурами мировой литературы (Поль Верлен, Эмиль Золя, Виктор Гюго, Стефан Малларме, Анатоль Франс и проч.) и завоёвывает без особых трудностей их симпатии.

С 1887 по 1889 год Оскар Уайльд работал редактором журнала «Женский мир». О журналистике Уайльда высоко отозвался Бернард Шоу. В 1887 году он опубликовал рассказы «Кентервильское привидение», «Преступление лорда Артура Сэвила», «Сфинкс без загадки», «Натурщик-миллионер», «Портрет г-на У. Х.», которые и составили сборник его рассказов. Однако же Уайльд не любил записывать всё, что приходило ему на ум, многие рассказы, которыми он очаровывал слушателей, так и остались ненаписанными.

Теоретик искусства

В лекциях, прочитанных в Америке, а также в серии трактатов («Кисть, перо и отрава», 1889 г.; «Истина масок», 1889 г.; «Упадок лжи», 1889 г.; «Критик как художник», 1890 г.; и др.), объединенных в книге «Замыслы» (1891 г.), Уайльд изложил основы своей теории искусства. В этих работах писатель углублял и популяризировал общие теоретические позиции сторонников эстетизма.

«Что дает людям высшую радость?» – вопрос, больше всего волновавший Уайльда. Его ответ гласил: Красота! Не труд, не любовь, не борьба, а именно красота. «Для меня красота – это чудо из чудес. Только ограниченные люди не судят по внешности. Настоящая тайна мира заключается в видимом, а не в невидимом». Этот парадокс Уайльда выражает центральную идею всего творчества писателя.

Культ Красоты стал для него не только эстетическим, но и жизненным принципом, отвечавшим его глубинным, личным пристрастиям и убеждениям. Не только в искусстве, но и в быту он не терпел все грубое, вульгарное, некрасивое, приземленное. Все уродливое и безобразное настолько отталкивало его, что он полушутя, полусерьезно советовал даже нищих одевать в живописные лохмотья. Отсюда его негативное отношение к натурализму, отождествляемому им с «грязью» жизни, а также настороженность к реализму, как синониму «низкой» правды. Он считал, что искусство целиком формирует человека и что не оно подражает жизни, а жизнь - искусству. Люди, говорил Уайльд, подражают любимым литературным героям, и распознавать красоту человек научается лишь благодаря художникам, которые открывают или создают ее в своих картинах.

Сам он стремился к тому, чтобы его произведения прежде всего доставляли удовольствие своей красотой. Надо отдать ему должное: действительно, Уайльд писал красиво и изящно. этой красоты Уайльд достигал тем, что исключал из поля внимания уродливые стороны действительности. Это, конечно, ограничивало его палитру. Но красивое в произведениях Уайльда доставляет истинное удовольствие, и читателя не надо при этом предупреждать, что в жизни не всегда так бывает.

Собственное мнение об искусстве и красоте Оскар Уайльд выразил в предисловии к своей главной книге «Портрет Дориана Грея» (1890 г.). Например, по мнению Уайльда: «Те, кто способен узреть в прекрасном его высокий смысл, – люди культурные. Они не безнадёжны. Но избранник – тот, кто в прекрасном видит лишь одно: Красоту». И он видел её. Мало того, что он её видел, он создавал Красоту ради неё самой. Не ради высокоморальной изощрённой мысли, но просто ради самой себя. Уайльд, конечно, признаётся в следующем: «Всякое искусство совершенно бесполезно». Однако, для него в этом и есть вся ценность истинного Искусства. Бесполезный – не значит никчёмный. Просто понятие и критерии пользы как таковой по отношению к искусству не должны применяться.

Также он пишет: «В сущности, Искусство – зеркало, отражающее того, кто в него смотрится, а вовсе не жизнь. Если произведение искусства вызывает споры – значит, в нём есть нечто новое, сложное и значительное». Можно даже сказать, что это было своего рода программой для культа эстетизма, которую он впоследствии использовал для возведения Красоты в ранг религии. Именно искусство, по мнению Уайльда, должно занимать центральное место в жизни каждого человека. Даже познавательная функция должна быть отдана в первую очередь искусству и никак иначе. К сожалению, такое возвеличивание культа Красоты потом сыграет с ним злую шутку, но об этом позже.

До того рокового момента он воплощал в жизнь всю свою программу в полной мере. Даже слова о том, что настоящее произведение искусства вызывает споры, тоже сыграли свою роль в непростой жизни Оскара Уайльда. Он сочетал в себе эстетство и провокацию. Его отличал безупречный внешний вид, и приезжал Уайльд только на безукоризненных каретах. В обществе он козырял остроумием и своими знаменитыми афоризмами, которыми ставил в тупик лучших людей того общества. Более того: люди боялись попасть ему на язык, настолько он был ироничен и язвителен.

Знаменитое эссе Уайльда «Упадок лжи» – квинтэссенция его эстетических воззрений. Эссе построено в форме диалога, приема, восходящего к античности, к Платону и Лукиану. Два дискутирующих лица, Сайрил и Вивиэнс, приходят к следующим умозаключениям. Во-первых, искусство – самоценно, оно не выражает ничего, кроме самого себя, развивается по своим независимым внутренним законам. Во-вторых, поскольку искусство выше жизни, его «упадок» связан с попытками подражания природе, реальности. Между тем сила искусства – в фантазии, в воображении. В-третьих, не искусство подражает жизни, а жизнь должна подражать искусству. Наконец, «ложь, умение рассказывать необычайно прекрасные истории и составляет подлинную цель искусства».

Подобные положения развиваются и в других теоретических работах Уайльда. Искусству не пристало заключать в себе какое-либо нравственное, дидактическое начало. Критик же призван исходить из своего субъективного видения явлений искусства, не поддающегося точной оценке, поскольку не существует универсальной правды: «Критика – это хроника жизни собственной души». Критик – это своего рода двойник художника. Рассуждая о театре, Уайльд пишет, что не только на сцене, но и на бытовом уровне мы в конце концов пребываем в мире масок.

Проповедник эстетизма на некоторое время увлекается социалистическими идеями, и, стремясь объединить оба эти направления, Уайльд создает трактат «Душа человека при социализме» (1891 г.). Будучи гуманистом, он искренне считал, что "истинная задача - переустройство общества на таких началах, при которых бедность была бы невозможна". Уайльд утверждает, что «человек создан для лучшего назначения, чем копание в грязи». Ратуя за уничтожение частной собственности, Уайльд, однако, лишь смутно представляет себе, каким должно явиться будущее общество. Он мечтает о том времени, когда «не станет более людей, живущих в зловонных притонах, одетых в вонючие рубища… Когда сотни тысяч безработных, доведённых до самой возмутительной нищеты, не будут топтаться по улицам, … когда каждый член общества будет участником общего довольства и благополучия». Его идеал: «Государство должно производить полезное, отдельные люди должны производить прекрасное».

Сказочник

Вернувшись из Америки, Уайльд встречает Констанс Ллойд, дочь известного адвоката. На вопрос о том, почему он влюбился в нее, он ответил: «Она так мало говорит». В 1884 году они поженились. У них рождаются двое сыновей, Сирил (1885 г.) и Вивиан (1886 г.), для которых Уайльд сочиняет сказки. Чуть позже он записал их на бумаге и издал два сборника сказок – «Счастливый принц» и другие сказки» (1888 г.) и «Гранатовый домик» (1891 г.).

Литература Великобритании имеет богатую традицию сказки. Сказочные мотивы придают особую поэтичность творчеству таких корифеев, как Шекспир, Диккенс, Киплинг, Жанр сказки оказался наиболее органичным для Уайльда, позволил ему писать о жизненных проблемах, не опускаясь на почву бытовой, натуралистической достоверности, столь чуждой ему. Сказки этого писателя не имеют общего с фольклором. Они пример полёта фантазии. Его сказкам присуши лиризм и мистическая установка. Они лаконичны, изящны, часто сентиментально-трогательны, близки к притчам. Уайльд характеризовал свои сказки как «попытку изображения современной действительности в формах, далеких от реального» и адресовал их тем читателям, «которые не растеряли способности радоваться и удивляться». И хотя в своих эстетических работах Уайльд декларировал независимость искусства от этических ценностей, в его сказках отчетливо выражено гуманистическое начало.

Сказки Уайльда — довольно печальные импровизации, сочинявшиеся им для собственных детей, но предназначенные, конечно, для взрослых. В 1888 году вышла его сказка «Счастливый принц». На высокой колонне, над городом, стояла статуя Счастливого принца. Принц был покрыт сверху донизу листочками чистого золота. Вместо глаз у него были сапфиры, и крупный рубин сиял на рукояти его шпаги. Все восхищались принцем...

Оскар Уайльд любил произвести впечатление. Поразить. Бархатная куртка, короткие до колен атласные штаны, жилет в цветочках, лакированные туфли с серебряными пряжками, берет на длинных каштановых кудрях, лилия или подсолнух в руке. От такого чопорная викторианская публика немела... Потом Уайльд носил безупречные сюртуки и фраки, живописные плащи с атласными подкладками, ослепительной белизны сорочки с жабо, элегантный цилиндр... Однажды его даже прозвали «апостолом Красоты».

Днем он выходил гулять на Пикадилли с цветком подсолнечника в петлице. По вечерам появлялся в клубах и салонах, повсюду оставляя за собой фонтан идей, сарказмов, улыбок, смеха, эллинской веселости и поэтических неожиданностей. Весь аристократический Лондон подражал Уайльду. Он одевался так, как Уайльд, повторял его остроты, скупал, подобно Уайльду, драгоценные камни и надменно смотрел на мир из-под полуприкрытых век — почти так, как Уайльд.

«Хорошо подобранная бутоньерка для петлицы — единственная связь между искусством и природой»; «Наслаждение – единственное, ради чего нужно жить»; «Лучше быть красивым, чем добродетельным», «Я могу устоять против всего, кроме соблазна» – да, все это тоже Оскар Уайльд. Но так думали лишь самые пошлые и отталкивающие герои его книг. Уайльд и вправду был настоящим сфинксом. Загадкой. Никто никогда не мог, слушая его, сказать, где его искреннее убеждение, а где лишь желание эпатировать публику. Для чего? Чтобы сорвать с нее маски. Да, он сам играл в жизнь. Сам стал частью своих масок. Но сердце его никогда не подводило. Оно славило чистосердечие, доброту, самоотверженность, как только он брался за перо. Ведь он был настоящим писателем, а искусство живет правдой. Любой вид искусства. Даже сказка.

И он писал о маленькой ласточке, которая, вместо того чтобы лететь в теплый Египет, осталась зимой со Счастливым принцем и исполняла его поручения. До тех пор, пока не замерзла и не упала мертвой от холода к его ногам. А до этого Счастливый Принц жил во дворце Беззаботности, и до самой смерти пребывал в счастливом неведении относительно человеческих бед и горестей. Превращенный после смерти в золотую статую, инкрустированную драгоценными камнями, он впервые увидел, как много вокруг несчастных и бедных, и проникся к ним состраданием.

«...Милая Ласточка, – отозвался Счастливый принц, – все, о чем ты говоришь, удивительно. Но самое удивительное в мире – это людские страдания. Где ты найдешь им разгадку?..
Я весь позолоченный. Сними с меня золото, листок за листком, и раздай его бедным. Люди думают, что в золоте счастье.
Листок за листком Ласточка снимала со статуи золото, покуда Счастливый принц не сделался тусклым и серым. Листок за листком раздавала она его чистое золото бедным, и детские щеки розовели, и дети начинали смеяться и затевали на улицах игры.
«А у нас есть хлеб!» – кричали они».

Проходит время, Ласточка умирает, а от статуи остается только уродливый остов, выброшенный как «неэстетичсское» изделие на свалку. Один из персонажей сказки, профессор Эстетики, предлагает свое прагматическое объяснение этой истории: если статуя утратила внешнюю красоту, значит, она лишена какой-либо пользы. Уайльд отклоняет этот тезис: красота не в позолоте и драгоценностях, а в добром, великодушном сердце Принца. Когда Господь повелевает ангелу принести самое ценное, что есть в городе, тот приносит мёртвую Ласточку и не расплавившееся в печи оловянное сердце Принца.

Трогательна сказка «Соловей и роза», представляющая собой аллегорию творчества. Соловей пожертвовал своей жизнью, чтобы добыть красную розу Студенту, мечтающему о возлюбленной. Но жертва оказалась напрасной: чудесный цветок погиб под колесами телеги. Для той, кого любил Студент, цветок, этот поэтический символ любви, не столь желаем, как дорогие украшения, подаренные ей более удачливым поклонником – племянником камергера. Сказка заканчивается ироническим выводом о непрактичности Любви и пользе Логики и Философии.

Мне же помнится его сказка «Мальчик-звезда» – грустная и поучительная история о маленьком мальчике, младенцем попавшем на землю со звезды. Он пройдёт путь от самовлюблённого крайне жестокого малыша с душой черной, как ночь, уродца, ликом похожим на жабу, отринувшего близких людей и даже собственную мать, до маленького и униженного раба, ставшего таким добровольно ради любви и прощения. И только очистив душу и сердце страданиями, к мальчику вернётся его прежний вид, любовь и прощение, но самое главное – мама. Прощение заслуживает тот, кто раскаивается. Так происходит в сказке, но в жизни всё иначе порою бывает.

В сказках Уайльда отразились наблюдения общественных нравов. Писатель показывает корыстолюбие и алчность, скрываемые под маской дружелюбия («Преданный друг»), пустоту и чванство кичливой аристократии («Замечательная ракета», «День рождения инфанты»), неразумную организацию общества, в котором одни паразитируют и благоденствуют, а другие их обслуживают («Молодой король»). В сказках Уайльд продемонстрировал и силу своей художественной фантазии, и искусство стилизации.

Самая странная из уайльдовских сказок – она же самая длинная и непонятная – «Рыбак и его душа». Там многое названо и предсказано, но нуждается в интерпретации, в расшифровке – а поскольку года прошли и ключ утерян, доискиваться приходится самостоятельно.

Сюжет близок к «дориановскому»: молодой рыбак избавляется от своей души, потому что не может ее ни потрогать, ни продать; зачем ему такая вещь пустая? А если он откажется от нее, рыбака полюбит прекрасная дочь морского царя. Он ее однажды поймал, но выпустил в обмен на обещание: всякий раз, как он выходит в море, она выплывает и поет ему, и вся рыба заплывает в его сети. Но он уже не рыбы хочет, а чтобы его любила маленькая морская принцесса. Она ему говорит: мы, холодные дочери моря, не можем любить людей, наделенных душой. Избавься от нее, и я твоя. Он идет к прелестной рыжеволосой ведьме, которая и сама не прочь его полюбить, и силой вырывает у нее тайну: если взять особый нож с рукояткой из змеиной кожи и ровно в полночь обрезать у самых ног свою тень (откуда тень в полночь? Допустим, от луны), то душа твоя покинет тебя.

Душа долго умоляла, рыдала, но он не слушал. И душа побрела по дорогам и болотам, договорившись с ним, однако, раз в год вызывать его и рассказывать о своих похождениях. Она просила, чтобы он дал ей свое сердце, ибо горько душе без сердца, — но он ответил довольно грубо, что сердце нужно ему самому, чтобы любить маленькую деву морскую. И он нырнул к ней в пучину, а душа побрела.

Большую часть этой огромной, как в «Тысяче и одной ночи», сказки составляют как раз приключения души, которая пошла сначала на восток, где видела много чудесных племен и экзотических вер, а потом на юг, где видела много сокровищ; поистине, там рассыпаны богатства, которых автор не считал и разбрасывал с щедростью истинной избыточности. Там брошена фраза о магадеях, которые родятся старыми и с каждым годом молодеют, чтобы умереть младенцами; из этого Ф. Фицджеральд сделал целый рассказ, а Дэвид Финчер – свой лучший фильм. Там же описаны люди, которые верят в таинственного Бога, но Бог этот – не идол и не личность, а зеркало. Но это все превосходные стилизации в духе все того же арабского Востока – с караванами, странствующими купцами, воинственными татарами, россыпями сверкающих камней и роскошью пиров.

А самое удивительное начинается дальше: душа в очередной раз вернулась и соблазнила рыбака прекрасной танцовщицей, и он оставил свою морскую деву – на сутки, думал он – и отправился со своей душой в таинственный город, разрешив ей опять войти в себя. А дальше душа внушает ему странные мысли: сначала требует, чтобы он украл из лавки серебряную чашу. Потом – чтобы ударил ребенка. Потом – чтобы убил и ограбил гостеприимного купца, давшего ему приют. «Недоброе дело внушила ты мне! – кричит рыбак. – Кто научил тебя всему этому?!» А душа отвечает: ведь ты не дал мне сердца. И поэтому я научилась в моих чудесных странствиях только злу.

«Так ступай же прочь от меня!» – кричит рыбак и снова пытается отрезать тень. Но душа объясняет, что нож давно утратил силу: лишь раз можно отринуть свою душу, а тому, кто впустил ее обратно, спасения нет.

И покинутая морская дева умерла от тоски, и рыбак умер, сжимая ее в объятиях, и на их могиле выросли цветы такой прекрасности, что Священник благословил всю тварь морскую; но это уже, так сказать, финал, скорее пафосный, чем осмысленный. А вот насчет чего-то главного Уайльд тут проговорился, и мысль эта настолько глубока и сложна, что немногое можно поставить рядом с ней в мировой литературе. Только в наше время один из умнейших российских писателей Юрий Арабов в книге «Механика судеб» высказал схожую догадку: все удается тому, кто избавился от своей души, но тому, кто задумался и разбудил свою совесть, ни в чем не будет удачи. Он иллюстрирует эту мысль примерами Наполеона и даже Пушкина.

Тому, кто поклоняется красоте, нужно действовать по завету Брюсова: «Никому не сочувствуй, сам же себя полюби беспредельно». А если среди этого поклонения задумаешься – тебе конец: душа ведь, по Уайльду, не нравственна, она прежде всего любопытна. Она ищет нового, стремится к мудрости и богатству, а сердца у нее нет. Но стоит тому, кто ищет богатства, мудрости и красоты, обзавестись еще и совестью, – как для него нет спасения. На могиле его потом, ясное дело, вырастут прекрасные цветы, но ему от этого не легче.

В какой-то момент своей жизни – может быть, в середине 1880-х, когда добился славы, или в 1891-м, когда встретил Бози, – Уайльд отпустил свою душу на свободу; но в исповеди подробно рассказано о том, как он одумался. А тому, кто одумался, спасения нет. Душа без сердца всемогуща, неуязвима, творчески всесильна – но она тоскует по человеческому; это, кстати, описано и у Блока в «Соловьином саде». Но нельзя, нельзя возвращаться к человеческому, ибо второго побега не будет. Либо служение искусству и разуму, и тогда прощай, мелкая человеческая мораль, — либо человеческое, и тогда оно тебя раздавит.

Интересная версия христианства? Именно христианства, потому что Христос пожалел людей и принял казнь, а иначе ничто и никогда не остановило бы его, не угрожало бы ему. Счастливый Принц начал раздавать свои сокровища – и пошел в переплавку. С европейской культурой случилось нечто подобное. Так что Уайльд все он понимал правильно и насчет участи своей не обольщался.

Об этом читайте в следующих частях темы. См. по тегу #ЗарубежнаяЛитература

Источники: И. Бузукашвили. Оскар Уайльд // Личности в истории. - М., 2015; Б.А. Гиленсон. История зарубежной литературы конца XIX - начала XX века. М., 2019; Д. Быков. Оскар Уайльд // Дилетант. № 4, апрель 2016 г., Википедия и др.