Писатель ФРАНЦ КАФКА – одна из ключевых фигур XX века

Кафку нельзя без оговорок причислить ни к австрийской, ни к немецкой, ни к чешской литературе. Прага, в которой он преимущественно прожил свою короткую жизнь, хотя и цепко держала его в своих «коготках», но не давала ощущения защищенности, так как будучи обитателем еврейского гетто, он не имел глубинных связей с чешской культурой. Не было у Кафки прочных связей и с культурой немецкой, на чьем языке он думал и писал. И все же этот немецкоязычный писатель принадлежит и австрийской, и чешской, и немецкой культурам, а сверх того – культуре европейской и мировой. Кафку считают классиком и величайшим писателем нашего времени.

Влияние прозы Кафки, особенно его романов «Процесс» и «Замок», на литературу ХХ века было чрезвычайно широко (пик популярности в Западной Европе приходится на 1950-60-е гг., в СССР в это время он был запрещенным писателем) и вызвало если не целое направление в литературе, то общее желание изменить смысл литературы. Кафка, который при жизни не принадлежал ни к одному литературному течению, сумел выразить всеобщие устремления модернистского искусства ХХ века. Он одним из первых в сфере художественной прозы обратился к темам абсурда и разорванного сознания.

По выражению английского поэта У. Одена, Кафка был «автором, наиболее приблизившимся к такому же отношению с нашим веком, которое имели Данте, Шекспир и Гете со своим временем». Но понимание этого обстоятельства возникло значительно позже. При жизни же Кафка не был никому особенно нужен. Его жизнь сложилась до крайности неблагополучно. По разным причинам писатель не обзавелся семьей и собственным домом, к чему страстно стремился; не состоялся он и как гражданин: Австро-Венгерская монархия, где он появился на свет и вырос как писатель, рассыпалась на его глазах.

Подобно своему соотечественнику, немецкоязычному богемцу, композитору Густаву Малеру Кафка был предвестником ужасных событий XX века. Написанные перед Первой мировой войной «Штрафная колония» и «Процесс» стали поразительными предсказаниями появления Гитлера и Сталина, показательных процессов, тоталитаризма, промывания мозгов, «окончательного решения». Любимая сестра Кафки Отла погибла в концлагере. Терзаясь житейскими неурядицами, телесными недугами, но более всего – неизбывной духовной неудовлетворенностью, писатель рано умер. Мучительная смерть была к нему столь же немилосердна, как и мучительная жизнь.

Всю жизнь Кафка ходил по самой кромке бытия, обретался у границы, за которой неотвратимо встают последние вопросы жизни, заглядывал за этот рубеж – и отшатывался, ослепленный трагическим знанием, недоступным для благополучных и ленивых духом. Его слепящий отблеск лежит на всем творчестве Кафки. Он оказался, быть может, чувствительнее любого другого писателя в истории к той особой изолированности, которую нынче называют отчужденностью.

И все же вряд ли справедливо видеть в его произведениях только воплощение тотального отчуждения человека от мира. Кафка знавал и проблески надежды. Высший и последний смысл своей жизни он видел в творчестве, а творчество рассматривал как приближение к своего рода экзистенциальной истине, которую каждый, дабы не погибнуть, должен в муках рождать из самого себя, ибо «истина и есть сама жизнь». Иными словами, необыкновенно емкое философское, историко-культурное и художественное понятие «кафкианства» не исчерпывается ужасом перед жизнью, сосредоточенностью на безысходности человеческого удела. Кафка шире и глубже расхожих представлений о нем. Он, если можно так выразиться, реалист ирреального. Это отнюдь не должно звучать как упрек, ибо должно же находить воплощение в искусстве великое многообразие всего алогичного, что столь переполняет бытие XX века. Видимо, поэтому для художника, которого называли одним из трех – наряду с Марселем Прустом и Джеймсом Джойсом – «китов» культуры XX века, так еще и не изобретена однозначная формула.

Кафка оставил наследие, полное загадок. На оригинальную и уникальную прозу Кафки оказали влияние Гофман и Достоевский, а из философов – Шопенгауэр и особенно Кьеркегор, которого Кафка считал наиболее себе близким. Художественной манере Кафки присущи строгость и прозрачность формы, строгая логика развития мысли и сюжета, аллегоричность и многозначность, сочетание фантастики и реальности. Мир часто изображается у Кафки без указания конкретных примет времени и места, однако этот вневременной нереальный мир построен по реальным законам общества. Кафка часто прибегает к гротеску, аллегории и притче как к средствам сатирического иносказания и философского обобщения. Его называют мастером иносказания. Конструируя параболы, он пытался (может быть, бессознательно) нащупать точки соприкосновения между двумя мирами — духовным и материальным. По мнению Вальтера Беньямина, в прозе Кафки - вечные, архетипические ситуации, которые Кафка не столько сам сочинил, сколько пересказал, сумев извлечь их из неких глубинных пластов (коллективного бессознательного?). 

Тщательно выстроенные литературные произведения Кафки обладают прозрачностью и двусмысленностью снов. Его сочинения легко читать, нетрудно понять. В «кафкианском мире» истории рассказываются только от имени героя. Читатель никогда не находит успокоения в отрешенности писателя. Мы воспринимаем происходящее в повествовании не со стороны, что было бы безопаснее, а изнутри. Подобная перспектива придает рассказам Кафки пугающую реальность. Великий писатель не бросает нас в поток сознания непонимающими, где мы находимся, но уверенными в том, что стремительное движение вокруг нас происходит здесь и сейчас, что оно реально. Кафка скорее настаивает на том, что мы знаем, где находимся, потом ослепляет нас, затем скрывает от нас истину на языке, который намекает, вынуждает нас гадать, заманивает нас в ловушку, пленяет нас без надежды на освобождение. 

Специфика прозы Кафки заключается в том, что новое содержание (т.е. нелогичное, иррациональное, фантасмагорическое, абсурдное, «сновидческую» реальность) воплощается в нарочито логичной, ясной, аскетичной форме, при этом Кафка полностью сохраняет традиционную языковую структуру, связность и причинно-следственную логичность. Иначе говоря, с помощью традиционных классических приемов Кафка изображает «нереальные» ситуации, и его герои могут логично на протяжении нескольких страниц рассуждать о нелогичных, просто невероятных вещах как о самых обыкновенных, при этом авторский комментарий отсутствует, дана только точка зрения героя, и читатель должен полагаться на собственный опыт. В результате возникает эффект: «все ясно, но ничего непонятно»; чувство шока, дискомфорта, безумия, иначе – «кафкиана», скрытая («перманентная») революция в прозе. Самые неправдоподобные и абсурдные события у Кафки, как, напр., превращение человека в насекомое в «Превращении» изображаются настолько обстоятельно и подробно, с большим количеством натуралистических деталей, что, в конечном счете, возникает ощущение их нерушимой достоверности.

Дабы утаить наиболее глубоко прочувствованные истины, Кафка часто погружается в мазохистские фантазии. Заключенного в штрафной колонии наказывают тем, что на его теле буквально отпечатывают нарушенный им закон. Метафора становится метаморфозой, когда однажды утром Грегор Самса очнулся от «тревожных снов» превратившимся в массивное насекомое. Грегор стал своим наихудшим кошмаром. Фантастические истории Кафки как бы воссоздают мысль прежде, чем она выражена словами. Человек-жук, неспособный перевернуться в постели; безликие судьи, осуждающие обреченных; нависающие над головой мрачные замки; метафоры, представленные в ярких видениях, трудно понимаемых, но легко чувствуемых, и страх.

Чувство неукоренённости, бездомности и одиночества – лейтмотивы творчества Кафки – преследовали его самого всю жизнь. По национальности он был евреем («нация изгнанных»). Родители Кафки – немецкоязычные евреи, мать происходила из семьи раввинов (рабби – учителей-мудрецов).

Франц родился 3 июля 1883 года в Праге, где провел практически всю свою жизнь. Он был первым ребенком галантерейного торговца Германа Кафки и его жены Юлии, урожденной Леви. Отец, сын многодетного провинциального мясника, благодаря энергии и напористости выбился из самых низов, поселился в Праге, женился на дочери владельца пивоваренного завода и стал своим в торговых слоях средней буржуазии. Сам он говорил по-чешски, но детей предпочитал воспитывать в немецкоязычной среде. Кафка тоже говорил и читал по-чешски, но думал и писал на языке, который изучал в школе, гимназии и университете.

Финансовый успех превратил практичного, но малообразованного и внутренне примитивного Германа Кафку в семейного тирана, подавляющего в домочадцах любые проявления воли и самостоятельности. Физически сильный и неутомимый в работе Герман Кафка не считался со склонностями детей и ломал их волю (помимо Франца в семье было еще три дочери – Элли, Валли и Оттла, еще два сына умерли в младенчестве). Юлия почти не обращала внимания на маленького Франца, помогая мужу в торговле.

Впечатлительный и болезненный первенец особенно страдал от самодурства родителя, о чем можно прочитать в так и не отправленном «Письме к отцу» (1919 г.). Проблема взаимоотношения сына и отца – личная проблема Кафки – в его прозе решалась всегда как «виновный сын – правый, обладающий властью отец». Его биограф Макс Брод считает, что чувство вины перед отцом затем выросло в чувство вины перед жизнью. Он был не в силах оставить своих родителей, пока ему не исполнилось 31 год.

Лишенный отцовской поддержки и материнской ласки, Кафка почти все время оставался на попечении няньки, кухарки, служанки, затем гувернантки. Его чувствительная натура художника всегда отличалась глубоко укоренившимися комплексами неполноценности и неадекватности. Он чувствовал, что его слабое телосложение и неумение добиться заметного коммерческого успеха делали его недостойным внушительного облика отца. Он рос неприкаянным, запуганным, в школе и в гимназии эта неуверенность в себе еще более усилилась, он ждал, что провалится на очередном экзамене, не выдержит испытания учебой – но к собственному удивлению каждый раз оказывался в числе лучших.

В 1901 году Франц окончил гимназию. Не желая, как его отец, заниматься торговлей, Кафка мечтал о такой службе, которая не мешала бы его литературным занятиям, и поэтому выбрал юридический факультет Пражского университета. Став в 1906 году доктором права, Кафка после годичной стажировки поступил на службу в общество по страхованию рабочих от несчастных случаев. Невзирая на докторскую степень и усердие, он занимал скромную низкооплачиваемую должность. Обязанности Кафки заключались в контроле за техникой безопасности, написании отчетов и газетных статей о деятельности кампании. Там его ценили за добросовестность, справедливость и глубокие знания, к нему охотно обращались за помощью. Но для Кафки эта работа была тяжким бременем, и вызывала приступы ненависти к начальству, коллегам и клиентам. Его отдушиной была литература.

В быту, в общении с друзьями и коллегами Кафка был участлив, добр, внимателен, весел, необыкновенно смешлив – мог расхохотаться по самому неожиданному поводу. Еще учась в гимназии и в университете, он вращался в кругах пражской немецкоязычной интеллигенции, подружился с литераторами, составившими потом пражский кружок (Максом Бродом, Оскаром Баумом, Феликсом Вельчем, позже – с Францем Верфелем). Вместе с друзьями и в одиночку он много путешествовал – побывал в Германии, Швейцарии, Франции, Италии, во многих городах Австро-Венгрии. Таким образом, жизнь Кафки была во многом обычной жизнью молодого интеллигента начала XX века, отнюдь не затворника.

В молодые годы он, как и многие его сверстники, интересовался философией Ницше, антропософией Рудольфа Штайнера, дарвинизмом, активно посещал социалистические кружки. И много читал. В том числе русских писателей – Толстого, Достоевского, Гоголя.

Но постепенно складывался и заявлял о себе другой Кафка – человек, живущий скрытой от посторонних глаз интенсивной внутренней жизнью. Писать он начал еще в гимназии, и почти все свободное от службы в страховой компании время отдавал литературе. Внешне его жизнь с 1908 года протекала размеренно и однообразно: до двух часов дня на службе, затем короткий послеобеденный сон, прогулка, ужин – и напряженная, изнурительная работа за письменным столом, длящаяся до поздней ночи, а то и до утра. Такой образ жизни не мог не сказаться на его и без того хрупком здоровье, приводил к затяжным периодам бессонницы, к нервным срывам. Когда родители хотели заставить сына работать в лавке после обеда, и без того шаткий рассудок Франца пошатнулся, накатила волна депрессивного состояния, он даже думает о самоубийстве. Эта двойная жизнь бюрократа и художника вызывала у него напряженные переживания, приводившие к мыслям о самоубийстве и самым мрачным видениям.

От смерти Кафку спасали дружба с талантливыми молодыми людьми, в том числе с Максом Бродом (который станет его литературным душеприказчиком и лучшим биографом) и любовные связи. Он вел дневник, писал бесчисленные письма друзьям и возлюбленным, наслаждался спектаклями приезжих еврейских театральных трупп и изучал с неутолимой любознательностью древнееврейскую и еврейскую историю.

Жизнь Кафки, даже если он хотел отграничить ее от своих писательских проблем, незаметно переходила, переливалась в творчество, как дневниковые записи из простой констатации того или иного житейского события сплошь и рядом переходили у него в художественную прозу. Писательство было для него «формой молитвы». Своим искусством Кафка хотел «возвысить мир к чистоте, истинности и незыблемости», зная заранее, что «внутренней жизнью можно только жить, описанию она не поддается». 

Творчество стало для него насущной потребностью, одновременно мукой и блаженством. Он пытался выразить в слове нараставшие в нем чувства душевной неустроенности, одиночества, страха перед бытием. Созданный воображением Франца Кафки холодный ночной мир одиночества и непостижимого является одновременно пересказом современной ему истории и его собственной биографии. Одной рукой отбиваясь от отчаяния, порожденного собственной судьбой, другой он записывал то, что видел под руинами своей жизни, а видел он иначе и больше, чем окружающие.

Писать Кафка начал еще в университете, его самые первые художественные опыты – новеллы, «стихи в прозе», относятся к 1904 году. Написанное ранним Кафкой с большой натяжкой может быть названо новеллами или рассказами; это зарисовки, притчи, размышления, автобиографические заметки, словом, «малая проза». Совестливые, неуверенные в себе персонажи, вроде Рабана из «Приготовлений к деревенской свадьбе», овеяны легкой меланхолией, остро ощущают свою отторженность от мира и пытаются уберечь от распада то, что, по их мнению, еще можно спасти. Правда, в отличие от Тонио Крёгера из одноименной новеллы Т. Манна, они отнюдь не тоскуют по «нормальному миру», не тянутся к «белокурым и голубоглазым», понимая, что опасность распада грозит одинаково всем – и страдающему художнику, и бездумно наслаждающемуся радостями жизни бюргеру.

В своем первом романе «Пропавший без вести» (1911-1916 гг.), изданной в 1927 году под названием «Америка» Кафка обращается к теме «отец – сын». Его герой – 16-летний Карл Росманн изгнан из дому родителями (служанка родила от него ребенка). Он уезжает в Америку, штат Оклахома (букв. с индейского – «прекрасная страна»). Роман не был окончен. Однако, по замыслу автора, герой после ряда злоключений должен был вернуться на родину и найти своих родителей. Но предполагаемая оптимистическая трактовка - это только один из возможных вариантов разрешения ситуации, и далее поздние произведения Кафки, напр., также неоконченный роман «Замок» даже не будут предполагать подобного хеппи-энда. Кафку даже упрекали в том, что он не предлагает в своих произведениях никакого выхода.

Важнейшая примета творческой индивидуальности Кафки, тесно связанная с его мироощущением, – неистребимая склонность к незаконченности, фрагментарности. Он не довел до конца ни одного своего крупного эпического произведения. То, что замышлялось как романы – «Приготовления к деревенской свадьбе», «Америка», «Процесс», «Замок», – так и не получило законченного воплощения и было опубликовано Бродом только после смерти автора. Дело тут, вероятно, не в отсутствии у Кафки «эпического дыхания», а в характере его «рудиментарной поэтики», категорически отвергавшей закругленность сюжета, разрешение конфликта, по природе своей неразрешимого.

Писал Кафка трудно, терзаясь невозможностью точно воплотить в слове свое состояние. Фразы буквально разрушали его, он видел их «внутренности», слышал, как слова «трутся друг о друга», и готов был отказаться от всего им созданного не только в конце жизни (что он и сделал), но и в самом начале своего творческого пути. Писатель не хотел публиковать свои произведения по разным причинам. Одна из них – Кафка считал свою прозу недостойной внимания публики. Он был очень неуверенным в себе человеком с множеством комплексов. Другая причина – интимно-личное содержание прозы. Биографы Кафки и его первый биограф и друг Макс Брод находят множество скрытых, зашифрованных автобиографических элементов в метафорической прозе Кафки. Они считают, что во всех своих произведениях Кафка описывает собственные страхи и кошмарные сны. Третья причина – боязнь умножения зла в материальном мире, так как проза Кафки насыщена т. н. «злыми образами» (диаволическими), чувствами отчаяния и безысходности. Причину писатель сформулировал в разговоре с Г. Яноухом: «Когда не можешь помочь – молчи. Никто не вправе ухудшать состояние пациента своим безнадежным диагнозом».

Литература стала для него единственным призванием и целью. Ради нее он пожертвовал всем – здоровьем, любовью, семейным счастьем. Трижды Кафка «был всего в двух-трех днях от женитьбы», трижды заключал помолвку – два раза с Фелицей Бауэр, один раз с Юлией Вохрыцек, – но так и не решился вступить в брак, прежде всего из боязни, что семейная жизнь отвлечет от творческой работы. Три помолвки закончились ничем из-за боязни разделить с кем-либо свою жизнь, нарушить одиночество, необходимое для творчества, или из-за одного неодобрительного взгляда отца. Жена, дом, дети – все это были символы земной, материальной жизни, желанной, но недостижимой, так как его неудержимо тянуло к сферам чистого духа, туда, где он, обладая дьявольской чувствительностью, мог ощущать недоступную другим боль мира, экзистенциальный страх за его настоящее и будущее. По Кафке, космос можно найти в самом ничтожном, в насекомом – символе человечества, обнаженного до своей самой ужасной сущности.

Литература ХХ века характеризуется повышенным вниманием к внутреннему миру человека. Безусловно, Кафку также интересуют тонкие душевные переживания человека, но все-таки больше внимания он уделяет обстоятельствам, условиям, которые формируют этот многообразный внутренний мир. При этом Кафка из всего многообразия сферы душевной жизни человека рассматривает только несколько аспектов: его интересуют возникновение и работа механизмов страха, вины, зависимости. Он рассматривает их в чистом виде - как абстрактные модели поведения.

Синтез тем «вины – страха (кошмарного сна) – одиночества» представлен в новелле «Превращение» (1912 г., опубл. в 1915 г.). В «Превращении» чувство одиночества, вызванное ощущением своей непохожести на других, приводит главного героя Грегора Замзу к полной изоляции, которую Кафка передает через изменение внешности, чтобы сделать ее более явной. Превращение Грегора – это, прежде всего, внутреннее превращение, которое показано через изменение внешнего облика. 

В «Превращении» Кафка использует прием «материализации метафоры». Он берет буквальное значение стершихся устойчивых выражений (напр., «он потерял человеческий облик», «это как кошмарный сон») и реализует это значение как сюжет. В результате проза Кафки является метафоричной, при этом в самой ткани текста практически нет метафор, ее язык точный, ясный и предельно логичный. В своей прозе Кафка часто опирается на «материал сновидений» и, соответственно, использует «логику сновидений». Особенность: страшный сон у Кафки начинается тогда, когда герой просыпается («Превращение», «Процесс»). Алогичность, абсурдность и иррациональность содержания, возникновение вещей и людей неизвестно откуда – все это нарочито связно, и рационально изложенное иррациональное содержание – результат ориентации на сновидческую реальность.

Удивительно другое: убедившись, что случившееся с ним не кошмарный сон, а жуткая реальность, Грегор Замза вовсе не мучается, казалось бы, естественными вопросами: за что? почему именно я? какие силы стоят за всем этим? есть ли выход назад, к человеческому обличью? Нет, он смиряется, воспринимает происшедшее с ним как должное. Собственно, герой этого рассказа с первых же страниц – уже не жалкий коммивояжер Замза, а то, что из него получилось в результате превращения, которое не было для него таким уж неожиданным. Автор разными способами внушает читателю мысль, что Грегор не прекрасный принц, злыми чарами загнанный в обличье мерзкого насекомого, а ничтожество, вполне заслужившее свою участь.

Иной поворот темы вины и наказания предлагает рассказ «В исправительной колонии» (1914 г., опубл. в 1915 г.). Это отклик и ответ писателя на Первую мировую войну к первую страшную катастрофу, постигшую человечество в XX веке. Многие его коллеги в странах немецкоязычного региона встретили эту войну ликованием. Кафка ужаснулся. Его рассказ и сегодня поражает воображение – тупой покорностью жертв и непоколебимой, доведенной до садизма уверенностью в своей правоте тех, кто творит суд и исполняет приговоры. Уверенность эта столь велика, что когда хитроумная машина казни дает сбой, обслуживающий ее офицер добровольно занимает место жертвы, ибо убежден: «Вина всегда несомненна. Она пишется острыми зубьями на окровавленном теле жертвы». «Ад – это другие», – говорил герой одной из пьес Ж.-П. Сартра. «Ад – это мы сами», – утверждает Кафка. Человек несет в себе и вину, и наказание за нее, и нет никого, кто избавил бы его от этого наказания. Денщика в исправительной колонии карают за невыполнение нелепого приказа.

Романы-притчи «Процесс» и «Замок» также рассказывают о духовно-душевных превращениях. Над романом «Процесс» Кафка работает в 1914-1915 гг., над своим последним романом «Замок» – в 1921-22 гг. Основная тема этих романов – сила власти и закона (понимаемых, в том числе как метафизическая Сила) и бессилие человека. Сила в прозе Кафки, как правило, абстрактная и безличная – это сложная и разветвленная форма общества, она предельно бюрократизирована и в своей основе бесцельна. Единственное предназначение этой силы – подавление человека и внушение ему чувства вины. В «Процессе» эта сила – закон, в «Замке» – власть. Неоконченная форма произведений (открытая форма романа, «минус-прием» в терминологии литературоведа Ю. Лотмана) только усиливает ощущение безысходности, создает иллюзию бесконечности зла и нерешаемости коллизии.

В романе «Процесс» главный герой Йозеф К. просыпается, но день, вместо того, чтобы начаться как обычно, внезапно развивается по логике кошмарного сна. Вместо служанки с утренним кофе появляются двое полицейских и сообщают, что он находится под следствием и его ждет суд. При этом вину героя они не называют, и читатель так и не узнает, в чем же герой виноват. О Йозефе К. сообщают, что он «ужасен при всей своей невиновности».

Арест наложен на Йозефа формально, и он не мешает ему по-прежнему свободно передвигаться, выполнять служебные обязанности, но непостижимая сила Суда преследует его ежечасно. Йозеф К. принимает навязанные ему условия игры, причем он не выясняет истину, а ищет средства защиты как обвиняемый. Постепенно, в ходе нелепого разбирательства Йозеф все же начинает чувствовать за собой вину — не как конкретный банковский служащий (тут он абсолютно чист), а как представитель рода человеческого, как неудачное творение рук Божьих. Поэтому перед нами разворачивается не только процесс, который некая таинственная и малопочтенная инстанция ведет против без вины виноватого человека (был бы человек, а вина найдется!), но и процесс против суда, не способного цивилизованным способом доказать человеку его вину, и вызов миропорядку, в котором самоценная личность так мало значит. Обе эти линии идут параллельно и в принципе не могут пересечься, они несовместимы, как несовместимы Творец и творение, небо и земля, повседневная реальность и идеальные представления о ней. (В конце концов, этот непостижимый тайный Суд привлекает Йозефа к ответу, его казнят – убивают, «как собаку»).

Жизнь общества вторгается в личную жизнь человека, необходимость побеждает индивидуальную свободу. Обращаясь к проблеме «человек – общество», Кафка показал абсурдность и бесчеловечность бюрократизированного тоталитарного общества. Причем Кафка только сообщает о существующем или возможном положении вещей, изображает их так, чтобы вызвать у читателя чувство «тихого ужаса», но в его задачи не входило предложение путей выхода из такой ситуации, в том числе потому, что сам Кафка их не видел. Каждый читатель должен сделать вывод сам.

С другой стороны, важна реакция самого человека на механизм власти. Так, в романе «Замок» для того, чтобы запугать человека, Замку не нужно было ничего предпринимать: созданная им система срабатывает безукоризненно, потому что понятие власти и ее механизмы формируются в сознании самого человека. В результате человек не может принять достойно вызов власти и противостоять ей – он привык подчиняться. Сознание человека развращается, собственное «я» уничтожается, и человек добровольно превращается в механизм – «винтик» власти. Универсальный конфликт в прозе Кафки подается так: человек («чужой», «единица», «функция», «механизм») – окружающий мир («другие», «бюрократизированная диктатура»). У Кафки происходит деперсонализация, «убывание» героя, который теряет свой человеческий облик или свое имя, и дегуманизация, отсутствие веры в человека, который, впрочем, не дает оснований для веры в него.

Один из возможных выводов из прозы Кафки – ответственность за происходящее в мире и с самим человеком нужно брать на самого себя, никто ее с человека не снимет и никто другой, даже самая высшая в мире инстанция, даже Бог, не облегчит ее. Если человек не использовал свои возможности, то и винить нужно самого себя. Одно из центральных положений философии экзистенциализма – философской базе модернистского искусства: «все начинается с каждого отдельного человека и его индивидуального выбора».

В октябре 1915 года Кафка получает премию Фонтане. Собственно премия была присуждена другому писателю – Карлу Штернхайму, который передал ее «молодому писателю» Францу Кафке за его рассказ «Кочегар», опубликованный в 1913 году. Эта премия для Кафки была и утешением, и источником страданий. В его дневниках ставшие уже привычными жалобы на бессонницу и головные боли, размышления о грехопадении только усиливаются.

Зимой 1916-1917 гг. Кафка живет в Праге на Алхимистенгассе, он называет свою квартиру «кельей истинного писателя». В результате нехватки угля появляется один из самых мистических рассказов Кафки "Всадник на котле (ведре)" (1917 г.).

В 1917 году, в 34 года у Кафки открывается туберкулез, по болезни он выходит на пенсию и последние 7 лет жизни частично проводит в санаториях Центральной Европы. Характерно, что свою болезнь Кафка объясняет психическими причинами. С одной стороны, он считает болезнь «наказанием», а с другой – видит в ней «спасенье от женитьбы». Уже будучи тяжело больным, Кафка испытал сильное и светлое чувство к чешской журналистке и переводчице Милене Есенской. Переписка между ними (опубл. в 1952 г.) читается как роман – столько в ней эмоционального накала, драматической мощи и художественных обобщений, выходящих за пределы отношений конкретных людей. Но и эта связь продлилась недолго. По мнению биографов, эта любовная история нашла отражение в романе «Замок» (1922 г.). Милену, чешку-христианку, т.е. представительницу «чужого мира» называют прототипом Фриды, а ее мужа Эрнста Полака, имевшего невероятную власть над Миленой, – прототипом Кламма. По мнению Кафки, основной чертой характера Милены было «бесстрашие». (Милена Есенска умерла во время войны, в фашистском концлагере).

В 1923 году Кафка знакомится с Дорой Димант, происходившей из семьи восточных хасидов. В том же году вместе с Дорой он переезжает в Берлин с намерением вести жизнь свободного литератора. Кафка чувствует себя счастливым, но его физическое состояние неуклонно ухудшается, и он возвращается в Прагу. Весной 1924 года он отправляется в санаторий под Веной. Из-за невыносимой боли при глотании он совсем не мог есть и буквально таял на глазах. У него пропал голос, и Франц общался с близкими при помощи карандаша и бумаги. 3 июня 1924 года, не дожив одного месяца до своего 41-летия, он умер в Вене от истощения. Похоронен на еврейском кладбище в Праге.

В день смерти Франца Кафки в Праге случилось невиданное — на ратушной башне остановились часы. Их смогли завести только через неделю.

При жизни Кафки было опубликовано всего несколько его книг: «Созерцание», «Сельский врач», «Кары», «Голодарь» и «Кочегар», остальные свои рукописи завещал Максу Броду сжечь после своей смерти. Его возлюбленная Дора Диамант так и поступила с теми рукописями, что хранились у нее. Кафка мог посчитать, что для человечества было бы лучше, если он так и останется неизвестным. Если бы не отказ Брода от уничтожения сочинений Кафки, мы бы так и не увидели современный мир сквозь его особые линзы. Так последующие поколения открыли для себя Франца Кафку, «одержимого художника, писавшего безупречную немецкую прозу», каким считал его Герман Гессе.

После Второй мировой войны благодаря, главным образом, настойчивости Брода большинство книг и писем Кафки было издано, переведено на многие языки и нашло широкого читателя. Французские экзистенциалисты Жан-Поль Сартр и Альбер Камю увидели в Кафке богатый источник вдохновения. Лауреат Нобелевской премии Исаак Башевис Зингер считал, что Кафка оказал большое влияние на литературу своим откровением и ужасом. Кафка боялся не за себя – свою болезнь и раннюю смерть он встретил с достойным восхищения мужеством; его пугал удел человеческий, пугала угроза целостности природы, всему сущему на земле. Он словно был наделен каким-то неведомым органом, который позволял ему провидеть то, что другие увидеть не могли или не хотели.

В афоризмах, написанных уже на излете жизни, Кафка, сомневаясь и мучаясь, ищет точку опоры, помогающую не перевернуть мир, а хотя бы выжить в нем. И формулирует ее так: «Человек не может жить без постоянного доверия к чему-то неразрушимому в себе, при этом как само неразрушимое, так и доверие к нему могут навсегда остаться для него тайной. Один из способов выразить эту тайну — вера в личного Бога». Личный, персональный, «домашний» Бог для Кафки и есть воплощение последней надежды, ибо жизнь без Бога в душе, без веры в некий (пусть даже не существующий) высший смысл и нравственный порядок невозможна.

Кафку сжигала нетерпеливая страсть немедленно приблизиться к абсолюту, окунуться в стихию добра, заявляющего о себе только в сфере духовности. «Нужно вдруг обратиться к добру, и ты уже спасен, невзирая на прошлое и даже на настоящее», — говорил он. Как человек из плоти и крови он не щадил себя, пытаясь сквозь завалы лжи и предубеждений пробиться к истине; как художник он всю жизнь старался «сохранить себя, не растратиться на бессмысленности, сохранить свободный взгляд». В «Дневнике» Кафки есть такая запись: «я, который чаще всего бывал несамостоятелен, бесконечно стремлюсь к самостоятельности, независимости, внутренней свободе» (18 октября 1916 г.). Без этой поразительной внутренней свободы он вряд ли сумел бы сберечь доверие к «неразрушимому в человеке», сохранить надежду, что XX век, который он называл «несчастнейшим столетием», перемелет и превратит в пыль не все человеческое, что останутся побеги, которые можно будет рачительно взращивать в будущем.
#ВеликиеПисатели