27 мая отмечается День библиотек

Древний Эфес - перекресток цивилизаций 

Продолжение темы

С того самого момента как возникла письменность, всю свою мудрость люди доверяли книгам. Писали на глиняных табличках, на папирусах, на пальмовых листьях, пергаменте. Литераторы, учёные и философы стремились сохранить для потомков свои мысли, знания и опыт. Поэтому к созданию храмов знаний — библиотек, всегда подходили с особым трепетом. Неудивительно, что сегодня многие из этих кладовых мудрости входят в списки главных мировых достопримечательностей. В сегодняшней заметке рассказ пойдет о древней книге, публичных чтениях и библиотеках Античности (на примере Библиотеки Цельса).

В Древнем мире прекрасно понимали всю ценность информации и делали всё возможное для её сохранения. Способ передачи информации является звеном, связывающим не только одного человека с другим, но и предыдущее поколение с последующим, а в итоге соединяющим в единое целое разные эпохи. Поиском средств передачи сведений человечество занялось едва появившись на свет и, не закончив его до сих пор, пришло к выводу, что самым надежным остается слово, прежде всего записанное – на камне, осколках глиняной посуды, древесной коре, папирусе или бумаге, которой в античном Эфесе не знали.

История римской книги испытала те же перипетии, что и история книги греческой. Начав с пальмовых листьев и глиняных черепков, в пору республики римляне писали на разнообразных табличках: деревянных, восковых, свинцовых, употреблявшихся большей частью колдунами и служителями культа. Если первые и вторые содержали в себе деловые записи, то последние были заполнены заклятиями, заговорами, а порой и откровенной бранью. Чтобы ругательные таблички поскорее доходили до адресата, их бросали в реку или укладывали в гроб с покойником, который при жизни прославился дурными поступками и потому, как думалось, должен был попасть в Тартар.

На ней можно прочесть, отправитель просит предоставить еду для фестиваля Сатурналий. Табличка родом из Виндоланды (северная Англия) и датируется I — II веком нашей эры.

О книгах в современном понимании можно говорить с того времени, когда античный человек начал использовать папирус. Греки узнали о нем гораздо раньше римлян, хотя около столетия из-за дороговизны и труднодоступности употребляли его неохотно. К середине VI века до н. э. папирус распространился не только по всей Элладе, но и по малоазийским колониям, где благодаря богатству жителей стал излюбленным материалом для письма. В аккуратных свитках издавал свои труды живший в том же столетии эфесский сатирик Гиппонакс. Его знаменитые соотечественники – сочинитель элегий Каллин (VII век до н. э.), Гераклит Тёмный, или Плачущий (из-за жалости к людям, бессмысленно проводящим свою жизнь), а также старый бродяга Ксенофан (580–490 годы до н. э.), автор чудесных стихов, которые он читал сам под аккомпанемент кифары, – тоже не пользовались ни табличками, ни черепками.

Будучи главным писчим материалом Античности, папирус оставался таковым очень долго, пока не был вытеснен более прочным и удобным для переписчиков пергаментом. Тогда же на смену свитку пришел кодекс – форма, близкая к современной книге.

 Из дошедших до нас 172 библейских текстов, которые были созданы до 400 г. н.э., 158 находятся в форме кодекса, и только 14 находятся в виде свитков. Все 12 библейских текстов, относящихся ко второму веку, написаны на папирусных кодексах.

В имперскую эпоху вид папируса часто изменялся, невольно отражая взаимоотношения литературы и власти. В начале I века н. э. лучшим (у греков – иератическим) считался папирус Октавиана Августа, достойный священных писаний и работ самого императора. Второй по качеству сорт подарила соотечественникам Ливия, супруга Августа, повелев называть его своим именем, то есть ливианским. С середины того же столетия, когда Римом правил Клавдий, оказалось, что августовский папирус не слишком хорош: тушь протекала сквозь рыхлый материал, и буквы, начертанные на лицевой стороне, проступали на оборотной, смазывая и запутывая текст. По приказу Клавдия мастера изобрели новый папирус. Склеенный из особых разнородных волокон, он был прочнее, отличался большой плотностью и гладкостью. С того времени ливианский папирус стали забывать, августовский употребляли для частных писем, а клавдиев – для официальных бумаг. Им же пользовались уважающие себя издатели, которые часто жаловались на то, что торговцы на рынке продают негодные листы, с желтыми пятнами, пористые, легко впитывавшие влагу, отчего тушь расплывалась и рукопись выглядела неряшливо.

Римский папирус превосходил по качеству и раннюю бумагу «на сите», и большинство средневекового пергамента, при этом будучи крайне недорогим, прочным на разрыв и хорошо впитывая чернила.

Изобретение и само название пергамента связано с Пергамской библиотекой. Библиотека Пергама была создана при династии Атталидов в III веке до н.э., расположена на территории современной Турции. В те давние времена это была истинная сокровищница человеческих знаний. Там хранилось примерно 200 000 свитков. Библиотека размещалась в храмовом комплексе, который был посвящён греческой богине мудрости Афине. Состоял он из четырёх помещений. Три комнаты служили для хранения книг. Ещё одна служила местом для научных бесед, банкетов и встреч.

Античный летописец Плиний Старший писал, что Пергамская библиотека со временем стала настолько известной, что стала конкурировать с Александрийской. Существует даже легенда, что Птолемей V запретил поставлять в Пергам папирусы из Египта. Таким образом они пытались как-то замедлить развитие библиотеки Пергама. Правитель Пергама Эвмен II повелел найти альтернативный материал для письма. Это привело к разработке технологии производства пергамена, который делали из тонких кусков овечьей или козьей кожи. Несмотря на свою дороговизну, пергамен уменьшил зависимость других стран от экспорта египетских папирусов. В дальнейшем это изобретение сыграло огромную роль в сохранении античной культуры и распространении европейской книжности.

Истинные знатоки литературы переписывали новинки сами, что стало излишним, когда издательское дело в империи, как и книжная торговля, достигло большого размаха. Даже не очень состоятельные граждане могли покупать книги в лавках, где разрешалось просто смотреть, разворачивать свитки, оценивать оформление, рассматривать картинки. Можно было и кое-что прочитать, например, посвящение – своеобразное лицо античной книги, – заключенное в тщательно выписанной первой строке.

Уже в древности писателей частенько просили подарить или одолжить на время их книги. Авторских экземпляров в то время никто не получал, и потому книги свои они дарили весьма неохотно, чаще отсылая просителя в лавку:

Требуешь от меня в подарок ты, Квинт, моих книжек.
Нет у меня: их продаст книготорговец Трифон.
«Деньги платить за пустяк? Да с ума не сошел я!
Я не дурак!» – говоришь ты. Но ведь и я не дурак.
Марк Валерий Марциал (40-104 гг. до н.э.). «Эпиграммы»

На каждого издателя работала целая армия переписчиков. Оплата их труда зависела от объема скопированного текста, что издавна определялось по особой, скорее всего заимствованной у греков стихометрической системе. Критерием подсчета в ней являлись 300 строк, равных по величине так называемой нормальной строчке. В пору правления Диоклетиана (284–305 годы н. э.) основной единицей измерения стала сотня строк.

В роли критиков обычно выступали знакомые и друзья автора, а редактированием и корректурой, вопреки его желанию, занимались переписчики. Издатели в свою очередь старались предотвратить частное переписывание книг, выбрасывая на рынок большие тиражи, чтобы полностью удовлетворить спрос на то или иное произведение. Это делалось не столько в целях подавления конкурентов, сколько ради сохранения подлинных, не извращенных чужими мыслями и корявыми фразами текстов. Труд переписчиков сродни ремесленному; не имея способности к творчеству, римские копиисты все же пытались творить, вводя собственные, зачастую нелепые толкования, исправляя ошибки, которые в самом деле ошибками не являлись. Кроме того, низкая плата заставляла переписывать книги с максимально возможной скоростью, что не могло не влиять на качество текста и, как следствие, вредило репутации автора.

Официально авторского права в Риме не существовало. Переписывать, вносить ненужные исправления и распространять любой литературный труд, причем в любом количестве экземпляров, мог всякий, кто имел на то желание. Однако ничего подобного не происходило, поскольку относиться с уважением к чужой собственности заставлял неписанный закон, а тот подобно закону чести обязывал человека сильнее, чем императорские указы.

В эллинской культуре существовало нечто напоминавшее организованную литературную критику. В Древнем Риме даже в имперские времена ее не было, поэтому автор показывал свои сочинения тем, от кого надеялся услышать беспристрастное мнение.

Чаще всего это происходило в виде рецитаций (от лат. recitare – «читать вслух»), одну из которых, устроенную молодым в ту пору поэтом Теренцием, описал Светоний: «Написав первую свою комедию, он предложил ее вниманию эдилов, а те велели прочесть ее знаменитому Цецилию Стацию. Говорят, что он явился к нему во время трапезы, бедно одетый, и, сидя на скамейке возле ложа, прочел начало пьесы. После первых же строк Цецилий пригласил его возлечь и обедать вместе с ним, а затем выслушал остальное с великим восторгом».

В эпоху Нерона (54–68 годы н. э) в крупных городах империи, не исключая Эфеса, появились литературные кружки и разного рода общества, где обсуждались новые издания. Немного позже публичные чтения проходили уже в широком кругу знатоков, иногда без участия самого автора. Известно, что Вергилий читал свою «Энеиду» Октавиану Августу, который, по словам ритора Сенеки Старшего, «на открытых рецитациях внимательно и благосклонно слушал не только стихотворения и сочинения исторические, но и речи с диалогами».

Картина иллюстрирует случай, произошедший во время чтения Вергилием «Энеиды» римскому императору Октавиану Августу и его сестре Октавии. В тот момент, когда Вергилий зачитывал вслух фрагмент 6-й песни о сыне Октавии Марке Клавдии Марцелле, сама Октавия потеряла сознание. Вергилий держит в руках свиток, на котором читается надпись «Tu Marcellus eris…», сам Август с двумя служанками пытаются помочь Октавии, за аркой на дальнем плане виднеется храм Юпитера Громовержца на Капитолии.

На исходе I века н. э. прилюдные чтения стали проводиться так часто, что публики на каждого автора не хватало даже в таких признанных центрах просвещения, как Эфес. Зрителей на рецитации приходилось созывать, писатели сами рассылали приглашения, но это почти не помогало. О безразличии сограждан к явлению, еще недавно столь популярному, писал Плиний Младший: «…дня не проходит без публичных декламаций. Я радуюсь торжеству литературы, жду выступлений талантливых людей, но слушатели собираются лениво. Большинство сидит в портиках, тратит время на болтовню, иные гоняют рабов, приказывая сообщить себе, пришел ли чтец, произнес ли вступление, свернул ли значительную часть свитка. Только в этот момент они собираются, и то медленно и вскоре уходят, не дожидаясь конца, – одни тайком, прячась, другие свободно, без стеснения. Раньше рецитацию мог посетить император. Ныне же любой бездельник, которого пригласили и затем неоднократно напоминали о приглашении, вовсе не приходит, а если приходит, то жалуется, что потерял день, именно потому, что день не потерян».

Желание ознакомить публику со своими трудами заставляло авторов прибегать ко всяческим уловкам. Одни превращали в рецитацию обед, другие находили слушателей в термах, откуда было не так-то просто сбежать, другие без предупреждения начинали читать в общественном туалете, покинуть который было еще труднее.

Почему, Лигурин, тебя завидев,
Все бегут со всех ног, боясь встречаться,
И сейчас же вокруг тебя пустота,
Хочешь знать? Ты – слишком ретивый поэт.
…Я встал – ты читать, присел я – ты тоже,
Я побежал – ты за мной читая,
Я в нужник – ты тоже,
В бане скрылся я – все жужжишь мне в ухо,
Я в купальню скорей – не даешь поплавать,
Я устал и заснул – меня ты будишь.
Марк Валерий Марциал. «Эпиграммы»

Со временем мода на публичные чтения прошла, уступив место встречам в узком кругу. Заранее ознакомившись с новинкой, поклонники автора и те, кто был действительно заинтересован в общении с ним, собирались у него дома, предпочитая обеденному залу библиотеку. Появлению на свет публичных книжных собраний тогдашнее общество обязано императорам. По воле рока первые библиотеки Рима действовали недолго; почти все они погибли в огне, причем настолько быстро, что внятного описания хотя бы одной из них не успели составить даже самые словоохотливые авторы. Сохранились скупые сведения о библиотеке при храме Свободы на римском Форуме. Немногое известно о двух библиотеках (Палатинской и Октавии на Марсовом поле), учрежденных Октавианом Августом. Император Тиберий назвал свою библиотеку именем приемного отца и поручил ее заботам жрецов храма божественного Августа. Император Траян собрал трофейные книги в новом здании на площади Траяна, а затем то же самое сделал Адриан, примеру которого последовала мать его жены, открывшая несколько библиотек в провинции.

Форум Траяна в Риме также включал в себя одну из самых известных библиотек Римской империи. Библиотека состояла из двух частей: одна для работ на латыни, а другая для произведений на греческом языке. Помещения её находились на противоположных сторонах портика с колонной Траяна.

Обе секции библиотеки были элегантно украшены мрамором и гранитом. Они включали в себя большие читальные залы и два уровня альковов с книжными полками. Там хранились примерно 20 000 свитков. Историки точно не могут сказать, когда прекратила своё существование великолепная двойная библиотека Траяна.

В греческом Эфесе имелось множество частных библиотек, но первая публичная появилась только в римскую эпоху. Идея ее создания принадлежала тому же императору Адриану, а воплощение стало заслугой архитектора Тиберия Юлия Аквилия. Зодчий посвятил свое творение отцу, покойному римскому консулу и философу Цельсию (Цельсу). Его захоронение, вопреки римской традиции, запрещающей хоронить людей в черте города, разместили под центральной нишей читального зала.

Он приступил к осуществлению этого странного плана в 114 году н. э., а через 20 лет горожанам был представлен новый памятник Цельсию – красивая, просторная, прекрасно убранная библиотека, о которой сразу узнал весь античный мир. Она стояла на пересечении Дороги куретов (см. заметку от 28.02.2021) и Мраморного проспекта, являя собой великолепный образец подобного рода сооружений, редких не только в Малой Азии, но и во всей империи. Фасад здания был направлен на восток, с целью обеспечить читальный зал утренним светом.

Этим памятником римской архитектуры можно любоваться на протяжении нескольких часов и еще столько же времени исследовать его. Каждая надпись, статуя и рельеф скрывают свое особое значение и могут многое рассказать об истории, как самой библиотеки, так и всего города.

Эфесская библиотека удивляла своим необычным видом: компактный, богато украшенный резьбой и статуями двухэтажный фасад напоминал театральную декорацию. Впечатление производила и величина: 16-метровой высоты здание достигало 21 м в длину. Колонны нижнего яруса, расставленные на основании, к которому поднималась лестница из 9 ступеней, были сгруппированы парами в 4 ряда и увенчаны пышными коринфскими капителями. Не столь высокие колонны верхнего этажа, обрамляя большие окна, завершались полукруглыми и треугольными фронтонами. Главным украшением нижнего этажа послужила не театрально оформленная колоннада, а полускрытые ею порталы, окаймленные тонким, имитирующим скульптурный фриз узором.

На руки книг тогда не выдавали, поэтому большую часть эфесской библиотеки занимал читальный зал. Свитки лежали тут же, аккуратно сложенные в нишах; посредине огромной комнаты стояли столы с лавками, читателей обслуживали специально подготовленные рабы, многие из которых были весьма сведущи в науках и литературе. Тиберий Юлий Аквилий не хотел, чтобы его детище пустовало и завещал часть своего состояния на покупку книг. Это было сделано его наследниками, которые наполнили эфесскую библиотеку частью покупными свитками, частью заимствованными из частных собраний.

Интерьер состоял из прямоугольной камеры и ряда небольших ниш, содержащих книжные шкафы. Внутренний зал библиотеки Цельса был сделан таким образом, что ниши постоянно проветривались, уменьшая вред, наносимый влажностью.

И сегодня можно зайти внутрь библиотеки Цельсия и посмотреть ее план и восстановленную часть здания.

Богатые эфесцы, по примеру собратьев из Афин и Рима, устраивали в своих домах особые помещения для хранения книг и рецитаций. Зодчий Витрувий, затронув в одном из своих сочинений «квартирный вопрос», советовал людям знатным, имевшим высокие должности, не жалеть средств на величину и убранство жилищ. Указав, как нужно располагать комнаты в городских домах и загородных виллах, он заметил, что «библиотеки, картинные галереи и домашние молельни надобно сооружать с пышностью, не уступающей той, которой наделены общественные здания. Окна комнаты для книг должны выходить на восток, поскольку ее назначение требует утреннего света, а также для того, чтобы не портились сами книги.

Ибо в библиотеках, выходящих на юг и запад, сыро, отчего в свитках заводятся черви. Нечистоту порождают и питают доносящиеся сюда влажные ветры, что, наполняя комнату сырым дуновением, покрывают их плесенью».

Считалось, что каждый уважающий себя гражданин империи должен иметь хотя бы несколько книг, и чем их было больше, тем большим почетом он пользовался. Однако величина книжного собрания отнюдь не свидетельствовала о просвещенности владельца. Интересы некоторых библиофилов ограничивались примитивным накоплением. Не зная истинной ценности той или иной книги, они выискивали редкие, старые, полуистлевшие свитки либо, напротив, старались покупать роскошные, стоившие неимоверно дорого, издания. Это явление было настолько распространено, что не обошлось без внимания писателей:

Можно подумать, что при таком высокоразвитом книгообороте, такой широкой сети частных и публичных библиотек, заполненных сотнями и тысячами бережно хранимых свитков, наконец, при трепетной любви к книгам все античные издания должны были дойти до наших современников в полной сохранности. Между тем время не пощадило древние книги. Слишком многие труды греческих и римских мудрецов были утрачены: истлел хрупкий папирус, библиотеки с бесценным содержимым исчезли в огне, порой сами авторы обрекали свои работы на гибель, но чаще люди уничтожали произведения, неугодные государям или якобы опасные для общества. Случалось, писатель слишком критично оценивал свое произведение, сжигая то, что казалось ему бездарным, устаревшим или ошибочным. По слухам, Платон после беседы с Сократом, устыдившись собственного несовершенства, бросил в огонь, как говорили, прекрасную тетралогию, написанную к празднику Диониса.

Греческий философ-софист Протагор стал первым, чьи книги были брошены в костер по распоряжению властей. Неосторожно заявив, что «невозможно знать о богах, есть они или нет, слишком многое препятствует такому знанию – и вопрос темен, и людская жизнь коротка», он оправился в изгнание, к счастью своему не увидев, как его труды, сваленные в кучу на агоре, пожирало беспощадное пламя.

В Римской империи такое происходило гораздо чаще. Массовое сожжение книг первым начал практиковать Октавиан Август. Книги опального Овидия были изъяты из всех библиотек империи, а «Метаморфозы» поэт уничтожил сам, выслушав указ о ссылке в Томы, откуда ему не суждено было вернуться. К счастью, у друзей осталась копия, и потому знаменитая поэма целиком дошла до потомков. Иногда в связи с этим случались курьезы. Однажды Октавиан Август, разгневавшись на ритора Тита Кассия Севера, распорядился сжечь его опубликованные речи, кстати, вместе с сочинениями других погрешивших против власти ораторов – Тита Лабиена и Кремуция Корда. По прошествии многих лет Калигула реабилитировал их всех, приказав разыскать, хранить и читать вышеназванных авторов, особенно Кассия Севера, «дабы никакое событие не ускользнуло от потомков». Нерон, приговорив к изгнанию Фабриция Вейентона, велел сжечь написанное им «Завещание». Тацит поведал, что «эту книгу старательно разыскивали и читали, пока иметь ее было опасно; впоследствии возможность свободно держать ее у себя быстро принесла ей забвение».

Во время правления Домициана, так чтимого в Эфесе, публичное сожжение книг походило на царские похороны. Император, снискавший расположение черни раздачей хлеба и устройством необычных зрелищ, хотел придать этому событию характер некоего ритуала, чтобы подчеркнуть тяжесть преступления того или иного автора, а заодно развлечь народ. В назначенный день к главной площади стягивались войска, собирались сенаторы, всадники прочие высокопоставленные лица с детьми и женами, собирался плебс, и люди весь день смотрели на костер, куда солдаты торжественно бросали книги.

Ступеньки библиотеки, приспущенные по бокам, и спаренные, сужающиеся к верху колонны создают оптический обман. Если посмотреть на библиотеку издалека, то она покажется более выпуклой и высокой, чем на самом деле.

Библиотека Цельсия хранила в себе около 12 тысяч пергаментных свитков. Рукописи были беззащитны перед огнем и монаршим гневом, зато от гниения их спасала хитрая система двойных стен, благодаря которой в читальном зале поддерживались оптимальные температура и влажность.

Когда Эфес разграбили и предали огню готы, погибли многие общественные здания, но библиотека, выгоревшая внутри, чудом уцелела, оставшись почти невредимой снаружи. К тому времени интерес к чтению повсеместно угас; в империи, как отмечал Аммиан Марцеллин, воцарилась кладбищенская пустота. Варвары книгами не интересовались, а иных сокровищ в здании никогда не было, поэтому оно более или менее благополучно простояло века, пока не было восстановлено турецкими властями, правда, не без помощи англичан.

Как было сказано выше, библиотека Цельса в Эфесе была построена в качестве захоронения. Если посмотреть наверх, под архитравом можно увидеть изображение медузы Горгоны, которая охраняла его.

Цельс был очень образованным человеком своего времени и многое сделал для возглавляемой провинции, поэтому, несмотря на свойственный римским традициям запрет на захоронение людей в черте города, было решено поместить его саркофаг в библиотеке. Саркофаг помещался в склепе под центральной нишей читального зала, был вырезан из мрамора и украшен барельефом, изображающем Эрота. Во время раскопок 1904 г. крышку саркофага открыли и обнаружили скелет Цельса запертым во втором саркофаге из свинца, который был помещен внутри первого.

В 70-80-х годах XX века благодаря стараниям австрийских ученых фасад библиотеки был восстановлен, а все, что имело историческую ценность, было перевезено в музей Эфеса в Вене.

Заслуги вкупе с лучшими человеческими качествами консула изображены на фасаде, где в аллегорических фигурах увековечены: София, которая символизирует мудрость, Арета — характер, упорство в достижении поставленных целей, Эноя — умение делать правильные выводы и умозаключения, и Эпистема символизирует знание своего дела и профессионализм, в общем те качества, которых так часто недоставало жителям Эфеса.

Продолжение следует. См. по тегу #турция

Источники: Н. Фролова. Эфес и Троя. - М.: Вече, 2007 г., Интернет-ресурсы.