Как-то в юности, лет семнадцати-восемнадцати, я приобрёл за пару грошей несколько томиков рассказов Чехова.

Они увлекли меня чрезвычайно, но остались для меня тогда непонятными. Тот Чехов показался мне слишком «сухим», холодным и каким-то рутинным. «Открытые» концовки от меня ускользали, казались какими-то размытыми. Но при более позднем прочтении именно в этой размытости я обнаружил силу чеховской прозы... Именно эти размытые концовки навели меня на сравнение: среди авторов XIX века Чехов — великий акварелист. И не случайно в его обширнейшем наследии — пожалуй, одном из самых обширных, известных мне — особое, серьёзное место отведено сборнику очерков «Остров Сахалин» (здесь у меня возникает музыкальная ассоциация: я сравнил бы Чехова с Шопеном, которого слишком легко причис­ляют к «несерьёзным» композиторам).
Когда в более поздние годы я перечитывал Чехова, мне стало ясно, что бес­численные очерки, наброски, образы, описания провинциальных городов, деревенской жизни, как в рассказах «Ионыч», «Скрипка Ротшильда», «Му­жики», «На дороге», «Дачники», «Кулачье гнездо», ближе всего к «истинной России», нежели описания великих проблем, образов, идей, которые везде одинаково свойственны человеку, что на Западе, что на Востоке, что у славян, что у антиславян, — везде они тенденциозны, идеологически насыщенны и догматичны, как и положено великим идеям. Вот в связи с этим я воспри­нимаю Чехова бо́льшим реалистом, нежели, скажем, Горького (исходим из того, что о понятии «реализм» мы представление имеем и нам нет надоб­ности неделями спорить о нём). Горький же мне кажется скорее «натуралис­том».
Ну а пьесы Чехова я больше люблю читать, чем смотреть. При чтении я способен лучше постичь, ухватить это размытое, едва обозначенное, выра­женное намёками, сказанное шёпотом. Что же до постановок, то всегда приходится опасаться, что режиссёр инсценирует самого себя, а не Чехова.
У Чехова на всём налет почти метафизической меланхолии, отчего преходящее становится вечным. Что меня восхищает ещё — это его невероятное усердие, самосознание медика и хрониста, когда он пишет о Сахалине. «Остров Саха­лин» обязательно следует прочитать тем, кто где-либо когда-либо сталкивался или имеет дело с так называемым исполнением наказаний. <...>
Лауреат Нобелевской премии, немецкий писатель Генрих Бёлль
Помимо прочих интересных и местами неожиданных замечаний о русской литературе, Бёлль снова подтвердил мысль, на полвека раньше высказанную великим живописцем Исааком Левитаном: Чехов - изумительный художник.
Западногерманский писатель Генрих Бёлль (1917-1985) — продолжатель литературных и гуманных идей Ремарка, автор достойных книг "Где ты был, Адам?", "И не сказал ни единого слова", "Хлеб ранних лет", "Бильярд в половине десятого", "Глазами клоуна", "Самовольная отлучка", "Групповой портрет с дамой", "Потерянная честь Катарины Блюм". В 1972 году ему присудили литературную Нобелевскую премию. Бёлль бывал в Ленинграде, исследовал творчество Достоевского и даже сделал о нём фильм, сотрудничал с Даниилом Граниным, вывозил на Запад рукописи Солженицына и Копелева, за что лет десять его не печатали в СССР...
Выдающиеся произведения: повести "Поезд приходит по расписанию" и "Долина Грохочущих Копыт".