Почти две недели назад на шахте «Листвяжная» произошла трагедия.

За это время о аварии, ее причинах, последствиях и итогах узнали все интересующиеся. Не будем копировать информацию с других новостных статей, а взглянем на картину в целом. Эта трагедия не была случайной — это проявление системы, и, благодаря уже опубликованной информации, её можно проанализировать.
Двух аварий было мало
Для тех, кто в танке: 25 ноября в 8:23 по местному в шахте «Листвяжная» (Кемеровская область, село Грамотеино) произошёл взрыв метано-угольной смеси на глубине 250 метров. В 9:05 поступило сообщение о задымлении и последующем взрыве. Из-за неисправности вентиляционной системы в шахте произошло задымление. Из 285 шахтёров, находившихся в «забое», смогли выбраться лишь 239, остальные 46 погибли от удушья. Позже в шахту отправились 6 спасатель — выбрался лишь один. По итогу пострадавшими оказались 106 человек (из них погибли 51).
Взрыв на шахте, унёсший пол сотни жизни произошёл — это факт. Но мог ли он не произойти? Оставим философские вопросы о неизбежности судьбы и обратимся к истории шахты.
— 2005. Шахта уже три года носит название Листвяжная. В этом же году на ней происходит взрыв метана, как в 1981 году, когда она ещё называлась «Инская». Тогда гибнет 13 человек и 23 пострадали. Событие особо не освещалось в СМИ, на том же РБК об этом вышла лишь одна новостная статья
— 2012. Медведев и некоторые чиновники спустились в шахту. Тогда вопрос о вентиляции и оборудовании почему-то не затронули (или о нём не написали)
— 2015. Компания, владеющая шахтой, входит в список 500 крупнейших
— 2021.08. Директор шахты побеждает в областном конкурсе «Кузбасс — угольное сердце России» в номинации «Директор шахты — 2021». Без комментариев
— 25.11.2021. Трагедия на шахте
Казалось бы, ничего не вело к ней. Опыт двух аварий должен был помочь избежать трагедии, Медведев должен был услышать о неисправности вентиляции, у одной из крупнейших компаний должны были найтись деньги на содержание оборудования в исправности, перед награждением должны были посмотреть на правонарушения выявленные в ходе проверок. Но… ничего из этого не случилось, катастрофа произошла.
Ежедневная работа в опасных условиях
Что же было на шахте перед самой трагедией? Обратимся к словам самих шахтёров (ссылки на источники см. в Приложении). Все они говорят о большом содержании метана в воздухе, вплоть до 12%. Огромная цифра, учитывая что при 1% техника должна отключаться, а люди выводится из шахты.
— «У нас есть фонари, в них стоит датчик метана. Он рассчитан на 1%. Когда 1% метана в воздухе, он моргает. Я работал недалеко от места, где произошел взрыв, от лавы, где уголь добывался, — на вспомогательном участке, там с главной ленты на нашу уголь сыплется. И у нас постоянно фонарь моргал».
При этом работать становится тяжело уже при 4%, сложно представить какого было тем, кто работал и при 7, и при 12%.
— «Когда я работал в лаве, там было 4%. Мне плохо было: выходишь на свежую струю, продышишься и обратно».
Но ведь шахтёры могли следить за уровнем газа, у них же были специальные устройства? Да, были. Но их заклеивали.
— «Сидеть там никто не собирался. Страшно было. Слесари газового оборудования постоянно меняли датчики. Что они там с ними делали…»
— «Слышал про заклеенные датчики, но сам такого не видел. Иначе попросту бы не пошел в шахту. Я бы и другому не дал датчик заклеить, и сам бы не стал».
Информацию о заклеенных датчиках подтвердил и генпрокурор Игорь Краснов:
— «Уже сейчас можно утверждать, что гладко на шахте все было только на бумаге, а фактически оказались неисправны источники питания, датчики измерения метана, не проводились работы по модернизации системы определения местоположения персонала в горных выработках. Сотрудники допускались в шахту без средств индивидуальной защиты, имелись случаи сокрытия показаний индивидуальных приборов контроля».
При этом попытка повлиять на ситуацию с уровнем метана встречала отпор со стороны руководства:
— «У нас была ситуация около двух месяцев назад, когда пришли в забой, газа — 7%, а допустимый показатель — 0,75%. Я начальнику указал на это, он ответил: „Запускайтесь“. Я спросил: „Ты меня вообще слышишь?! Газа — 7%!“ Начальник заявил: „Кому-то что-то не нравится? Идите домой“»
При 2% техника должна выключаться, но, чтобы не прекращать работу, в ней ставили перемычки, о чём говорят сразу несколько рабочих:
— «При 1,5% метана должно все вырубаться. При 2% комбайн должен отключаться автоматически. А туда ставили перемычки, чтобы техника ездила при таком проценте».
— «При 2% метана комбайн должен глохнуть, но ставили перемычки, соединяли какие-то провода и продолжали работу».
Что же побуждало начальство гнать людей работать в таких условиях? Вопрос прозаический, но и на него шахтёры смогли дать ответ:
— «Всё зависит от „СДС-уголь“. Они же дают приказы и ставят план на месяц. Больше дадите, и зарплата будет хорошая. Не дадите — маленькая. Так люди и работали. Все ждали, что этот взрыв произойдет, но никто не знал, когда».
— «Начальник просил директора временно приостанавливать лаву, но тот отвечал, что надо выполнять план. Для директора все в деньгах, а жизни людей его вообще никак не волновали. „Не хотите работать — увольняйтесь, на шахту очередь стоит“, — так он нам заявлял».
— «Конечно, некоторые возражали: „Мы не поедем!“ Им звонили по десять раз за минуту: „Чего стоим?!“ Информация об остановке лавы сразу достигала директора, и начинался кипеж. Картина примерно одна и та же каждый месяц. Но в данном случае начальству нужно было выдать еще и общешахтный план. Шахтеры за это ничего не получали, только за выполнение месячного плана. План постоянно рос: то было 300 тысяч тонн угля, потом 400 тысяч, 450, 500… Из-за проветривания очень много простояли, поэтому всех подгоняли».
Всем было очевидно — взрыв вот-вот произойдёт. Для его предотвращения почти ничего не сделали:
— «Все шахтеры говорили одно и то же: мол, рано или поздно „они“ там доиграются. Вот и доигрались. Потому что это не может длиться вечно. Рано или поздно стрельнет кабель или что-то еще. У нас железная коробка как-то коротила. Или может случиться форс-мажор в виде выброса газа. В общем, дело случая. Но надо постараться накопить такой объем, чтобы вся шахта взлетела на воздух!»
В словах политиков трагедия быстро превратилась в фарс. Один только Путин, редко выходящий на связь, 12 раз комментировал события на Листвяжной. В своём старании подняться как социально-ориентированный политик и критик людоедской системы, главнейшим сторонником коей является, он обесценил её, сделал катастрофу всего лишь страшным недочётом. Не только президент стремился нарастить свой рейтинг за счёт аварии, но его пример самый наглядный. Какую же реальную помощь оказало правительство пострадавшим? 1 миллион рублей. Этого не хватит даже для покупки однокомнатнй квартиры в Кемерево.
«Листвяжная» не уникальна в плане безопасности. Шахтёры рассказывали и о куда более страшных условиях работы. Например, о шахте с огромным озером внутри. Или взять то же недавнее происшествие уже на золотодобывающей шахте в Бурятии, где от углекислого газа в непроветриваемой шахте умер рабочий. Впрочем, цифры тут тут более красноречивы. Во внеплановой проверке на тридцати одной шахте в Кузбасе нашли почти 450 нарушений, то есть, в среднем, 14,5 нарушений на одну шахту.
Несложно понять, почему произошла катастрофа. В погоне за большей прибылью, капиталисты неизменно увеличивают нагрузку на своих рабочих, создают всё более и более опасные условия труда, минимизируя расходы на их безопасность, тем самым выгоняя шахтёров на всё более и более верную смерть. Даже если удачное стечение обстоятельств смогло бы предотвратить катастрофу на Листвяжной, она бы просто случилась в другой шахте.