Девочка на тонких крыльях.

Часть 3 ГЛ. 1
Бегая от палаток к шатрам и надевая одновременно рубашки с броней, защиту на руки и на ноги разных форм и размеров, люди делали перекличку, носили чаны, плотно закрытые крышкой, какие-то тонкие полые стволы деревьев, корзины с неясным содержимым, другие непонятные приспособления; некоторые воины, собравшись в группу, уже выходили за ворота, среди них были и женщины, и совсем еще молодые мужчины, скорее даже подростки. У всех без исключения на шее весела многослойная повязка из ткани, как объяснила оставшаяся с Натали женщина, внутри повязки есть толченый уголь и другие вещества, которые будут предохранять легкие от ядовитых паров. Вскоре лагерь солидно подопустел, возникла если не тишина, то некоторый напряженный покой, нарушаемый редкими звуками и одиноко перемещающимися фигурами.
Муйяза заставила Натали снять носки и колготки, осмотрела кровавые мозоли, и со словами «какие же вы танцовщицы нежные», принесла пасту из перетертых трав, которой обработала стопы. Лекарство неприятно пахло и жгло ноги, пришлось минут пять терпеть, стиснув зубы.
Как только боль поутихла, они немного поговорили. Удивительно, но в этой женщине сочеталась одновременно забота и грубость, и вместе с тем она оказалась человеком, умеющим подмечать разнообразные детали в одежде Натали, в ее разговоре, в движениях. Муйяза обмерила всю девочку веревкой, усмехнулась, заметив, как бы между прочим, «таких мелких размеров у меня в запасе точно нет», но уже через несколько минут принесла кое-какую одежду из грубой ткани, однако просторную и удобную; потом, уйдя ещё на несколько минут, принесла сандалии, которые тут же на месте сама и подправила, подрезав длинный ремешок и пришив к нему замок-застежку. Старую одежду Натали она сложила в мешок и объяснила, что она Худышке ещё может пригодиться, когда та опять начнет танцевать.
Помешивая еду в котлах, женщина что-то прошептала себе под нос, потом, не без доли ворчливости, объяснила, что уже не раз ходила уничтожать туннели с червями, и очень рада, что ее не взяли. Если кладка у червей маленькая, то возни не так уж и много, но Муйязе не очень нравится обращаться с этой едкой черной гадостью — огненной патокой. Потом она спохватилась и принесла девочке маленький сверток мягкой ткани, со словами «бери давай» и странным выражение лица. Натали непонимающе повертела его в руках, и спросила: «Дырки зашивать?», — чем вызвала такую гримасу пренебрежения, что совсем стушевалась. «Вы там, на юге, что, попу колючками вытираете? Надеюсь, стирать ты умеешь». После этого откровения они обе некоторое время сидели молча.
Попробовав из котла непонятного варева, Муйяза удовлетворительно потерла руки и стала зазывать к трапезе; очень быстро все места за столом оказались заняты, около Натали, несмотря на все сопротивление, оказалась миска с огромным по ее меркам количеством каши и ароматными кусочками то ли мяса, то ли волокнистого растения сверху. У всех соседей девочки миски оказались на порядок больше, а уж еды в них было просто безмерное количество. Натали никак не могла позволить себе дотронуться до еды, но она была страшно голодна, и после долгих колебаний решила, что если она из этого мира и у нее просто отшибло память из-за падения, то есть все-таки придется, иначе не выживет, и верить надо именно в эту истину.
Еда оказалась превосходной, а красный горячий напиток своим ароматом, густотой и приятной сладкой терпкостью вскружил голову Натали. Она, рассеянно положив локти на стол и подперев ладонями подбородок, слушала разговоры за столом: женщина с пухлым лицом и ртом, как у лягушки, рассказывала историю из своей жизни в городе; напротив нее, чуть в стороне, молодой юноша со светлыми волосами и голубыми озорными глазами весело говорил и показывал, какую огромную рыбу он поймал сегодня в реке, когда набирал воду для обеда, и как она залепила ему пощечину, когда он собирался ее отпустить. Совсем рядом с Натали, мужчина с лицом, на котором уже вырисовывалось значительное количество морщин, и с огромным шрамом на предплечье, словно неведомый злобный зверь когтистой лапой вырвал оттуда кусок мяса, рассказывал двум своим товарищам о личинках червей.
Натали прислушалась. Он пересказывал хрипло, медленно, по-стариковски свой разговор с кем-то, кого называл человеком из башни. Мужчина со шрамом спрашивал у человека из башни, почему черви стараются посадить личинок в живой организм, ведь личинки запросто питаются и мертвыми. И тот объяснил ему, что, питаясь мертвой плотью, из личинки может вырасти только Крае и Таеты — поедатели и те, кто откладывают личинки, — но чем больше личинка проведет времени в живом человеке, тем больше вероятность, что из нее вырастет Шасиа — тот, кто делает засады... Дальше Натали не смогла слушать: ей сделалось дурно, полусонное воображение нарисовало девочке картину, в которой личинки острыми, акульими зубами вгрызались ей в живот, текли реки крови, а маленькие чешуйчатые черви, извиваясь, продолжали буравить ее обездвиженное тело. По животу прошёл спазм, ком подкатил к горлу, и Натали, уронив голову на стол, схватилась за живот. Только обхватив себя руками, она осознала, что живот болит не в воображении, а по-настоящему; девочка соскользнула на землю, перегнулась через скамейку, и ее словно вывернуло наизнанку, обмякнув, она повисла как веревка.
«Вот, опять! - в промежутках между приступами подумала Натали, - какая же я дура! Захотела... вот тебе, поела, возомнила себе... Теперь опять вернёшься в свой мир мертвых. Не могла потерпеть, так хоть на один день больше побыла бы здесь, а не там...»
Из-за стола послышались обеспокоенные крики.
- Что с девочкой?!
- Что случилось?!
- Муйяза, ее надо положить на спальный мешок, я принесу воды.
- Похоже, отравилась, бедная.
- Чем? - возмутилась Муйяза, - мы все ели одно и то же.
- Да перестань, неизвестно, чем она питалась, пока Лаоли ее не нашел.
- А, ну да, конечно, положите ее, а я принесу настойку для чистки желудка.
Беловолосый молодой парень, который рассказывал о своих приключениях в реке, поднял девочку и отнес в сторону к одной из палаток, вытащил оттуда толстый клетчатый плед и положил ее на него.
- Все будет хорошо, не волнуйся, — мягко и кротко сказал парень, при этом он ей ласково провел ладонью от макушки до затылка. — Хочешь, я посижу с тобой?
Натали настолько незаметно кивнула, что даже засомневалась, поймет ли ее беловолосый мужчина, но он понял, сел рядом и взял ее за руку.
- Как тебя зовут?
- Худышка.
- Нет, я имею в виду настоящее имя.
Натали вымученно растянула губы в улыбке: «Не надо ему больше ничего обо мне знать».
- Худышка.
Парень изобразил на лице смесь понимания, хитринки и нечто наподобие «ого, а она девочка не промах».
- Хорошо, Худышка, а меня зовут Ямау. Теперь мы друзья — когда кто-то кому-то помогает, они становятся друзьями. Как мы с тобой.
Натали ничего не ответила. Ей было очень жаль, что она не успела попрощаться с Миоломией и Лаоли. Но, может быть, и лучше, что они не увидят, как она умирает: достаточно с них смертей, они и так настрадались... А все-таки жаль... Что «жаль» Натали не додумала: ее мысль потерялась в эмоциях и переживаниях.
Подошла Муйяза; она отослала молодого воина, приподняла Натали и без всяких словесных прелюдий заставила выпить густой темно-синий напиток. Ее подопечная не сопротивлялась и безропотно начала пить жидкость мелкими глотками.
- Пей, пей все, — приговаривала женщина. После того, как девочка справилась с напитком, Муйяза подложила ей под голову подушку и, утешительно погладив по руке, села рядом.
От лекарства у Натали произошло очередное возмущение в желудке, и ее начало заново выворачивать; Муйяза, как могла, помогала девочке справиться с приступом. После того, как спазмы закончились, Натали показалось, что пришло небольшое облегчение. Она взяла за руку эту массивную крепкую женщину с сетью выпуклых синих вен на лице и с огромными буграми мышц по всему телу и несильно сжала ее. Потом со спокойствием, стараясь отстраниться от накатывающей дурноты, но с предчувствием итога всех своих мытарств, заговорила:
- Спасибо, спасибо тебе, Муйяза, ты очень добрая. Я скоро отправлюсь обратно, к себе в царство мертвых, но я не боюсь, — на слове «боюсь» голос девочки ослабел и чуть потускнел, потеряв полноту искренности, — я очень рада, что познакомилась с тобой, и мне не хочется тебя огорчать... прости... - Натали сделала паузу. - Ты можешь кое-что передать Миоломие, если я ее не дождусь?
Женщина издала очень выразительную смесь из кряканья и полусмешка. Вся ее поза выражала: «Что за вздор ты говоришь, маленькая глупышка?»
- Ну ты, танцовщица, даёшь! Ты помирать, что ли, собралась?
Муйяза внезапно осадила саму себя и поменяла тон разговора в корне, она нежно, по-матерински подсела к Натали, так что голова девочки оказалась у нее на коленях, при этом женщина держала свои ладони у нее на висках.
- Не надо так говорить, надо бороться, ты должна быть сильной, девочка моя. Надо преодолевать боль и страх. Бояться можно... нужно только одного: черствого сердца. Вот если жизнь не мила, цветы, люди... каша в миске — вот этого бойся, а боли и смерти не надо, боль надо преодолевать, милая.
- Хорошо, — вяло, уже немного заплетающимся языком, протянула Натали; боль уходила, сменяясь приятной дремотой. Она решила, что не будет ей сопротивляться. - Я сделаю, как ты скажешь.
Девочка чувствовала, как проваливается в необъятную темную пропасть, которая одновременно втягивала и охватывала ее своим тяжелым бархатным покрывалом глубокого сна. Сквозь сон она почувствовала чей-то очень знакомый голос, но уже была не в силах раскрыть веки.
Натали проснулась оттого, что кто-то немилосердно тряс ее за плечо.
- Вставай. Вставай. Ты слишком долго спишь, — шептал детский голос, а маленькая рука настойчиво продолжала толкать и раскачивать девочку.
Раздался громкий бас Лаоли:
- Миоломиа, я же тебя попросил посмотреть, спит ли Худышка, а не будить ее!
- Она уже не спит!
Невдалеке несколько человек рассмеялись. Натали открыла глаза и увидела на фоне ночного звёздного неба очертание лица Миоломии. Небо глубокое, и темное, и вездесущее было прекрасным, как черный шелк, и растянулось оно наверху, украшенное сверкающими драгоценными огоньками — звездами. В траве громко стрекотали насекомые, звук был похож на то, будто кто-то неумело зажал струну на скрипке и пилил, пилил, пилил...
- Вы вернулись! — обрадовалась Натали.
- Конечно, давно уже. Было здорово: мы прокопали дыру — несколько дыр, — и залили туда огненную патоку, их столько полезло оттуда, ну тех, кто не помер, на самом деле не очень много, конечно, но все равно здорово... Потом прокопали лаз и пошли внутрь, а там по туннелю до гнезда. Еломяу укусили за ногу кстати. Папа назвал его дурнем зеленым. Ты можешь встать? Папа попросил Муйязу приготовить тебе детскую еду. А ещё ты обещала поиграть со мной в сестер, помнишь?
Приподнявшись, Натали потянулась, помассировала затекшую шею и ощутила, что, как ни странно, но есть она хочет неимоверно сильно: казалось, желудок очень обиделся на нее, и от обиды скукожился и прилип к позвоночнику, срочно требуя себя наполнить. Она встала, во тьме спотыкаясь, и, шаркая, двинулась к светящемуся цветку потрескивающего огня.
- А где можно умыться?
- До реки ночью лучше не ходить, вон кадушка стоит, возьми черпак и умойся, вода чистая — можешь даже попить, если хочешь.
Миоломиа подвела подругу к нужному месту. Умывшись, напившись вдоволь, придя в себя, Натали, посвежевшая, подошла к столу и немного развязано плюхнулась на скамейку. К ней подошёл Лаоли, поставил миску с чем-то похожим на рисовую кашу и положил руку на плечо.
- Ну как ты? Получше?
В ночи мужчина показался ей ненастоящим, волшебным, чудесным рыцарем из сказки, в пламени огня его облик трепетал, то вспыхивал, то терял очертания, как будто дышал волшебной энергией света. Натали так захотелось чем-нибудь его порадовать, сделать что-нибудь хорошее, приятное для него, поэтому она решила, что если даже и умрет от этой каши, то все равно съест ее целиком, не раздумывая, только потому, что он ее положил.
- Да, мне уже очень хорошо, я как заново родилась.
Может быть, ей показалось в полутьме, но вроде бы Лаоли улыбнулся, и Натали, осмелев, продолжила:
- Я могу что-нибудь сделать полезное, помыть посуду или ещё чего-нибудь.
- То, что ты хочешь работать — хорошо, значит, выздоравливаешь. А работу мы тебе найдем, у нас все работают, лентяев нет, но только сегодня поешь и спать. Завтра найдем, чем тебе заняться.
Далее вечер прошел без приключений: все поели, почистили зубы специальной палочкой с размочаленным наконечником, вместо зубной пасты использовались почки какого-то растения. Несколько человек осталось около костра, другие разбрелись по своим делам. Натали и Миоломию отправили в одну палатку. Свою пику Миоломиа не только взяла вовнутрь, но и положила рядом с собой. Натали занервничала, думая, что ее соседка может случайно порезаться, но Миоломиа спокойно, без кокетства объяснила: порежется, значит порежется, только вот воин должен всегда держать свое оружие рядом, спит ли, ест ли, идёт по нужде, — он никогда не расстается с ним, точит, чинит, заботится... А потом перевела разговор на другую, более интересную тему: ей очень хотелось узнать, можно ли играть в сестер ночью, прямо здесь, в палатке, на что Натали заявила, придав голосу значительное выражение: «сказано спать, значит надо спать», и все попытки Миоломии ее разговорить потерпели неудачу; разочарованная, она, повертевшись некоторое время, наконец-то замолчала. В образовавшемся подобии тишины, фоном которой служило стрекотание жуков, Натали, положив руки на сердце и мечтательно уставившись в пустой потолок палатки, призналась, с чувством разливающегося в груди тепла:
- Миоломиа, я люблю твоего папу.
- Конечно, - сонно пробормотала ее подруга, - он же самый лучший на свете.
Когда Натали проснулась на следующее утро, спальный мешок рядом с ней уже пустовал. Солнце давно встало и согрело окружающий воздух, в котором еще оставалось еле заметное послевкусие утренней свежести. Натали посмотрела на окружающий мир, на тройку птичек, беззаботно сидящих на каменной гряде, струящуюся синеву реки, видневшуюся за высокой травой, прикоснулась к одному из листьев кустарника, от чего тот дрогнул, движение листа подхватил несильный ветерок, распространяя волнение на весь куст, медленно вдохнув и выдохнув, она села на голую землю, вперив взор в далекую линию, соединяющую небо и землю. Натали долго, неподвижно смотрела вперёд, ни о чем особенно не задумываясь. В свободную от размышлений голову, как в ветряную ловушку, мысли прилетели сами собой.
«Мир Фъера был идеальным, слишком хорошим для меня, поэтому я не смогла там остаться: там нет места таким, как я, я его не заслужила, а этот... этот прекрасен, потому что не совсем совершенен, потому что здесь так хорошо сидеть на земле...»
Мысли снова вылетели из головы и пошли гулять по окрестностям, по низко летящему, растворяющемуся в небесной голубизне облаку, по темно-бурой расцветке шатра, по холмам, по зелено-желтой равнине, потом они вернулись обратно, чуть более тревожные, отрывистые.
«Но здесь так опасно... И так много добрых людей, и у всех есть дело... А что у меня?.. И все равно лучше так».
Посидев еще чуть-чуть, Натали встала и пошла искать себе занятие.
Она нашла Муйязу и еще несколько человек занимающимися кухонными делами: чисткой посуды, кипячением воды, кто-то стругал овощи, кто-то носил продукты из шатра. Натали с удивлением узнала, что, оказывается, никто в лагере, да и вообще во всем этом мире, не употребляет в пищу мясо живых существ, но есть несколько очень питательных растений, которые постоянно присутствует в любом блюде, и те кусочки, которые она ела вчера, оказались частью толстого мясистого стебля. Она поела свою детскую еду и не удержалась от того, чтобы съесть пару кусочков сладковатого на вкус растения. Настроение стало чудесным: солнце, разговоры людей и деловая суета прогнали прочь все ее страхи и сомнения. Натали старалась по возможности помогать, где только могла, в основном это была очистка стеблей бурого толстокожего растения от кожуры. Поработав примерно с час или более, она утомилась, и Муйяза отпустила ее отдохнуть.
Натали принялась бродить по лагерю в поисках Миоломии и обнаружила ее на небольшой, зачищенной от травы, площадке: та тренировалась под руководством отца. Двигалась ее подруга очень ловко, как птица: то приседала, то, внезапно вспорхнув, бросалась вперед и в сторону, отбивая пикой палку Лаоли. Но все-таки при всей ее старательности и сосредоточенности, заметив Натали краем глаза, она ни на миллиметр не повернула голову в сторону: не редки были моменты, когда девочка, замешкавшись, не успевала увернуться, и тогда ей доставался чувствительный и даже, судя по мимике лица, весьма болезненный удар. Лаоли бил палкой то по шее, то по внутренней части бедра, то по боковым мышцам пресса, в зависимости от того, какую часть тела при этом его дочь раскрывала. Весь этот своеобразный «боевой танец» с уворачиваниями, наклонами, резкими перекатами, ударами колющими и рубящими, соединенный с получением пинков и затрещин, молниеносно наносимых Лаоли с ловкостью и безжалостностью хищного насекомого, длился достаточно долго. Под конец Миоломиа, очевидно, совершила особенно грубую ошибку, в результате которой, сверкнув, вжикнула палка ее учителя и шлепком приложилась к бедру Миоломии, от чего она со стоном припала на колено и выронила оружие. Девочка тут же попыталась встать, но не смогла, так и оставшись в скрюченном положении. Подобрав брошенную пику, Лаоли подошёл к дочери и начал массировать больную ногу, говорил он при этом без жалости, но с заботой. Одобрение пронизывало всю его короткую речь.
- Очень хорошо, сегодня ты была на высоте. Главное помни: плох тот боевой опыт, который достаётся без боли.
Увидев, что Миоломиа, сжав губы, вот-вот расплачется, он, тихо произнеся: «Ну-ну, иди ко мне», — обнял ее, крепко прижав к себе. Отпустив дочь, Лаоли приветливо помахал Натали.
- Смотри, Худышка пришла.
- Я давно уже ее увидела, но не хотела отвлекаться.
Миоломиа встала, прихрамывая, и тоже подняла руку в приветствии.
- Долго же она спала.
- Ей надо восстанавливать силы.
Лаоли подозвал Натали поближе.
- С добрым утром, как ты себя чувствуешь?
- Хорошо, но я проснулась уже давно, просто помогала готовить, потом Муйяза сказала, что мне нужно отдохнуть, и я решила прогуляться.
- Молодец, я очень рад за тебя. Гуляй и осматривайся, запоминай, что и где находится.
Он перевел взгляд на дочь и отдал ей оружие.
- Мне надо идти обучать свою группу. Не переживай, переведи дух и отработай этот уход с контратакой самостоятельно, перед обедом покажешь.
- Хорошо, папа.
- Худышка, не перенапрягайся сегодня, больше отдыхай.
Натали не желала казаться совсем беспомощной, к тому же она очень хотела понравиться Лаоли, поэтому она, как можно более бодро, ответила:
- На самом деле я совсем не устала.
Ничего не ответив, мужчина потрепал обеих девочек по голове и, подобрав палку, удалился.
- Привет. Тебе очень больно? — нерешительно произнесла Натали.
- Привет. Нет, нормально, бывало и хуже.
Миоломиа, опираясь на пику, как на посох, задумчиво прохромала несколько шагов вперёд и назад, постепенно ее походка стала равнее. Она резко повернулась к Натали, словно придя в себя.
- Но плакала я не от боли, просто этот элемент у меня никак не получается, очень обидно.
- Помнишь, ты хотела поиграть?
Натали решила, что за игрой можно выведать у Миоломии, что больше всего нравится ее папе. Но та отрицательно качнула головой. Перебросив оружие из одной руки в другую, она, сделав намеренно серьезным голос, подражая отцу, заявила:
- Я сейчас не могу, мне надо тренироваться.
- А когда ты освободишься?
- Через полсолнечного шага, примерно.
- А сколько это?
- Полсолнечного шага? - Миоломиа напрягла лоб. — Полсолнечного шага — это когда солнце передвинется на... — девочка, прищурившись, подняла палец, что-то пытаясь измерить. - В общем, после обеда давай, хорошо?
- Договорились.