Девочка на тонких крыльях.

Часть 1
ГЛАВА 1: ЭФФЕКТ ЖИЗНИ
Ни лиц, ни движенья, ни гула
В мокром мраке искрошенного пролета,
Который похож на беззубый рот старика
И зубастую пасть одряхлевшей акулы.
Томас Стэрнз Элиот.
Она прятала ото всех своего потрепанного затертого плюшевого медведя. Он был для нее скорее другом, чем игрушкой. Ее амулетом от страха и одиночества. Родителям не очень нравилось, что их дочь всегда таскала его с собой, они считали, что она уже выросла из того возраста, когда можно так привязываться к какой-то игрушке.
Давно, еще после первой стирки, черный коготь на одной из медвежьих лап стал бледно-серым, отец сказал, что это потому, что он сделан из дешевого материала. Но от этого мишка не стал для нее менее дорог.
«Сегодня все вроде бы как всегда».
В небольшом зеркале ванной комнаты, уляпанном засохшими мыльными пятнами и брызгами зубной пасты, отразилось ее лицо с воспаленными глазами.
«Натали, это точно ты?»
Нельзя долго тереть глаза, особенно с утра – ее за это ругали, но она никак не могла избавится от этой привычки. Вчера отец неожиданно вошел в комнату и застал ее за этим занятием. Натали в испуге опрокинула стул, упала на его ножку и сильно расцарапала ногу. Было очень больно. Странно, но отец не стал ругать ее. Наверное, рана – это наказание за то, что она трет глаза.
«Если бы не холод, то не было бы так больно».
Рана покрылась противной чешущейся корочкой, которую так и хотелось сорвать, поэтому она и не заживала.
«Это невозможно терпеть!»
Громкий хлопок дверью. У Натали дернулось плечо.
– Натали, почему ты ходишь до сих пор в трусах? Тебе не стыдно? Одевайся быстрее! – и, уходя: – Опять в школу опоздает…
Жалко, что она не успела одеться, теперь что-нибудь наверняка случится. Она так и знала. Куда-то запропастились теплые носки. По рукам пробежали мурашки, а от них холод ушел вглубь тела. Если она будет ходить в тонких носках, то из носа опять потечет, а платки постоянно терялись, как будто их кто-то специально прятал.
Постоянно вдыхая воздух и пытаясь проглотить скользкие сопли, она зарабатывала головную боль, которая мучила ее ночью, не давая уснуть.
«Нельзя тереть глаза».
Воду она не любила. Папа заставлял ее умываться холодной. Она неприятная и щиплет, грязь размазывается, и какая вообще радость от холодной воды?
«Нашла теплые носки».
Но если надо, Натали могла помыть своего мишку даже в холодной воде. Могла потерпеть ради него.
Недавно к ней пришла странная, страшная идея: Натали взяла большой овощной нож и разрезала мишке лапу, а потом и свою руку – так глубоко, как смогла. Пришлось поплакать, не только от боли, но и от того, что она не знала, как зашить мишке лапу втайне от родителей.
«Почему я об этом не подумала!»
Потом она прислонила раны друг к другу и отдала мишке частицу своей крови. Натали так хотелось верить, что этот ритуал, эта боль – свидетельство ее верности и любви к мишке и сейчас, и потом, когда у ее защитника появится сила и он сможет помогать ей. В доказательство своей верности Натали могла бы сделать что-нибудь отчаянное – к примеру, показаться на глаза отцу с мишкой. Только зачем? Это еще одна глупость. Его наверняка отнимут под каким-нибудь правильным предлогом, а потом как?..
Она много раз думала уйти из дома, но знать бы куда. Ведь даже думать об этом опасно. Мама узнает! Мама… Мама – это вообще самое страшное существо. Если отца Натали просто боялась, стараясь обходить стороной, то мама… Мама знала про то, что делается у нее в голове.
Натали тоненькими пальцами разгладила волосы, наклонив голову. Много-много, бесчисленное множество нитей волос. Если потянуть посильнее, почувствуешь боль. Оттуда, из того места, где больно, растут волосы – так можно точно определить начало каждой пряди. Она так часто играла, иногда волосы обрывались.
«Отец это видел».
Наказание пришло ночью. Когда она, устав шмыгать носом, стала проваливаться в сон, открылось окно и в темную спальню налетели насекомые. Они жужжали и жужжали, кружились где-то рядом, мешали уснуть.
Наутро все чесалось, а один комар укусил в веко, и глаза... иногда кажется, уж лучше б их не было, хотя бы иногда, к примеру – ночью. Зачем ночью глаза?
А вот мать, мама, делает по-другому… Она может узнать про самое дорогое.
«Нет, нет, даже думать про это нельзя».
Мама, входящая в комнату, резко открывающаяся дверь, из двери – струя зловещего воздуха. Сердце бешено заколотилось. Не думать об этом. Стук каблуков, сердитый ритм – мама идет ругать. Не думать об этом. Страшное бледное лицо. Не думать...
Черно-белое отражение в зеркале.
«Это отражается моя душа».
Натали отчаянно прижала мишку к груди. Если бы ее сожгли в огне, она бы прижала к груди мишку и не испугалась костра.
«Только не отнимайте его от меня!»
У меня больше ничего нет, кроме этой игрушки, ничего и никого! Она заплакала тихонько, маленькими слезами. Крошечные два-три всхлипа, больше не надо. Щелчок двери, совсем не страшный.
– Ты еще не оделась! – хрипловатый, чуть приглушенный отцовский возглас.
Мысли разлетелись как воробьи – она забыла, забыла, что стоит с голыми ногами, без теплой юбки. Мгновение назад ей было так тепло, так хорошо, она ничего не чувствовала, и вот опять – холод, мурашки, бегущие по ногам к спине и дальше – к шее. Если она не найдет одежду, отец по-настоящему может разозлиться и вечером, потом, сидя за уютным столом с зажженными свечами, специальным предательским голосом расскажет маме... Его простые слова, хрустящие, словно плесневелый старый сухарь, поплывут над столом, вызывая нежную улыбку матери, и она (в этот момент Натали казалось, что у мамы увеличиваются губы) неожиданно что-нибудь скажет. О да! Мама скажет, предложит как-нибудь наказать, разобраться что к чему и наказать с толком, мама умеет...
«Я не нашла юбку! Не нашла!»
Натали внезапно остановилась, уставившись вникуда. Может быть, стать сумасшедшей? Она знала, вернее, видела в фильме, что детей, ведущих себя ненормально и странно, могут забрать в психушку, и там можно будет сидеть с другими детьми, раскачиваться, что-нибудь напевать себе под нос и так проводить целые дни. Никто тебя не трогает, не мучает, нет постоянного страха. А Натали так хотела, иногда до безумия, чтобы родители не трогали ее, пусть будет одиночество, она вытерпит его, она вытерпит все: и плохую еду, и молчащих детей, и сможет прожить без игрушек. Но мишка! Ведь они могут не разрешить взять его с собой! Мама обязательно заберет его, если узнает, что он дорог Натали, как он дорог…
«Не отдаст!»
Ей не хотелось так жить: без единственного друга, в полном одиночестве и отчаянии, как будто все во тьме, в черно-белом цвете. Казалось, комната поблекла и начала расплываться, постепенно наполняясь неизвестно откуда взявшимися клубами пыли. Как здесь душно, почему она раньше этого не заметила? Натали верила, что если она случайно не сдержится и неосторожно покажет окружающим свои яркие чувства, то мир сразу же померкнет, начнет видоизменяться, превращаясь в темное страшное пространство. Это будет иной мир, населенный теми же людьми, родными и знакомыми, только они будут наполнены злобой и жестокостью.
«Вот опять началось!»
Натали содрогнулась от ужаса – она и не заметила, как комната превратилась в то самое темное и страшное место.
«Это очень, очень плохо!»
Она съежилась и притихла, стараясь выдыхать как можно меньше воздуха. На какой-то момент ей даже показалось, что окружающее пространство не видит ее, но, как облако пара в холодную погоду, вокруг Натали скапливались испарения чувств, переживаний и страха, которые выдавали ее. Это было все равно что кричать: «Посмотрите, вот он, лакомый кусочек теплого беззащитного существа! Ищите, ищите его по теплу, которое исходит из его тела, кто первым найдет его?» Стук-стук-стук-стук – шаги матери, привычно страшно. Идет ругать. Это первая волна, иногда ее удавалось выдержать почти безболезненно. Так, ближе, еще ближе, уже у самой двери, щелчок, как всегда неожиданный, слегка сжимается сердце, – мать не слишком сердится.
– Собирайся быстрее, иначе опоздаешь в школу! С сегодняшнего дня вместо вечерних игр со своим медведем ты начинаешь прибираться у себя в комнате, и если еще раз я увижу, что ты оставляешь носки на полу, будешь сама их стирать! И еще: наклоняйся над раковиной, когда чистишь зубы, мне каждый раз приходиться мыть зеркало после тебя. Ты совсем не ценишь мой труд! Попробуй как-нибудь сама приготовить себе еду, постирать белье, погладить его!
И вдруг мама устало и даже нежно добавила: «Пойми, детка, ты должна научиться ценить чужой труд», – она внимательно посмотрела на разрезанную лапу мишки, – «И ценить свои вещи».
Натали показалось, что последней фразой мама вынула какой-то орган у нее из тела.
«Она уже знает».
Эта пронзительная мысль ледяным осколком впилась Натали в грудь и процарапала все внутренности до низа живота. Можно было подумать, что девочка, одиноко стоящая посреди неприбранной комнаты, в смущении осматривает кончики пальцев на ногах. Но уже в следующее мгновение она со стоном прикусила губу, стараясь не дать выйти изо рта дыханию. Вдруг какая-то неведомая сила тряхнула ее тело, и Натали сухо и отрывисто зарыдала.
«Все кончено, проклятые слезы, проклятые глаза!»
- Ну что ты, милая, что ты! - мать попыталась обнять Натали, осторожным движением вынимая медведя из рук дочки. И с удивлением заметила, как та, перестав рыдать, мертвой хваткой вцепилась в игрушку и, насупившись, смотрит на нее с яростью и отчаянием.
«Ничего нет, ничего нет, не отдам!»
В голове Натали настойчиво звучала эта фраза, как единственное спасение от страшной беды, которая вот-вот наступит. И она наступила! Жестокое и страшное существо, которое жило в складках лица матери, проявилось, словно почувствовало наиболее благоприятный момент для своей разрушительной силы.
- Я тут переживаю, думаю, что ты раскаиваешься, а ты мне решила спектакль устроить?!
Неожиданно демон исчез, будто бы надел на себя маску – привычное, со знакомыми острыми и опасными чертами, лицо матери.
Натали знала, на какую маску и как нужно реагировать, чтобы уменьшить риск – где нужно заплакать, где виновато понурить голову, а где и вовсе сесть на пол и беззащитно сжаться. Мама последнего очень не любила, и неоднократно после этих сцен в разговорах с отцом упоминала неприятную и какую-то мрачную фразу : пора отвести ее к матушке. Вот и сейчас страшно-неприятный стук материнских туфель об пол вызывал жуткое, тошнотворное ощущение этой опасной фразы.
- Я заберу у тебя твои любимые игрушки, если ты не будешь прибираться в комнате. Приберешься - играешь, не приберешься - будешь наказана!
«Теперь я точно в аду!»
Ясная до остроты мысль коснулась разума Натали. С каким-то страшным смирением, обреченно согласилась она с тем, что теперь придётся жить в вечном страхе. Матери как всегда удалось вытащить из головы Натали на поверхность ту мысль, которая была наиболее ужасна.
В любой момент, в любой день и в любой час она могла лишиться единственного и самого дорогого в жизни!
- Папа ждет тебя в машине, чтобы через пять минут ты была одета и с портфелем в руках!
Уже подходя к двери, мать добавила:
- Кстати, юбку свою ищи в коридоре, там, где ее и бросила вчера!
В том, что юбка специально спрятана в коридоре, Натали была полностью уверена и даже знала, для чего это было сделано! Она потратит на ее поиски все отпущенное ей время и так и не найдёт, а потом придет рассерженная мама, достанет юбку из какого-нибудь незаметного угла, - она уже проделывала такое несколько раз, - и тут мать... Дальше мысли у Натали теряли ясность и путались.
На вялых от тяжёлого предчувствия ногах, осторожно и недоверчиво осматриваясь по сторонам, она прошла в коридор и сильно удивилась: юбка была бережно сложена и лежала на тумбе!
«Значит, так и задумано».
Неведомые темные силы играли по своим жестоким правилам: издевательства над Натали должны быть настолько утонченными и изощренными, чтобы окружающие ничего не замечали, а если и заметят, то для их оправдания всегда найдутся естественные причины. А главное – они должны быть неожиданными и разнообразными, чтобы Натали ни в коем случае к ним не привыкла! Она и не привыкала. Она часто забывала о самых простых вещах – например, что одежда должна быть обязательно сложена на стуле, или что надо положить тетрадку в портфель, когда сделала уроки, - и каждый раз бывала жестоко наказана. Непременно всплывало что-то новое, к чему она совсем не была готова.
В тот момент, когда Натали увидела свою юбку, она вдруг услышала чудесную небесную музыку, словно тихий тонкий голосок тихонько пел невыразимо прекрасную песню. Ей стало хорошо и спокойно, и даже подумалось, что она живет в этом мире не зря. Хотелось, чтобы эта песня звучала вечно, но Натали усилием воли оборвала музыку, и еще одна тонкая струна исчезла из ее души, как будто умерла какая-то часть неведомого никому, даже ей самой, чувства. Натали рассуждала так: «Если я что-то убила в себе прекрасное, это значит, что я себе сильно навредила и, может быть, злые силы, эти ужасные жизневысасывающие черви, хоть ненадолго оставят меня в покое. Ведь я частично выполнила их работу и сделала эта сама, что для человека значительно хуже! Ну ведь хуже, когда сама?..»
Краем своего сознания эта маленькая девочка догадывалась о страшной правде: те струнки в своей душе, которые она так неумолимо обрывает силой воли, неизменно приведут ее туда, где она может ослепнуть, замерзнуть – или случится еще что пострашнее.
«Но что мне было делать?»
Эта мысль вызвала слезы, которые, однако, задержались где-то в груди, не дойдя даже до горла. Привычка.
«Ой, я совсем потеряла счет времени».
Натали испуганно прислушалась, посмотрела в конец коридора - не двигаются ли оттуда тени или пронзительный, словно миллион иголок, поток воздуха. Схватила юбку, смяла ее в комок и бросилась в свою комнату. Но время уже было потеряно. Натали суетливо засунула учебники и тетради в портфель, опасливо оглядываясь по сторонам, положила медведя, на самое дно, бережно прикрыв бумажным пакетом, в нем лежала булочка со сливочным кремом, которую в последнее время давала ей в школу мать. Одевшись и спустившись по лестнице на первый этаж, она вдруг приостановилась: как-то все не так, все слишком уж хорошо, где же месть и привычные издевательства? Взявшись за ручку двери, ведущей из подъезда на улицу, Натали решила спокойно с достоинством принять все, что принесет этот день. Возможно, плохое начнется только в школе, а до этого можно немножко пожить, свободно подышать, а папа не в счет, он ведет машину, в этот момент он не опасен.
Дверь, ступеньки, перила, дверца машины предательски захлопывается слишком громко, как будто кашляет, - папа поморщился, но промолчал.
«К добру это или нет, не знаю».
Эти моменты были одни из самых любимых. Можно было прислонить голову к стеклу и в полудреме отдаться теплому и светлому потоку беззаботности. По ощущениям это походило на то, будто бы Натали выкапывает из земли давно забытые сокровища - достает сундучок, отряхивает его, раскрывает, примеряет на себя всякие драгоценности: колье, серьги, медальоны…
Ее сознание знало путь в параллельное измерение, и самым быстрым способом туда попасть было выпадение из этого мира, иногда даже буквальное. Вот и сейчас она специально не пристегнулась ремнем безопасности, а лишь сделала вид, незаметно придерживая его на груди. Неожиданно она увидела, как блестящая машина цвета металлик резко вырулила из противоположного ряда и грациозно, как пантера, кинулась в их сторону. Удар...
«...мамочки...»
Чудовищная сила приподняла Натали в воздух. Она почувствовала, как ее тело, вылетая с заднего сиденья машины, со страшной силой влипает в переднее стекло, кости хрустят, мышцы лопаются, стекло оказывает такое сильное сопротивление, что даже самая крепкая (это рассказал ей отец) кость в человеческом организме - череп - трещит под неимоверным давлением… Натали внутренним взором увидела, как мозг внутри черепа вот-вот выдавится, словно паста из тюбика при резком нажатии, но тут стекло сдалось и выпустило ее наружу.
ГЛАВА ВТОРАЯ: ХИМЕРА
Ибо я не надеюсь
Ибо я не надеюсь вернуться
Дарованьем и жаром чужим не согреюсь
И к высотам стремлюсь не стремиться в бессилье
Томас Стэрнз Элиот.
«Вот это да! Как же это здорово!»
Натали простодушно радовалась. Место, в котором она оказалась, было завораживающе восхитительно. Девочку окружали стройные деревья, похожие на невысокие баобабы, на тупой макушке каждого чуть в сторону и вверх росли крупные ветки, образуя что-то вроде гнезда. А от веток шли почти незаметные полосы – тонкие прямые трещинки, делящие дерево на несколько идеально ровных частей. И вода! Вода! Ноги по щиколотку погрузились в кристально чистую жидкость, через которую была видна земля и зелено-розовые водоросли.
Натали спешно сбросила туфли и, держась за приятно гладкий ствол, сдернула носки. Дерево пульсировало изнутри! Оно дышало. Как будто девочка дотронулась рукой не до ствола, а до живота спящего младенца или животного. Она прикоснулась к нему второй рукой и почувствовала внутри, под корой, нарастающее бульканье. Натали приложила к дереву ухо и, закрыв глаза, прислушалась. Там, внутри, творилось невероятное – одновременно со вдохом и выдохом, переливаясь, бурлили соки и казалось, что маленькие камушки стучат о внутреннюю поверхность ствола. Дерево задрожало, и трещина под ладонью шевельнулась.
- Что ты делаешь! Оно сейчас раскроется!
Дернувшись, Натали открыла глаза. Рядом стоял мальчик примерно одного с ней возраста, красивый и загорелый, с гладкой кожей. Лицо его было напряженным, а ноги в штанах-панталонах стояли в боевой позиции. Еще на нем была немного просторная рубаха-косоворотка, а с плеча свисала маленькая расшитая узорами тряпочная сумочка. Он подбежал к ней и, обхватив, увлёк вниз. Они плюхнулись в воду, а над их головами начало происходить чудо. Части дерева ровно по швам-трещинам резко раскрылись, словно лепестки гигантского цветка. Внутри оказалась серебристая с прозрачными прожилками сердцевина, из которой с мокрым шлепающим звуком стали вылетать и падать вокруг блестящие насекомые. Одно приземлилось рядом с её ногой и с шипением погрузилось в воду. Оказалось, это были вовсе не насекомые, а небольшие прозрачные кристаллы. Несколько попало на плечо и щеку Натали – они были скользкими и совершенно не горячими, просто тёплыми. Удивительно, что они шипели, погружаясь в воду.
Наконец мальчик отпустил ее из своих объятий и, поднявшись, стал ловить кристаллы на лету, складывая их в свою наплечную сумочку.
- Ну вставай же, чудная, помоги мне поймать Мнемиков, а то из-за тебя я вернусь домой с пустой сумой.
Встав на ноги, Натали поняла, что промокла до нитки, и даже ее красивые светлые волосы сбились в спутанную паклю. Но это её ничуть не волновало, радости и ощущения счастья ничуть не убавилось.
- Да не стой же ты столбом, - парень коротко рассмеялся, бросив на нее тёплый взгляд. – Может, ты сумасшедшая? Или шаманка, и твой дух еще не вернулся... - он покрутил пальцем у виска, показывая, куда должен, по его мнению, вернуться дух.
- Не, с головой у меня все в порядке, только мокрая, мне бы высохнуть теперь где-нибудь и переодеться.
Продолжая ловко ловить кристаллы, вылетающие из дерева, мальчик спросил:
- А зовут тебя как, сумасшедшая?
- Нат... Наташ... Натали, - не сразу решив, как представиться, произнесла она.
- Слишком длинное имя для такой маленькой девочки. Может лучше – Сумасшедшая Нат?
- Да говорю же тебе, я не сумасшедшая, я из другого мира!
Схватив кристалл, который её новый знакомый назвал Мнемиком, Натали шагнула и протянула ему добычу, но тот отшатнулся так, что выронил пару кристаллов, и они с шипением погрузились в воду.
- Ноги! Твои ноги! Что с ними?
Приподняв над водой сначала одну ногу, потом другую, и бегло на них посмотрев, Натали неуверенно проговорила:
- Вроде все в порядке...
- Они без корней!
Мальчик поднял ногу, и теперь настал черёд Натали ужаснуться. Она оледенела от накатившего страха: стопы её нового знакомого были сплошь покрыты короткими корешками разной толщины, совсем как у растений. Впрочем, приступ страха быстро превратился в неудержимое любопытство:
- Ты дерево или человек?
- Я? Человек. Меня зовут Фъер. А ты кто такая? Ах, из другого мира, точно.
Мальчик подошел к Натали и, указывая пальцем на её ноги, робко спросил:
- Можно потрогать?
Она кивнула головой. Фъер наклонился, одной рукой придерживая сумку, а указательным пальцем другой провел по стопе, которую Натали храбро выставила вперед. Заметив, что его необычная знакомая морщится, Фъер резко убрал руку.
- Тебе больно?
- Да нет, просто щекотно. А твои корни можно потрогать или они сломаются?
- Сломаются? Нет, ломать их не надо. Только дотронься и всё. Ты ведь не монстр в теле девочки, правда? Не укусишь меня? Вообще-то я самый сильный в семье.
После того как Натали потрогала корни Фъера и, вопреки его опасениям, не сломала их, напряжение между детьми поубавилось. Девочка разрешила Фъеру внимательно рассмотреть своё лицо, и никто не набросился друг на друга кровожадным хищником, и даже наоборот – Фъер с восхищением сказал: «Какие у тебя красивые глаза!» Зародившееся доверие быстро перерастало в симпатию.
Мальчик принялся уговаривать Натали пойти в их деревню к человеку, который обязательно должен увидеть необычную и очень красивую странницу из другого мира, на слове «красивую» он сделал особенный акцент, и тёплые нотки в его голосе заставили сердце Натали трепетно сжаться в каком-то томительном предчувствии прекрасного. И они, взявшись за руки, пошли.
Вскоре они пришли в небольшое поселение, застроенное двухэтажными домами на сваях. На улице веселились маленькие дети, они играли. Высокий мальчик поворачивался ко всем спиной и бросал тряпичную куклу, остальные с радостными криками наперегонки старались ее поймать, удивительно было, что в этой толпе смеющихся детей никто никого ни разу не толкнул. Несколько прогуливающихся молодых людей с удивлением посмотрели на новую девочку. Фъер отпустил руку Натали и указал на домик, под навесом которого, словно парочка старичков-лесовичков, стояли два пустых кресла-качалки.
- Нам туда. Не волнуйся, я буду рядом.
- Я не боюсь, мне здесь очень хорошо. И спасибо что ты мне помогаешь.
- Если ты у нас задержишься, то я тебе всё здесь покажу и со всеми познакомлю. У меня есть сестра, я думаю, вы подружитесь. Сейчас она с мамой ушла собирать Мнемиков.