Скажу сразу – я не оборотень. В принципе, я их и не видел-то ни разу – в смысле, настоящих, природных, которые сходят с ума в полнолуние и кусают кого ни попадя. В нашей стране вообще кусаться без предварительной договоренности с укушенным не позволяется, а нарушителей ловят и изолируют, чтоб неповадно было. Проблема в том, что из-за этих, кусачих, проблемы потом появляются у всех остальных. Например, вот этот бар – одна большая проблема. Да, я не оборотень, и даже не волк. Но в стае состоять приходится. Все городские перевертыши обязаны хотя бы раз в месяц явиться к Олегу, отметиться. Он – вожак, ныне бармен, в прошлом – спецназовец, и шрамы на широкой, квадратной физиономии складываются в такие характерные полосы, что с первого взгляда ясно, кто есть кто. А для тех, кому неясно, на вывеске снаружи написано большими буквами – «Берлога тигра». Задавать дурацкие вопросы типа «А спят ли тигры в берлогах?» – я не советую. Во всяком случае, задавать их напрямую Олегу. Вообще, среди нас много таких, чья вторая ипостась буквально написана на лице. Вот, например, Света – тонкая, изящная, длинноногая, с большими темными глазами. Превращается в газель. Живет, как ни странно, с Олегом, и, насколько мне известно, обоих все устраивает. Или Лис. Настоящего имени его я не знаю, да и его самого с удовольствием не знал бы тоже. Наглая рыжая морда – это еще мягко сказано. Волосы собирает в длинный хвост, руки – в татуировках с лисицами, в ухе – серьга с клыком. Является в бар едва ли не каждый вечер с компанией приятелей, пьют, ржут, как идиоты, до всех доматываются. Кто-то говорил, что после бара Лис догоняется чем-то посерьезнее, и я даже готов поверить – вид у него порой совершенно наркоманский. Но у Олега строго, ничего крепче пива в баре нет. Есть, правда, и такие перевертыши, чью ипостась не угадаешь ни за что, а узнав – не поверишь. Алечка, к примеру. Пухленькая, маленькая веселушка-хохотушка, всем улыбается, со всеми шутит, кокетничает напропалую и даже Олега зовет Барсиком. Глянешь и думаешь – ну, пандочка, кошечка, хомячок… А вот шиш – королевская кобра. Любимое Алечкино развлечение – пугать новичков. Вот так сидит девушка за столиком, строит глазки, восторженно ахает, смеется всем твоим шуткам, наклоняется ближе, взгляд собеседника волей-неволей соскальзывает с лица в декольте… И вдруг – р-р-р-раз! – и на столе змея, пасть клыкастую распахивает, шипит, капюшон раздувает. Пару раз впечатленные юноши аж со стульев падали. Я, кстати, не упал. Просто шарахнулся и сломал стул. Ну а что – рост сто девяносто пять, вес под центнер. Меня пугать – себе дороже. Увы, мою вторую ипостась тоже с первого раза угадать нельзя. Здравствуйте, меня зовут Виктор, и я – ёжик. Блин. Всего нас в городе человек сто пятьдесят. Именно человек – официально мы считаемся магами-перевертышами, и, в отличие от тех же оборотней, у которых, по слухам, все как-то само происходит, нам приходится всему учиться с нуля. В принципе, развивать свои способности никто тебя не заставлять не будет, хочешь – учись на юриста и работай всю жизнь помощником адвоката. Просто в один прекрасный день в безлюдном переулке подходит здоровый мужик, молча превращается в тигра, потом – обратно, смотрит на твою ошалевшую физиономию и спрашивает: «Хочешь так же?..» А тебе двадцать, ты читаешь фэнтези, и письмо из Хогвартса, конечно, уже не ждешь, но на Ночной дозор все еще тайком надеешься. Разве можно тут отказаться? Вот только заранее угадать свою вторую ипостась мало кому удается. А спустя три года занятий внезапно оказывается, что твой учитель под «так же» имел в виду процесс, а не результат. И быть тебе, приятель, не гордым хищником, а мелким колючим недоразумением. Впрочем, ладно, жаловаться-то особо не на что. В конце концов, о моей ёжиковости знает не так уж много человек, да и с теми можно не общаться. Вернее, можно было бы – если б Олег не припахал помогать ему с отчетностью. Сказал: «Ты ж юрист? Вот и займись». Вот и занимаюсь. И в бар приходится являться два-три раза в неделю, а последние десять дней и вовсе торчу тут безвылазно – Олег свалил в отпуск и бросил на меня все бумаги. Хорошо хоть пиво наливать не запряг… Пиво наливает Алечка. Она, правда, нынче не в духе, почти не улыбается, не шутит. Жаль, я не умею развлекать девушек. И вроде чувство юмора есть, а вот применять его по назначению, глядя в глаза красивой девушке, не умею, глупости только горожу. Ладно уж, посижу молча в своем уголке, никого не трогая, может, за умного сойду. Чаю выпью, почту проверю… За окном темнеет, обычные люди собираются по домам, необычные – стягиваются на огонек. Лис с компанией, сладкая парочка Таня с Ваней, вечно мрачный Ворон – лето на дворе, а он, как всегда, в черном пальто и все пуговицы застегнуты. Всего человек двадцать – Олег, правда, велел в двенадцать всех разгонять, но еще только половина одиннадцатого. Да и когда еще веселиться, как не в пятницу вечером? Танцы, музыка, игры – отличная возможность побеситься с себе подобными. Мне, правда, веселиться неохота. И не мне одному. Алечка все мрачнеет и мрачнеет, танцевать не идет, разговаривать ни с кем не хочет. Но пока я размышляю, как повежливее поинтересоваться, не случилось ли чего, наша змейка неожиданно стаскивает фирменный фартук с оскаленной тигриной мордой и идет ко мне. Встает перед столиком, кусает нижнюю губу, думает. Решается. – Держи, – говорит. Протягивает сложенный вчетверо листок. Разворачиваю – заявление. На имя Олега, как полагается, число, подпись. А в заявлении русским по белому безукоризненно-ровным почерком сообщается, что маг-перевертыш Александра С. сменила вторую ипостась и превращается теперь… В ужа. В обычного зеленого ужа. После кобры-то. М-да, теперь ясно, что у нее с настроением. – Я сюда больше ходить не буду, – решительно сообщает Алечка, пока я хлопаю глазами и пытаюсь подобрать слова. – И смотри, Ёжик, никому. Понял? Разболтаешь – прибью. Я не успеваю даже кивнуть. Вот такой я сегодня тормоз, привык, что у Олега все под контролем и в полном порядке. Расслабился, дубина. – А что у нас тут такое? – развязным тоном интересуется неслышно подобравшийся Лис, выхватывая листок из моей руки. – Ух ты. Ух ты-ы-ы-ы… Он оборачивается, смотрит на Алечку – и я по глазам понимаю, что сейчас будет. Дразнила, насмешничала, и со стула упал в свое время именно Лис, и ржали все, даже Олег. А еще я понимаю, что в баре кроме нас троих и Лисовой компании остались человек пять-шесть, и музыка грохочет так, что Лиса никому не слышно. А если б и было слышно, его это не остановит. – Ну что, киска, – вкрадчиво произносит Лис, – прогуляемся? – Пошел ты, – негромко, но зло говорит Алечка. И добавляет, куда именно, чтоб не ошибся с направлением. – И туда тоже можно, – мурлычет Лис, делая попытку обнять Алечку за талию. Та уворачивается и неожиданно залепляет Лису пощечину. Неумело и несильно, но на пальчике – массивный перстень с драконом, и парень отшатывается, трет поцарапанную щеку. – Бесишь, киска, – произносит он, как-то даже не зло, скорее укоризненно. – Я ж к тебе по-хорошему. Или, ты что думаешь, за тебя кто заступится? Типа этот, что ли? – он небрежно кивает в мою сторону. Алечка тоже смотрит на меня. И я осознаю, – вечер прозрений, блин, – что если не встану сейчас, то потом останется только одно. Пойти и утопиться со стыда. Встаю. – Отстань от девчонки, – говорю. – И вообще, валите уже отсюда, бар закрывается. Лис так удивляется, что даже оборачивается. Смотрит на меня – я выше, и все равно ему удается смотреть сверху вниз, с этаким презрительным удивлением. – Ёжик, – говорит, – ну че ты нарываешься? Ну огребешь же. А девочка сама знает, что за слова свои нужно отвечать, правда же, киска? Алечка поджимает губы и молчит. Ужик – не кобра, да. А ёжик – ни разу не тигр, и беда в том, что все это знают. – Валите, – повторяю я, выходя из-за стола. Ох, как же я не люблю все эти разборки. Не зря я, наверное, ёжик. Мне б свернуться клубочком, и пусть враги задолбаются разворачивать колючий шарик, плюнут и уйдут. Проблема в том, что сам я, может, и свернусь, я-то им ни за чем не сдался. А вот Алечка… – Ёжик, не дури, – ласково-ласково говорит Лис и кладет мне на плечо ладонь. Вернее, пытается – я перехватываю руку. – Я ж и сломать могу, – говорю тихо, но, надеюсь, убедительно. Ну же, Лис, ты ж не совсем идиот… Встречаюсь с оппонентом глазами – и понимаю, что фиг там. Не просто идиот, а чего-то накурившийся. Зрачки расширены, взгляд бешеный и улыбочка как у Чеширского кота. – Не сломаешь, братец, – говорит. – Тебя большой босс заругает. Дядя Олег не разрешает драться. И вообще, ты ж юрист, ты ж сам понимаешь, что со сломанной рукой я иду в травмпункт, оттуда – в полицию… так ведь, Ёжик? Так. Именно что так. Олег запретил разборки между своими – и втягивать в оные обычных людей запретил еще строже. Но соблюдать все эти правила придется мне, а никак не Лису. Чхать он хотел на правила. Кроме, пожалуй, одного. Я отпускаю его руку. Дожидаюсь, пока улыбка станет шире в полтора раза. Улыбаюсь тоже. – Тогда, – говорю, – я тебя вызову. Официально. Лис округляет глаза, смотрит секунды полторы. А потом начинает хохотать. Единственный более-менее силовой способ разрешения проблем, который нам позволен, – это поединок во второй ипостаси. Удобно – в том смысле, что после превращения все полученные травмы заживают, как будто и не было. Вроде и подрались, а вот в полицию идти уже не с чем. Хотя, конечно, если сильно потрепали, даже с нашей ускоренной регенерацией придется несладко. Ёжик, конечно, зверь не боевой. Но, во-первых, не знаю, кто учил Лиса, а со мной Олег неплохо поработал – в обеих ипостасях. А во-вторых, закон сохранения массы на перевертышах работает плохо – но работает. Так что из рыжего выйдет обычная такая лисица, а вот на мне иголок хватит аж на шесть стандартных ежей. Так что повоюем. Алечка хватает меня за рукав, тянет назад и шипит в ухо: – Не связывайся с ним! Ох, как бы я хотел не связываться… А может, и нет. Лис ржет, его приятели хихикают, народ вокруг начинает соображать, что что-то происходит. А я чувствую, как сами собой сжимаются кулаки и где-то внутри пробуждаются дремучие инстинкты, под руководством которых еще мои древние предки миллион лет назад били морды оппонентам – за мамонта, за пещеру, за самку… – Вызов? – каркает Ворон. Он даже в человеческом обличье умудряется не говорить, а именно каркать – хрипло, отрывисто. Когда он успел оказаться рядом, я не заметил, да и Лис тоже. Рыжий оглядывается, хмыкает, косится на меня. Кто-то приглушает музыку, Алечка вцепляется в меня крепче. Официальный бой по правилам хорош еще и тем, что за ним обязательно наблюдает кто-то из старших. А его результаты обжалованию не подлежат, кто победил – тот и прав, и тему эту больше не поднимают. Так что если я все-таки надеру рыжему хвост, то к Алечке он больше не подойдет. Иначе огребет уже всерьез и не от меня. Тот же Ворон так зачарует – мать родную забудешь, не то что к девчонкам приставать. Лис улыбается, поднимает руки и делает шаг назад: – Ёжик, ты чего себе в чай заварил, а? Я тоже хочу такую траву, чтоб прямо из ёжиков – в боевые дикобразы. – Вокруг смеются, и рыжий, оглянувшись на аудиторию, весело продолжает: – Расслабься, не буду я с тобой драться, да еще за эту дуру. У меня вообще лапки. Он изображает полупоклон, не переставая издевательски ухмыляться. Типа – это не он псих, это я на людей бросаюсь ни с того ни с сего. Народ вокруг расслабляется, начинает шутить на тему нервов и долгого рабочего дня, и я тоже улыбаюсь. Во всяком случае, пытаюсь. Не очень-то мне верится, что этот тип просто так отступится. Народ расходится быстро, но я успеваю поймать Алечку за руку: – Не ходи одна. Я провожу. – Больно надо, – огрызается она, но не уходит. Она явно нервничает, и мои собственные нервы отчего-то успокаиваются. Наверное, это тоже заложено где-то на уровне инстинктов – если рядом с тобой слабая женщина, которую нужно защитить, приходится срочно становиться бесстрашным рыцарем. А ну, где там мои доспехи, конь и знамя с саблезубым боевым дикобразом?.. Кстати о коне. По-хорошему, стоит вызвать такси – чтобы прямо от бара и до дома, но… – Ты же проводить хотел? – неожиданно щурится Алечка. – Вот и провожай, герой. Или боишься? Я смотрю в ее глаза, зеленые до невозможности, – и ведь не бывает у обычных людей таких глаз. Смотрю, как кривятся в насмешливой улыбке полные губки. И думаю, что такие улыбки и такие взгляды надо законодательно запрещать как оружие массового поражения. Я даже законопроект готов составить, но… когда-нибудь потом. Потому что когда она так на меня смотрит, я готов пойти хоть на край света. И плевать на Лиса. В современных городах даже ночью жизнь не уходит с улиц. Мы идем по проспекту, горят фонари, мерцают вывески, мигает подсветка на домах и фонтанах. Навстречу иногда попадаются прохожие – веселые компании, влюбленные парочки. Алечкины каблучки звонко цокают по асфальту, она о чем-то оживленно рассказывает, а я слышу хорошо если половину слов, а понимаю и того меньше. Потому что она снова улыбается, и встряхивает головой, убирая непослушную прядь с глаз, и от запаха цветущих лип перехватывает дыхание – а может, и не от лип… Я предлагаю Алечке руку, чтобы помочь перебраться через лужу. Ее ладонь тонет в моей, и она не спешит убирать руку, смотрит на меня из-под челки, загадочно улыбается, и дальше мы идем вот так, взявшись за руки, и я тоже что-то рассказываю и смеюсь, черт, с пятого класса не чувствовал себя таким счастливым идиотом… Реальность возвращается внезапно, словно ведро воды на голову. – Какие люди! – насмешливо протягивает Лис, выходя под свет фонаря. Алечка вцепляется в мою ладонь, я оглядываюсь, словно только что проснулся. Мы в темном переулке между домами, под единственным на всю округу фонарем. Сзади – темный двор, окруженный спящими пятиэтажками, впереди – пустырь. Освещенный проспект остался далеко позади, ближайший пост полиции – и того дальше. Отличное место для засады, молодец, Лис. А я – придурок. Не потому он отказался от поединка, что не хочет разборок или передумал насчет Алечки. Просто хитрые рыжие бестии предпочитают играть по своим правилам – и без лишних свидетелей. Лисовы приятели тоже подходят ближе, встают на границе света и тени. Волк, барсук, пара хорьков – хотя какая разница, превращаться никто не будет. У них, как справедливо заметил Лис, лапки – а с ножами и кастетами куда лучше управляться человеческими пальцами. Один на один я, пожалуй, справился бы с любым, но против пятерых – без шансов. – Ёжик, – укоризненно говорит Лис. – Ну вот куда ты полез, а? Перед девкой выпендриться хотел? Было б перед кем… Или ты думал, тебе что обломится от нее? Компания ржет. Алечкина ладонь дрожит, я слышу ее дыхание – прерывистое, быстрое. Вот теперь ей страшно по-настоящему, а мне… Мне уже нет. Мышцы напряжены, чувства обострены до предела. Думай, голова, думай, шапку куплю… если жив останусь. Ужика в траве ночью не поймают, главное – дать ей время отскочить дальше и обернуться. Отвлечь их так, чтоб и не думали за ней гнаться, а в идеале – чтоб и не могли физически. Лис расхаживает взад и вперед, что-то говорит – любит он поболтать, трепло рыжее. Я не слушаю, только слежу – внимательно, как кошка за мышью, – и осторожно отцепляю от себя Алечкины пальцы. Ритм ее дыхания меняется, сообразила, собралась, умная девочка. Ну давай, еще один шаг, лисеночек… Пора. Резко подаюсь вперед, хватаю Лиса за руку – не ожидал, приятель? Рыжий теряет равновесие, я ловлю его изумленный взгляд – и тут же швыряю его вперед, на ближайшего из компании. – Беги! Алечка проносится мимо меня, один из парней пытается ее схватить, но получает от меня в челюсть. – Быстрее! Стук каблуков мечется между домами испуганным эхом, потом обрывается – догадалась обернуться, умница. Лис матерится, поднимается на ноги, смотрит на меня – и я понимаю, что убивать меня будут долго и больно. Потому что с такими глазами дерутся только насмерть. Все происходит очень быстро. Этому – локтем в лицо, этому – в живот коленом, пригнуться, увернуться. Этому кулаком в нос, под пальцами хрустит – может, как раз сами пальцы. Но – пятеро на одного, плечо обжигает болью, рука не хочет слушаться, тут же пропускаю удар в висок, в голове звенит, соображать сложно, и в следующий миг меня сбивают с ног, чей-то ботинок врезается в ребра… Осознаю себя лежащим на земле мордой вниз. Под щекой – шершавый асфальт, на спине – чья-то нога, дышать больно, рука если и не отвалилась, то явно собираются. Но живой. Не знаю уж, радоваться этому или наоборот. Кто-то хватает за волосы, тянет вверх, запрокидывая голову, и я, проморгавшись, различаю перед собой Лиса с залитым кровью лицом. Ага, так вот чей это был нос… – Хотел поединок по правилам? – шипит рыжий, ладонью утирая кровь. Пальцы оставляют на щеках полосы. – Ну давай, Ёжик, превращайся. Посмотрим, на что ты способен. Нога со спины исчезает, и меня поднимают на ноги. Черт, больно-то как… Пара ребер точно сломана, правой рукой даже пошевелить не могу, весь рукав в крови. Мутит, голова кружится, если б не держали, упал бы обратно – но держат, за обе руки. Лис стоит передо мной, скалится, аж мороз по коже от его ухмылки. – Превращайся, – повторяет он, и я наконец понимаю, чего он хочет. Если убить перевертыша в звериной ипостаси, он не превратится обратно. С моим трупом им придется долго возиться, а вот дохлого ёжика можно бросить в канализацию – никто и внимания не обратит. Ну нет уж. Помирать – так человеком. Выпрямляюсь, насколько могу, кое-как изображаю улыбку: – Да пошел ты. От удара в живот сгибаюсь пополам, насколько позволяют держащие меня руки. Во рту привкус крови пополам с желчью, от боли темнеет в глазах, вздохнуть получается не сразу. – Превращайся, – шепчет Лис в самое ухо. Сил хватает только на то, чтобы молча помотать головой. Следующий удар приходится в скулу, голова безвольно откидывается назад, и я уже почти перестаю соображать, когда слышу на границе сознания испуганный женский крик: – Вик! В первый миг я радуюсь – надо же, она помнит мое имя. Во второй резко прихожу в себя, пытаюсь поднять голову. Она что, не убежала? Она что, дура совсем?! Алечку подтаскивают ближе. Я ловлю ее взгляд, злой и испуганный одновременно, ну зачем, зачем она вернулась?! Дурацкий вопрос. Как же сложно иметь дело с порядочными людьми… – Отпусти его, – требует Алечка, указывая на меня. – Я… я пойду с тобой. – Отпусти-и-и-ить? – удивленно тянет Лис, обходя ее по кругу. Смотрит на меня, снова на нее. – Ну нет, киска. Я этого урода теперь никуда не отпущу. Но тебе я рад. Слышишь, Ёжик? Превращайся. Или мы ее прямо тут, при тебе… употребим. Вокруг смеются, Лис рвет Алечкину блузку, пуговицы разлетаются в стороны, у меня темнеет в глазах… Я скорее чувствую, чем вижу, как из-за облака появляется луна. Полная. Я правда никогда в жизни не видел природного оборотня. Отец погиб в горячей точке за месяц до моего рождения. Мама ничего мне не говорила – рассказал Олег, которого отец закрыл собой от пули. Так уж вышло. Моих природных способностей никогда не хватало на превращение, разве что в полнолуние я становлюсь более нервным и агрессивным – черта с два иначе я бы полез на Лиса. Но не зря говорят, что стресс и адреналин творят чудеса. По позвоночнику проходит дрожь. Кровь словно вскипает, по венам катится жидкий огонь – но мне не больно. Совсем. Меня скручивает, разворачивает, на загривке топорщится шерсть вперемешку с иглами, на руках прорастают шипы, ногти вытягиваются кривыми когтями. Я стряхиваю с себя чужие руки, легко и небрежно, словно не я только что висел безвольной куклой без сил и надежды выжить. Парней сносит в кусты – упс, извините, не рассчитал… Рубашка трещит на плечах, швы лопаются, ремень брюк больно впивается в тело, и я рву его одним движением, словно шелковую ленточку, даже подумать не успеваю. Во рту становится тесно от зубов, запахи щекочут горло, опять эта липа, и кровь, и страх, и… Алечка. Говорить я уже не могу, но рык тоже выходит весьма выразительным. Лис шарахается в сторону, в глазах – ужас, и я рычу снова, только ради удовольствия видеть, как перекашивает страхом эту самодовольную рожу. Кто-то сзади пытается ударить меня ножом, сшибаю его одним движением лапы. Лис пятится, я наступаю, на четырех лапах куда удобнее, чем на двух ногах, и когда рыжий разворачивается и пытается бежать, я настигаю его в два прыжка, прижимаю к земле. Когти рвут куртку, впиваются в кожу, и уже Лис воет от боли… Чья-то рука ложится мне на загривок, но прежде, чем я успеваю ее откусить, по спине проходит волна мороза. – Уймись, – хрипло велит знакомый голос, и столько в нем силы, что я невольно прижимаю уши. – Я с ним разберусь. С неохотой отпускаю Лиса. Демонстративно слизываю кровь с когтей – тьфу, дрянь какая. Ворон сдвигает брови, и я с недовольным ворчанием отхожу в сторону. Ладно уж, пусть разбирается сам, он старше, умнее, и вообще колдун… Оборачиваюсь, нахожу взглядом Алечку и иду к ней. Медленно, еще медленнее, лапы кажутся ужасно тяжелыми, в ушах звенит… Луна прячется за облако. Я падаю. От накатившей волны боли хочется орать в голос, но выходит только жалкий хрип. Чувство такое, словно меня выворачивают наизнанку – в буквальном смысле. Снова слышу Алечкино дыхание, чувствую, как прохладные пальцы касаются моего лица, и с коротким стоном прижимаюсь лбом к ее ладони. Как же меня отделали… Алечка гладит меня по голове и шепчет, чтобы я держался, потому что Ворон вызвал целителей, и все будет хорошо, и «не смей умирать, придурок, понял ты меня?!» Понял. Я вообще понятливый. Только иногда чушь несу… – Алька, – шепчу. Она наклоняется, пушистые пряди щекочут мне лицо, я кое-как разлепляю глаза и встречаюсь с ней взглядом. – Выходи за меня замуж, а? – Хочешь производить колючую проволоку? – нервно усмехается она. Я недоуменно хмурюсь, и Алечка поясняет: – Ученые скрестили ужа и ежа… Я фыркаю и тут же охаю, едва сдерживая рвущийся сквозь сломанные ребра смех. Больно же… – Я согласна, – шепчет Алечка. Я пытаюсь улыбаться разбитыми губами – и все-таки теряю сознание. *** Лиса вышвырнули из города в ту же ночь. Не знаю, что там с ним сделал Ворон, но нам было обещано, что больше ни он, ни его приятели нас не побеспокоят. Я неделю провалялся у целителей, а когда вернулся, с удивлением понял, что Ёжиком меня больше никто не называет, только по имени. Косятся с опасливым уважением. Как мне рассказали, превратился я не в волка, а в какую-то жуткую шипастую помесь непонятно чего непонятно с чем, и всем теперь ужасно интересно, смогу ли я так еще раз, и если да, то что со мной делать – вроде и не совсем оборотень, но уже и не обычный перевертыш. Олег вернулся на следующий день, выслушал новости, поворчал: мол, на неделю оставить нельзя, – и пообещал мне новую программу тренировок. Алечка продолжает приходить в бар и гордо носит на безымянном пальчике колечко, на котором обнимаются ужик и ёжик – знакомый мастер сделал на заказ. Шутить на эту тему никто не решается. #МистическиеИстории #19