Zдесь и Sейчас.

Отсутствие ацуцвия | Ирина Иванова
(Для одного хорошего человека)
— Ты не ацуцвие, — сообщает мальчик; поджимает губы, и в его глазах столько серьёзности, что Зэт даже не приходит в голову спорить. Да и что уж там — он знает, что он не ацуцвие...
Ацуцвие — это же отсутствие, да?..
— Ты чёрный, — мальчик касается его руки, которая вообще-то тёмно-серая, а не чёрная, но ему, наверное, плохо видно. — Ты чёрный, но не ацуцвие.
— Не ацуцвие, — кивает Зэт, не улавливая связи между отсутствием и чёрным цветом, но не станешь ведь спорить с ребёнком... — Я же вот, — для пущего эффекта он тыкает пальцем себе в грудь, — так что я точно не ацуцвие.
Они сидят на постели, устроившись у стены, и вокруг почти нет света, только маленький ночник горит над головой. По одеялу ползают забавные тени, точно бы ластятся к рукам; и если вспомнить, что это сон, то почему бы теням здесь не быть и к рукам не ластиться?..
Зэт не уверен до конца, чей это сон: его, мальчика или их обоих. Хотя он-то точно засыпал и во сне же сюда пришёл; но пришёл по своей воле или потому, что мальчику приснилось, как он пришёл, потому, что мальчик захотел его видеть? Или они оба захотели видеть друг друга — вот и встретились не пойми где, в полутёмной комнате с одной лишь кроватью, столом и... Наверное, в этом маленьком комоде лежит одежда; или там нет вообще ничего: это же сон, к чему настолько детальная проработанность?
Хотя из всех ли снов можно унести с собой клочок записки? Из всех ли снов можно его передать?..
Точно ли это сон?..
— Я Снофт, — говорит мальчик; вытаскивает из-под подушки чёрный блокнот и белый карандаш и старательно пишет на чистом листе: «Snoft».
«Хорошее имя, — невольно облизывается Зэт. — Очень-очень хорошее: извилистое щупальце, два поменьше, словно держатся за кого-то... Такое маленькое и чёрное, как и сам... Снофт».
— Вот! — Снофт с гордостью показывает блокнот. — А знаешь, что я ещё умею писать?
— Что? — послушно спрашивает Зэт.
— Ещё я умею писать ноль. Это такое колечко с пустотой внутри. — Придвинувшись ближе, Снофт шепчет почти в самое ухо, как величайший секрет: — На самом деле ноль — это просто пустота, потому что ноль — ацуцвие всего. Но чтобы было понятно, что писать, люди спрятали пустоту в колечко... О-коль-це-ва-ли её, вот.
— Какой ты умный! — с практически неподдельным восхищением восклицает Зэт. Конечно, широко улыбается: не улыбаться просто невозможно — и, приобняв, ерошит короткие волосы, такие же чёрные, как и весь Снофт. Разве что глаза у него ничуть не тёмные: не то просто светлые, не то... почти прозрачные.
Снофт прижимается так доверчиво, будто они знакомы не меньше ста дней, хотя видятся всего третий раз.
— А как тебя зовут? — спрашивает он; и суёт блокнот с карандашом: — Напишешь своё имя?
— Меня зовут Зэт, — улыбается Зэт и, взяв карандаш, пишет одним росчерком: «Z». — Вот.
— И всё? — Снофт удивлённо заглядывает в альбом, почти носом в «Z» утыкается, точно надеясь какие-нибудь мелкие спрятанные буквы разглядеть. — Такое короткое имя?
«Мои родители не старались выдумывать имя для ребёнка, который им не нужен, — грустно усмехается Зэт. — Лишь бы было, как записать в документах да подозвать к себе для раздачи подзатыльников».
Но вслух не говорит, только пожимает плечами с коротким смешком:
— Какое уж досталось. Зато тебе с именем точно повезло.
— Я сам его выбрал! — хвастается Снофт, в прямом смысле задирая нос. — Мне дали буквы, я ткнул в те, которые понравились, и так получилось имя.
Которые понравились... Он выбирал имя, уже будучи довольно взрослым? Погодите, но... Неужели он рос без родителей? Неужели они оставили яйца — или уже вылупившихся змеёнышей — в гнезде и улетели навсегда?
— Ты молодец, — почти машинально хвалит Зэт, снова гладя по голове. А Снофт вдруг обнимает его и руками, и щупальцами, прижимается крепко-крепко.
— Знаешь, чего я очень хочу? Я хочу найти маму.
«О звёзды...» — вздыхает Зэт. Его опасения подтвердились; ай, ну лучше бы не подтверждались, в самом-то деле... За что маленькому змеёнышу такое наказание, почему он растёт в приюте, а не дома, не у родителей?
Пальцы на левой руке отзываются тонким уколом боли: лучше у родителей, не правда ли, а, Зэт? Кто же, как не ты, знает, насколько хорошо жить вместе с родителями?..
Тряхнув головой, Зэт прогоняет мысли о прошлом. Это всё закончилось, осталось позади, он больше никогда не вернётся в то время и к тем людям; и, может, однажды наберётся смелости и попросит кого-нибудь помочь с неправильно сросшимися пальцами...
Кажется, рубашка намокает от слёз. Зэт шарит по карманам в поисках носового платка, готовясь утешать маленького Снофта, но Снофт шмыгает носом, отпускает и садится рядом.
— Но сейчас я очень хочу найти ацуцвие. Как ты думаешь, где он может быть?
Найти... отсутствие?
Зэт склоняет голову набок: это как? Как можно найти то, чего нет?
— Он такой маленький, — продолжает Снофт, разгибая пальцы, точно по памяти перечисляя то, что уже давно знает, — пушистый... Чёрный или белый.
«Да ты сам — почти ацуцвие», — хочет пошутить Зэт, но почему-то не решается, прикусывает язык. Спрашивает вместо этого:
— А где его найти?
— Не знаю, — вздыхает Снофт, вытирая щёки рукавами пижамы. — Да и я тут заперт, меня не отпустят в город и магазины... Может... — Он поднимает голову, и его глаза почти по-настоящему светятся в темноте. — Может, ты мне его найдёшь? Ты же такой взрослый, тебя всюду пустят.
«Это же только сон, верно? — спрашивает Зэт у самого себя; не столько спрашивает, сколько ищет оправдание. — Даже если я соглашусь, никто не заставит меня искать этого... ацуцвие, никто не проверит, нашёл я его или нет. Да и всегда можно сказать, что его нигде нет; а Снофту будет приятно, если я соглашусь».
— Хорошо, — легко кивает Зэт, — я его поищу. Не обещаю, что наверняка найду, но попытаюсь.
— Ура! — взвизгивает Снофт; повисает у него на шее и крепко целует в щёку. — Спасибо! Зэт, ты чудесный!
Невольно рассмеявшись, Зэт обнимает его в ответ и падает вместе с ним на подушку.
И понимает: нет, соврать тут никак не получится. Придётся искать ацуцвие.
***
Как Снофту вообще пришла в голову эта идея? Откуда он взял этого... ацуцвие?
Зэт обошёл все магазины — и там, конечно, никакого ацуцвие... ацуцвия... — в помине не было этого маленького, пушистого, то ли чёрного, то ли белого. Ещё и снег зарядил с самого утра, куда ни пойди — вечно летит прямо в лицо. Сущее наказание, а не прогулка!
«Ты и не гуляешь, — напоминает себе Зэт, — ты ищешь ацуцвие, чтобы порадовать Снофта... Снофта, который тебе наверняка просто снится, который вряд ли вообще существует. И как ему, интересно, передать этого ацуцвие — если я его найду, конечно, что о-очень маловероятно».
Мех на капюшоне давно можно выжимать — как и самого Зэт, облепленного противным мокрым снегом. К счастью, магазинов игрушек и зоомагазинов в городе не так уж много, вполне можно все обойти. А больше нигде ацуцвия быть и не может: где ж ещё продаётся маленькое, пушистое, то ли чёрное, то ли белое?..
Зэт поглубже натягивает на голову капюшон, прячет руки в карманы и шагает прямо навстречу летящему снегу. Там, за углом, ещё один магазин игрушек, он помнит, когда-то пробегал мимо, краем глаза зацепился за витрину — с куклами и плюшевыми медведями. Может, конечно, они просто для красоты стояли, но проверить-то надо.
Чуть не хлебнув ботинками из лужи, спрятавшейся под слоем снега, Зэт взбегает на крыльцо, кое-как отряхивается и толкает дверь.
Звякает колокольчик. Зэт топчется на пороге, сбивая снег с подошв, с капюшона, с рукавов и меха куртки: не хочется разбрасывать его по всему магазину. Странно, но никто не подбегает, не спрашивает, чем помочь; даже, кажется, не смотрят ниоткуда. А ну как он сейчас чего-нибудь украдёт?
«Глупости какие, — передёргивает плечами Зэт и проходит вперёд, осматриваясь. — Я сюда не красть пришел. Я ищу маленькое, пушистое...»
Он замирает посреди магазина, уставившись на одну из полок позади прилавка.
Маленькое. Пушистое. Бело-чёрное — или чёрно-белое: шерстинки есть и такие, и другие. На макушке, правда, небольшие рога, снизу спускается длинный хвост, но Снофт не говорил, что рогов и хвоста быть не должно. Да и Зэт откуда-то знает: Снофту бы непременно понравилось.
Вылитый ацуцвие.
— Подсказать что-то? — из ниоткуда возникает продавщица.
Зэт кивает и указывает пальцем на полку:
— Вон там, маленький, пушистый, чёрно-белый... Он ведь продаётся?
Продавщица лукаво прищуривается:
— Смотря для кого.
«Всё ясно, — опускает плечи Зэт. — Таким, в мокрых куртках и хлюпающих ботинках, без шуб и автомобилей, тут делать нечего. А я даже не думал, что ацуцвие бывает такое дорогое... Напрасно только носился по всему городу!»
— Если угадаете, кто это, — продолжает продавщица, — то отдам за просто так. А не угадаете — не так уж он вам и нужен.
Сглотнув, Зэт неуверенно откашливается. Угадать? Он никогда не любил загадки, тем более такие странные, — потому что всегда проигрывал.
Кто же на самом деле это странное существо? Как его можно назвать? Ни на одно животное даже не похож: ни на существующее, ни на вымышленное.
— Он... Видите ли, — Зэт оборачивается к продавщице, неловко ерошит волосы на затылке, — он нужен... не совсем мне, а одному человеку. И... и для того человека... Для него это ацуцвие.
Продавщица хлопает в ладоши, а улыбка у неё — как у девчонки, которой никто не говорил, что улыбаться надо скромно, как подобает девочкам и вообще всем воспитанным людям.
— Браво! — она всё же смеётся. — Вы первый, кто угадал.
— Ну, не совсем я, — смущённо опускает голову Зэт; но внутренне почти так же широко улыбается и так же звонко смеётся, едва сдерживаясь, чтобы не прыгать от счастья.
Продавщица выдвигает из-за прилавка стул, легко вскакивает на него и снимает ацуцвие.
— Вот, держите. Он нашёл своего хозяина.
Зэт прячет ацуцвие — маленького, пушистого, чёрно-белого — под куртку, чтобы не замочить снегом. Уже хочет попрощаться и уйти, но взгляд зацепляется за небольшой колокольчик, лежащий под стеклом в витрине.
— Извините, — Зэт осторожно касается стекла, — а этот колокольчик сколько стоит? Просто... мне кажется, ему пойдёт.
Продавщица достаёт колокольчик, протягивает — но в последний момент, когда Зэт уже тянется, ловко убирает ладонь.
— Для вас — одна искренняя улыбка с мыслями о том, кому вы несёте ацуцвие.
Зэт достаточно просто вспомнить маленького Снофта — с его чёрным блокнотом, с белыми замкнутыми линиями, с неровными буквами, с ноликами, которые придумали люди, чтобы окольцевать пустоту, — и губы растягиваются в широкой-широкой улыбке, а рука сама по привычке тянется ко рту: приличные дети себе таких вольностей не позволяют.
Продавщица вручает колокольчик — и на мгновение сжимает его холодные пальцы своими тёплыми.
— Вы и правда его любите.
«Люблю ли я его?» — в сомнении хмурится Зэт, пряча в карман колокольчик и застёгивая куртку до самого подбородка.
«Могу ли я его не любить?» — тихо улыбается Зэт, спеша домой с ацуцвием за пазухой, оскальзываясь на мокром снеге и слыша — почти чувствуя, — как негромко звенит в кармане колокольчик.
***
Снофт ждёт, сидя на краю постели и качая ногами; что-то рисует в блокноте — но отрывается, едва Зэт переступает порог, как обычно, приходя в комнату из темноты коридора.
— Я... — он откашливается и протягивает ацуцвие — маленького, пушистого, чёрно-белого, с забавными ушками и тонкими рожками, с длинным хвостом, с колокольчиком, осторожно привязанным ленточкой к лапе. — Я нашёл его. Это же... он?..
Снофт роняет и блокнот, и карандаш; Снофт вцепляется в ацуцвие одной рукой и повисает на Зэт, обхватив шею второй.
— Спасибо! Я даже не думал... — он всхлипывает; и Зэт спешит поднять его на руки и вместе с ним опуститься на кровать.
Снофт поднимает заплаканное лицо и снова утыкается в плечо; и ацуцвие тоже утыкается в плечо, позванивая колокольчиком.
— Я думал, его нигде не будет... А ты его нашёл... Зэт! — он заглядывает в глаза. — Я тебя так люблю!
Щеки касаются влажные губы, и Зэт не понимает, почему у него щиплет в глазах, почему в горле встаёт комок и так сложно глотать...
— Я тебя тоже люблю, Снофт, — еле-еле шепчет он, целуя в кончик носа; вытаскивает из кармана всё-таки пригодившийся носовой платок и заботливо вытирает щёки.
Снофт устраивается на коленях, опускает голову на плечо; поддёргивает пальцем колокольчик, и тот тихонько звенит.
— Я подумал, — точно извиняется Зэт: про колокольчик-то Снофт ничего не говорил, — что ему пригодится, чтобы ты всегда знал, где он, и чтобы он... больше не потерялся.
— Это правильно, — серьёзно кивает Снофт, — ацуцвию никак нельзя теряться.
— Кстати, — Зэт неловко чешет затылок, — а ацуцвие — это имя или?..
— Имя, — отвечает Снофт и широко зевает. — Его зовут Ацуцвие.
«Значит, всё-таки с большой буквы...» — запоминает Зэт; прижимает к себе Снофта, утыкается носом в его макушку.
Они засыпают рядом, устроившись под одним одеялом — вместе с Ацуцвием, конечно, теперь без него никуда. Снофт, выпустив щупальца, трогательно обнимает Ацуцвие; а Зэт обнимает их обоих: его щупальца длинные, на всех хватает.
Просыпается он, конечно, уже у себя, в своём мире, в своей комнате — но ни капли об этом не жалеет. Потому что Ацуцвия-то рядом нет — а засыпал точно с ним!
Значит, передал. Значит, забрал с собой в сновидение и отнёс Снофту сквозь пространство и, быть может, даже время. От такого немножко кружится голова: он и осознанных снов никогда не видел, а тут такие фокусы проделывает... Наверное, потому что со Снофтом — который однажды поколдовал в своём блокноте, чтобы у Зэт получилось прийти; потому что без Снофта, разумеется, ничего бы не вышло.
Зэт протирает глаза — и замечает на тыльной стороне ладони неровный колокольчик, нарисованный белой ручкой, и маленькую надпись: «Не теряйся».
Если встряхнуть рукой — слышен тихий-тихий, почти неуловимый звон, можно подумать, сам себе выдумал, захотел — и услышал, как такую мелочь не услышать? А горло снова сдавливает, и теперь уже Зэт позволяет себе расплакаться, уткнувшись лицом в подушку.
Он нашёл для Снофта Ацуцвие — а Снофт, кажется, нашёл его самого.