Станислав Бук
«Автор, больной шизофренией, порой может показаться неискушенному зрителю (слушателю, читателю и т. д.) очень интересным автором, очень живо сочетающим несочетаемое, поющем о том, о чём другие боятся даже говорить»
Википедия: «Шизофрения»
Представление — наглядный образ предмета, воспроизведенный по памяти в воображении.
Фрейд. «Психологический словарь».
Глава 1. Петька.
Василий Петрович обожал свой родной Киев, а в Киеве – каштаны, особенно в июне, цветущие после дождя, короткого летнего дождя, поющего под солнечными лучами; дождя, после которого каждая капля играет радугой.
Но каштаны были прекрасны и в это весеннее утро: продолговатые узорчатые листья еще не приобрели свой темно-зеленый цвет и были желтоватыми с коричневыми прожилками; сама же листва каштана достигала тех размеров, когда крона становится почти сплошной преградой для света, пропускающей на мокрый, и оттого кажущийся особенно черным, асфальт редкие причудливые блики.
Однако в это утро дождь, мелкий, как просеянный через сито, сыпал с ночи, шурша по кое-где сохранившимся от прежних времен ставням и цинковым подоконникам, усыпляя, препятствуя пробуждению людей, которых уже звали дневные заботы.
Небо, местами отмеченное пылающими просветами, обещало улучшение погоды.
Утренний дождь, каштан за окном и заросли вьющейся герани на подоконнике не позволяли новому дню полностью заявить о своих правах. Форточка была открыта и мелкие брызги залетали в комнату, но дальше герани не попадали.
Ветра почти не было, что для Киева было редким явлением.
Баба Надя, как ее величал Петька, оставив работу в Киевском русском музее, осваивала профессию бабушки.
Проводя много времени с внуком, вникая в его маленькие заботы, добиваясь его доверия и любви, она ловила себя на мысли, что подобной заботы в детстве была лишена ее единственная дочь Зина. У Зины не было ни бабушки, ни дедушки, их жизни унесла война. Отец Зины ушел к другой женщине, так что и отца в полном смысле этого слова у нее тоже не было.
Оставшись без мужа, Надежда Николаевна тешила себя убеждением, что она в состоянии «поднять» ребенка сама.
Будучи женщиной русской, она помнила послевоенный опыт миллионов советских женщин, справлявшихся без мужчин.
Дети были, отцов не было.
Ущербность такого воспитания была не очень заметной на мальчиках, для которых отсутствие отцов заменила улица; а вот выросшие в таких неполных семьях девочки, став женщинами, уже в условиях давно мирного времени, переняли от матерей то самое убеждение, что для воспитания детей мужчина не очень то и нужен.
Обо всем этом, вот так обобщающе, Надежда Николаевна не задумывалась. Сейчас у внучка Петьки есть не только мама и папа, но есть она, баба Надя.
В это раннее утро она еще не знала, что через несколько часов и в ближайшие дни ее любящее сердце будет разрываться от беспокойства об этом чудесном, смышленом и таком дорогом для нее человечке.
Баба Надя в дополнение к заботам о внуке играла роль буфера между дочерью Зиной и ее мужем.
Василий Петрович к теще относился положительно, слушался ее с показным почтением.
Они жили на окраине города, где на песчаном грунте уживались рядом сосны, каштаны, тополя, акации и целые кущи сиреней всевозможных видов. Квартира их устраивала, для Петьки выделена отдельная комната, где он спал и готовил уроки. Правда, одежный шкаф пришлось оставить в его комнате.
В это утро понедельника все трое были уже на ногах и собрались в Петькиной комнате, так как здесь стоял шкаф с большим зеркалом.
Петька еще спал. После вчерашнего похода в зоопарк он так устал, что его пришлось раздевать, укладывая в постель. Упаси бог, чтобы об этом узнали девочки из его класса: человек вот-вот перейдет в третий класс, а его раздевают, как маленького!
Петька досматривал какой-то сон, постанывал, стучал зубами, по-кошачьи шипел и даже рычал.
- Ну, чем твоя головка забита? – баба Надя поправила одеяльце внука, хотя пора было Петьку будить.
Василий Петрович завязывал перед зеркалом галстук. Эту процедуру он проделывал каждое утро, но сегодня дело не ладилось.
- Что ты возишься с этим галстуком? Дождь, вона, не кончается, – не стерпела Зина возни своего мужа, отодвигая его от зеркала.
- На вгороди бузына, а в Кыиви дядько – не уловил связи между галстуком и погодой Василий Петрович.
- Так ведь пойдешь в дождевике, а в больнице галстук снимешь.
- А-а - сообразил Василий, - может быть, и не сниму.
Василий Петрович, с присущим менталитету его национальности упрямством, продолжал добиваться того, чтобы цвет узла галстука был монотонным, а полоски разместились ровно между узлом галстука и заколкой.
- Мама, буди уж своего внука, - повернулась Зина к бабе Наде, - а то в школу опоздает.
- С ним что-то творится, - обеспокоено заметила баба Надя, - вон рычит, как звереныш.
- Это твоя работа, – накинулась на мужа Зина, – полдня таскал ребенка по зверинцу.
- Во-первых, не по зверинцу, а по зоопарку, – Василий Петрович, наконец, справился с галстуком, – не пройти с ним мимо аттракционов, а я и так редко с сыном выбираюсь.
- Вот и выбирайся чаще, а то решил за одним разом все отцовские обязанности справить.
- А во-вторых, - продолжил Василий, игнорируя реплику жены, - почитала бы Фрейда, который доказал, что события последнего дня не служат материалом сна.
- Вон твое чадо опровергает Фрейда, - добавила Зина, - рычит во сне, как тигра.
- Сама ты «тигра», - передразнил жену Василий, и добавил с обычно безуспешной попыткой оставить последнее слово за собой, – нет такого слова в русском языке.
- Это в вашей грамматике нет, а в народной есть.
- Да успокойтесь уже, – вмешалась баба Надя, – вот начнутся каникулы, будете на спичках решать, кому Петьку выгуливать; скорее всего, на бабу Надю все и нагрузите.
Она опять подошла к Петькиной постели.
- Сейчас узнаем, что ему приснилось – добавила бабушка и протянула руку к Петьке.
Едва ее рука коснулась плеча ребенка, тот вдруг резко дернулся, выставил вперед ручки с растопыренными пальцами и по-кошачьи зашипел. Продолжая свою жизнь в сновидении, он переводил широко открытые безумные глаза то на отца, то на мать, то на бабушку, при этом скалил зубы, шипел и рычал.
От неожиданности бабушка отпрянула назад, натолкнувшись на Василия Петровича. На несколько секунд все онемели.
Первой пришел в себя Василий Петрович:
- Ну, все, Петька, все! Это был сон, все кончилось, успокойся.
Он отодвинул тещу, и сделал шаг к сыну.
При звуках его голоса Петька перестал издавать звуки, так напугавшие родных, и сел в постели. Но зубки в его растянутых губах были еще обнажены, хотя он начал приходить в себя.
Едва отец протянул к нему руки, Петька вдруг резко подобрал ноги и, как подброшенный на вчерашнем батуте, мигом оказался на подоконнике. Странно, но его ноги разместились между горшками с геранью, не задев драгоценные растения, результат ежедневной заботы бабы Нади, провозгласившей герань приметой семейного уюта.
Слегка выпрямившись, Петька ухватился руками за край проема открытой форточки, подтянулся, и полез годовой в проем.
Василий Петрович ухватил сына за талию. Свалив на пол горшок с геранью, они вместе грохнулись на Петькину постельку.
Тут только Петька пришел в себя окончательно.
- Папа, что это? – спросил он жалобным голосом.
Зина, всхлипывая, опять набросилась на мужа:
-Я говорила тебе - зверинец, а ты «Фрейд, Фрейд»!
- Ладно вам, умывайся, тигренок, завтракать пора, - вмешалась теща, - а то совсем в школу опоздаешь.
За столом Петька вел себя не совсем обычно. Двигая головой, он отслеживал движение бабушкиных рук, пока та переносила на стол чашки и бутерброды.
Дождь за окном приутих, и в открытую форточку влетела крупная муха. Петька переключил свой взгляд на муху, и через минуту ловко поймал ее на лету. Он придушил муху и, поднеся ладошку к лицу, стал ее рассматривать.
- Да брось ты ее, муху видишь в первый раз? – Зина подвинула к Петьке тарелочку с кашей.
Будучи студентом, Василий Петрович прослушал курс психиатрии, хотя учился на терапевта. Сейчас в нем проснулся врач-психиатр, и он молча наблюдал за сыном.
После борьбы на подоконнике ему пришлось снять галстук, испачканный краем цветочного горшка. Теперь он вязал другой галстук, на этот раз без полосок.
Огорчение от того, что утренние мучения с галстуком были напрасными, уступило место смутному беспокойству. В Петькином поведении было что-то неуловимо новое, необычное, беспокоящее, даже опасное.
Вот – опять.
Петька отодвинул в сторону тарелку с рисовой кашей и потянулся к тарелочке с холодной телятиной. А ведь до сих пор он из мясных блюд только и признавал, что шашлыки, которые Василий Петрович покупал себе к пиву, во время воскресных прогулок с сыном.
У них с Зиной даже как-то состоялся разговор на тему, не вегетарианцем ли уродился мальчик.
Но теща успокоила:
- Зиночка в детстве тоже не признавала мясо, а подросла и стала кушать все. Многие дети с рождения не любят мясные продукты, а потом только подавай.
Присоединяйтесь — мы покажем вам много интересного
Присоединяйтесь к ОК, чтобы подписаться на группу и комментировать публикации.
Нет комментариев