Казачья шашка

Наталья Алфёрова
Казачья шашка
Год 1921.
Прохладный ветер дул над сопками, словно вестник наступающей осени. Высоко в небе парила пара грифов. Крупные птицы с чёрным оперением внимательно наблюдали за разложенным у подножия скалы костром, кучкой людей вокруг него, стреноженными лошадьми неподалёку. За свою долгую жизнь не раз видели грифы подобное и терпеливо выжидали.
Людей было не много. Объединяла их только военная форма с погонами, на которых красовался серебряный вензель «А.С». Высокий, здоровенный казак в залихватски сдвинутой папахе возвышался над стоящим рядом рыжим урядником. Широкоскулый смуглый азиат сидел, скрестив ноги, и прикрыв глаза, тянул заунывную мелодию на одной ноте. Последний, самый младший по возрасту, но не по чину — его плечи украшали погоны поручика — стоял на коленях на земле со связанными впереди руками. Он смотрел на остальных исподлобья. Пушок пробивался на его подбородке и над ещё по-детски пухлыми губами. На тёмно русых волосах как что-то чужеродное выделялся седой клок.
Высокий казак обратился к поручику:
— Ну что, вашбродь, жалеешь о заступничестве своём? Барон мне за дерзость кишки б выпустил, а то и шомпол в ухо загнал. Ты ж умолил не убивать, в тюрьму бросить.
— Не за дерзость, за мародёрство! Хам, мерзавец! — выкрикнул поручик, сорвавшись на фальцет.
— Жалеешь, — казак нехорошо ухмыльнулся. — Зря ты меня конвоировать согласился. Неужто думал, арестовать меня смогёшь? Мне за храбрость сам Григорий Михалыч оружие пожаловал! Пред строем лично вручил. Помнишь, Мирон? — спросил он у рыжего урядника.
Тот подобострастно закивал, подтверждая. Высокий казак выхватил из обшитых кожей ножен шашку. Стальное слегка изогнутое лезвие засверкало на солнце.
Пленник невольно отшатнулся.
— Не боись, вашбродь, вахмистр Баргин добро помнит. Пальцем тебя не трону.
Казак полюбовался клинком и резко одним ударом снёс голову уряднику Мирону. Тело, постояв несколько секунд, рухнуло рядом с откатившейся головой. Поручик в оцепенении наблюдал, как руки, покрытые веснушками, царапнули траву, как толчками выплеснулась кровь. Плохо впитываясь в каменистую землю, красный ручей потек с возвышения прямо к коленям пленника. Тот попытался подняться на ноги, но вновь замер, чувствуя, как пропитывается сукно брюк ещё теплой кровью. Замер, потому что вахмистр Баргин подошёл к телу поверженного сослуживца. Он хладнокровно вытер шашку об одежду урядника, вернул в ножны.
Поручик облегчённо вздохнул, хотя понимал: здоровяк вахмистр его и голыми руками может придушить. Но расслабился пленник рано.
Баргин за волосы поднял отрубленную голову и обратился к ней:
— Прощевай, Мирон, и прости. Доля твоя такая. Без кровушки чёрта, по ихнему тэрэна, не выманить, — и кратко приказал азиату: — Зови.
На скуластом лице не отразилось не единого чувства. Азиат стал ритмично раскачиваться из стороны в сторону, приговаривая громче и громче:
— Тэрэн нааш ир! Тэрэн нааш ир! Тэрэн нааш ир!
Вахмистр подошёл к костру и в самый центр швырнул голову много страдального Мирона. Поручик, которому показалось, что урядник моргнул напоследок, в обмороке повалился на землю. Однако смрад быстро привёл его в чувства. Не делая попыток подняться, поручик слезящимися глазами смотрел, как чёрный столб дыма от костра меняет очертания и расслаивается на две струи. Меньшая опустилась и поползла над землёй к лежащему пленнику. Тот, охваченный ужасом даже не попытался откатиться в сторону. Струйка достигла его головы. Поручик почувствовал прикосновение к волосам, словно лёгкая рука ерошила их. «Мама», — мелькнуло непрошенное неуместное воспоминание из детства. Струйка дыма резко свернула и направилась к телу урядника.
Поручик перевёл взгляд на костёр. Над ним возвышалась фигура, похожая на человека без руки и без ноги. Фигура раскачивалась в такт завываний вновь тянувшего одну ноту азиата.
Баргин стоял, широко расставив ноги и раскинув руки. Внезапно песня оборвалась. Чёрная дымовая фигура рванулась к нему. Вахмистр выдержал удар, лишь слегка шатнувшись. Чёрный дым обволок его полностью, затем рассеялся, втянувшись внутрь. Меньшая струйка от ног к голове серпантином обвилась вокруг Баргина и тоже вошла в него. Несколько минут стояла тишина. Затем вахмистр вопросительно посмотрел на азиата.
— Всё?
Тот указал на парящих птиц и произнёс хрипловато, коверкая слова:
— Дети Хана Гарди мало-мало угостить, — затем протянул руку, указывая на тело урядника. — Нам уходить, не мешать.
Казаки споро сняли путы с лошадей, собрали вещи. О поручике, казалось, забыли. Но это только казалось. Вахмистр указал на лежащего пленника кивком головы и вскочил на коня. Азиат задержался. Поручик с полным безразличием к своей судьбе думал, что смерть, не старуха с косой, а коренастый черноглазый казак-инородец с кинжалом в руке. Рывком поставленный на ноги, он ждал удара. Азиат перерезал верёвки и что-то сказал. Поручик не понял.
— Орос, русский, орос. — Жест рукой не оставлял сомнений, поручика отправляют к границе с Россией.
— Орос, так орос, — пробормотал он, растирая онемевшие руки, и пошатываясь, побрёл к своей лошади. После пережитого даже возможный плен у красных не казался страшным. За спиной раздался удаляющийся топот копыт.
Поручик подтянул подпругу, поправил седло. Непонятный звук заставил насторожиться. По спине пробежал холодок. Свистящее шипение, подобное дыханию больного грудной жабой, доносилось от тела урядника. Поручик резко повернулся. Две огромные чёрные птицы терзали труп.
— Господи, воля твоя, — перекрестился поручик. Подумал, что не по-христиански оставлять останки Мирона не захоронёнными и крикнул: — Кыш, проклятые!
Птицы не обратили внимания — рвали одежду, чтобы добраться до еды. Одной удалось, она подняла голову на длинной лысой шее с куском мяса в клюве.
Поручик загрёб в руку мелких камней и швырнул в грифов. Птицы оставили трапезу, они расправили крылья и пошли на человека, вытягивая длинные шеи и шипя. И человек отступил. Поручик со второй попытки забрался в седло и тронул поводья. Ему предстоял долгий путь домой...
Наши дни.
Подтянутый хорошо одетый мужчина стоял перед зеркалом. Он всегда очень щепетильно относился к своей внешности. «Больше тридцати пяти не дашь», — удовлетворённо кивнул отражению, отметив лёгкую усмешку. Отражение точно знало: возраст хозяина перевалил за пятьдесят. За спиной что-то сверкнуло. Мужчина не встревожился, знал, это луч солнца отразился от клинка. На столе красовалась казачья шашка — предмет особой, но тайной гордости. Завладел он ей не совсем законно. Попросту выкрал из музея, воспользовался бардаком, царящим в девяностые.
С того момента, как в руки попала именно та шашка, жизнь изменилась. Блестящая карьера, удача даже в мелочах. Баловень судьбы, так называли его окружающие. Но... за всё нужно платить. Мужчина подошёл к столу. Эфес удобно разместился в руке. Вскинутое вверх лезвие раскидало блики света по комнате. Тень на стене, тоже вскинувшая шашку, сгустилась и стала менять очертания. Мужчина вздрогнул, никак не мог привыкнуть, хотя в последнее время подобное участилось.
— Я помню, — прошептал он, — помню. Но нужно подобрать место и заманить туда жертву.
Одноногая и однорукая тень кивнула и стала обычной. Мужчина бережно поместил шашку в ножны. Нужно спешить. Хорошо — бомжи и пьяницы не переводятся, кому-то вновь придётся лишиться головы. Мужчина почувствовал приближающийся приступ паники, достал таблетку и отправил в рот. Вот уже полгода не оставляло чувство, что кто-то идёт по его следу. А этого не может, не должно быть. Если только... Он всегда боялся додумать, но на этот раз решился. Если только этот кто-то не свидетель давней, ещё армейской истории...
Год 1982.
Автобус раскачивался с боку на бок, едва не ложась на асфальт. Находящиеся внутри призывники разом кидались к одной стороне, затем все вместе к другой под команду, подаваемую одним из них — нахальным парнем с седой прядкой в тёмно-русых волосах.
— Право! Лево! Право! Лево!
Два молоденьких лейтенанта безуспешно метались по салону, пытаясь прекратить безобразие. Шофёр и прапорщик курили снаружи на безопасном расстоянии. Они, вместе с отхлынувшей толпой провожающих ждали, пока молодняк перебесится. Наконец, лейтенанты справились, вернее, негласный предводитель призывников решил, что хватит. Из дверей автобуса появлялись по одному, провожающие рванулись к выходящим.
Больше всех пришло проводить парня с седой прядью. Целая куча девушек и ребят — как выяснилось, его группа из техникума. Ему пытались вручить подозрительно звякавшие тряпичные сумки. Но он не взял.
— Беляк, ты чего, завязал? — удивился кто-то.
— На входе в вагон шмонать будут, — пояснил призывник и стал инструктировать друзей: — Зайдёте с той стороны вагона, подадите бухару через окно. И всё ништяк будет.
Парень по прозвищу Беляк оказался прав. Перед входом в вагон те же лейтенанты обшаривали вещи будущих солдат, изымая спиртное. Тщательней всего осмотрели Беляка и его друзей — коренастого казаха и интеллигентного вида парнишку, уже получивших клички Бай и Зёма. Беляка, не поверив глазам, обыскали дважды.
В вагоне троица развернула бурную деятельность: принимали бутылки вина и запихивали их внутрь свёрнутых матрасов. Бай ворчал, что зря стараются.
Оказалось, не зря. Как только поезд тронулся по купе прошёлся прапорщик, он конфисковал ещё несколько бутылок. Посмотреть матрасы не догадался.
— Ну, ты, мужик, в натуре и колдун, — с уважением похвалил друга Бай строчкой из анекдота.
Одногруппники Беляка постарались, вина хватило на его вагон и два соседних. Лейтенанты махнули рукой на происходящее, тем более что прапорщик заперся в купе с конфискатом.
Ранним утром накануне прибытия Беляк очнулся и направился в туалет. Помыв руки и ополоснув лицо, он посмотрел в мутное зеркало и протрезвел окончательно. С той стороны стекла стоял он сам в форме белогвардейца из исторических фильмов. Моментально вспомнилась бабушка, рассказывающая по большому секрету подруге, что её отец был белым офицером, перед тем, как перейти в красную армию. Конечно, забавно, что правнука прозвали Беляк, не зная об этом. Правнук не дурак, такие вещи рассказывать. Кличка пошла от фамилии Беляков. Раньше он бы посмеялся, но сейчас смешно не было. Беляк протянул руку и коснулся зеркала. Отражение не повторило этот жест. Тот, за стеклом пытался что-то сказать. По зеркалу пошли трещины. Отражение стало обычным, но из трещин засочилась кровь.
Беляк рванул из туалета и бежал до своего купе. Там плюхнулся рядом с ворочающимся Баем.
— Что-то случилось? — со второй полки свесился Зёма.
— Я, в натуре, допился. Призраки мерещатся, — выдохнул Беляк, — и кровь. И показалось, что зеркало треснуло.
— Не к добру, — раздалось с соседней полки.
— Не каркай, — оборвал соседа по купе Бай. — Говорят же — показалось.
— Ребята, долго едем. А лейтенант говорил, нас борт ждёт. Как бы не в Афган, — высказался Зёма.
Все помрачнели. Вспомнили цинковые гробы, приходящие в город.
Посидели молча. Но тишина в вагоне длилась не долго. Раздался громкий голос проспавшегося прапорщика, выяснявшего, «какая падла разбила зеркало».
Перед посадкой на борт призывников сутки продержали в военном училище. Сопровождающих сменили курсанты. Но особого сопротивления их командам не оказывалось — парней вымотали дорога, спиртное и тревожные мысли. До похода в баню, Беляк пару раз подрался с призывниками из других областей, но вскоре выдохся и он. После бани выдали летнюю форму. Удалось выяснить — они в стройбате и летят за бугор.
На вопрос, есть ли стройбат в Афгане, курсанты пожимали плечами. Ничего не прояснилось и в самолёте. Всего вылетело три борта. Выгрузились на военном аэродроме. Пронизывающий порывистый ветер заставлял забыть, что подходит к концу май. Летняя форма не грела. Подпрыгивающий от холода Бай подал идею:
— А давайте греться, как у нас в отарах бараны.
Его послушали, пусть как бараны, лишь бы помогло. Сбились в кучу. Те, что в центре согревались и менялись местами с теми, что оставались снаружи.
Новобранцы с других двух бортов последовали их примеру.
Наконец о них вспомнили и построили. Невысокий капитан толкнул речь.
— Товарищи солдаты советской армии! Вам предстоит представлять нашу Родину в Народной Республике... — тут он выдержал паузу. Над аэродромом повисла мёртвая тишина, нарушаемая лишь завыванием ветра. Довольный произведённым эффектом капитан продолжил: — Монголии. — Раздался дружный вздох облегчения. — Вам выпала честь строить самую крупную в Азии инфекционную больницу...
Дальнейшие слова капитана большинство пропустило мимо ушей. Доминирующей оказалась мысль: «Не Афган. Не Афган. Не Афган».
Служба в части, расположенной в Улан-Баторе отличалась от службы в Союзе, известной новобранцам по рассказам друзей. Не было «дедов». Отслужившие два года солдаты заменялись следующим призывом, практически не пересекаясь. В местном чипке обнаружились дефицитные сгущёнка, цейлонский чай и куча других вкусностей. А в столовой вместо перловой каши, прозванной повсеместно «дробь шестнадцать», кормили гречневой.
— А я бы не против и перловки поесть, — протянул Зёма и осёкся под удивлёнными взглядами остальных. К концу второй недели уже весь взвод, обкормленный гречкой, был бы не против поесть перловки.
Толкавший речь у самолёта капитан оказался их ротным. Желчный, язвительный, раздающий наряды вне очереди направо и налево, он невзлюбил Беляка и его друзей и мог превратить их службу в ад, если бы не работа на стройке. Их взвод работал на втором корпусе. Первый, уже возведённый, располагался поодаль. Как на любой стройке стройматериалы могли завезти с опозданием, что давало дополнительные минуты отдыха. Беляк, ещё на гражданке получивший профессию стропальщика и Бай, каждое лето гостивший у деда в казахском ауле, физическую нагрузку переносили легко. А вот Зёме без их помощи пришлось бы туго. А ещё на стройке трудились советские специалисты и местные, которые и восполняли недостаток знаний, обычно передаваемый старослужащими. Первым делом Беляк выяснил главное — где достать спиртное.
Инженер, оказавшийся земляком, посмеялся, но ответил:
— Местная водка дорогая, лучше брать самогон у семёновцев.
— У кого? — переспросил Беляк.
— Тут недалеко, километрах в двух, живут потомки белогвардейцев. Самих-то белых мало осталось, уже старики. Слышали об атамане Семёнове?
Бай и Беляк обернулись к Зёме, тот неуверенно кивнул.
— Кажется, слышал.
— Семёнов целой армией командовал. Интересная личность — выходец из низов, а дворянам приказы отдавал. Армия Семёнова... У них даже погоны были с вензелем «А. С».
— Почти как у нас! — воскликнул Зёма, разглядывая чёрный погон с буквами «С. А».
Поход за самогоном, намеченный на следующий день, пришлось отложить. Инженер взял их с собой в гости к монгольскому другу. Спросил, хотят ли посмотреть, как местные живут. Кто же откажется.
Ехали на уазике около часа. Дороги как таковой не наблюдалось. Вокруг простиралась степь. Изредка вдали виднелись табуны коней, отары овец с сопровождавшими их всадниками-пастухами. Встретилась туша павшей лошади с пировавшими на ней большими птицами с коричневым оперением и страшными голыми шеями.
— Это грифы, питаются падалью, — пояснил инженер. — Тут их несколько разновидностей. Самый крупный — чёрный гриф, но их мало. Я сам только один раз видел.
Монгольский друг, получивший образование в Советском Союзе, хорошо разговаривал по-русски. Он пригласил гостей в большую юрту, покрытую белым войлоком. Около юрты паслась коза, а над входом был прикреплён куст колючек. Зёме и инженеру, с их высоким ростом, пришлось пригнуться.
— Это зачем? — потихоньку спросил Беляк.
— Потом спросим, — шепнул инженер и уже громко поздоровался с обитателями юрты: — Добрый день. Самбайну!
— Самбайну! — раздался в ответ нестройный хор голосов.
В юрте находились две женщины — молодая и старуха — обе в национальной одежде и целая куча шустрых ребятишек.
Женщины засуетились. Старуха показала гостям на куски войлока, предназначенного для сиденья, и шугнула детей, обступивших солдат. Молодая принялась накладывать еду из большого казана в глиняные миски.
Вскоре все и гости, и хозяева, сидели, поджав ноги и с удовольствием ели что-то наподобие русских пельменей, только в три раза больше и с отверстием в центре. На лице Бая, обычно непроницаемом, отражалось блаженство.
— Как у деда погостил, — шепнул он друзьям.
После обеда ребятишки высыпали из юрты под грозные крики-указания бабушки.
— Матушка твоя сегодня сердитая, — сказал инженер монголу.
Тот замялся, но потом пояснил:
— Говорят, опять тэрэн появился. Приходится детей пугать, что он им голову откусит, чтоб далеко не убегали.
— Тэрэн? Это ещё что за зверь?
— Один из чуткуров. Как же по-вашему... Нечистый. Чёрт.
— Чёрт, — разочаровано протянул инженер. — Всего лишь суеверия. Ты поэтому колючки над входом повесил?
— Нечистых отгоняют колючки и козы, — пояснил монгол. Прислушивающаяся к разговору и, видимо, кое-что понимавшая старуха подошла к Беляку, показала на седой клок в его волосах и что-то произнесла.
— Что она сказала? — спросил инженер.
— Этому солдату не нужно бояться тэрэна, на нём знак Лу, знак дракона.
— Угу, а нам, значит, нужно бояться, — хмыкнул Зёма. — Ну, ты, Беляк, и здесь отличился.
Монгол пригласил попить чай. Округлившимися от удивления глазами трое друзей наблюдали, как молодая хозяйка высыпает в котёл с кипящим молоком пачку заварки, добавляет большой кусок бараньего жира и солит. Инженер хитро улыбнулся, и шепнул — нужно всё выпить, уважить хозяев.
За чаепитием принялся расспрашивать монгола о тэрэне, солдаты внимательно слушали. Суеверия, конечно, но интересно.
Чуткуров, слуг владыки преисподней Эрлик-хана, в Монголии множество, но увидеть можно лишь одноногого и однорукого тэрэна. А если удастся его призвать, совершив обряд, то тэрэн будет исполнять все желания хозяина. Плата поначалу невелика — пара баранов, например. Но беда если не избавиться от чёрта вовремя. Желаний всё больше. Человек и не замечает, как тэрэн становится хозяином его души и платить приходится, отбирая жизни у людей. Если призвавший нечистого погибает, тэрэн вселяется в того, кто окажется рядом. Произойти это должно быстро, иначе Эрлик-хан вернёт своего слугу в преисподнюю. Местный тэрэн откусывает головы. Появляется он редко — раз в несколько лет, последнее время чаще. Сначала находят туши овец без головы, потом убитого человека, тоже без головы. Несколько дней назад пастухи нашли безголового барана.
Беляк, уже давно ёрзающий на месте, не выдержал:
— У вас тут, в натуре, маньяк орудует, а менты вилами не шевелят. Неужели никаких улик?
Монгол кивнул:
— Я тоже думаю, человек головы отрезает или отрубает. Милиция приезжала — а улик нет. После грифов от трупов мало что остаётся. Пока найдут. Местность пустынная.
— Если понимаешь, зачем тогда коза, колючки? — спросил посерьезневший инженер.
— А вдруг всё-таки тэрэн, — ответил монгол.
Когда уезжали, ребятишки бежали за машиной и дружно махали руками вслед.
К семёновцам удалось отправиться лишь в конце недели. Пошли Беляк и Бай. Зёма накануне натёр ногу и потому был оставлен на стройке. Посёлок нашли без труда — несколько дощатых домиков, похожих на бараки. Постучали в крайний. Дверь открыла девушка монголка. В ситцевом платье и такой же косынке на заплетённых в две косы волосах, она выглядела вполне современно. Даже равнодушный к восточным красавицам Беляк отметил про себя: «Симпотная девчонка». А Бай замер от восхищения. Когда же девушка улыбнулась, явив ямочки на щеках, солдат понял, что попал.
— За самогоном? — спросила монголка по-русски и добавила: — Заходите.
Солдаты зашли и остановились у порога, оставив дверь открытой.
Девушка скрылась в боковой комнатке с занавеской вместо двери и тут же вернулась с бутылкой в руках.
— Двадцать тугриков, — назвала цену.
Друзья рассчитались, но уходить не спешили. Девушке, видимо, тоже не хотелось отпускать незваных гостей. Они с Баем весело болтали о какой-то чепухе. Девушка носила имя Цэцэг, что означало цветок. Бай напрашивался в гости, а, получив вежливый отказ, пригласил навестить его на стройке. Беляк, прислонившись плечом к косяку, вежливо ждал и не вмешивался.
Неожиданно сзади раздался вкрадчивый мужской голос:
— К кухан моей пришли?
Друзья резко обернулись. Первое, что бросилось в глаза — дуло наставленного на них ружья. Только потом разглядели высокого широкоплечего старика. Невольно попятились внутрь дома, понимая, что путь к отступлению отрезан.
Старик наверняка видел, кто разговаривал с девушкой, но ружьё нацелил на Беляка. Тот побледнел.
— Дед, ты чего, в натуре? Мы за самогоном. Не к твоей внучке.
— За самогоном? — недоверчиво переспросил старик. Ружьё он опустил, но пристально изучал Беляка, переводя взгляд то на лицо, то на погоны.
— За самогоном, — закивал солдат, лихорадочно доставая припрятанную за пазуху бутылку.
Увидев бутылку, старик отодвинулся в сторону и сердито сказал:
— Получили своё, идите. Нечего тут.
Дважды повторять не пришлось. Солдаты вышли из домика, стараясь не поворачиваться к его хозяину спиной.
Тот, потеряв к ним интерес, зашёл в дверь. И только тогда Бай и Беляк побежали. Зёма ждал их за забором стройки. Увидев друзей, просиял.
— Ух, чуть не спалились! Айда бегом, там кирпич подвезли.
Вечером взвод угощался самогоном, а Беляк красочно рассказывал о случившемся, умолчав о том, что Бай влюбился и о собственном страхе.
Монголка Цэцэг появилась на стройке через два дня в обеденный перерыв. Она принесла лепёшки, выпивку и долго извинялась за Хозяина, так назвала старика. Потом стала появляться почти каждый день. Бай отводил девушку в сторонку, они садились на доски и разговаривали до конца перерыва или уходили гулять за забор.
— Не нравится мне это, — поделился с Зёмой Беляк спустя неделю. — Как бы не перепихнулись. Дед пристрелит, не задумываясь. Буржуй недорезанный.
— Бай что-то от нас скрывает, — задумчиво произнёс Зёма. — Может, они уже?
В умывалке друзья припёрли Бая к стенке и приказали:
— Колись.
От услышанного оба вытаращили глаза и в один голос воскликнули:
— Жена?!
Юная Цэцэг оказалась женой старика. Бай, запинаясь, рассказал, что она осталась сиротой. Хозяин подобрал её маленькой девочкой в степи около убитых родителей.
— Она ему, козлу старому, ещё и благодарна! — скрипнул зубами Бай. — Спас, так и отдал бы в детдом. Старая сволочь!
На все уговоры друзей прекратить встречи, солдат лишь отрицательно мотал головой. Тогда Беляк с Зёмой выбрали другую тактику. Не оставляли влюблённую пару наедине. Один из них, а то и оба крутились неподалёку. Бай злился, но поделать ничего не мог.
По части пошёл слух о скором прибытии из Союза высших чинов с проверкой. Слух перерос в уверенность: за строевую подготовку отцы-командиры взялись всерьёз, прекратились перебои в поставках стройматериалов. Солдаты вечером еле доползали до постелей. Зёма, любивший на гражданке поспать, страдал больше остальных и однажды задремал, стоя на построении.
— Товарищ солдат! Выйти из строя, — раздался карающий глас капитана. Зёма получил тычок в бок от Беляка и, пошатываясь, вышел. — Это что за ползающая каракатица? — ехидно осведомился ротный и скомандовал: — Встать в строй, — затем: — Выйти из строя!
Так повторялось раз пять и Беляк не выдержал, негромко сказав:
— Это издевательство.
Капитан услышал.
— Теперь вы, товарищ солдат, шаг вперёд! Повторите, что вы сказали.
— Это издевательство, — громко произнёс Беляк.
Капитан нехорошо усмехнулся, повернулся к Зёме:
— Наряд вне очереди.
— Есть, наряд вне очереди, — вяло отозвался солдат.
— Встать в строй, — тут ротный развернулся к Беляку: — Три наряда вне очереди.
— Есть, три наряда вне очереди, — Беляк ответил дерзко и даже залихватски весело, с удовлетворением отметив гримасу недовольства на лице ротного.
Первый день друзья несли наказание вместе, а Бай, похоже, время не терял. Во второй день Зёма уже вышел на стройку и вечером заглянул к Беляку на кухню и нажаловался.
— Хотел их попасти, а они технично смылись, и весь перерыв отсутствовали. Подозреваю, Бай подогрел сторожа и тот пустил их в первый корпус. Завтра выясню.
На третий день Зёма и Бай в часть со стройки не вернулись.
Злой капитан допрашивал взвод, но никто толком не мог сказать, когда недосчитались двоих. Работали по разным участкам. С КПП подбежал боец, местные сообщили о драке солдат в центре города. Капитан отдал приказ связаться с патрулём, выбрал двоих бойцов и направился получать оружие. Беляк, который тоже узнал новость, перехватил ротного у склада.
— Товарищ капитан, разрешите обратиться! — выпалил он надевающему кобуру с пистолетом командиру.
— Обращайтесь, только быстро!
— Нужно сначала на стройку... — от отчаяния Беляк уже готов был выложить о монголке, Бае, сумасшедшем старике, но капитан сорвался и резко перебил:
— Дружков своих покрываешь? Пока мы туда-сюда, они смоются. И только попробуй покинуть часть — на губе сгною. Кругом, шагом марш.
Беляк молча выполнил приказ. Но, не дойдя до кухни, свернул в сторону и понёсся к дыре в ограде — пути на свободу для самовольщиков.
Стройка встретила непривычной тишиной. Первый корпус с не застеклёнными окнами напомнил череп с пустыми глазницами, от остальных его отделял деревянный забор. Беляк протиснулся между досками и побежал к вагончику сторожа. Распахнутая дверь усилила тревогу. Пусто. На столе несколько пачек сигарет. Такие выдавали солдатам в части. «Зёма, в натуре, прав», — мелькнула мысль, а ноги уже несли к зданию.
Беляк преодолел лестницу, ведущую к входу, прыгая через две ступеньки. Ворвался внутрь и чуть не споткнулся о лежащего на полу сторожа. Солдат затормозил, упав на одно колено. Он встал, прихрамывая, подошёл и склонился над сторожем. Вывернутая неестественно голова, открытые застывшие глаза, багровые следы на шее, это было последнее, что увидел Беляк. Сильный удар по голове лишил его сознания.
Очнулся солдат от того, что кто-то бил его по щекам. Пошевелился и понял, что связан, и сидит, прислонившись к стене. В глазах слегка прояснело. Над ним склонился старик-семёновец. В папахе, казачьей форме, с шашкой на поясе. Убедившись, что пленник пришёл в чувства, старик выпрямился.
— Вот то дело, — сказал он. — Рука у меня, вашбродь, тяжёлая, уж извиняй. Что смотришь? Решил, один со мной не сладишь, денщиков прихватил. Забыл, что вахмистра Баргина и троим не завалить?!
Беляк невольно сжался, похоже, старик действительно свихнулся. Постепенно картинка приобретала резкость. Они находились в небольшой комнате. У противоположной стены сидели монголка и Зёма. Друг прижимал к груди связанные руки и смотрел на Беляка с отчаянием обречённого. Цэцэг сидела, закрыв лицо руками, и тихонько подвывала. Но где же Бай? Беляк, стараясь сильно не трясти гудящей головой, повернулся налево — дверной проём. Затем повернулся направо. В висках застучало, к горлу подступил комок, перекрывший дыхание.
Бай вытянулся вдоль стены. Его тело. Голова лежала отдельно, на подоконнике. И кровь. Много крови. С переходящим в рёв криком Беляк кинулся на старика, забыв о верёвках. Не достав, с размаху упал на пол, но не чувствуя боли полз извиваясь. Когда его подняли неожиданно сильные руки старика, он вцепился зубами в одну из них. Зубы разжал только после сильного удара. Семёновец резко встряхнул его, швырнул в угол и вынул из ножен шашку. Никто не заметил, как монголка выскользнула из комнаты.
— А ты изменился, вашбродь, — в голосе старика прозвучало уважение, сменившееся угрозой: — Дёрнешься, денщику твоему конец. — Вахмистр Баргин шагнул к Зёме, острие шашки приставил к его шее и слегка нажал. Тонкая струйка крови потекла, пропитывая гимнастёрку. Беляк застонал от бессильной ярости. Правый глаз заплывал после удара, щёку саднило. Солдат напрягал и расслаблял руки и ноги, пытаясь избавиться от пут.
Старик-семёновец поднял шашку, любуясь ей. На стене сгустилась тень, исказив очертания. Казалось, её отбрасывает человек с одной рукой и ногой. Старик обратился к тени:
— Ты становишься ненасытен. Мало крови? Могу дать ещё. Но только одного. Вахмистр Баргин слово дал поручика жизни не лишать, — затем он одной рукой схватил Зёму за одежду и поставил в центр комнаты. Беляк увидел, что ноги у друга не связаны и заорал:
— Зёма, беги!!!
Зёма не двигался, словно парализованный. Старик вновь поднял шашку. От двери раздался выстрел. Пуля попала в руку семёновца. Старый вояка, не оборачиваясь, перехватил шашку левой рукой и вновь намахнулся. Но пуля оказалась быстрее. Капитан, а это его с бойцами привела монголка, стрелял на поражение. Вахмистр Баргин рухнул навзничь. Капитан разглядел, что сотворил старик с его бойцом. Он с криком всадил в грудь убийцы все патроны и продолжал нажимать на спусковой крючок, щёлкая в холостую.
— Товарищ капитан! Товарищ капитан! — крик одного из бойцов привёл ротного в чувства, и он кинулся дрожащими руками развязывать Беляка, приговаривая:
— Сейчас, сынки, потерпите, сейчас.
Бойцы развязали Зёму. Монголка подошла к подоконнику, взяла голову Бая, прижала к груди и принялась укачивать, как ребёнка. Тень отделилась от стены, взлетела к потолку и грифом, увидевшим добычу, ринулась вниз. Тэрэн выбрал нового хозяина.
Наши дни.
Мужчина смотрел в окно, медленно возвращаясь мыслями из прошлого. Он прислушался к своим ощущениям. Никакого отзвука былых переживаний и страстей. Кстати, что касается страстей. Любовница стала невыносимо нудной. Угораздило связаться с замужней. Она, видите ли, готова бросить мужа и детей. К чему подобные жертвы. Его вполне устраивает нынешнее положение дел. И так пошёл навстречу, чтобы не афишировать отношения допустил её в эту квартиру, логово, убежище. Ключи дал. Где были мозги. Красавица? Несомненно, но даже идеальная красота может дико раздражать. А что, если... Мужчина замер от неожиданного озарения. Можно одним ударом убить двух зайцев: принести жертву и избавиться от любовницы. От входной двери послышался звук поворачиваемого ключа в замке. Да, пусть будет так. Но сначала они проведут незабываемую встречу.
Вместо любовницы в комнату вошёл средних лет человек, седой в мешковато сидящем костюме. Мужчина подался к столу. Пришелец опустил руку в карман пиджака и произнёс:
— Ну, здравствуй, Зёма. Узнал?
— Узнал. Убить меня пришёл? А как же старая армейская дружба?
— Ты уже не Зёма. Ты — тэрэн, — произнёс незваный гость.
Мужчина подскочил к столу и выхватил из ножен клинок. Сзади раздался выстрел. Видимо, предупредительный. Носивший когда-то кличку Зёма с разворота намахнулся шашкой. Но бывший армейский друг тоже не шутил и выстрелил снова. Пуля попала в грудь. На стене появилась тень. Лежащий на полу мужчина стремительно менялся, явственно проступали морщины, волос покрывался сединой, накачанные мышцы словно сдувались. Дыхание становилось реже. Перед последним вздохом он посмотрел в склонённое над ним лицо.
— Спасибо, Беляк, — улыбнулся и затих.
Старший следователь Беляков почувствовал, как глаза заволокло слезами.
Тень сорвалась со стены. Чёрный дым удавом обвился вокруг Белякова, словно пытаясь проникнуть внутрь. Достигнув волос, уже полностью седых, шёлком скользнул вниз и взлетел к потолку.
Следователь опустился в кресло, наблюдал, как тень постепенно бледнеет, и бормотал:
— Тэрэн, не вселившийся в нового хозяина, отправляется в преисподнюю, к Эрлик-хану. Ещё немного и всё будет кончено.
В квартиру ворвалась группа захвата.
— Назад! — крикнул Беляков.
Но было поздно, тень грифом, увидевшим добычу, рванулась вниз.
© Copyright: Наталья Алфёрова, 2017
Свидетельство о публикации №217061601810