Я не люблю плацкарт. Но рейс отменили, билетов на купе не было, а мне срочно нужно было в Тюмень. Двое суток трястись в этой общей спальне... Что ж, не привыкать.

Вагон попался старый, но чистый. Проводница — суровая женщина лет пятидесяти — быстро собрала билеты и раздала белье. Мое место было нижнее, 5-е. Напротив, на 6-м, устроилась старушка. На верхней, 8-й, — студент с вечно жужжащими наушниками.

А боковая полка, 51-я, была пуста. Ее белье так и лежало нетронутым. "Отлично, — подумал я. — Хоть кто-то не будет ходить мимо".

Мы тронулись ровно в восемь вечера. Я поужинал, почитал книгу и к полуночи провалился в сон под мерный, убаюкивающий стук колес: тук-тук, тук-тук...

Проснулся я резко. Как будто кто-то выдернул меня из сна.

В вагоне царил полумрак, горел только тусклый дежурный свет. Старушка напротив спала, уткнувшись в подушку. Студент наверху даже не шевелился.

Но что-то было не так.

Стук колес. Он... изменился. Он был, но стал другим. Глухим, смазанным, будто поезд шел не по рельсам, а по чему-то вязкому. И в нем пропала одна нота. Было "тук... тук... тук...", без привычного перебора.

Я сел на своей полке.

И увидел ее.

На боковой полке, 51-й, сидела женщина.

Она сидела идеально прямо, спиной к окну, и смотрела... просто перед собой. В пустоту.
Первая мысль: "Подсела на станции". Но я бы проснулся. Проводница бы разбудила ее, принесла белье. А эта женщина сидела в обычном платье. Простое, темное, будто из девяностых. И белье рядом с ней так и лежало в целлофановой упаковке.

Я кашлянул.

Она медленно, очень медленно, повернула голову и посмотрела на меня.

Она не моргала. Бледное лицо в полумраке казалось вылепленным из воска.

Меня пробил холодный пот.

Я отвел взгляд, посмотрел в окно. И тут ужас стал липким.

За окном не было ничего.

Ни огонька деревни, ни света встречного поезда, ни фонаря на переезде. Абсолютная, непроницаемая, бархатная чернота. Будто мы ехали не по земле, а сквозь пустоту.

Я схватил телефон. 03:17.

"Нет сети".

Но дело было не в сети. Поезд шел слишком гладко. Этот вязкий, монотонный "тук... тук..." без остановок. Мы должны были проехать крупную станцию полчаса назад.

Я посмотрел на старушку напротив. Она спала. Слишком крепко. Я прислушался.

Она не дышала.

Нет, не так. Я не слышал ее сопения. Я не слышал, как ворочается студент наверху. Я не слышал вообще ничего, кроме этого вязкого гула поезда. Весь вагон, все пятьдесят человек, спали мертвым, неестественным сном.

Кроме меня. И ее.

Она все так же сидела и смотрела.

Я должен был что-то сделать. Пройти к проводнице. Я не мог оставаться под этим взглядом.

Я медленно спустил ноги на пол. Коснулся тапочек.
Женщина на боковушке медленно перевела взгляд с моего лица на мои ноги. А потом обратно.

Я встал. Сердце колотилось где-то в горле.

Я прошел мимо нее. От нее пахло. Не духами. Пахло речной водой. И сырым подвалом.

Я дошел до купе проводницы. Дверь была закрыта. Свет внутри не горел. Я постучал. Тихо. Потом громче.

Звук был... мертвым. Глухим. Словно я стучал не в дверь, а в ком ваты. Никто не ответил.

Я в панике метнулся в другой конец вагона, к тамбуру. Если я не могу разбудить проводницу, я перейду в другой вагон.

Я добежал до двери, дернул тяжелую ручку. Дверь открылась.

И я замер.

За дверью не было ничего. Ни грохочущего мостика, ни соседнего вагона. Там была та же бархатная чернота, что и за окном. В нее уходил только этот монотонный, вязкий гул. Поезд ехал в никуда.

Я в ужасе захлопнул дверь. Я заперт.

Я обернулся.

Она стояла в десяти шагах от меня. В центре прохода. Она встала со своего места и бесшумно подошла.

Она просто стояла и смотрела.

— Что вам нужно? — мой голос сорвался.

Она молчала. И вдруг я понял, что пугает меня больше всего. Ее одежда. Платье было не просто старомодным. Оно было... влажным. С него не капало, но оно было темным, будто она только что вышла из воды.

Она сделала шаг.

Я попятился, упираясь в дверь тамбура, за которой была пустота.

— Какая станция? — прошептала она.
Ее голос был как шелест сухих листьев.

— Я... я не знаю.
— Здесь нет станций, — так же тихо ответила она. — Я ехала не в этом поезде.

Она сделала еще шаг. Она была совсем близко. Она подняла руку, бледную, с синеватыми ногтями. Я почувствовал холод, идущий от нее.

— Где мой вагон? — ее голос стал требовательным.

— Оставьте меня в покое! Уйдите!

Она замерла, ее рука была в сантиметре от моего лица. Она наклонила голову, словно принюхиваясь.

И тут поезд дернуло.

Резко, с оглушительным металлическим скрежетом. Привычный, нормальный стук колес — тук-тук, тук-тук! — ворвался в вагон, как взрыв.

Женщина отшатнулась. Ее восковое лицо исказилось.

Я посмотрел в окно. В черноте промелькнул огонек. Фонарь! Настоящий, земной фонарь!

Поезд начал тормозить.

Женщина метнулась к окну. Прижалась к нему.
— Нет... — прошептала она. — Нет, я не успела...

За окном медленно поплыли огни станции.

— Мужчина!

Я вздрогнул.

— Мужчина, вы что тут стоите? — проводница, настоящая, живая, сердито смотрела на меня из своего купе. — В туалет нельзя, сейчас санитарная зона. Станция.

Я обернулся.

Проход был пуст.

Я посмотрел на боковую полку, 51-ю. Она была пуста. Аккуратно сложенный матрас. И упаковка белья, так и не вскрытая.

— Вы... вы видели? Женщину? — пробормотал я.
— Какую женщину? — нахмурилась проводница. — 51-е место не продано до самой Тюмени. Идите спать. Пять минут стоим.

Я, шатаясь, дошел до своего места. Старушка напротив проснулась и ворчала, что ее разбудил скрежет тормозов. Студент наверху что-то бормотал во сне.

Я не спал до самого утра.

Когда я выходил в Тюмени, я специально задержался у 51-й полки. Она была пуста.

Но на стекле, напротив сиденья, там, куда она прижималась лицом, остался след. Маленькое, влажное пятно. И в центре его, в испарине, — едва заметный отпечаток ладони. Маленькой, женской ладони.

Я вышел на перрон. Никогда в жизни я так не радовался твердой земле. Я не знаю, в каком поезде ехала она. Но я рад, что мой поезд все-таки сделал остановку.
#ДмитрийRAY. Страшные истории
источник