Баба Катя привыкла к своему тихому ритму жизни. Однокомнатная квартира в пятиэтажной хрущевке была ее крепостью, ее маленьким миром, обустроенным за долгие годы. Дочь Светлана, выйдя замуж, сразу же перебралась на другой конец города, в двушку к мужу. Сначала навещала часто, потом все реже — свои заботы, двое сыновей-погодков.

Катя не роптала. Жила бы себе и дальше, потихоньку доживала век, если бы не дочкина новая затея. Светлана с мужем задумали поменять свою двухкомнатную квартиру на четырехкомнатную. Резон в этом был: мальчишки подрастали, Мише уже одиннадцатый класс на носу, Сашка в шестом. Обоим нужна была своя комната, свой угол, а не раскладной диван в гостиной. Да и Светлана грезила о собственной спальне с большой кроватью и шелковым покрывалом с рюшами, как у лучшей подруги.

В то декабрьское утро Светлана, проводив детей в школу, оделась потеплее — на улице подморозило — и поехала на автобусе к матери. Не с пустыми руками, конечно, с тортом и мамиными любимыми ватрушками.

— Мам, я на пару часов отпросилась, — сразу же с порога затараторила Светлана, снимая сапоги. — Разговаривать надо, не до чаепитий.

Катя, обрадованная нежданному визиту, сразу приуныла. По лицу дочки она поняла — дело серьезное. Она молча кивнула и прошла на кухню, чтобы поставить чайник. Старость не радость, думала она, глядя, как за окном медленно падает снег. Но тут же ее мысли прервал дочкин голос.

Светлана, разложив на столе бумаги с расчетами, обрисовала план: они нашли отличный вариант, четырехкомнатная квартира в новом районе, но нужна доплата. И эту доплату они хотят получить, продав или обменяв мамину однушку.

— Тебе же лучше будет, мам, — убеждала дочь. — У тебя там своя комната будет, светлая. И внуков чаще видеть будешь. Не будешь тут одна сидеть.

Катя медленно помешала ложечкой чай в кружке. Мысль о том, чтобы быть ближе к семье, ей нравилась. Одиночество она давно уже изучила до мельчайших деталей, и оно ей изрядно надоело.

— Ну, что же, доча, — вздохнула она. — Не очень-то хочется с зятем под одной крышей, неловко как-то... Но ведь правда, старая уже становлюсь. Зато с внучатами... Ладно, согласна. Вот мы и переберемся к вам, я да моя Нюрочка.

Наступила тишина. Светлана смотрела на мать с недоумением, будто та сказала что-то совершенно абсурдное.

— Да ты что, мам? Какая еще Нюрочка? О чем ты? — фраза прозвучала, как удар хлыстом. — Ты с ума, что ли, сошла? У нас там будет новая мебель, евроремонт! Да и Колюня мой животных на дух не переносит, ты же знаешь. Аллергия у него, или он так говорит. В общем, никаких кошек!

Катерина, как сидела на стуле, так и замерла. Руки сами опустились на колени, стали тяжелыми, словно свинец их налил. В висках застучало, комната поплыла перед глазами.

— Как же я... без Нюрочки? — прошептала она, и голос ее сорвался. — Да нет, доча, как хочешь... Без нее я никуда не поеду. Никуда!

Светлана лишь раздраженно махнула рукой.

— Не дури, мам, не нагнетай обстановку. Я уже все почти решила. В ближайшие дни пришлю ребят, помогут тебе вещи собрать.

Дверь за дочерью закрылась, а баба Катя все сидела за столом, не в силах пошевелиться. Словно паралич ее сковал. Из-под дивана вышла Нюрочка, потянулась, лениво подошла к хозяйке и терлась о ее ноги, мурлыча. Катя наклонилась, взяла теплый пушистый комочек на руки, прижала к себе.

— Не отдам, — тихо сказала она, глядя в умные зеленые глаза кошки. — Никому не отдам.

После отъезда дочери в квартире воцарилась гнетущая тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов на кухне и мурлыканьем Нюрочки, которая, чувствуя беспокойство хозяйки, не отходила от нее ни на шаг. Катя так и не сдвинулась с места, продолжая сидеть за столом с остывшим чаем. Слова дочери звенели в ушах, как набат.

«Никаких кошек».

Она машинально гладила кошку, которая устроилась у нее на коленях, свернувшись клубочком. В голове проносились обрывки мыслей, одна тревожнее другой. Куда деть Нюрочку? Отдать соседке? Но Дарья и так помогала, как могла, а заводить животное у себя не хотела. Выбросить на улицу? Это было равносильно убийству. Сердце сжималось от боли при одной этой мысли.

Нюрочка будто читала ее мысли. Она подняла голову и посмотрела на Катю своими бездонными зелеными глазами — спокойно, с полным доверием. Именно таким, истощенным и безнадежным, был ее взгляд у того самого магазина, когда Катя, сжалившись, подобрала замерзающее создание. Она вспомнила, как выхаживала ее, как котенок понемногу оживал, начинал играть с клубком ниток, приносить в дом капельку радости.

— Прости меня, глупую старуху, — прошептала Катя, и по ее щеке скатилась слеза. — Прости, что вообще впустила ее в дом, что позволила тебе надеяться.

Она представила себе жизнь в новой, чужой квартире. Красивую, но бездушную. Без топота кошачьих лап по полу утром, без мурлыканья под боком, без этого маленького преданного сердца, которое грело ее старость лучше любого обогревателя. Нет, это была не жизнь. Это было существование. Одиночество на новом месте, в кругу семьи, было бы еще невыносимее, чем здесь, в своей привычной клетушке.

Вечер прошел в тягостных раздумьях. Катя не стала ужинать, лишь налила молока Нюрочке. Та подошла к миске, понюхала и, странно, отступила, снова вернувшись к ногам хозяйки. Казалось, животное чувствовало надвигающуюся беду и инстинктивно искало защиты.

Ночь была долгой и беспокойной. Катя ворочалась с боку на бок, а кошка, нарушая свой обычный распорядок, не уходила на свое место, а устроилась у нее в ногах, свернувшись плотным комочком. Снег за окном все падал и падал, застилая мир белым безмолвным одеялом, которое не могло укрыть ее от внутренней метели.

Утром, разбитая и невыспавшаяся, Катя с трудом заставила себя встать и заняться привычными делами — лишь бы не думать. Закипел чайник, налит чай, молоко в мисочке. Но Нюрочка снова лишь равнодушно посмотрела на еду и спряталась под стол.

В дверь неожиданно позвонили. Резкий, настойчивый звонок заставил Катю вздрогнуть. «Ключи же у всех есть, — с раздражением подумала она. — Чего трезвонят, как в полицию?»

Нехотя она побрела открывать.

Едва щелкнул замок, как в прихожую, словно ураган, ввалились ее внуки — Мишка и Сашка. Они были все в снегу, румяные, запыхавшиеся и смеющиеся.

— Бабуль, привет! — крикнул старший, Мишка, высокий и уже почти взрослый парень. Он, не стесняясь, наклонился и чмокнул бабушку в щеку, а потом легко, почти шутя, обнял ее за талию, которой уже давно не было, и перенес с порога прямо в центр комнаты. — Чем бабуля нас сегодня кормить будет? Замерзли страшно!

Катя, ошеломленная таким напором, только смотрела на него снизу вверх. «Вымахал совсем, — с горькой нежностью подумала она. — Скоро уедет учиться. Совсем одна останусь».

— Беда у нас, Мишенька, — вырвалось у нее против воли. Голос дрогнул.

Веселье моментально слетело с лица Миши. Он пристально посмотрел на бабушку, и его взгляд стал серьезным, взрослым.

— Бабушка, что случилось? — он усадил ее в кресло, а сам присел на корточки перед ней, чтобы быть с ней на одном уровне. — Говори все по порядку.

Сашка, младший, который уже возился с Нюрочкой на диване, тоже замер и уставился на бабушку, насторожившись.

И Катя рассказала. Тихо, сбивчиво, с долгими паузами, смахивая украдкой слезы рукавом старенького домашнего халата. Она рассказала про приезд мамы, про новый план с квартирой, и про тот ультиматум, что прозвучал как приговор: либо переезд, либо кошка.

— Как же я без нее? — повторяла она, глядя на внуков умоляющими глазами. — Она же мне как родная. Она ж меня одну тут ждала, когда я в больнице лежала... Вы же знаете.

Миша слушал, не перебивая. Его лицо стало сосредоточенным и твердым. Он перевел взгляд на брата, который уже крепко прижимал к себе испуганную Нюрочку, потом снова на бабушку.

— Так, ясно, — он тяжело вздохнул и встал. — Бабуль, не переживай ты так. Ложись отдыхай, ты вся измученная. Мы с Сашкой тут сами разберемся.

Он помог ей дойти до дивана, устроил поудобнее, накрыл пледом. Потом взял брата под локоть и отозвал на кухню. Катя слышала их приглушенный, серьезный разговор, но не могла разобрать слов. Слышен был только твердый, уверенный тон Миши и occasionalные реплики Сашки.

Через несколько минут они вернулись в комнату. Миша подошел к дивану, наклонился и поцеловал бабушку в лоб.

— Все будет хорошо, бабуля. Обещаю. Мы не дадим тебя в обиду. И Нюрочку тоже. Правда, Саш?

Младший внук решительно кивнул, все еще крепко сжимая в руках кошку, которая на этот раз не пыталась вырваться.

Они побыли еще немного, попили чаю, стараясь шутить и отвлечь бабушку, а потом ушли, пообещав вечером заглянуть снова.

После их ухода в квартире снова стало тихо, но теперь эта тишина была уже не такой безысходной. В ней теплилась крошечная, но упрямая надежда, которую зажгли ее взрослеющие внуки. Катя наконец-то закрыла глаза и, впервые за последние сутки, уснула крепким, исцеляющим сном. Нюрочка, словно почувствовав перемену, устроилась у нее под боком и заурчала, как маленький моторчик.

Вечер в квартире Светланы и Николая выдался на редкость напряженным. Обычно за ужином царил привычный шум: Сашка делился школьными новостями, Миша отмалчивался, уткнувшись в телефон, взрослые обсуждали работу и планы. Но сегодня даже воздух казался густым и колким.

Миша ел молча, но по его сжатым челюстям и упрямому взгляду было ясно, что он к чему-то готовится. Сашка, всегда чувствовавший настроение брата, тоже притих и лишь украдкой поглядывал на родителей.

Когда тарелки опустели и Светлана собралась было заговорить о предстоящем переезде, Миша резко поднял голову.

— Мы с Сашкой были сегодня у бабушки, — его голос прозвучал неожиданно твердо и взросло.

Светлана на мгновение смутилась, но тут же оправилась. —И хорошо, что сходили. Как раз надо начинать готовить ее к переезду, помогать вещи собирать.

— Она вся в слезах, мам, — Миша не отводил взгляда. — Из-за этой истории с кошкой.

Николай Павлович, до этого молча ковырявший вилкой в тарелке, хмыкнул и отодвинулся от стола. —Опять эти сантименты. Кошка и кошка. Не время сейчас для животных, квартиру менять будем. И потом, ты же знаешь мое отношение.

— Я знаю, пап. Но я также знаю, что бабушка без этой кошки просто зачахнет. Она же одна. Нюрочка для нее все равно что член семьи.

Светлана попыталась вмешаться, ее голос зазвучал раздраженно: —Михей, не устраивай драму. Бабушке будет хорошо с нами. У нее будет отдельная комната. А кошка — это шерсть, беспорядок, лишние хлопоты. Ты же понимаешь?

— Понимаю, — кивнул Миша. — Но я кое-что тоже хочу, чтобы вы поняли.

Он сделал паузу, собираясь с мыслями. Сашка подался вперед, всем видом показывая солидарность.

— Я прописан в бабушкиной квартире, — медленно и четко произнес Миша. — И я не дам согласия ни на какую продажу или обмен, если бабушку будут принуждать к чему-то против ее воли. Если с Нюрочкой что-то случится.

В кухне повисла гробовая тишина. Светлана смотрела на сына с открытым ртом, не веря своим ушам. Николай Павлович медленно повернулся к нему, его лицо потемнело.

— Ты что это мне ультиматумы ставишь? В своем ли ты уме?

— Это не ультиматум, пап. Это мое законное право и мое решение. Я не могу позволить, чтобы бабушку из-за вашего удобства лишили единственного существа, которое скрашивает ее одиночество.

Сашка, не выдержав, встрял в разговор, его голосок дрожал от волнения: —Она же совсем загнуется одна в четырех стенах! Мы в школе целый день, вы на работе. А Нюрочка всегда с ней. Я буду за ней ухаживать, за кошкой! Миша уедет — я буду! Кормить, убирать, все что угодно!

Николай Павлович грузно поднялся из-за стола. Он прошелся по кухне, сжав кулаки. Глаза его были прищурены. Все замерли в ожидании взрыва.

Но взрыва не последовало. Вместо этого Николай остановился у окна и долго смотрел на темнеющую улицу. Когда он наконец обернулся, гнев в его глазах сменился на тяжелую, усталую задумчивость. Он посмотрел на сыновей — на взрослеющего Мишу, с его принципиальным, непоколебимым взглядом, и на маленького Сашку, готового горой стоять и за брата, и за бабку, и за ее кошку.

Он вспомнил, как несколько лет назад Миша с другом тайком вывезли и пристроили умирающую дворнягу, которую хотели усыпить. Тогда Николай ругал его за самоуправство, но в глубине души испытывал странную гордость за сына, который не прошел мимо чужой беды.

— Сами же когда-нибудь старые станем, — тихо, больше для себя, произнес он, глядя на Светлану. — А если с нами наши дети так же поступят? Решат, что мы — лишняя обуза, и наше мнение никого не волнует? А? Каково тебе тогда будет?

Светлана опустила глаза, в ее позе читалась растерянность.

Николай тяжело вздохнул и повернулся к сыновьям. Его взгляд был строгим, но в нем уже не было гнева. —Ладно. Хватит этого базара. Точка.

Он посмотрел на Мишу. —Завтра сам поеду к теще. Помогу вещи собрать. И кошку... заберем. Но! — он поднял палец, предупреждая возгласы. — Но смотрите за ней оба. Весь порядок и уход — на вас. Понятно?

Миша молча кивнул, но по его лицу было видно, какую огромную внутреннюю борьбу он только что выиграл. Сашка радостно подпрыгнул на стуле.

— Ура! Спасибо, пап!

— Да не надо меня, — буркнул Николай, но в углах его рта дрогнула чуть заметная улыбка. — Ложись спать. Завтра рано вставать.

Он вышел из кухни, оставив за собой гробовую тишину. Светлана все еще сидела за столом, не двигаясь, глядя в пустоту. Миша подошел к матери, положил руку ей на плечо.

— Все будет хорошо, мам. Поверь.

Она кивнула, не глядя на него, и принялась механически собирать со стола посуду. Миша с Сашкой молча принялись ей помогать. Семейный спор был исчерпан, но осадок от него еще долго витал в воздухе, смешиваясь с чувством облегчения и тревоги перед грядущими переменами.

Утро следующего дня выдалось ясным и морозным. Баба Катя провела еще одну беспокойную ночь, но на этот раз ее тревога была смешана с туманной надеждой, посеянной вчерашним визитом внуков. Она не знала, чего ждать, но в глубине души что-то теплилось.

Она налила Нюрочке молока, и на этот раз кошка, будто почуяв ослабление напряжения, осторожно подошла к миске и начала лакать, поглядывая на хозяйку. Катя смотрела на нее и не могла сдержать легкой улыбки.

В дверь постучали. Не звонок, а именно стук — уверенный, но не грубый. Сердце Кати екнуло. Она медленно побрела открывать.

На пороге стоял Николай Павлович. Он был один. От него веяло зимней свежестью, он потирал замерзшие руки.

— Ну, маманя, — произнес он, и в его голосе не было привычной раздраженной нотки. — Встречайте гостя. Будем собираться?

Катя молча отступила, пропуская его в квартиру. Она сглотнула комок в горле, готовясь к бою.

— Я же говорила... не поеду без Нюрочки. Никуда.

Николай кивнул, снимая куртку, и огляделся, как будто что-то ища.

— Ну, и где же это сокровище? — спросил он, и Кате показалось, что в его тоне промелькнула даже какая-то доля любопытства.

Он заглянул на кухню и увидел кошку, которая, испугавшись незнакомого громкого голоса, юркнула под стол. Николай присел на корточки, протянул руку и... аккуратно, но уверенно взял Нюрочку за живот, поднял и внимательно разглядел.

Катя ахнула и сделала шаг вперед, готовая выхватить свою любимицу, но зять сам протянул ей кошку.

— Ну что ж, малявка, — пробурчал он. — Вид у тебя, конечно, не очень боевой. Всего-то делов, кого такая объест.

Катя, прижимая к себе перепуганную Нюрочку, смотрела на зятя широко раскрытыми глазами, не веря своим ушам.

— Но! — Николай поднял палец, и его лицо снова стало серьезным. — Следить за ней нужно, маманя. Внимательно. Светланка — женщина строгая, ты сама знаешь. К тому же обстановку сменим, все новое. Пока в новое жилье не заедем, недельку придется всем в нашей тесноте пожить. Так что кошечку держите при себе, мамуля, чтобы сильно не бегала и под ноги не путалась.

Катя молча кивала, ощущая, как комок в горле начинает таять, а на глаза наворачиваются предательские слезы. Она боялась пошевелиться, чтобы не спугнуть это невероятное, чудесное решение.

— Так что, будем вещи укладывать, мамуля? — Николай словно снова стал самим собой — деловым и энергичным. — С машиной договорился, позвоню — и укатим. Миша с Сашей на занятиях, Светланочка на работе, так что поедем пока вдвоем.

Он выкатил из прихожей большую дорожную сумку, принесенную с собой, набитую мешками и сетками для упаковки.

— По дороге, кстати, заедем в зоомагазин, — добавил он как бы невзначай, уже заходя в комнату и окидывая взглядом мебель. — Купим малявке новое судно, наполнитель, может, домик какой или когтеточку. Чтобы когти драть и где лежать. Чтобы все по правилам.

Баба Катя стояла посреди комнаты, ощущая, как камень падает с души. Ее страх и недоверие таяли, уступая место растерянной, почти неловкой благодарности.

— Сынок... — голос ее сорвался. — Может, сначала поешь? Чайку горячего? У меня и выпить есть чего, для сугреву...

Николай Павлович на мгновение задумался, потом махнул рукой.

— Что ж, от чайку не откажусь. Делов-то — невпроворот.

Пока Катя хлопотала на кухне, зять уже начал упаковывать ее нехитрый скарб, аккуратно складывая вещи в коробки. Он делал это молча, сосредоточенно, и в этой его деловой обыденности было что-то невероятно успокаивающее.

Через пару часов большая часть вещей была упакована и вынесена к подъезду, где уже ждала газель. Николай усадил бабу Катю на переднее сиденье, помог устроиться ей на коленях Нюрочке, которую Катя заботливо завернула в большой теплый платок, оставив снаружи лишь любопытную мордочку.

Машина тронулась, и Катя смотрела в окно на уплывающие назад знакомые улицы, двор, в котором она гуляла, скамейку у подъезда. Но на душе у нее было уже не тоскливо, а скорее тревожно-радостно.

Николай Павлович молча вел машину, и его мысли были далеко. Он вспоминал вчерашний разговор с сыновьями, их непоколебимую солидарность. Он вспоминал, как сам, будучи мальчишкой, тайком кормил бездомных псов на стройке. И снова, как и тогда, он поймал себя на чувстве гордости. Гордости за своих мальчишек, которые выросли не равнодушными эгоистами, а людьми, способными постоять за слабого и отстаивать то, что считают правдой.

Он посмотрел краем глаза на тещу. Она сидела, прижав к груди свой маленький теплый комочек, и гладила кошку по голове. На ее лице застыло выражение тихого, еще не до конца осознанного счастья и надежды.

И Николай Павлович понял, что поступает правильно. Не просто уступая сыновьям, а потому что это по-человечески правильно. Потому что старый человек и его маленькое счастье важнее, чем идеальный ремонт и новая мебель.

Баба Катя тоже смотрела на дорогу и улыбалась. Она понимала, что впереди ждут трудности, необходимость привыкать к новому дому, к правилам чужой семьи. Но этот маленький доверчивый комочек, мирно сопящий у нее на коленях, давал ей невероятную силу. Она чувствовала сердцем, что главное — они вместе. А значит, и все остальное обязательно сложится.

За гранью реальности. Мистические истории. 

#рассказы