Кузька

Кузька всегда ухаживал за своей шерсткой тщательно, потому что чем лохматее домовой, тем богаче будут и дом, и хозяева. Не деньгами и золотом, не шкафами с хрусталем и фарфором разживутся люди, а тем, что купить нельзя: запахом ржаного хлеба по утрам, треском дров в печи, теплом, бабушкиными объятиями, историями в каждой маленькой трещинке дома, тишиной или смехом, счастьем. Чтобы за всем уследить, нужен и дому и хозяевам хороший помощник.
Кузька был очень воспитанным домовым: пакетами на кухне не шуршал, крышками от кастрюль не гремел, чулки, пуговицы и резинки у хозяйки не воровал; ну а пыли, чтобы по углам гонять, дома не было. Мурлыканьем он согревал зимние вечера, следами от лап на подоконнике отгонял всякую нечисть, а мягкие бока были лучшим средством от плохого настроения.
Домовой жил с бабушкой и ее маленьким внуком Сережкой. Сережку привозили на лето родители, и Кузька заботливо вылизывал ему пальцы после пирогов, отчего тот заливисто хохотал. Иногда взрослые тоже оставались в их с бабушкой доме, и у Кузьки прибавлялось работы. Но все также старательно подкладывал он удачу в носки и карманы, пугал сквозняки и плохие сны.
За хорошую работу Кузьку благодарили. Сладкое, правда, как домовой, не жаловал, а вот молоку да рыбке всегда радовался.
Вот только давно Кузю никто не баловал. Как сейчас, помнит он долгие разговоры хозяев, тревожные их лица и тяжелые чемоданы возле двери. А потом наступил день, когда чужие люди в ярких костюмах, точно в его любимом мультике про волшебное кольцо, вошли в дом и сказали:
– Шатко!
– Ветхо!
– Снести!
Бабушка с внуком уехали. Не знали они, как Кузьку из старого деревенского дома в новый городской перевезти, и остался домовой без дома.
– Фу ты, даже звучит противно. Тоску наводишь.
– Так сходи погуляй. Развейся.
– На улицу? Не пойду. Там даже деревья листьями шуршат, будто смеются: “Нету дома – нету и домового”. Ни хозяина, ни угла, ни печки. Миски своей и той нету. Никто молока не нальет, никто не скажет: “Кузя, не шуми, спать пора”. Я теперь как старый тапок, выброшенный под дождь.
– Чего ж ты все жалуешься? Вон и миска стоит, и печка есть. Подумаешь – микроволновая.
– А то и жалуюсь. Помощников тут и так хватает, а без меня где-то люди пропадают, и я тоже – совсем пропадаю.
– Кузя, Кузя.
– Ладно, молчу я. Рассказывай, что дальше было.
Домовому без дома плохо. Он почти не мяукал, плохо ел и становился прозрачнее, пока стены дома ломали, и ветер гулял там, где раньше был порог, возле которого росли головастые одуванчики. Кузька тосковал много дней, а потом решил искать дом: может, старый, может, новый, главное – найти. Он ходил по тропинкам и дорогам, водил носом, заглядывал в окошки, и изредка откуда-то из глубины его мохнатой груди вырывалось протяжное: “мяуууу”.
Найти хороший дом оказалось ой как непросто.
В одном кричал телевизор, и Кузьку никто не услышал, в другом было холодно и пахло краской. В третьем доме Кузьке попалась вредная кошка:
– Здесь и так тесно, – прошипела она и выпучила глаза. Кузька выпучил глаза в ответ, показал язык и пошел дальше, в другие дома заглядывать.
– А чем тебе второй дом не понравился, Кузь?
– Эх, не понимаешь. Души там нет, тепла человеческого. Он как пустая коробка, а я люблю, когда дома тепло, уютно и пахнет выпечкой. Не отвлекайся.
Так дошел домовой до города. На детской площадке Кузька запрыгнул на лавочку и залюбовался цветущей яблонькой.
– Привет. А что ты тут делаешь?
Кузька не заметил, как к нему подошла девочка. Вообще-то домовых видели только маленькие дети и старики, но эта девочка тоже видела Кузьку.
“Наверное, потому что она добрая, маму слушается и, может, даже пироги печет с вареньем”, – подумал Кузька и тоже поздоровался.
– Дом ищу.
– На дереве?
– Я ж не ворона, чтобы на дереве дом искать. На цветы смотрю – красивые они и пахнут яблочным пирогом. Вкусно, – растягивая это слово, домовой почти замурчал.
Девочка втянула носом воздух, но ничего не почувствовала.
– Выходит, ты ничей?
– Ничей, – повторил за девочкой Кузька и стал чуточку бледнее.
– Не расстраивайся, пожалуйста. Я бы тебя забрала, но у папы страшная аллергия на шерсть. Мама все отдала. Даже шарф, который связала ему на день рождения, пришлось передарить бабушке.
Кузька вспомнил о бабушке и Сережке, о доме, и расстроился еще больше.
– А давай, я тебе объявление нарисую: “ищу дом”. Так тебя быстрее заметят, – девочка спрыгнула с лавки. – Я сейчас, я быстро, – и побежала домой, – только ты никуда не уходи, слышишь?
Кузька не хотел никуда уходить. Он устал, да и солнышко так пригревало. Теплый ветер щекотал бока, и яблонька пахла и шелестела листвой. Кузька прикрыл глаза и так и лежал, пока девочка не вернулась. Разложив бумагу и карандаши, она принялась рисовать.
– Ты вообще-то не очень на домового похож.
– А на кого же тогда я похож?
– На кота.
– На кота? Не может быть, – Кузька лениво открыл глаза, встал, покрутился сначала в одну сторону, потом в другую и снова лег. – Действительно, кот. Самый настоящий кот.
– А я думала, что домовые – это маленькие человечки с большими круглыми носами.
– Если бы некоторые не совали свой нос, куда не нать, то не был бы он круглым. И ты не суй, лучше маму попроси, чтобы она тебя пироги печь научила.
– Разве коты едят пироги?
– Так они ж не для вкуса, они для уюта. Ну еще для семьи и гостей. Но скажу тебе по секрету, многие носатые домовые тоже любят пироги кушать.
– А ты?
– А я рыбку люблю.
Кузька глянул на рисунок – девочка дорисовывала пушистому коту рыбу.
– Осталось подписать. С подписью все сразу узнают, кого они ищут. Как тебя зовут?
– Кузя.
– Как из сказки про домового. А меня мама Наташей назвала, тоже как в сказке.
– Имя мне бабушка выбрала. В нашей деревне только и были Кузьки, Васьки да Барсики.
– А всех собак Шариками и Бобиками называли?
Кузька глянул на Наташу, и они расхохотались. Кто знает, над чем смеялся каждый из них, но они смеялись так долго, что домовой стал чуточку ярче.
Рисунок помог. Кузьку временно приютили добрые люди, но он по прежнему искал дом, потому что дом – это не стены и крыша, это место, где ты нужен.
Автор: Нира Сэд
#авторскиерассказы