Наш дом — обычная серая панельная девятиэтажка, каких тысячи. Построенная в конце семидесятых, она доживала свой век тихо и неприметно, как старая, уставшая от жизни женщина. Я живу здесь с детства, знаю каждую трещинку на лестничной клетке, каждый скрип ступенек. Я был уверен, что знаю этот дом, как свои пять пальцев. До прошлого месяца.

Все началось с прорванной трубы. Не у нас, а в общем стояке, где-то между первым этажом и тем, что мы всегда считали фундаментом. Приехала сонная бригада из ЖЭКа, разворотила стену в закутке под лестницей, где вечно пахло сыростью и кошками, и, матерясь, начала работать. А через пару часов оттуда вылез их бригадир, седой мужик с лицом цвета вчерашнего бетона, и позвал нашего старшего по подъезду, дядь Колю.

— Слышь, отец, — сказал он, вытирая руки о грязную ветошь. — А что это у вас тут?

Дядя Коля, а с ним и я, и еще пара соседей, заглянули в дыру в стене. За обломками штукатурки и ржавой арматурой была видна не кирпичная кладка фундамента, а… дверь. Старая, обитая железом дверь с массивным засовом, но без замка. Она была утоплена в стену так, будто ее замуровали много лет назад.

— Первый раз вижу, — пробормотал дядя Коля, человек, который лично знал три поколения сантехников в нашем районе.
— Вот и я о том же, — хмыкнул бригадир. — По плану у вас тут монолит идет. Нету тут никакого подвала. Глухой фундамент.

Он показал нам на телефоне отсканированный план дома. И действительно, под первым этажом была лишь сплошная штриховка. Никаких помещений. Никаких дверей.

Бригадир и его команда, залатали трубу, наскоро заделали дыру в стене и уехали, посоветовав нам «не лезть, куда не просят». Но разве нашего человека остановишь таким советом? В тот же вечер у пролома собрался весь подъезд. Мужики притащили ломы и кувалду. Всем было до смерти любопытно, какая тайна скрывается в нашем сером, скучном доме.

Железная дверь поддалась на удивление легко. Засов, хоть и выглядел внушительно, был не заперт. Когда ее со скрипом отворили, в лицо пахнуло странным запахом. Не сыростью, не плесенью. А чем-то стерильным, холодным, как воздух в операционной. И еще… озоном. Будто после сильной грозы.

За дверью была крутая бетонная лестница, уходящая в непроглядную тьму.

Первым вызвался пойти Дима, студент с пятого этажа. Парень компанейский, вечно на позитиве.
— Да что там может быть, мужики? — усмехнулся он, включая фонарик на телефоне. — В лучшем случае склад забытой тушенки, в худшем — крысы-мутанты. Я быстро, только гляну.

Дядя Коля пытался его остановить, но Дима уже шагнул на первую ступеньку. Мы, еще четверо мужиков, остались наверху, освещая ему путь своими фонарями. Лестница была длинной, витков на пять, как в какой-нибудь башне, только вниз.

— Ну, я на месте! — донесся до нас гулкий голос Димы. — Тут… странно.

Мы спустились за ним. То, что мы увидели, не поддавалось никакому объяснению. Это не был подвал. Не в привычном понимании. Мы очутились в огромном, идеально чистом бетонном зале. Высокий потолок терялся где-то вверху, за пределами лучей наших фонарей. Гладкие стены без единого шва или трещины. Идеально ровный пол. Ни труб, ни проводов, ни строительного мусора. Ни пылинки.

И тишина. Мертвая, абсолютная. Такая, что собственный пульс отдавался гулом в ушах.

— Ничего себе, — выдохнул кто-то. — Бункер, что ли?

Но это не было похоже на бункер. В зале было несколько проходов, ведущих в разные стороны. Таких же стерильно-чистых и темных.

— Я туда, — махнул рукой Дима в сторону ближайшего коридора. — Только загляну за поворот и назад.

Он ушел, насвистывая какую-то мелодию. Его шаги гулко отдавались от бетонных стен. Мы видели, как его огонек фонаря скрылся за поворотом. Мелодия оборвалась. Мы подождали минуту. Потом вторую.

— Дим! — крикнул дядя Коля. — Ты как там?

Ответом была все та же звенящая тишина.
— Димон, не шути так! — крикнул я, чувствуя, как по спине пробегает холодок.

Молчание.

Мы рванули в тот коридор. Добежали до поворота, за который он скрылся, и замерли в ступоре.
За поворотом не было никакого коридора. Там была сплошная, гладкая бетонная стена. Такая же, как и все остальные. Без швов, без дверей, без малейшего намека на то, что здесь секунду назад был проход.

Мы бросились к стене, начали стучать по ней кулаками, кричать имя Димы. Бесполезно. Звук был глухой, как будто мы стучали в цельный кусок скалы. Дима исчез. Вместе с коридором, в который он вошел.

Паника была животной. Мы вылетели из этого проклятого места, как ошпаренные. Задвинули дверь, завалили ее обломками стены. Вызвали полицию, МЧС.

Дальше был сюрреализм. Приехали службы, посмотрели на нас, как на сумасшедших. Дядя Коля, размахивая руками, показывал им на заваленный проход.
— Там дверь! Там подвал! У нас парень пропал!

Пролом разобрали. За ним, как и говорил бригадир из ЖЭКа, был монолитный фундамент. Никакой двери. Никакого подвала. Сплошной, твердый, старый бетон. Нас продержали в отделении до утра. Взяли показания, которые выглядели как массовая галлюцинация. Диму объявили в розыск, предположив, что он просто сбежал из дома. Родителям его сказали, что мы, соседи, что-то не договариваем, возможно, выпивали вместе, и он куда-то ушел.

Нас отпустили. И мы остались одни. С осознанием того, что мы видели. И с осознанием того, что нам никто и никогда не поверит.

Дом изменился. Или изменилось мое восприятие. Я начал замечать странности. Мелкие, едва уловимые. Вот, например, на лестничной клетке между третьим и четвертым этажами всегда была выбоина в ступеньке, с самого моего детства. Однажды утром я спускался на работу и понял, что ее нет. Ступенька была идеально ровной.

Я спросил у дяди Коли. Он посмотрел на меня мутными глазами.
— И не говори, Олег. Я тоже заметил. А перила помнишь? На пятом этаже шатались. Сейчас — как влитые.

Дом… ремонтировал себя. Незаметно. Ночью. Когда никто не видел. Он избавлялся от изъянов, от старых шрамов. Он стремился к какому-то своему, изначальному, идеальному состоянию.

Я не мог спать. Я сидел ночами у окна, вглядываясь в детали своего двора. И однажды я увидел. Фонарный столб у нашего подъезда всегда стоял чуть-чуть под наклоном. В три часа ночи изображение столба на секунду «дернулось», как помеха на старом телевизоре. Я протер глаза. Фонарь стоял идеально прямо.

Я понял. Тот подвал, которого нет в плане — это не подвал. Это… исходный код нашего дома. Его эталонная копия, хранящаяся где-то вне нашей реальности. А сам дом — это программа, которая постоянно сверяется с этим кодом и исправляет любые отклонения. Трещины, выбоины, расшатанные перила — это ошибки, баги, которые система со временем «патчит».

А Дима? Он не был ошибкой. Он был… незапланированной переменной. Посторонним элементом, который попал в системные файлы. И система, чтобы сохранить свою целостность, просто удалила его. Не убила. Не съела. Просто стерла. Откатила реальность до того состояния, где коридора, в который он вошел, никогда не существовало.

Этот вывод не принес облегчения. Он принес ужас другого порядка. Не страх перед монстром, а страх перед бездушным, холодным механизмом, внутри которого мы живем.

Я начал искать информацию. Часами сидел в городских архивах, рылся в старых газетах. Я искал что-нибудь о постройке нашего района. И нашел. Короткая заметка в газете «Вечерний город» за 1978 год.

«Странный инцидент на стройплощадке. Вчера, при закладке фундамента жилого дома по улице Новаторов, 12, бесследно исчез экскаваторщик Петр Гринько вместе со своей машиной. Котлован, вырытый накануне, за ночь оказался идеально ровным, словно его и не было. Ведется следствие».

Новаторов, 12. Это был адрес нашего дома.

Тогда, сорок лет назад, система совершила свою первую «корректировку».

Я съехал через неделю. Снял квартиру в старом сталинском доме с трещинами на фасаде и скрипучими полами. И знаете, что? Я каждый день с наслаждением смотрю на эти трещины. Они настоящие. Они — доказательство того, что этот дом живет, стареет, дышит. Что он подчиняется законам физики, а не бездушному коду.

Я больше никогда не был в своем старом районе. Но иногда мне снится тот подвал. Идеально чистые бетонные стены и звенящая тишина. И я просыпаюсь в холодном поту от одной-единственной мысли. Если наш дом — это самокорректирующаяся программа, то что тогда весь наш город? Вся наша страна? Весь наш мир?

И сколько еще таких «подвалов», которых нет в плане, скрывается за тонкими стенами нашей привычной реальности? И сколько «Дим» и «экскаваторщиков» уже было стерто из нее, как досадная ошибка в коде? Мы никогда не узнаем. Потому что после каждой такой корректировки не остается даже швов.
#ДмитрийRAY. Страшные истории
источник