Бессонница — это не просто отсутствие сна. Это искажение пространства и времени. Для всего мира ночь — это пауза, антракт. Для меня она была вторым актом. Бесконечным, монотонным, изматывающим.

Меня зовут Кирилл, и я архитектор. Моя работа — создавать порядок из хаоса, возводить изящные конструкции из бетона и стекла. Но по ночам хаос возвращался и строил свои конструкции в моей голове. Я лежал без сна и проектировал здания, которых никогда не построю, вёл диалоги, которых никогда не скажу, проживал жизни, которых у меня никогда не будет.

Я не спал уже три года. Не так, чтобы совсем. Я проваливался в короткие, липкие полудремы на час-другой, из которых выныривал с колотящимся сердцем, разбитый и уставший больше, чем до них. Моя жизнь превратилась в один длинный, серый день, разделённый сумерками.

Врачи пожимали плечами. Таблетки превращали меня в овощ, но не дарили забвения. Медитации, дыхательные практики, отказ от кофеина — я перепробовал всё. Но каждую ночь, ровно в 3:15, я открывал глаза и смотрел в потолок до самого рассвета.

Она пришла в ночь со вторника на среду.

Я, как обычно, лежал и слушал тишину. Но в этот раз тишина была другой. Более плотной, глубокой. Словно кто-то выключил не только звуки, но и само их возможное присутствие. Я повернул голову.

В кресле у окна сидела женщина.

Она была похожа на старую, выцветшую фотографию. Длинное тёмное платье, простое, без украшений. Бледное, почти светящееся в лунном свете лицо. Тёмные волосы, убранные в строгий узел. Она не была страшной. Не была призрачной. Она была просто… там. Сидела, сложив на коленях белые, тонкие руки, и смотрела на меня.

Её глаза. Я не мог определить их цвет. Они были похожи на тёмную воду, в которой не было отражений. В них не было ни злобы, ни любопытства. Только спокойное, бесконечное внимание.

Я не испугался. Странно, но страха не было. Только ошеломляющая усталость. Мне показалось, что я просто дошёл до той черты, за которой мозг начинает рисовать то, чего нет.

— Вы кто? — спросил я, и мой голос прозвучал хрипло и неуместно громко в этой густой тишине.

Она не ответила. Она просто чуть заметно наклонила голову. А потом заговорила. Её голос был тихим, ровным, безэмоциональным. Как у диктора, зачитывающего прогноз погоды. Но этот голос звучал не снаружи. Он звучал прямо у меня в голове.

— Завтра утром ты прольёшь кофе на новый проект. Пятно будет похоже на профиль старика. Ты разозлишься и выбросишь чертёж в корзину. Но не торопись. Вечером, когда будешь уходить, загляни в неё. На дне ты найдёшь флешку, которую потерял на прошлой неделе. Ту, с семейными фотографиями.

Сказав это, она медленно поднялась. Она не пошла к двери. Она просто растаяла, превратившись в тень, которая слилась с темнотой в углу.

Я лежал, пытаясь осознать произошедшее. Бред. Конечно, бред.

Утром, сонный и разбитый, я, как обычно, наливал себе кофе. Рука дрогнула. Тёмная, горячая жидкость хлынула на белоснежный ватман с чертежами нового комплекса. Пятно. Я присмотрелся. И по моей спине пробежал ледяной холодок. Оно действительно было похоже на профиль старика с крючковатым носом.

Я выругался, скомкал испорченный лист и швырнул его в мусорную корзину. Весь день я работал как заведённый, пытаясь выкинуть из головы ночной визит. Но когда вечером я уже надевал пальто, что-то заставило меня подойти к корзине. Я порылся в скомканной бумаге. И на самом дне нащупал маленький, холодный прямоугольник. Моя флешка. Та самая. Я искал её две недели.

Я сидел в своей машине на парковке и смотрел на неё. Это не было совпадением. Это было знанием.

Она пришла и следующей ночью. В то же время. Села в то же кресло.

— Твой партнёр, Вадим, сегодня встречался с нашим главным конкурентом. Он продаёт им твою идею о консольных балконах. Он ещё не решился окончательно. Он будет сомневаться до пятницы. В пятницу, в 16:20, он отправит им письмо с согласием. Если ты войдёшь в его кабинет в 16:19 и спросишь, как дела у его больной матери, он испугается и всё отменит.

Я не спал до утра. Я не мог поверить. Вадим. Мой лучший друг, крёстный отец моего сына. Предательство? Невозможно.

Всю неделю я ходил как в тумане. Я наблюдал за Вадимом. Он был нервным, избегал моего взгляда, постоянно прятал телефон.

В пятницу, в 16:18, я подошёл к его кабинету. Моё сердце колотилось так, что было больно дышать. Я вошёл без стука. Вадим сидел за компьютером, его палец застыл над кнопкой мыши. На экране было открыто окно почты.

— Как… как мама? — спросил я, и мой голос дрогнул.

Он вздрогнул так, словно его ударили. Его лицо стало белым, как бумага. Он захлопнул ноутбук.
— Нормально… — пролепетал он. — Всё нормально, Кирилл.

Он не отправил письмо.

Я спас проект. Но я потерял друга. Потому что теперь, каждый раз, глядя на него, я видел не его лицо, а его предательство, которое он так и не совершил.

Она стала моей ночной рутиной. Моим личным оракулом. Моей проклятой кассандрой. Полуночница, как я её прозвал, приходила каждую ночь и рассказывала мне моё будущее. Не великие пророчества. А мелкие, грязные, бытовые детали.

— Не садись завтра в синий вагон. В нём пьяный болельщик порежет обивку, и полиция будет держать весь вагон два часа для протокола.

— Женщина, с которой ты познакомишься на конференции, кажется идеальной. Но не давай ей свой номер. Через год она подаст на тебя в суд за домогательства, которых не было.

— Твой сын не готовится к контрольной по математике. Он скачал решебник. Учительница заметит это и влепит ему двойку за четверть.

Я знал всё. Я стал самым эффективным человеком на свете. Я избегал пробок. Я заключал выгодные сделки, зная наперёд все ходы конкурентов. Я предотвращал мелкие бытовые катастрофы. Моя жизнь превратилась в идеально отлаженный механизм.

И в абсолютно безжизненную пустыню.

Из неё ушла случайность. Ушла интрига. Ушла надежда. Я больше не радовался удачам — я знал о них заранее. Я не огорчался неудачам — я их предотвращал. Мои отношения с людьми превратились в игру, где я один знал все карты. Я улыбался людям, зная, что через неделю они попытаются меня подставить. Я пожимал руки, зная, что за моей спиной эти люди говорят обо мне гадости.

Знание не было силой. Оно было ядом, который медленно отравлял мою душу.

Я пытался не слушать её. Я включал громкую музыку. Я напивался до беспамятства. Но её голос звучал прямо в моей голове, пробиваясь сквозь любой шум, сквозь любой алкогольный туман.

Однажды я не выдержал.
— Что тебе нужно?! — закричал я ей, сидя на своей кровати. — Зачем ты это делаешь?!

Она впервые за всё это время проявила что-то похожее на эмоцию. Она чуть склонила голову, словно с любопытством разглядывая бабочку, бьющуюся о стекло.

— Я ничего не делаю, — прозвучал её спокойный голос в моей голове. — Я просто рассказываю. Ты не спишь. Твой разум открыт. А ночь полна историй. Я — библиотекарь. Я просто читаю тебе книгу твоей собственной жизни.

— Но я не хочу этого знать! — взмолился я. — Пожалуйста, прекрати!

— Ты сам не даёшь мне прекратить, — ответила она. — Ты не спишь. Пока ты бодрствуешь, я буду говорить. Таков закон. Закон пустоты, которая должна быть заполнена.

Я понял. Она была не просто духом. Она была функцией. Физическим явлением. Как эхо в пустой комнате. Моя бессонница была этой комнатой. А она — её эхом.

И тогда я решил бороться. Не с ней. А со сном. Вернее, с его отсутствием.

Я пошёл на крайние меры. Я записался в клинику, где практиковали экспериментальные методы лечения. Меня накачивали препаратами, подключали к аппаратам, которые должны были насильно погрузить мой мозг в дельта-сон.

И это почти сработало. Той ночью я лежал, опутанный проводами, и чувствовал, как сознание медленно тонет в тёплой, вязкой темноте. Впервые за три года я засыпал.

И в этот момент она появилась. Не в кресле. Она стояла прямо у моей кровати. И на её бледном, безэмоциональном лице я впервые увидел… беспокойство.

— Не надо, — прозвучал её голос, и в нём была нотка, похожая на мольбу. — Не спи. Послушай.

Она поняла, что теряет меня. И она решила сделать свой последний, самый сильный ход.

— Ты думаешь, что твоя жена, Лена, ушла от тебя из-за твоего характера? Нет. Она ушла, потому что встретила другого. Его зовут Сергей. Они познакомились на её курсах по керамике. Он разведён, у него дочь. Они начнут жить вместе через три месяца. Они будут счастливы. У них родится сын. Они назовут его Кириллом. В твою честь.

— Твой сын, Мишка… Он простит тебя за то, что ты не уделял ему внимания. Но он никогда не забудет. Когда ему будет двадцать пять, он попадёт в плохую компанию. Ему нужны будут деньги. Он попытается ограбить магазин. Его убьёт охранник. Один выстрел в сердце.

— А ты…

Я закричал. Я сорвал с себя датчики. Я вскочил с кровати. Сон отступил, выжженный дотла этим потоком концентрированного ужаса.

Я сидел на полу, обхватив голову руками, и раскачивался из стороны в сторону. Она стояла надо мной. Я чувствовал её триумф. Она победила. Она зацепила меня за самое живое. Она показала мне будущее, с которым я не мог смириться. Она приковала меня к бодрствованию цепями невыносимого знания.

Я сломался.

Следующие несколько месяцев были адом. Я знал всё. Каждую мелкую ссору, которая ждала меня с Леной. Каждую двойку, которую принесёт из школы Мишка. Каждый шаг, который неумолимо вёл его к той роковой ночи через восемнадцать лет.

Я пытался что-то изменить. Я окружил сына гиперопекой. Я запретил ему гулять с друзьями, которых я считал «неблагонадёжными». Я пытался завалить Лену подарками и вниманием. Но это было бесполезно. Мои действия, основанные на знании будущего, выглядели как тирания и безумие. Они не предотвращали предсказанного. Они лишь делали путь к нему более мучительным. Лена отдалилась ещё больше. Мишка замкнулся в себе и начал меня ненавидеть.

Я видел, как рельсы судьбы ведут мой маленький семейный поезд прямо под откос, и я, вместо того чтобы тормозить, лишь подбрасывал угля в топку.

Полуночница продолжала приходить. Теперь она рассказывала не только о неудачах. Она рассказывала о болезнях.

— Родинка на твоей спине. Та, что чешется. Это меланома. Через полтора года она даст метастазы в лёгкие. Ты будешь умирать долго и мучительно. Тебе будет трудно дышать.

Я бросился к врачам. Они вырезали родинку. Анализ показал, что она была доброкачественной. Я почувствовал облегчение. На одну ночь.

А потом она пришла и сказала:
— Ты изменил одну деталь. Но не сюжет. Врач, который делал тебе операцию, был простужен. Он заразил тебя редким штаммом вируса, который поражает нервную систему. Это проявится не сразу. Через два года у тебя начнут отказывать ноги.

Я понял. Это была гидра. Отрезаешь одну голову — на её месте вырастают две, ещё более уродливые. Судьбу нельзя обмануть. Можно лишь выбрать способ, которым она тебя уничтожит.

И тогда, в одну из бесконечных, бессонных ночей, я пришёл к единственно возможному выводу. Я не мог победить её. Я не мог изменить будущее. Но я мог остановить это. Я мог сойти с поезда.

Это было не решение, принятое в отчаянии. Это был холодный, взвешенный, архитекторский расчёт. Убрать одну переменную, чтобы всё уравнение рухнуло.

В ту ночь я ждал её. Я сидел в кресле, а не лежал в кровати. Когда она появилась, я посмотрел на неё спокойно.
— Ты больше не придёшь, — сказал я.

Она промолчала.

— Я знаю, как тебя остановить. Ты — эхо моей бессонницы. Значит, если я усну навсегда, ты исчезнешь.

Впервые за всё время в её голосе, прозвучавшем у меня в голове, появилось что-то новое. Не удивление. Не страх. Просто констатация факта.
— Да.

— Хорошо, — сказал я и достал из кармана пузырёк с таблетками, которые я копил несколько месяцев. Сильнейшее снотворное, смертельная доза.

Я высыпал горсть на ладонь.
— Это конец, — сказал я, глядя ей в её тёмные, бездонные глаза. — Ты больше не будешь мучить меня. И никого другого.

И тут она заговорила снова. И её слова были последним, самым страшным ударом.

— Ты думаешь, я прихожу только к тебе? Я прихожу к каждому, кто не спит. К водителю грузовика, который едет третьи сутки без отдыха. К хирургу, который стоит на двенадцатичасовой операции. К матери, которая качает больного ребёнка. Я — колыбельная для всех неспящих. Если ты убьёшь себя, я не исчезну. Я просто найду другого. А знаешь, к кому я приду следующей ночью? К твоей жене. Она не спит с тех пор, как ты стал таким. Она лежит в своей новой квартире и плачет, глядя в потолок. А потом я приду к твоему сыну. Когда он вырастет, его будут мучить кошмары о той ночи в магазине. Он тоже перестанет спать.

Она говорила, а я смотрел на горсть белых таблеток на своей ладони. Я хотел спасти себя. А вместо этого я приговаривал к этой пытке самых дорогих мне людей.

Это была идеальная ловушка. Идеальная клетка. Жить — невыносимо. Умереть — невозможно.

Я сидел, и слёзы капали на мою ладонь, растворяя белые оболочки таблеток. Я был разбит. Уничтожен. У меня не осталось ничего. Ни надежды, ни будущего, ни даже права на смерть.

И в этой абсолютной, звенящей пустоте, в этой точке полного поражения, ко мне вдруг пришло… спокойствие.

Я понял. Я всё это время играл в её игру. Я пытался изменить будущее, которое она мне показывала. Я пытался бороться с ней. Я пытался убежать. Но что, если… что, если просто перестать играть?

Я медленно поднял голову и посмотрел на неё.
— Хорошо, — сказал я, и мой голос был ровным. — Ты победила. Рассказывай.

Она замолчала, словно не поверив.

— Рассказывай, — повторил я. — Расскажи мне всё. Расскажи, как я умру. Как будут страдать мои близкие. Расскажи мне все ужасы, которые ждут этот мир. Я готов. Я буду слушать.

Я откинулся в кресле, закрыл глаза и приготовился. Я принял это. Я принял свою боль, свою судьбу, своё знание. Я перестал сопротивляться.

Она молчала.

Я ждал. Минуту. Десять. Час. Тишина. Та самая, густая, плотная тишина, с которой всё началось. Но теперь она не была зловещей. Она была… пустой.

Я открыл глаза. Кресло у окна было пусто.

Она ушла.

Я не знаю, почему. Может, она питалась моим страхом, моим сопротивлением. И когда я перестал бороться, я стал для неё неинтересен. Как хищник, который не трогает мёртвую добычу. А может… может, она просто библиотекарь. И когда слушатель готов добровольно прочитать всю книгу до конца, от корки до корки, в этом больше нет интриги.

Я просидел в кресле до самого рассвета. И впервые за три года я не думал о будущем. Я просто смотрел, как небо за окном меняет свой цвет с чернильного на серый, а потом на нежно-розовый.

Я не знаю, что будет дальше. Я не знаю, сбудутся ли её пророчества. Может, да. А может, знание о них уже изменило их. Я не знаю, смогу ли я вернуть свою семью.

Но я знаю одно. Той ночью я не уснул. Но моя бессонница изменилась. Она перестала быть пыткой. Она стала просто… временем. Временем, которое принадлежит только мне. Временем, когда я могу сидеть в тишине и не бояться историй, которые она может рассказать. Потому что самую страшную историю я уже услышал. И я всё ещё здесь.
#ДмитрийRAY. Страшные истории
источник