Когда-то давно писал я такую книжку...

нашел первые 4 главы... Это совершенно не мистика и не страшилки...это собранные в кучу афоризмы, какие-то истории, которые я слышал от друзей и все это я дофантазировал и собрал в это...😆
ГЛАВА ПЕРВАЯ ( *жалостливая*)
Наступила весна. По узким и кривым, как ноги у кавалериста, улочкам потекли первые навозные ручейки; с юга прилетели грака-срака-чи и вот уже начали свою воздушную атаку; из подвалов повылезали бомжи, оккупируя немного оттаявшие помойки, а на железнодорожных ветках разбухались…. железнодорожники.
- Если выпил граммов двести, выпить триста – дело чести! – опрокидывая в беззубый рот кусок колбасы, произнес Вася.
Работал Вася механиком на тепловозе, но так как он такой же механик, как я писатель, тепловоз уже давно забыл, что такое ездить, тихо доживая свои дни на станции.
Из членов «синигала по литрболу» Вася выделялся своим огромным прыщом на носу. Сам же он был худощавый, имел один глаз (второй ему обычно кто-нибудь подбивал), прическу делал «Аля-Шухер», а любимое занятие его было…. Впрочем, об этом немного позже.
- Умом Россию не понять, пока не выпито ноль пять, а если выпито ноль пять, то дело кажется нехитрым. Попытка глубже понимать уже попахивает литром! – снова выпалил Вася, подставляя граненый стакан.
- Слушай, «трансформатор», - проговорил Васин собутыльник Петрович, напоминавший шкаф с антресолями, - сделай милость, сходи в вагончик, съешь лимон, а то у тебя уж слишком довольная рожа! Самогон-то кончился!
Прозвище «трансформатор» к Васе прилипло с незапамятных времен, когда он еще работал. Когда-то он получал двести двадцать, из них домой приносил тридцать шесть, а на остальные «гудел», за что и получил сию кличку.
- Ну, что ж, - вздохнул «трансформатор». – Кто не работает – тот пьет!
С этими словами он нырнул во внутренний карман своего полурваного серого пиджака и, достав хрустящую купюру, помахал ею перед носом собутыльника.
- Пошли к Балаболке за горючим! – и от этих слов щетинистое лицо Васи растеклось в «голливудской улыбке». – А заодно и баян посмотришь, который мы с Фед-д-дром купили, но по некоторым обстоятельствам поменяли Балаболке на самогон.
Оба железнодорожника, слегка пошатываясь, устремились к дому торговки самогоном собственного приготовления, который больше нагонял сон, нежели воспалял буйный разум. Все-таки его хмельного хватило для того, чтобы наши герои запели песни. А какие песни петь весной? Конечно же про любовь!
Как говорится, с песнями и идется быстрее, и вот уже наши герои остановились напротив дома Балаболки. Послышался звук баяна, доносившийся со двора. Баян этот, если рассказывать кратко попал в руки торговки самогоном так: Решили «трансформатор» и Федр купить баян – скинулись, купили. Надо обмыть – скинулись, обмыли, на баяне поиграли. Утром проснулись, надо опохмелиться – продали баян, вернее поменяли на самогон. Теперь этот музыкальный инструмент осваивал Тофан – сын Балаболки.
«Трансформатор» скривил лицо от невтемных звуков и громко крикнул в небольшую щель в заборе:
- Тофан!!!
Звуки угасли, и вскоре калитку отворил круглый, как мячик, щекастый, маленький паренек с быстрыми глазками, которые постоянно что-то высматривали в руках посетителей.
- Чаво вам? – ответил он и, казалось, что рот его едва открылся из-за тяжести щек, навалившихся на уголки губ.
- Мать дома? – спросил Вася, хмуро поглядывая на баян в руках паренька.
- Нет её! Уехала в город! – ответил тот.
- Тогда продай самогона, - протягивая купюру, произнес «трансформатор».
- Не велено!
- Это как так? – от удивления у Васи приоткрылся немного его подбитый глаз, а синяя опухоль стекла к уху.
- А так! Не велено и все! – уточнил Тофан.
- Да ты продай, а матери ничего не говори!
- Нет! Даже не просите! У нее каждая бутылочка на счету! Вы что хотите, чтобы мне из-за вас влетело?
Этого, конечно, наши герои хотели, особенно Вася, который с жадным взором смотрел на еще недавно свой баян, но Тофан этого явно не желал. У него аж руки затряслись, когда он невольно представил, как его накажет мать.
- Не велено и все! Значит нельзя! – быстро отчеканил Тофан. – Придете, когда мать из города вернется!
- А когда ж она вернется?
- А мне почем знать? Может завтра, может после завтра и вообще, некогда мне тут с вами рассюсюкивать – я занят!
Покосившаяся калитка закрылась прямо перед носом «трансформатора» и вскоре вновь зазвучали невтемные звуки баяна, которые напоминали пение мартовских котов со свалки. Казалось, что в то время как на баяне нажимались кнопки, кто-то в то же время резал меха, отчего и получались столь ухораздирающие звуки, что даже глухой дед Семен, сидевший возле дома на лавочке, покривил лицо, а правый глаз его задергался.
Сами же Вася и Петрович поспешили скорее от дома, чтобы их уши вовсе не отпали от музыки Тофана, но сдаваться они явно не желали.
- Слушай, Петрович! – сказал «трансформатор». – У меня созрел план, но потребуется твоя помощь. Тогда, если все получится, самогон забулькает у нас в животах!
- Да все что угодно!
И они это сделали….
Ни для кого не секрет было то, что Тофан обожает свой баян, но еще больше он обожает девушку по имени Дуняша. Собственно говоря, Тофан учился играть на баяне для нее, чтобы однажды исполнить ей гимн своей души и любви к ней. С этой надеждой он сидел у себя во дворе и издавал страдальческие звуки на баяне, как вдруг послышался стук в дверь и чей-то женский голос окликнул Тофана по имени. Баян повис на плече паренька, и он несмелою походкой подошел к калитке.
- Тофан! Это я, Дуня! – вновь послышался женский голос, вгоняющий лицо мальчугана в белую онемевшую гриммассу.
Дрожащей рукой паренек откинул засов и приоткрыл дверь. Каково же было его удивление, когда он увидел в дверях свою возлюбленную. Для любого мужика кроме неприязни эта девушка не вызвала бы никаких других эмоций, чувств, но только не для Тофана. Он прямо-таки грезил ей и во сне и на яву.
Одевалась Дуня со вкусом. Как любила она повторять: «Вкус у меня хороший, запах тоже». Была Дуняша застенчива (стеснялась отказать мужчинам *интересно только каким*), любила поплавать (прогрессировала в стиле плавания «топор»), имела ребенка, за что и провела год в колонии общего режима и вообще, была порядочной натурой (иногда подрабатывала натурщицей в кунсткамере).
В момент, когда Тофан открыл калитку, Дуняша стояла в позе «лотоса» (Камасутра, стр. 185) – так в начале показалось парню, но потом он все же разглядел, что девушка стояла, слегка облокотившись рукой на дверной косяк. (Тофана подвели ее пышные подмышки). В другой руке Дуня держала букет цветов.
- Ах, - воскликнул Тофан. – Какое чудо ко мне пришло!
- Спасибо, - улыбнулась девушка, чуть опуская косоглазый взгляд в землю от высказанного ей комплимента.
- Я про цветы! – прервал ее мечты Тофан, желая пошутить, но видно девушка этого не поняла. (Тройной перелом челюсти, сломанный нос, рука, нога и торчащие из трусов колючие стебли роз – куда делись сами цветы – об этом думать не хотелось).
Дуняша усердно пинала и мучила Толика, потом повалила на землю и продолжила свои деяния.
- Я же хотел пошутить! – кричал замученный парень, но это не помогало.
Девушка села верхом и стала бить и стучать ему по голове. Звук же, создающийся при этих действиях, почему-то напоминал стук в дверь.
И тут Тофан проснулся….
Видно, под созданные им же невтемные звуки на баяне он и уснул. На лбу парень обнаружил огромную шишку, в руке еще одну – еловую. Похоже, что Тофан уснул прямо с баяном, упал со стула и ударился головой об ёлку, растущую во дворе.
Послышался стук в дверь и вновь женский голос окликнул Тофана по имени. Вновь приоткрыв дверь, он обнаружил за ней Дуняшу с таким же, как ему и приснилось, букетом цветов и такими же пышными подмышками.
- Здравствуй, Толик! – чуть улыбнувшись, проговорила девушка. Пахнуло пьянящим ароматом, от которого у Тофана зарябило в глазах. Дело все в том, что вчера Дуня прочитала в одном умном журнале, что неприятный запах изо рта легко устранить одной или двумя головками чеснока или луком, что она незамедлительно и сделала.
- Ах, - начал Тофан, решив, наверное, пошутить, но почему-то передумал и лишь добавил. – Привет, Дуняша, – сто рублей и наша! (хотя и эта шутка не удалась).
Отделавшись лишь сердитым взглядом косоглазой девицы, хотя трудно было определить, куда именно она смотрит, Тофан пригласил ее войти.
- Спасибо за цветы! – входя во двор, проговорила девушка. – Они очень милые.
Неизвестно почему, но Тофану сразу вспомнился сон, приснившийся совсем недавно и, посмотрев на колючие стебли, он лишь с грустью проговорил:
- Да, милые.
- Может, пойдем погуляем?
- Пойдем, - согласился Толик. – Только не долго, а то я здесь за караульного.
Вскоре они уже были далеко от дома, что и требовалось нашим героям – Петровичу и Васе.
Итак, таким образом, план Васи удался. А план заключался вот в чем. Стырив у тети Груни с огорода цветы, наши герои незамедлительно преподнесли их Дуняше, сославшись за посыльных от Тофана. Девушка, приняв это за предложение, прямиком отправилась к своему возлюбленному. Так был выведен из строя караульный драгоценной жидкости – Тофан.
Оставалась теперь только одна проблемка – пёс по имени Бармолей, охранявший ценную для наших героев тару, хранившуюся в погребе. Бармолей среди прочих четвероногих друзей человека, обитавших в округе, выделялся своим умением быстро и ловко испортить воздух. Газы, выпускаемые псом, иногда даже использовали в качестве горючего, когда машина с баллонами в очередной раз припарковывалась в болоте (как утверждал водитель – тому виной были маленькие зеленые человечки, зовущие посмотреть на их летающий аппарат, спрятанный в камышах). А еще пес не любил кошек, особенно соседскую, с чего-то решившую, что ее туалет – это конура Бармолея.
Пес был лохмат, причем настолько, что его глаза находились в весьма затруднительном положении, если дело касалось поиска чего-либо. Помимо сторожа, пес еще служил плантацией для самого разнообразного сброда всяких жуков, букашек и других насекомых, не исключая экзотических видов неизвестно как попавших к нему. Но даже все это не мешало ему высококлассно охранять доверенный ему склад самогона.
Бармолей выше всяких похвал сторожил драгоценную жидкость и, конечно же, тут же почувствовал чужаков, когда Петрович наступил ему на хвост.
После этого события развивались стремительно. Вскочив, пес осмотрелся раза три и, оценив ситуацию, сначала решил – ложная тревога, так как по его мнению была глубокая ночь. А потом густая челка отпрянула за ухо и, в открывшийся глаз брызнул свет, а вместе с ним два чужака, причем у одного из них была злополучная соседская кошка. Глаза налились кровью….
Увидев «ласковый взгляд» пёсика, Вася с невесть откуда запрыгнувшей к нему на руки кошкой, сделал три шага назад и этого хватило, чтобы аукнуть в погреб. Бармолей, не долго думая, прыгнул следом. Петрович, все это время, прижимаясь к стене и прикрываясь каким-то ящиком, ринулся к погребной яме, и в следующий миг увидел лицо Васи, вынырнувшее из погреба. Следом за перепуганным лицом вынырнули две руки, крепко сжимавшие бутылки с самогоном, наспех захваченные со дна ямы. Там, в глубине, послышался звон разбитого стекла, бульканье, потом какие-то шлепки, лай, шипение и, наконец, началась драка.
А наши герои уже сверкали пятками, пустившись прямо через балаболкин огород на зады, где пестрел небольшой лесок….
В это самое время, в одном из дворов, раздавались отчаянные дикие вопли. Эти самые вопли издавала тетя Груня, обнаружившая в своем огороде вытоптанный клочок земли, а вместе с ним и пропавшие цветы. Женщина метала молнии и клялась и божилась собственноручно замочить того, кто это сделал. На истошные крики тети Груни сбежались соседи и прочий люд, а та в свою очередь делилась с ними своим несчастьем.
- Изверги! Поймаю – убью, разорву! Ах, мои бедные цветы, мой огород, даже забор сломали! Изверги!
- А может, это козы забрались? – кто-то бросил предположение.
- Да?! Ну, если у коз сорок шестой размер ноги – то тогда конечно! Какие к черту козы-то? Люди это! Как отряд целый орудовал! Это ж надо! Средь бела дня! Изверги!
- А ты-то, тетя Груня, где была? – спросил кто-то.
- Да ненадолго к Прокофьевне вышла, чайку попить! Прихожу, а тут вот! Забор сломали, цветы сорвали, огород вытоптали!!! Точно человек десять было!
На самом деле все было немного не так. Нарвать цветов должен был один Петрович, а Вася в это время должен был стоять на шухере, но Петрович это делал так неловко и медленно, что пришлось залезать и помогать ему. Когда Петрович перелез через забор (если это можно было назвать перелез, потому что забор трещал, ломался, хрустел, а потом и вовсе сломался под ним), тетя Груня сидела дома и смотрела по телику сериал возле окна, выходившего в огород. Ей стыдно было признать, что цветы «спионерили» прямо у нее из-под носа. Вот она и сослалась на чаепитие у Прокофьевны, которая страдала мощнейшим склерозом. Так что, если и спросят у нее пила ли тетя Груня чай с ней сегодня, то она, сославшись на склероз, ответит, что, наверное, пила.
Так вот. Когда Петрович залез в огород, сломав забор – шум услышал пес Вжик и залаял, но тетя Груня, не желавшая отвлекаться от сериала, ведь там должно было произойти разоблачение Педро, а Марта наконец поймет, что Хуан Гнусолио имеет ребенка не от Карлоты, которая оказывается его дочь, с которой изменил своей жене Педро – внук Карлоты, которая является внучкой самого Гнусолио и, следовательно Педро не мог иметь плохую кровь, потому что Карлоты и Изабель сестры, а Хуана Жёпеста не было в ту ночь, когда Марта напилась и Ирен подсыпала яда дону Густаву….
…ну как же тетя Груня могла такое пропустить? Она запустила поленом в пса и тот, завизжав, уполз под баню. А наши герои спокойно сделали свое темное дело и благополучно покинули огород.
Сейчас же тетя Груня жалела, что не вышла посмотреть на кого залаял Вжик. Теперь ей оставалось только врать.
В это самое время, когда тетя Груня оправдывалась перед собравшимися возле ее дома людьми, мимо толпы прогуливались Тофан и Дуняша. Развернувшееся зрелище привлекло их внимание, и они подошли взглянуть, что произошло.
Я думаю, что не стоит описывать лицо тети Груни, увидевшей в руках Дуняши букет, составленный из ее садовых роз. Это самое лицо успело поменять за считанные секунды более двухсот цветов, наморщиться, разгладиться, опухнуть, побледнеть и еще много чего более ста раз. Потом, с трудом расклеив почти онемевшие от злобы губы, раздался почти нечеловеческий вопль:
- Откуда у тебя этот букет?!!!
Дуняша сначала растерялась, описала в воздухе глазами SOS! И негромко ответила, уже понимая то, что тут собственно произошло, и почему собрался народ.
- Тофан подарил….
История умалчивает о том, что потом произошло с Тофаном. Известно лишь то, что было сломано порядка десяти лопат, двадцати колов, три забора, несколько дверей, окон и ворот, две руки, две ноги и еще что-то по мелочам (например: зубы, пальцы и т.п.). Известно так же, что ломание частей тела продолжила Балаболка, приехавшая из города и заставшая у себя во дворе следующую картину.
Повсюду валялись черенки от лопат, выломанные доски, битое стекло, чьи-то зубы, пустые бутылки из-под самогона, каким-то образом попавшие из погреба во двор. Над крышей висела соседская кошка непонятно чем зацепившаяся за железный карниз, под ней, шатаясь и путаясь в ногах, бродил налакавшийся Бармолей. Забор во двор был выломан с корнем толпой, бежавшей за Тофаном, почему-то решившим, что мой дом – моя крепость. На огороде остались следы Митькиного трактора, на котором была привезена сама тетя Груня к уже пойманному и связанному похитителю ее садовых роз, а посреди двора, на длинном шесте, где когда-то покоился скворечник, висел сам виновник и тихо стонал:
- Не ту стлану насфали Кондуласом…. Исферки. Но, как говолица: лучсе узасный конец, чем бесконесный узас…
И в лоб Толику прилетела пустая бутылка из-под самогона….
#АндрейРепницын