В Латвии мама быстро состарилась, её здоровье подорвали диабет и гипертония, но разница в сорок лет между нами ощущалась только до того момента, как мама решала улыбнуться. Улыбка, как я теперь понимаю, может омолодить целый зал.

А в случае с мамой это действовало еще надежнее: природа подарила ей ровные белые зубы, которые она до самого своего ухода чистила только зубным порошком, потеряв незадолго до смерти ровно один незаметно сжеванный зуб.

В Юрмале я стал реже болеть, чем в Сусумане, после операции на гландах.
Я лежал в детской больнице в Булдури с гнойным тонзиллитом и вышел оттуда с новыми знакомствами и ощущением, что у меня началась новая жизнь. Меня больше никогда не будут закутывать в горчичную простыню, и я, страдая от невыносимого жжения, перестану считать до пятисот, а затем ещё немного, и снова, и снова слушать «Сказку о царе Салтане», которую папа знал наизусть и которую я долго помнил, пока эстрадные тексты не вытеснили из моей памяти песни и стихотворения колымского детства.

Мое ощущение здоровья теперь связано с весенним воздухом, а в памяти с запахом маленьких клейких листков на ветках вербы, которые пускали длинные корни в трехлитровой банке на подоконнике. Точно в такой же банке стоял у батареи чайный гриб. В нем плавали настоящие витамины, и вкус этого пьянящего напитка мне не смогли заменить ни «Байкал», ни появившаяся в Риге «Пепси-кола».
- У него упадок сил, - говорила мама, когда осторожно открывалась форточка в нашей с Элькой спальне, ветерок со стороны Морджота влетал в солнечную комнату, и я знал, что навсегда перестану болеть, если когда-нибудь стану сильным.

© Е. Шифрин, "Мир тесен"
#биография