Табор угрюмо брëл по пыльной дороге. Телеги грустно скрипели, детишки, притихшие, сидели внутри. Молодые цыганки шли рядом с телегами, подоткнув юбки, чтобы не мешали при ходьбе. Они прошли уже довольно большое расстояние, но барон так и не решился выбрать место. Раньше этим занималась Вадома. Она каким-то чутьем, которое только свойственно ей, выбирала хорошее место, и табор разбивали там. Теперь же Василь не мог определиться, где остановиться. Люди и животные устали. Несколько цыган сошли со своих телег и быстрым шагом направились к кибитке Василя:

-- Уважаемый баро, долго ли нам еще ехать? Люди и животные устали, может, остановимся вон в том лесочке, и речка рядом, -- цыгане показали на виднеющийся вдали подлесок.

Василь посмотрел туда:

-- Ну хорошо, вот там и остановимся, осмотримся. Надо на разведку сходить, далеко ли деревня? Пусть молодые чяво (мальчишки) разведают здесь, что и как.

Запыленные кибитки потянулись к лесу и реке.

Старая Вадома вернулась туда, где была так счастлива хоть и недолгое время. Обжившись в избушке, они наконец-то решились сходить в деревню. Рубине было и боязно и радостно. Боязно от того, что раньше она была с табором, а сейчас они одни с бабушкой. Приходилось волноваться и за себя и за старую Вадому. А вдруг кто обидит?

-- Не думай так о людях, детка. Если не будешь сама делать зло, то и люди не будут.

Так они шагали по тропинке, выходя из леса, по направлению к деревне. Как только лес закончился, Вадома подняла с земли веточку и, что-то пошептав на нее, кинула на землю. Рубина и не заметила, как тропинка к их избушке исчезла. Заросла травой и молодой порослью.

-- Не забывай, чаюри, закрывать тропинку, не нужно нам гостей, когда нас дома нет, -- ответила старая цыганка на взгляд внучки.

Войдя в деревню, старая и молодая цыганки привлекли внимание деревенских жителей. Люди, занимающиеся делами во дворах, бросали свою работу и подходили к калиткам посмотреть, кто там идет по улице. Две цыганки были одеты в яркие широкие юбки, которые разлетались при ходьбе. На девушке позванивали монеты, из которых был сделан пояс. Браслеты на руках ловили лучи солнца и от того сверкали, притягивая взгляды деревенских. Старая Вадома медленно шла по улице, гордо неся свою голову, покрытую в красный платок на манер цыган. Концы его были завязаны на затылке. Когда бабушка и внучка проходили мимо небольшого аккуратного домика, из него вышла старуха. Она пригляделась к путницам, а потом всплеснув руками крикнула:

-- Вадома, ты ли это? Сколько лет, сколько зим? -- Проговорила она, идя навстречу старой цыганке.

-- Маруся, --выдохнула Вадома и, пошатнувшись, схватилась за сердце.

Она расставила руки, и Маруся кинулась к ней в объятия. Рубина с интересом стояла и наблюдала за бабушкой. В голове роились вопросы, которые она потом задаст бабушке.

-- Уж и не думала, что встретимся. Думала, тебя и в живых-то нет, -- утирая слезы говорила Мария. -- А это кто такая красавица? -- Она поглядела с любопытством на девушку.

-- А это внучка наша, моя и Вани, познакомься.

-- Рубина, -- смущаясь сказала девушка.

-- А я баба Маша, зови меня так, -- сказала старушка своим напевным голосом. -- Ну что же мы стоим, а пойдёмте в избу. Сколько ж мы не виделись, -- сказала баба Маша.

-- Да, считай, лет пятьдесят -- это точно, -- ответила Вадома.

Они зашли в чистую и красиво убранную избу. Рубина заметила, что на кровати подушки в ярких наволочках, искусно вышитых, стоят горкой одна на одной. Покрывало алело красными маками по белому полю. Везде на полу лежали домотканые половики. На стульях, связанные заботливой рукой хозяйки, -- накидки. В красном углу -- иконы, накрытые богато вышитым рушником. Рубина для себя отметила: искусница живет в этой избе. Так все здесь было красиво и к месту.

-- Сейчас я чай согрею с пирогами. Вчера только стряпала. Вот у меня и варенье малиновое есть, -- тараторила старушка, выставляя все на стол.

Вадома сидела на лавке, оперевшись на свою палочку, и наблюдала за суетившейся бабой Машей.

-- Хвораешь, Маруся? -- Вдруг спросила Вадома.

Старушка вдруг замерла, будто наткнулась на невидимую стену. Улыбка сошла с ее губ.

-- Хвораю, не долго уж мне осталось на этом свете землю топтать, -- как-то враз уменьшившись, ответила она.

-- Не хорони себя раньше времени, -- ответила Вадома, внимательно глядя на Марусю. -- Помогу тебе, не даром меня что-то влекло сюда, -- сказала старая цыганка. -- Давно хвораешь?

--Да как схоронила Витеньку, сыночка, так и разболелась. А уж когда совсем не в моготу мне стало, пошла я к докторице нашей. Она послушала меня, там пощупала, здесь пощупала, так ничего и не сказала путнего. Дала каких-то пилюлек, только они мне не помогают.

-- Не пей их, Маруся, не к чему они тебе. Полечу я тебя. Помнишь, как Витю твоего лечила? Я ведь еще тогда тебя предупреждала: к воде сына не подпускать. А ты забыла, наверное, мой наказ?

-- Да как можно, всю жизнь помнила. И в детстве от воды гнала, и в юности. А он вырос и подался в город, разве ж его удержишь. Выучился там на моряка, стал в моря ходить. Да только недолго он пробыл-то в моряках. Утоп у всех на глазах. Рассказывали, что купаться все стали, погода жаркая бы, он прыгнул и не выплыл. Все стали нырять, искать его. А когда нашли, то откачать не смогли.

-- Эх, Маруся, Маруся, я ж еще тогда тебя предупреждала, к воде нельзя подходить ему.

-- Ох, милая моя, да рази они нас слушают? Как вырос, так и стал самостоятельным. Мол, мама, я тебе докажу, что это твои страхи. Вот и доказал, -- утерла глаза Маруся. -- Ну ладно обо мне, ты то как? Как дочка твоя?

--Нет моей доченьки, погибла она, давай, Маруся, не бередить старые раны. А то начнут кровоточить -- не остановишь.

-- Ну и ладно, не будем о печальном, расскажи, какими судьбами, табор либо поблизости стоит?

-- Нет, Маруся, ушла я из табора. Не по мне такие законы. Я ведь очень не люблю пьющих людей. Да и обида у меня на боро. Вот и ушла с внучкой. Живем в Ваниной избе, приходи, мы тебя угостим чаем из трав.

-- Так теперь уж точно приду, я тебе век благодарна буду. Сколько ты мне добра сделала -- не пересчитать, -- вспоминала баба Маша.

-- Ой, Маруся, полно тебе, ты мне помогла в самый страшный для меня час -- печально сказала Вадома.

--Ой, да что же вы сидите вот, угощайтесь пирогами, чаек вкусный, вот сахар, варенье, берите, -- суетилась старушка.


Несколько раз пыталась Серафима распутать проклятье, которое старая цыганка наложила на Романа. И заговор на воду читала, в бане веники заговаривала, на кладбище ходила, к хозяину кланялась, только проклятье как было на нем, так и осталось.

Значит сильная цыганка была, раз она, Серафима, не может проклятье снять. А она себя слабой не считала.

Все сильнее Роман тянулся к Наташке. Уж так она пришлась ему к сердцу, что тосковал по ней, если долго ее не видел. А Наталья без цыгана уже и жизни своей не мыслила.

-- Матушка, ну сделайте что-нибудь, вы же сильная ведьма, снимите вы с него порчу.

-- Да кабы так легко было -- давно бы сняла. Это тебе не лук почистить, шелуху снимешь, а он уж и чистый. Цыганское проклятье можно никогда не снять, это особое колдовство, дочка. Уж сколько раз пыталась, а не могу. Не могу разобрать печать, что наложила старуха на него.


Табор разбили у самой реки. Но невесело было цыганам. В воздухе витало какое-то предчувствие несчастья. Еще Лачи, жена боро, будто с ума сошла. Из ее шатра постоянно доносился плач. Она покоя не находила, все звала сына Романа. Василь ее теперь не трогал, да и она забыла, что у нее есть муж. Совсем погрязла в своем горе. Несколько раз цыгане выходили на поиски Романа, но так и возвращались ни с чем.


-- Бабушка, а расскажите дальше свою историю про цыгана Мануша, -- попросила Рубина, когда они возвращались домой из деревни.

-- А вот сейчас дойдем до ручья, остановимся отдохнуть, тогда и расскажу.

У ручья было свежо и прохладно. Трава шелковая и зеленая стелилась по берегу. Старая цыганка, напившись воды с ладошки, тяжело уселась на траву. Она достала из кармана широкой юбки свою трубку, набив ее прикурила. Ароматный дым поплыл, выделывая кольца и фантастические фигуры.

-- С той поры как он накинул на меня шаль, а я ее не приняла, стал он преследовать. Где бы я ни находилась, везде натыкалась на его взгляд. Ох, и опасный был у него взгляд, острый как бритва. Нет, на лицо Мануш был не страшный, можно даже сказать, красивый, но красота его была холодная, отталкивающая. Это для меня. А в таборе молодые цыганки по нему с ума сходили. Сколько раз они ко мне приходили, чтобы я его приворожила к ним. Да только бестолку это было. На нем такая непробиваемая защита стояла. Однажды ночью он пришел ко мне в шатер. Я тогда уже одна жила, матушка моя давно в земле покоилась, защитить меня от него было некому. Барон был полностью под чарами Мануша и его червонцев.

-- Зачем пришел без приглашения? Я тебя не звала, уходи.

--А мне твое приглашение не нужно. Я хожу туда, куда хочу, -- ответил он, развалясь у меня на подушках.

-- Уходи, -- крикнула я.

-- А то что будет? -- засмеялся он.

-- Ты же хотела узнать обо мне, кто я такой? Сколько раз хотела сломать мою защиту, но тебе никогда не узнать, кто я.

-- Ну так сам расскажи..

-- А если я расскажу, то тогда ты будешь моей? -- Спросил он.

-- Нет, -- ответила я.

-- Будешь, раз я сказал, значит будешь, -- засмеялся он хищным смехом, оскалив при этом свои белоснежные зубы как у волка.

... Родом я из семьи румынских циган. Дед мой Штефан был колдуном. Слава о нем как о сильном колдуне неслась по всей Румынии, -- начал Мануш свой рассказ...
Продолжение следует...
#ИзумрудныйСкарабей
источник