Фальшивое солнце.

Глава 4
Зимой, и правда, стало легче. Виталик настоял на переезде в Бор. В детский сад требовались повара. Оклад хороший, место в яслях — без очереди. И давали отличную комнату, большую, светлую. Строились новые дома с просторными квартирами, с лоджиями — только живи и работай в совхозе. Смысла ютиться в коммуналке с тещей не было никакого. Что же — Виталик прав. Как всегда. Начались сборы. Суета, хлопоты, заботы отвлекли Елену от мрачных мыслей. Впереди — новая самостоятельная жизнь, где она, Лена, будет полноправной хозяйкой. А это хорошо.
Квартира в двухэтажном кирпичном доме, прямо напротив сельсовета, столовой и библиотеки. В двух шагах — автобусная остановка. Рядом — небольшая березовая роща — весной хорошо будет здесь гулять с ребенком. Около административного здания — настоящее роскошество — открытый бассейн с фонтаном. Сейчас тут был каток, и местная ребятня на коньках толпилась на синем льду, играя в хоккей. Вот тебе и деревня!
Комната — просто огромная, два широких окна смотрят на восток. Утром зимнее солнце царило здесь, освещая каждый уголок. Лена, отвыкшая от света в маленькой комнатушке-пенале матери, была в восторге. Познакомились с соседями, молодой парой, Таней и Серегой. У ребят тоже была маленькая дочурка Оля, ровесница Валюшки. Значит, если что, няньки есть, можно было сбегать и в кино, и на танцы — дом культуры в совхозе имелся, да какой!
Больше всего Лену поразили магазины. Образцово-показательное хозяйство доказывало свою исключительность наличием таких товаров и продуктов, каких в обычном городе было не сыскать! Двухэтажный универмаг из стекла и бетона вмещал в себя кафе-мороженое, секции промышленных товаров и даже мебельный отдел, в котором супруги сразу, без очередей, в рассрочку купили все, что нужно было для обстановки комнаты: очень модную «стенку», «тройку» — диван и два кресла, журнальный столик и торшер, а заодно раскладной стол и яркий палас. И не надо было ждать несколько месяцев: просто пришел и купил.
— Виташа, и почему из города сюда за мебелью не приезжают? Это же рай!
— Рай только для своих. Мне на работе чеки выдали. На сивой кобыле к магазину не подлезешь.
— А может, мы маме что-нибудь прикупим? Ирка на колченогом диване сколько времени уже спит.
— Подумаем, — Виталик сидел напротив Елены в уютном кафе, — а давай еще торт купим?
— Давай!
В секции одежды они приобрели миленькую кофточку, с розочками, дефицитную, ультрамодную. Виталику взяли рубашку. Валюшке накупили кучу всякой ерунды.
— Как в Ленинграде, прямо, — смеялась Ленка. Она была ошарашена, ошеломлена: разве так бывает? Просто оазис какой-то, заграница отдыхает!
Вся неделя прошла в хлопотах: пока привезли мебель, пока расставили, повесили на окна легкие занавески… Больше всего времени Ленка потратила… на торшер. То у окна поставит, то у дивана, то у журнального столика — и везде он смотрелся идеально. Валюша уже научилась сидеть, поэтому Лена поместила ее в манеж. Дочка играла с мячиками и погремушками, что-то лопотала на своем языке, выплюнув соску.
Ленка любовалась видом своей комнаты и находила, что это — самое лучшее, уютное, славное гнездышко: просторное, светлое, теплое! Она то и дело подбегала к Валюшке и целовала дочку в пухлые щечки. Та смеялась, показывая уморительные молочные зубки и не уклонялась от материнской ласки. Сердце Елены радостно трепыхалось, заливаясь жаркой волной…чего? Любви? Довольства? Она не знала, но понимала, что здесь, в этой комнате рождалось что-то такое, необъяснимое, прекрасное. Наверное, так себя чувствуют все счастливые люди.
Вечером приходил с работы муж, и Елена кормила его, усталого, с удовольствием. Не было больше перловых супчиков и отварной картошки, после обжаренной на сковороде. Виталика ждал огненный борщ в новенькой скороварке, котлеты величиной с ладонь, с хрустящей корочкой, и нежное, тающее пюре с озерцом сливочного масла посередине. На подоконнике остывал компот или кисель, щедрой горкой лежал свежий, нарезанный крупными кусками хлеб. Виталик ел много и с аппетитом. Елене нравилась особая мужская обстоятельность, аккуратность мужа, смотреть на него было — одно удовольствие!
После ужина они вместе возились с Валюшкой, а потом шли к соседям смотреть телевизор — своего пока не приобрели — председатель совхоза был не настолько всесилен. Валюшку сажали к Оленьке, а сами увлекались просмотром какого-нибудь фильма, пили чай, болтали, играли в карты: в дурака или пьяницу на щелбаны. Иногда Серега, подмигнув Татьяне, доставал из загашника бутылку вина. Выпивали, шутили, пели песни: у Елены был красивый, грудной голос. Она задавала особый тон маленькому хору.
Наступила весна, оглушившая Ленку соловьиными трелями, густой зеленью в березовой роще, серебристыми струями фонтана и россыпью желтых одуванчиков на поляне у речки. Ленивая, тихая Лидь текла недалеко от дома, метрах в ста. Иногда, ночью, Елена с Виталиком сбегали, оставив спящую дочурку, слушать соловьев. Река, окутанная туманом, дремала в молочной дымке, пока они сидели у подножья старой сосны, упиваясь оглушительно громкими в тишине соловьиными трелями. Виталик целовал Елену, и они занимались любовью долго и неторопливо. Белая ночь, верная сообщница, скрывала их от всех, окутав туманным покрывалом, а дома крепко спала маленькая дочка, не знавшая, что ее родителей нет рядом. Ей, крошечной, невдомек, что папа и мама –такие молодые и влюбленные друг в друга — до семейных скандалов и слез разочарования еще так далеко.
В июле Виталику дали отпуск, у Елены оставался свободный месяц — в августе нужно было выходить на работу в детсад. Супруги решили навестить родителей мужа.
— Там такая природа, обалдеешь, отдохнешь. Валька на молоке окрепнет. Родители давно зовут в гости. Да и помочь им надо — сенокос, — убеждал жену Виталий.
Конечно же, Елена согласилась. Что может быть лучше отдыха на природе, в деревне? Она там еще не была, а муж рассказывал о своей родине, как о самом лучшем месте на Земле. Начались сборы: нужно было купить гостинцы для родителей, взять необходимую одежду и белье — на месяц много всего надо было.
В пятницу они уже стояли на посадочной площадке. Опять же, удобно: рейсовый автобус проходил через их населенный пункт — не надо было с ребенком, с коляской и тремя сумками таскаться по вокзалу в городе. Разместились на удобных сиденьях — с богом, поехали! Вскоре асфальтированную дорогу сменила грунтовая, поселки и деревни попадались реже, из окна видны были капустные, картофельные, свекольные поля, простиравшиеся до самого горизонта. Но, казавшиеся бесконечными, колхозные угодья внезапно пропали. Теперь дорогу обступили лесные угодья — вековые ели грозили задеть нарядный желтенький автобус своими лапами. От деревьев на лица пассажиров ложилась густая тень, в открытые окна врывался свежий ветерок. Внезапно лес обрывался, и взору Елены открывалось огромное озеро, подступившее прямо к дороге. На воде качались лодки с рыбаками. У берега плескались ребятишки. Валюшка проснулась и с любопытством разглядывала картины, мелькающие за окном. Вновь появились нарядные, богатые села, отличавшиеся от прежде виденных — настоящие рыбацкие поселки, широкой лентой опоясывающие озеро.
Снова леса, поля, реки. Салон автобуса постепенно пустел, пока Лена и Виталик не остались одни. Наконец, «пазик» остановился напротив знака «Григорьево», вздохнул устало, открыв двери. Супруги выкатились. Автобус уехал, оставив после себя облачко поднятой дорожной пыли.
— А где деревня? — Лена беспокойно озиралась вокруг. Вокруг — лес, невдалеке — пустой карьер, ни одного домика.
— Вон, проселочную дорогу видишь? По ней идти надо километров десять, там и будет наша деревня, — Виталик хитро улыбался.
— Да ты с ума сошел, Виталя? Сумки, ребенок, мы устали!
— Не беспокойся, посидим немного, — Виталик, словно издеваясь, присел на камень у дороги, — достань термос и бутерброды. Я голодный.
— Ты больной, что ли? Тебе сразу было не сказать, что нам еще тащиться в такую даль? — у Лены началась истерика, а Валюшка, чутко реагирующая на настроение матери, начала кривить мордочку и похныкивать.
Виталик хмыкнул и показал на дорогу. Там, вдалеке, виднелась черная точка, не спеша увеличиваясь с каждой секундой в размерах. Постепенно проявлялся лошадиный силуэт. А через некоторое время можно было рассмотреть телегу и человека, сидящего в ней. Это был Николай, отец Виталия. Ехал навстречу молодым. Покладистая Чайка, помахивая хвостом, не торопясь, приблизилась к приехавшим. Николай Степанович, седовласый, с острым взглядом умных глаз, с твердой скобкой рта, слез с телеги и улыбнулся застенчиво. Хмурь лица осветилась улыбкой, словно солнышком.
— Да желанные вы мои, долго ждали?
— Здорово, батя, — сказал Виталий. Он прихватил Валю и усадил в душистое сено, которым было выстлано дно телеги. Валя, выпучив глазенки, смотрела на лошадь, потрясенная.
— Все! Вальку можно в конюшне селить. Вот это игрушка-а-а, правда, доча? — смеялся Виталий.
Елена церемонно расцеловалась со свекром и тоже расположилась на сене. Оно пахло летом и медовой сладостью. Травяные ароматы смешались с запахом табака, печного дымка и лошадиного пота. Николай Степанович как-то вкусно чмокнул, потянув вожжи, и Чайка пошла, всхрапывая и пофыркивая. Над головой пролетали облака, рядом сидел красивый и ласковый муж, Валька, противная девчонка, в платочке, повязанном по-деревенски, сидела, прижавшись к отцу, и не отрывала внимательных глазенок от огромного зада Чайки.
— Ничего, доча, приедем, перед лошади покажу, — улыбался Виталик. — Ты у нас девка деревенская, должна понимать, что к чему…
Ехали около часа, Лена вздремнула под мерный тележный скрип, Валюшка терла глазенки, пялясь на лошадь, но не выдержала и крепко заснула. Так и привезли ее, спящую, в деревню, где уложили спать под пологом на широченной кровати. Она провалилась в пуховую перину, раскинув пухлые ручки по бокам, и не слышала причитаний бабушки, приглушенных голосов дедушки, отца и матери.
В комнате мирно тикали ходики, свежий воздух теребил марлю, пришпиленную к оконной раме, где-то на беленом потолке жужжала сонная муха. Пахло свежими, намытыми с утра полами. Солнечные зайчики играли на застекленных портретах многочисленной родни. Домотканные дорожки радовали глаз нехитрыми, яркими узорами. На круглом столе, укрытом нарядной клеенкой, стояла ваза с искусственными лилиями. Зеркало, украшенное расшитыми полотенцами, тускло сияло.
Тетя Нюра выдвигала ящики комода, доставая чистое белье.
— Вот, доча, Виташе рубашка и штаны. А тебе — на, ночнушка. После бани-то.
Лена встрепенулась, заотнекивалась:
— Анна Петровна, у меня с собой все есть, не надо.
Свекровь разогнулась у комода и удивленно посмотрела на невестку. Высокая, статная, с хорошим, простоватым лицом, светлоглазая, спросила:
— Ну зачем ты будешь хорошее поганить? Вот и рубашечка баская есть, и юбочка… Ну ладно, что-то я, дура, правда, не то молочу. Гости же будут. Вот ляпнула, не знамо чего, — она всплеснула руками и засмеялась.
Тоже Анна, как мама, тоже покладистая и робкая, Лене с ней было легко. С несостоявшейся свекровью, матерью Саши, Анна Петровна не шла ни в какое сравнение. Та была вежлива и предупредительна, но Ленка кожей чувствовала оценивающий, напряженный взгляд. А здесь — все просто и не надо стараться понравиться. Лену любили за то, что ее любил Виталик. Все!