Андрей стоял в сарае, оглядываясь по сторонам, лихорадочно соображая, что ему делать дальше. Все было не так, как он рассчитывал. Когда он решил уйти в тайгу, то думал, что сможет просто вернуть голову идола на место, и, возможно, это хоть как-то изменит его положение. Но теперь голова исчезла. Кто-то ее взял. Или что-то. Эта мысль сверлила мозг, оседала холодным комом в животе. Он отчетливо помнил, как еще неделю назад, зайдя в сарай за веревкой, увидел ее на полу, в пыли, с раскрошенными краями. Он тогда даже не обратил на нее внимания, просто мельком глянул, а теперь… Теперь ее не было.

Он прошелся по сараю, открывал ящики, раздвигал инструмент, заглядывал под полки, в щели, даже под старый моток сетки, но все было бесполезно. Голова исчезла. Само по себе оно бы никуда не делось. Кто-то должен был ее взять. Но кто?

Андрей выдохнул, выпрямился, вытер ладонью лоб. Возвращаться в дом не хотелось, стоять в этом сарае тоже. В воздухе висела тяжелая, удушливая тишина, будто сама деревня затаилась, наблюдая за ним из каждого темного угла. Он чувствовал, как что-то, невидимое, холодное, стояло за спиной, дышало ему в шею. Он резко повернулся, но там была только старая бочка и дрова, сложенные в углу.

Он вышел, захлопнул дверь, проверил замок, но это было просто инстинктом — никто не станет воровать его старый хлам, да и вообще воры здесь были редкостью.

Но вот что делать дальше?

Первым, что приходило в голову, было вернуться на то самое место. Туда, где они выкопали идола. Может, там есть какие-то ответы. Он не знал, в чем именно, но нутром чуял, что что-то там осталось.

Единственное, что его останавливало — идти туда одному было глупо. Он понимал, что нужен кто-то, кто был там с ним в ту ночь, кто видел, как они раскапывали тот древний камень. И лучший кандидат на это был его приятель, Николай, живший в соседней деревне.

Николай был его ровесником, мужик лет сорока, крепкий, коренастый, с густыми усами и привычкой всегда прищуриваться, когда говорил. Они с ним не были близкими друзьями, скорее, хорошими собутыльниками, когда выпадал удобный случай. Именно Николай в ту ночь и привез лопату, именно он первым стал раскапывать землю, когда идея превратилась в затянувшееся пьяное развлечение. Он тогда смеялся, кричал, что вот оно, настоящее наследие предков, а когда идол показался из земли, его аж передернуло. Андрей это помнил.

Андрей взглянул на серое, низкое небо, вдохнул сырой воздух и быстрым шагом направился в сторону соседней деревни.

Дорога была разбитая, раскисшая после ночного дождя. По обочинам валялись желтые березовые листья, скользкие, будто стеклянные. Тайга тянулась вдоль тропы, глухая, темная, и в ней было что-то давящее, будто лес тоже затаился, ждал чего-то.

Он шагал быстро, глубоко втягивая воздух, думая о том, что скажет Коле. Как объяснить то, что он чувствует, то, что с ним происходит? Он сам не понимал до конца. Это началось не вчера. Оно висело в воздухе еще с той самой ночи. Тревожное предчувствие, которое он гнал от себя, спихивал на похмелье, на усталость, на осеннюю хандру.

Но теперь он уже не мог себя обманывать.

Он вспомнил, как несколько дней назад проснулся в холодном поту, не понимая, отчего так страшно. Вспомнил стук в дверь ночью, пустую улицу, березу, качающуюся под ветром. Вспомнил, как его отговаривали, предлогали идти в церковь, а он все равно пошел к цыганам.

Теперь ему оставался только один путь — обратно в тайгу.

И Николай должен был пойти с ним. Хотел он того или нет.

*********

На кухне у Николая было тесно, прокурено и душно. Маленькое окно, запотевшее от пара, едва пропускало серый свет осеннего вечера. Стол покрыт пятнами от спирта, хлебными крошками, пустыми бутылками, облупленными тарелками – привычный деревенский беспорядок, в котором, тем не менее, была какая-то уютная небрежность.

Николай сидел напротив, крепкий, жилистый мужик лет сорока пяти, с грубыми руками, густыми усами и лукавыми глазами, вечно прищуренными. Его лицо было порезано морщинами, будто его жизнь когда-то пропустили через терку. В молодости он мотал срок за воровство, но тогда, в Советском Союзе, это не считалось чем-то страшным – с голодухи кто-то крал хлеб, кто-то таскал запчасти с завода. Николай попался на продаже краденых шин, сел на три года, но в тюрьме не озлобился – наоборот, вышел с крепкими знакомствами и странной философией, в которой умело мешались скептицизм, юмор и житейская мудрость.

– Да ерунда это все! – Николай хлопнул ладонью по столу, опрокинув недопитую рюмку. – Ты, Андрюха, мне рассказываешь, как будто сам не знаешь, как люди себе херню в голову вбивают. Ну нашел ты идола, ну выкопали, ну разломали – и что? Это, может, просто какой-то древний барельеф от дураков, которые в лесах от холеры дохли. А ты тут уже мне, понимаешь ли, проклятия, чертовщину…

Он рыгнул, достал из банки малосольный огурец, откусил половину, зажевал.

Андрей пил медленно, с короткими глотками, чувствовал, как спиртное только разжигает в нем жар, вместо того чтобы расслаблять. Он долго смотрел в стол, пальцами катая спичку между пальцев, потом поднял взгляд.

– Вот я тебе рассказал про эту жуткую тварь цыганскую. А ты эту бабку-то гадалку видел, у них хоть раз, по словам сто восемьдесят лет ей?!

Николай замер, вытирая губы.

– Ну и что с ней?

– То-то и оно, что не "что", а "кто". Ее не должно было быть. Понимаешь? Она… это не человек был, Колян. Это что-то другое. Она сидела там, жирная, слепая, хриплая, и как только я спросил про проклятье – сразу знала ответ. Сразу, слышишь? Она сказала, что это родовое проклятье, но не от цыган. А от нас с тобой. От того, что мы раскопали.

Николай смотрел на него с прищуром, держа рюмку у губ, но не пил.

– А может, она просто хотела тебя развести, чтоб ты ей в губы засос дал? – наконец проговорил он с усмешкой.

Андрей поморщился, выдохнул сквозь зубы, осушил рюмку.

– Ты не понимаешь, что говоришь, Колян. Это серьезно. Ты думаешь, мы просто выкопали бревно? Если бы так, то чего я сижу перед тобой, не спавший трое суток? Чего мне в дверь по ночам стучат, а там никого нет? Чего у меня голова идола пропала из сарая?

Николай наконец хлопнул по столу, будто останавливая весь этот разговор.

– Ты, Андрюха, вот что, не загоняйся. Я вот тебе пример дам, конкретный, с жизни. У нас в деревне был один мужик, держал свиней. Ну и вдруг у него одно поросенок стал себя странно вести. Бегал кругами, хрюкал жутко, на стены лез. Бабы ему говорят – сглазили, мол, твою скотину, иди в церковь, водички святой на него поплескай. Он перепугался, чуть не с катушек слетел. Думал, что поросенок теперь заговоренный, не касался его.

Николай ухмыльнулся, достал новую сигарету, щелкнул зажигалкой.

– А потом этот поросенок сдох. Ну, мужик разрезал тушу – а там кишки все зеленые, печень в сопли разъело. Не сглаз, а просто понос свиной, понимаешь? Инфекция. А они там на селе уже себе мозги запудрили, все думали, что поросенка нечистая сила прибрала.

Андрей слушал, но внутри все равно сидел тяжелый осадок.

– Так и с тобой, – продолжил Николай, стряхивая пепел. – Ты думаешь, что тебя что-то преследует, но, может, ты просто сам себя накрутил? Два месяца назад мы выкопали кусок гнилого дерева, а ты теперь решил, что оно за тобой охотится? Чушь!

Андрей хлопнул ладонью по столу, заставив бутылки подпрыгнуть.

– Чушь, говоришь? А если это не чушь? Если там, в той яме, что-то осталось? Если мы не просто выкопали, а разбудили?

Николай вздохнул, допил водку, смахнул огуречную кожуру со стола.

– Ладно, ладно, – примирительно сказал он. – Раз так прижало, пошли. Посмотрим твою яму. Может, в тайге тебя отпустит.

И только тогда Андрей немного расслабился.

Ему нужна была эта поездка.

Потому что, если он прав, то откладывать поход было нельзя.

************

Николай завел двигатель, и старенький, но верный УАЗ-469, советской сборки, вздрогнул, рыгнул густым сизым дымом из трубы и медленно пополз по разбитой грунтовке. Машина была безбожно убитой, вся в ржавых пятнах, с надорванной обшивкой сидений, с люфтом в руле и вечным запахом бензина в салоне, но она уже не раз вытаскивала Николая из самых глухих жоп, и тот ей доверял больше, чем кому-либо.

Андрей сидел рядом, прикурил, приоткрыл окно, выпуская дым. За стеклом простиралась хмурая осенняя тайга – глухая, темная, набитая туманом. Дорога под колесами была раскисшей, вся в ямах, и машину бросало то влево, то вправо. Николай матерился, ловил руль, поглядывал на спидометр, хотя тот уже давно показывал лишь приблизительную скорость.

– Если засадим – лебедкой тащить будем, – буркнул он, перекатывая в зубах спичку. – Дорога – мрак.

Андрей лишь молча кивнул. Он почти не смотрел на дорогу, только на лес. Ему казалось, что деревья стоят как-то иначе, будто ближе, будто плотнее. Может, это осенняя сырость, может, серый свет, не дающий теням рассеяться, но от этого было не по себе.

Лес был уже не тот, каким он запомнился два месяца назад, когда они здесь пили, жарили мясо и, хохоча, ковыряли землю, будто пацаны, нашедшие сундук с кладом. Тогда все казалось другим. Сейчас же деревья выглядели старыми, облезлыми, покрытыми коростой из желтого лишайника, как больные. Березы стояли мертвыми, сбросив последние листья, черные от дождя, как вымокшие спички.

Ветер гнал по земле сырой туман, плотно стелил его по мху, и казалось, что лес дышит. Машина медленно ползла дальше, обруливая валуны, переползая через лужи, пробиваясь через заросли карликовой осины.

В одном месте они все же застряли.

Колеса ушли в грязь, УАЗ жалобно заревел, но не тронулся. Николай, выругавшись, выключил зажигание, хлопнул дверью и спрыгнул в лужу по колено.

– Ну, вот, приехали, – буркнул он, закуривая и осматриваясь. – Лопату давай, будем копать.

Андрей вышел следом, натянул куртку – стало заметно холоднее. Они долго возились с машиной, подсовывали под колеса ветки, месили сапогами грязь, пока наконец не вытянули машину лебедкой, с хрустом выдирая ее из липкой, глиняной земли.

Было уже под вечер, когда они решили остановиться на ночлег.

Они нашли сухую поляну, затянутую бурой травой, и выгрузили вещи. Тайга вокруг стояла неподвижная, почти неживая. Андрей осмотрелся, пытаясь почувствовать что-то знакомое, но не мог. Все казалось странным, чужим.

Николай развел костер, поставил котелок с водой, достал из рюкзака банки с тушенкой, буханку хлеба, пару луковиц. Взял нож, ловко почистил лук, порезал его прямо в котелок, закинул туда куски тушенки, потом открыл еще одну банку с фасолью и тоже вывалил в кипяток.

Запах был восхитительный.

Андрей сидел рядом, грея руки над огнем, вглядываясь в темнеющий лес.

– Вон заяц, – сказал Николай вдруг, указывая в сторону кустов.

Андрей повернул голову и увидел – действительно, среди травы мелькали длинные уши. Серый, почти сливающийся с мхом, заяц замер, прижавшись к земле.

– Бахнуть? – предложил Николай, снимая с плеча ружье.

Андрей качнул головой.

– Пусть живет.

Николай пожал плечами, усмехнулся и убрал ружье обратно.

Когда еда сварилась, они сели у костра, зачерпывая горячий, наваристый суп ложками, макая туда хлеб. Андрей ел молча, медленно, вникая в каждый вкус – жирный бульон, сладковатая тушенка, мягкие зерна фасоли, терпкий аромат лука.

Николай хмыкнул, достал из рюкзака бутылку водки, поставил между ними.

– Ну, чтоб ноги не отсохли.

Разлили по рюмкам. Андрей поднял свою, взглянул в огонь.

– Давай за то, чтоб нам там никто не дал по башке.

Николай кивнул, выпили. Водка разлилась теплом по груди, согрела, разогнала сырость в костях.

–97-й на дворе, а мы, как при царе, в лесу с ружьями, жрем кашу с тушенкой, – ухмыльнулся Николай, закусывая хлебом. – Ну хоть времена стабильные стали, не то что в девяносто втором, когда бабки на сахар меняли.

Андрей усмехнулся.

– Вот скажи мне, Колян… Вот ты сидел, зону топтал, да?

– Было дело, – кивнул Николай.

– Ну и страшно было?

– Чего страшного? – фыркнул Николай. – Я за колеса там чалился, не за мокруху. Ну да, малость потрепали, но я ж не сопляк был, знал, кому можно слово сказать, а кому – лучше не надо.

– А если бы тебе сказали, что из леса что-то выйдет и за тобой придет?

Николай задумался, пригубил вторую рюмку, покрутил в пальцах огурец.

– Ну, тут, Андрюха, я тебе так скажу. В жизни нет ничего страшнее человека. Человека можно ждать с ножом за углом, с ружьем под лестницей. А всякая нечисть… ну хер знает. Если она и есть, то она нас боится больше, чем мы ее.

Андрей кивнул, но не был в этом уверен.

Ему казалось, что теперь это не так. Что в тайге есть то, что их совсем не боится.

И что ждет их.

**********
К полудню следующего дня они добрались до поляны. Дорога была тяжелой, разбитая, после ночного дождя превратилась в одно сплошное месиво. Колеса УАЗа то и дело буксовали, вязли в размокшей земле, но Николай, ругаясь, ловко выворачивал руль, выруливая на более твердые участки. Андрей сидел молча, вглядываясь в горизонт, стараясь предугадать, как изменилось то место, где они тогда пили и шутили, не понимая, что натворили.

Когда машина, наконец, выехала на поляну, Андрей сразу заметил – здесь почти ничего не изменилось. Яма все так же зияла в земле, хотя края ее местами осели, поплыли от дождей, кое-где обвалились, и теперь внизу валялись комья черной, мокрой земли. В траве лежали те самые куски идола, которые они тогда просто бросили, не захотев тащить лишний груз. Дерево почернело, местами растрескалось, но странные резные узоры все еще просматривались на поверхности.

Андрей вышел из машины первым, закурил, глубоко затянулся, всматриваясь в поле. Оно казалось мертвым, пустым, будто здесь никогда ничего и не было. Тишина давила, даже птицы не перекликались в кронах деревьев.

– Ну и че? – подал голос Николай, закрывая дверцу машины. – Стоит поле? Как и стояло.

– Стоит… – тихо сказал Андрей. – Только ощущение, будто оно нас ждало.

Николай хмыкнул, подошел ближе, нагнулся, поднял один из кусков идола. Дерево было сухое, но тяжелое, будто пропитанное чем-то насквозь. Он перевернул его в руках, осмотрел, поморщился.

– Не нравится мне эта хреновина, – сказал он, бросая кусок обратно в траву. – Не то чтоб я в твою чертовщину верил, но если честно, не нравится.

Андрей ничего не ответил. Взгляд его поднялся выше – за поляной возвышалась скала. Тогда, пьяные, они не обращали на нее внимания, но теперь он смотрел на нее с каким-то странным чувством. Будто она давила, нависала, будто сама природа замерла в ожидании.

В этот момент резко полил дождь.

************
Дождь хлестал по крыше УАЗа так, что казалось – сейчас проломит металл. Вода стекала мутными потоками по стеклам, оставляя разводы грязи, и даже с работающими дворниками толку было немного. В салоне пахло мокрой одеждой, бензином и несгоревшими выхлопами – привычный дух старого внедорожника, который давно пропитал сиденья и обшивку.

Николай покосился в окно, где за ливнем уже почти ничего нельзя было разобрать. Капли лупили с такой силой, что лобовое стекло мерцало сплошной рябью.

– Ну его нахрен… – пробормотал он, тряхнул головой, стряхивая воду с капюшона.

Андрей курил, держа сигарету двумя пальцами. Внутри машины было душно, но открывать окно было бессмысленно – мгновенно залило бы водой.

– Ты скажи мне, – Николай почесал подбородок, обернулся к нему. – Ты, значит, считаешь, что это не просто гроза, а вот именно то самое, да?

– Не знаю, – сказал Андрей, глядя в темноту. – Просто не нравится мне всё это.

– А мне, по-твоему, нравится? – усмехнулся Николай. – Я в прошлом году в такую жопу на Волге попал – неделю потом уши продувал. Но чтоб вот так…

Он снова покосился в окно, хмыкнул и добавил:

– …как будто с умыслом.

Андрей молчал. Ливень набирал силу, удары дождя становились глуше, потому что вода затопила грунт, и теперь дождевые капли падали не на землю, а в жидкую кашу из грязи и листьев.

Первый раскат грома пришел внезапно. Гулкий, перекатывающийся по небу, он ударил так близко, что машину слегка повело. Николай нахмурился, зыркнул на крышу.

Второй раскат пришел следом.

А потом сразу молния.

Андрей невольно пригнулся – небо вспыхнуло мертвенно-белым светом, и в нескольких десятках метров от машины в землю ударило ослепительное копье.

Глухой треск разорвал воздух.

Земля содрогнулась, в воздухе запахло озоном и чем-то жженым.

Николай заорал:

– Валим отсюда, нахер!

Они вывалились из машины, захлопнули двери, хлынули в темноту, спотыкаясь на раскисшей земле. Вода текла по лицу, пропитывала одежду насквозь, тяжелела в сапогах. Андрей всматривался в черную громаду скалы – еще с поляны он заметил, что в основании был небольшой навес, под которым можно укрыться.

Вторая молния ударила в деревья.

Послышался далекий треск – будто сломалась кость, но громче, резче, с металлическим призвуком.

Они почти бежали. Ливень слепил глаза, но впереди уже темнел спасительный выступ, как открытая пасть зверя, выжидающая свою добычу.

Под скалой действительно оказалось сухо. Андрей, запыхавшись, провел рукой по мокрым волосам, стряхнул с лица воду. Николай стоял рядом, упершись руками в колени, тяжело дыша.

– Ну его нахрен, – повторил он.

Андрей молча уставился в стену скалы.

Только теперь он разглядел, что навес был не просто навесом.

Прямо перед ними чернел вход в пещеру.

Огромная, тёмная дыра, уходящая в глубь камня, откуда веяло холодом и чем-то сырым, затхлым, древним.

Николай тоже это увидел.

Он медленно выпрямился, глянул туда, почесал висок и хмыкнул:

– Вот это мне уже совсем не нравится.

Андрей не ответил. Он смотрел вглубь прохода, чувствуя, как по спине пробегает холодок.

Гроза гремела снаружи, ливень лупил по скале, а внизу, под их ногами, чернела темнота.

Казалось, что она ждала их.

*********
Ливень не прекращался.

Наутро, когда они, наконец, решились выбраться, дорога уже представляла собой сплошную кашу из воды, глины и размокших корней. Николай попробовал тронуть машину с места, но она буксовала, колеса вязли в грязи, забрасывая все вокруг черными брызгами. Они откапывали её руками, подкладывали под колеса ветки, камни – все бесполезно. УАЗ полз на пару метров, а потом снова проваливался в глиняное месиво.

К вечеру стало ясно: они здесь надолго.

На второй день они решили идти пешком, но это было так же бессмысленно. Дождь лил стеной, будто кто-то разорвал небеса и забыл закрыть обратно. Видимость – не больше пяти метров, а дальше все терялось в белесой, ревущей водной завесе. Земля уже не просто размокла – она текла под ногами, разъезжаясь под сапогами. Лес превратился в болото.

Оставалось одно – переждать в пещере.

Они затащили внутрь сухое дерево, которое стояло под навесом у скалы. Топором Николай наколол сучья, наскреб хвойный лапник – хватило на небольшой костер. Дым не уходил в глубину, вытягивался наружу, что означало, что сквозняк тут был, а значит, дышать можно.

Они грелись у огня, сушили одежду, закутавшись в бушлаты.

Водка шла быстро – сначала по глотку, потом по рюмке, потом уже просто из горла.

– Дурдом, – хрипло сказал Николай, прислоняясь спиной к холодному камню. – Два дня дождь херачит. Ну не бывает такого.

Андрей кивнул, хлебнул из фляжки, долго смотрел в пламя.

– Бывает, – сказал он. – Просто не с нами.

Николай выругался, задумчиво повертел пустую рюмку в пальцах.

– Ладно. Раз уж сидим тут, давай байки травить. Не скучать же.

Первую ночь они рассказывали о тюрьмах, о тайге, о странных встречах в лесу. Николай рассказывал про лесника, который однажды нашел в дебрях елового бора черный валун, а через три дня исчез, и так и не нашли его ни живым, ни мертвым.

Андрей вспоминал, как его дед рассказывал, что в этих местах когда-то селились староверы, а потом будто бы все исчезли за одну ночь – сожгли дома, увели скот и ушли в лес. Но куда? Никто не знал.

Вторая ночь была тоскливее.

Дождь не прекращался ни на минуту. Они устали, водка почти закончилась, еда кончалась. Они молчали, курили, просто смотрели на дождь, который теперь уже раздражал.

Третья ночь была пугающей.

Когда Андрей проснулся среди ночи от непонятного ощущения, Николай уже не спал.

– Чего? – спросил Андрей, садясь, грея руки о себя.

– Слушай, – только и сказал Николай.

Ливень хлестал, но сквозь его гул Андрей почувствовал другой звук.

Как будто кто-то шептал.

Негромко. Еле-еле, на грани слышимости.

Слова нельзя было разобрать, но голос будто шел откуда-то из глубины пещеры.

Николай перекрестился, не говоря ни слова.

Четвертая ночь довела их до отчаяния.

Дождь не мог идти столько дней без остановки.

Они сидели молча. Андрей прислушивался к себе – он чувствовал, как внутри растет напряжение. Было ощущение, что это не просто ливень. Что-то здесь было не так.

– Этого не может быть, – вдруг сказал Николай. – Ты понимаешь? Не может быть. Четыре дня. Четыре, мать его, дня.

Андрей не ответил. Он просто вглядывался в темноту, за пределы костра.

Дождь резко стих.

Они оба замерли, вслушиваясь.

Тишина сначала оглушила, а потом начала давить на уши.

Андрей вдохнул, медленно выдохнул, посмотрел на Николая.

– Вот теперь мне хреново.

Они снова развели костер, согрелись, поставили чайник, приготовились к ночи.

И тут раздались шаги.

Тяжелые. Ровные.

По лужам, по размокшей земле, по траве.

Кто-то шел прямо к пещере.

**************

Человек появился бесшумно. Они не видели, откуда он пришел, но когда подняли головы, он уже стоял у костра, словно вышел из самой темноты.

Андрей почувствовал, как у него пересохло во рту. Николай тоже замер, держа рюмку в руке, не сводя глаз с фигуры незнакомца.

Он был высокий, худощавый, но не слабый – в его осанке читалась сила, даже когда он просто стоял, не двигаясь. На нем была одежда, которую Андрей видел только в книгах – длинная, до колен, грубая домотканая рубаха, подпоясанная веревкой, темные порты, заправленные в лапти, а поверх – широкий шерстяной плащ, наброшенный на плечи и скрепленный у горла деревянной фибулой.

Но самым жутким было его лицо.

Кожа темная, загрубевшая, будто его полжизни хлестал ветер и солнце. Высокие скулы, длинный, острый нос, тонкие губы. И глаза – черные, полностью черные, без зрачков, без белков, без чего-то, что хоть немного напоминало человеческий взгляд.

Николай первым нашел в себе силы заговорить.

– Ты кто такой?

Человек не шелохнулся. Он просто смотрел.

– Вы потревожили древнего духа, – сказал он медленно, и его голос будто прокатился по костру, дрожа в пламени. – Того, кто жил здесь задолго до вас.

Андрей чувствовал, как у него по спине пробегает ледяная дрожь.

– Какого еще духа?

Незнакомец опустился на корточки у костра, протянул руки к огню, но в тусклом свете за его спиной не появилось ни одной тени.

– Языческая Русь поклонялась идолам, – продолжил он, как будто не слыша вопросов. – Деревянным, каменным, глиняным. Их называли кумирами, истуканами, столбами. Но это не просто изображения. Это дома для тех, кто в них живет.

Он поднял голову.

– Вы разбудили Духа Дождя.

Тишина вокруг будто загустела. Андрей медленно перевел взгляд на Николая.

– Чушь, – фыркнул тот, но в голосе чувствовалось напряжение. – Чего ему обижаться? Мы его не трогали, он там валялся уже… хрен знает сколько.

Незнакомец не улыбался, не менял выражения лица.

– Вы разорвали его тело. Вы сожгли его плоть.

– Мы всего лишь… – начал Андрей, но голос его стал слабее.

– Вы унесли его голову.

Тут уже Николай вскинулся.

– А-а, ну понятно. Ты один из этих, да? Один из цыган? Чего ты здесь втираешь? Мы, по-твоему, должны теперь прощения просить у бревна, что ли?

Незнакомец на него не смотрел.

– Он прощает вас за вашу смелость. Прийти сюда второй раз было искренней дерзостью.

– Вот это уже интересно, – Николай криво ухмыльнулся.

– Но вам больше нет дороги в тайгу.

Наступило молчание. Лишь костер потрескивал, сжигая последние ветки.

– Что? – переспросил Андрей.

– Вам нельзя возвращаться, – незнакомец медленно поднялся. – Теперь это не ваше место.

Николай снова ухмыльнулся, но уже менее уверенно.

– А если мы не послушаемся?

Человек посмотрел на него, затем медленно, неторопливо кивнул в сторону пещеры.

В ту же секунду в глубине вспыхнуло странное свечение.

Яркое. Холодное.

Андрей не успел ни вздохнуть, ни моргнуть – он просто увидел.

Глаза его сами раскрылись шире, он вжался в землю, пальцы впились в мокрый мох.

Там, внутри, в темноте, что-то было.

Он не мог понять, что именно.

Разум его будто споткнулся, не сумев обработать то, что показала вспышка. Это было огромное, слепленное из неправильных форм, из извивающихся линий, которые невозможно было проследить взглядом. Черное, как сама ночь, но отражающее свет.

А потом свет исчез.

И осталась только тьма.

Андрей почувствовал, как сердце ударило несколько раз подряд – непривычно быстро, с перебоями.

Мир закружился.

Он упал лицом в землю, слыша, как рядом с глухим звуком рухнул Николай.

Сознание погасло.

Андрей пришел в себя от холода.

Он лежал на спине, чувствуя, как ледяная сырость забирается под куртку. Веки дрожали, дыхание было тяжелым, грудь сдавливало.

Небо над ним было чистым.

Звездное, с черными клочьями облаков.

***************

Они вернулись к цыганам на следующий день, усталые, грязные, с мутными головами. Николай поначалу бурчал, что делать там нечего, но, увидев, что Андрей все равно собирается идти, махнул рукой и пошел следом.

Дом был все таким же – темный, на отшибе, с заколоченными окнами и костром во дворе. Снова толпились люди, снова звучала глухая, тягучая музыка где-то внутри, и снова, как в прошлый раз, воздух был странно тяжелым, густым.

Цыганка ждала их у входа.

Та самая.

Смуглая, чертовски красивая, в алом платье, которое облепляло ее тело, словно вторая кожа. Грудь высокая, бедра округлые, глаза черные, глубокие, как колодцы. Она улыбалась, будто знала, что они вернутся.

– Охотник, – сказала она, легко склонив голову набок, глядя на Андрея.

Тот не остановился, шагнул внутрь первым.

Она рассмеялась, пропуская их.

В доме было темно и жарко, как в парной. Вонь благовоний, кислого вина, пота и старой древесины. Андрей чувствовал, как потеет.

В глубине комнаты сидела уродливая старуха.

Громада жира, раздавившая собой старый деревянный пол.

Лоснящаяся кожа, желтые пятна, катаракта в глазах.

Рот, распахнутый в чудовищной улыбке.

– Ой, да кто к нам пожаловал! – проскрипела она, дрожа от смеха. – Два наших смельчака. Ну, рассказывайте, касатики, что там с вами приключилось.

Андрей почувствовал, как желудок снова скрутило. Запах шел от нее, липкий, жирный, прогоркло-сладкий.

– Мы видели человека, – выдохнул он, перекладывая вес с ноги на ногу. – Чёрного человека.

– Ой, видели, видели… – она снова затряслась от смеха, и слюна потекла по ее дряблому подбородку. – Ну и что он вам сказал?

Андрей помедлил, посмотрел на Николая.

– Тайга нам больше не принадлежит, – сказал он.

Старая медленно моргнула, будто смаковала ответ.

– Ой, так он вас прогнал? – усмешка расползлась по ее лицу, глаза поблескивали. – Ну, касатики, да вы прямо как маленькие.

– Никакие мы не маленькие, – вдруг сказал Николай, сплюнув на пол. – Просто надо понимать, когда с духами лучше не связываться.

Старая захохотала.

– Да, правильно, правильно, смышленый мужик! – Она приподнялась, дряблые груди колыхнулись на животе, она чуть подалась вперед. – Ну а коли так – может, сговоримся?

Андрей приподнял брови, но не сказал ничего.

Старая махнула рукой, и откуда-то из глубины дома вышли двое молодых парней – темные, смуглые, с засученными рукавами, в руках – резной сундук.

Они поставили его на стол перед ней, открыли крышку.

Андрей почувствовал, как его дыхание сбилось.

Внутри сверкало золото.

Старинные монеты, кольца, серьги, массивные цепи, браслеты, усеянные камнями.

Николай не скрывал удивления.

– Ну и что это? – пробормотал он, явно заинтересовавшись.

Старая снова захихикала, облизывая толстые губы.

– Это наша казна. На весь табор. Мы, ромалы, не в банки деньги носим, а с собой возим.

Она подняла палец, кривой, с толстой черной бородавкой у ногтя.

– Ты, касатик, куски идола нам принеси, а мы тебе за них – вот это.

Андрей замер, не сводя глаз с золота.

– Ты хочешь… – он глубоко вдохнул, перевел взгляд на нее. – Ты хочешь, чтобы мы достали эти трухлявые щепки?

– Ну а чего бы нет? – пожала плечами она. – Для вас труха, а для нас – дорога к Духу. Ты не понимаешь, касатик, что мы с этим можем сделать.

Андрей почувствовал холод по позвоночнику.

Но Николай смотрел на золото и явно думал о другом.

– Ну уж нет, – резко сказал Андрей. – Я с этим связываться больше не хочу.

– Твоё дело, – безразлично сказала бабка. – Одному меньше, другому больше.

И тогда Николай шагнул вперед, резким движением захлопнул крышку сундука.

– А мне вот интересно, – сказал он. – Это ж просто трухлявый пень. Мне на него насрать.

Он выпрямился, повернулся к Андрею.

– Если ты не идёшь, я пойду. Не собираюсь отказываться от такого бабла из-за каких-то проходимцев.

Андрей смотрел на него, не веря, что он это всерьез.

– Ты ведь сам всё видел.

– Я видел туман, молнии и какого-то дурака в рванине, – сказал Николай. – А вот это… – он снова кивнул на сундук. – Это реальность. И я не собираюсь от нее отказываться.

Андрей покачал головой.

– Ну и катись.

Они больше не говорили.

Он ушел из дома цыган первым, оставив Николая с его алчностью.

Он знал, что больше не вернется в тайгу.

Жаль, конечно. Он любил этот лес, любил охоту, ночи у костра, запах сосновой смолы.

Но с духами шутить нельзя.

_____________________________________________________________________________

ЭПИЛОГ

Андрей обустроился в городе у сына, снял комнату неподалеку. Работу нашел быстро – устроился сторожем в гаражный кооператив. Дни проходили однообразно: утренний чай, дорога через серый двор, смена в будке, вечерний разговор с сыном. Ночами он просыпался от глухого страха, долго смотрел в потолок и думал о тайге. Иногда казалось, что стоит прислушаться – и он снова услышит, как по крыше бьет дождь, как шумит лес. Но потом приходило утреннее солнце, и эти мысли уходили. Он больше не возвращался в те места.

Николай пропал. Исчез так, что не осталось ни следа. В тот вечер он собрался, взял машину, сказал жене, что едет на пару дней по делам, но назад не вернулся. Его искали – и по деревням, и в городе, и даже в тайге, но УАЗ так и не нашли. В милиции развели руками: бывает. Соседи шептались, что он сам сгинул в лесу, а кто-то уверял, что Николай рванул за границу, на заработки. Андрей знал, что это не так.

Цыгане ушли через месяц после его исчезновения. Уехали ночью, без шума, оставив пустой дом с выбитыми окнами. Когда туда заглянули, нашли одну странную комнату – заколоченную изнутри. Пол прогнил от крови. На полу лежали два мертвых тела. Одно – старой цыганки. Другое принадлежало мужчине, но его нельзя было опознать. Зубы вырваны, глаза выколоты, череп выскоблен до блеска, кожа снята. Люди крестились, отходили от дома, но никто не стал говорить о том, что это значит. Андрей ничего не сказал по этому поводу. Он просто продолжил жить в городе, зная одно: в тайгу ему больше дороги нет.
автор канал на дзене - #ЖуткиеИсторииОтСовы.
Жуткие истории от Совы.