Ворона сидела на рельсе, а поезд все приближался. Она сидела и смотрела прямо на него и даже не думала улетать. Товарняк шел не быстро и натужно, машинист, видимо тоже заметив ворону, дал громкий и продолжительный гудок. Но она. Как ни в чем не бывало, продолжала восседать на рельсе и игнорировать приближающуюся махину. И только когда он приблизился уже не более, чем на тридцать метров, ворона неуклюже спрыгнула на шпалу, задрав хвост выше головы и переступая на месте с лапы на лапу. Так она и сидела на шпале, когда, прямо над ней, с грохотом проехал локомотив и все двадцать два вагона. Я, затаив дыхание, ждал, когда он проедет, боясь увидеть ворох черных перьев и красную лужу. Но нет, ворона спокойно сидела на рельсе и смотрела вслед уходящему поезду.
Я никогда раньше не видел такого странного поведения птиц. Как можно не испугаться поезда? Например, я сам, ни за что бы так не смог. Пролежать под поездом на шпалах. Даже точно зная, что он меня не заденет, не смог бы. А тут ворона.
Отвлекшись от проехавшего поезда, я снова углубился в чтение текста презентации на экране ноутбука. Было утро субботы, но эти выходные мне придется усердно проработать, хорошо подготовившись к собранию. В понедельник нужно выступать перед целой аудиторией. Отчитываться перед начальством и коллегами о проделанной работе нашего отдела за прошедший год. Как всегда, ближе к концу декабря, руководство проводит большое годовое собрание, с целой праздничной программой. Для чего был арендован целиком большой ресторан.
Мне уже доводилось участвовать в таких собраниях, но еще никогда не доставалось выходить на сцену среди спикеров.
Проигрывая и проигрывая в голове свою речь, я сочинял к ней вопросы аудитории и отвечал на них. Это было не трудно, я ведь работаю там много лет. Вот Алексей Матвеевич, наверняка спросит вот так. А я ему отвечу так. Римма Моисеевна точно заострит внимание здесь и спросит почему так. А я ей отвечу вот так.
Я, как будто был уже там. Видел хмурое лицо Сергеича, напряженно ожидающего конца моего доклада. Каждый вопрос ко мне вызывает на его лице легкую рябь, но я не подведу, Сергеич! Как будто вижу рядом страдальческое лицо Сафарбиевича, которому, как всегда, хочется поскорее пойти за столы, положить в тарелку салата, нарезок и выпить, а не вот это.
Я так увлекся, что не заметил, как пролетело время, и утро короткого декабрьского дня, превратилось в полдень. Снова послышался протяжный паровозный гудок, и я посмотрел в окно.
Мое окно выходит на рельсы и зону отчуждения. А за ней высокий забор с колючей проволокой. Там старая военная часть. Пейзаж удручающий, особенно в зимний период.
По рельсам, снова также неспешно, полз товарный поезд. А перед ним на рельсе… сидела та же ворона. Сидела и смотрела, даже не думая улетать, несмотря на громкий низкий гудок, от которого даже здесь, в квартире, позвякивали стекла в окнах. Может быть, она больна и не может улететь? Но почему бы ей тогда просто не уйти? Что-то с ней не так.
И вот снова, когда поезд был совсем близко, ворона спрыгнула с рельса, но теперь на не шпалы между рельсами, а вбок, на насыпь, и нахохлившись, замерла неподвижно. Но, когда она спрыгивала, я заметил, что к ее лапе, что-то привязано. Через рельс, за вороной, протянулась какая-то веревка. Она не могла ни улететь, ни отпрыгнуть дальше. Похоже, кто-то привязал ее там.
Поезд приближался. Ворона, сначала сидя неподвижно, стала заметно нервничать. Она подскакивала к рельсу и колупала клювом свою веревку. И снова замирала. Замер у своего окна и я. С содроганием я наблюдал за приближающимися стальными колесами поезда, до которых оставалось едва метров пять. Кто же мог так сделать? Какой изувер так издевается над птицей?
Сколько времени она уже там сидит и сколько натерпелась страху?
Если бы я заметил эту веревку утром, я давно бы ее освободил. А теперь остается только наблюдать и надеяться, что все обойдется.
Вдруг, ворона, взмахнув крыльями, вспрыгнула на рельс и скакнула вниз, на шпалы между рельс. Тут же это место закрыл своей массой локомотив. Я посчитал вагоны, их было аж двадцать пять. Одиннадцать цистерн для жидкостей, девять товарных и пять для сыпучих грузов. Длиннее составов у нас тут и не ходит. В город ведет только тупиковая двухпутная железная дорога, упирающаяся в небольшой, старинный железнодорожный вокзал. По утрам и вечерам здесь проезжает пригородная электричка из трех вагонов. Три раза в неделю поезд Москва – Нальчик. И каждый день три – четыре вот таких товарных состава.
Я не моргая и застыв у окна, следил за поездом. Мне казалось, я вижу что-то черное там, где должна сидеть ворона. Хоть бы ей удалось уцелеть и в этот раз.
Вот и последний, двадцать пятый вагон. Он тянулся, мне показалось. Дольше всех остальных. Дух-дух, дух-дух, грохотали колеса уже тише и, наконец, поезд уехал дальше. Ворона, растрепанная и распластавшаяся на шпале, была на месте. Она встрепенулась, подпрыгнула на рельс и стала смотреть вслед уходящему поезду.
Я рванул к двери, на ходу натягивая куртку, которая висела на стуле у батареи, чтобы просохла. Впопыхах обувшись я сбежал с третьего этажа, не закрыв дверь, и выбежал на улицу. Между домом и железной дорогой проходит шоссе, за ним небольшая зона отчуждения, но, с этой стороны, она больше похожа на ореховую рощу. Кто-то давным-давно посадил там грецкие орехи и они выросли в большущие деревья. Между ними сейчас была скользкая грязюка, из промокшей насквозь земли и гниющих листьев. Снег выпадал три дня назад, и сегодня, как раз, дотаял окончательно, оставив лужи.
Быстро посмотрев на дорогу в обе стороны, я перебежал ее и. перепрыгнув бордюр, оказался у первого орешника. Ботинки, с влажным чавканьем, погрузились в грязь до половины. С трудом вытаскивая ноги, я двинулся к рельсам. То и дело ноги скользили, и я с трудом удерживал равновесие. Держась за стволы деревьев, и с трудом вытаскивая, все глубже утопавшие ботинки, я медленно продвигался вперед. Когда же я, наконец, дошел до насыпи и стал продираться через колючие кусты шиповника, взбираясь на нее, я вдруг увидел, как с рельс взлетела черная птица. Вниз с ее лапы свисала цепь, и достаточно толстая. А к цепи, внизу, крепился колышек.
Я успел подумать, что ворона смогла освободиться, но цепь осталась на ней. И так ей все равно долго не прожить. Как вдруг увидел, что она снова садится на рельсы, немного выше того места. Мечтая не спугнуть ее, я наконец, выбрался на рельсы. То место, где она сидела под поездом, было прямо передо мной. Я не увидел никаких ямок между бетонных шпал. Только крупный гравий, в который ни за что не вбить крепко колышек. Ворона же сидела неподалеку на рельсе, и, наклонив голову на бок, смотрела на меня черным умным глазом. Вы знаете, как глаза отражают ум? А порой и характер и намерения. Вот так и я. Глядя в глаза той вороне, сразу понял, увидел там незаурядный, для птицы ум. Я остановился и молча смотрел на нее, раздумывая, как бы мне подойти и осмотреть ее лапу. Видимо ворона увидела в моих глазах мои намерения, потому, что не спешила улетать. Я присел на рельсу, чтобы показать ей, что не собираюсь за ней гоняться. Протянул руку, и, показывая на лапу с цепью, стал говорить ей, что хочу помочь. Ворона сделала один шаг в мою сторону и замерла. Я продолжил говорить с ней спокойным голосом, и она сделала еще несколько шагов. Потом она просто подошла ко мне по рельсу, волоча за собой цепь, которой можно было бы привязать и некрупную собаку. К ноге вороны она крепилась варварским способом. Просто замотана тонкой стальной миллиметровкой. Кто-то очень жестокий поймал эту птицу и ранил. И это было не здесь, кол был деревянный, но выпачкан в черной земле.
Я аккуратно протянул руки, взялся за конец проволоки и стал разматывать. Мне пришлось подцепить конец ногтем, под рукой ничего не было, а ворона не стала бы ждать, пока я схожу за инструментами домой.
Немного сорвав ноготь, мне удалось размотать конец, а дальше я легко обеими руками избавил птицу от цепи. Я сидел на рельсе и осматривал ее. Местами заржавевшая, длиной чуть больше полуметра. Кол деревянный, цепь крепится к толстому болту, продетому насквозь, через верхний, тупой конец. Острый же был выдернут из земли. Без сомнения, вороне удалось вырваться и улететь вместе с цепью. Только откуда? Скорее всего из чьего-то частного двора. В местах, где могут быть посторонние, такого не сделаешь. И что она делала здесь, на рельсах? Невероятно, но, похоже, птица хотела избавиться от цепи. Положив ее на рельсу под поезд. Иначе чем объяснить, ее странное поведение в течении половины дня? Ведь она могла улететь все это время. А почему тогда поезд ни разу не перерезал цепь? Потому что первый раз она только смотрела, как это сделать. А второй, положила цепь на рельсу, но, в конце передумала и убрала ее. Поезд мог просто перерезать цепь, но ее могло и потащить, вывернув птице лапу, а то и вовсе, затащив под колеса. Вот и она, видимо, это поняла…
Я снова посмотрел ей в глаза. Она продолжала сидеть рядом и не улетать.
- Может ты еще и покажешь, откуда тебе удалось сбежать? – Спросил я ворону. И где искать этого варвара?
Выслушав мой вопрос внимательно, наклонив голову набок и блестя умными глазами, ворона громко каркнула и взлетела. Перелетев орехи и дорогу она села на столб и снова каркнула.
Неужели и впрямь показывает?
Я двинулся за ней. Снова перебрался через ореховую лесополосу и перейдя дорогу, подошел к этому столбу.
Птица взлетела, пролетела метров двести и снова села на столб. И снова каркнула.
Ну вот, мне бы переобуться, но, похоже, что некогда. Наверняка это не далеко, и черт его знает, что там еще творится. Надо идти сейчас.
И я пошел ко второму столбу...

Продолжение идет следом
автор канал на дзене - #ЗапискиГорногоГида
Записки горного гида | Рассказы