Улыбка того, кто знает больше

Этот сон всегда начинается одинаково: тьма накрывает ненавистный им город, наползает грозовой тучей с далёких морей, и воздух становится тяжёлым, густым, чернильным.
— Господин, ни к чему стоять тут, простудитесь, — мягко выговаривает темноволосая служанка и выносит ему на балкон такой же терпкий, как и всё вокруг, чай. Аллоис принимает его и отводит взгляд. Неа красива. Так красива, что больно смотреть.
Горизонт, словно кривой иглой по кровоточащей ране, режут яркие вспышки. Кожу рук щекочут беззаботные листья лозы, вьющейся по перилам. Время кажется змеёй, бесшумно свернувшейся в круг за мгновение до приступа удушья. Город молчит. Как будто в нём не осталось ни единой живой души, кроме обитателей особняка, да и тех он скоро поглотит с жадностью потерявшегося в пустыне.
Так проходят часы. Аллоис смотрит вдаль, Неа смотрит ему в спину. Её присутствие походит на присутствие задремавшей кошки: ненавязчивое, но ощутимое. Поначалу оно пугало, позже вошло в привычку — не более чем деталь зыбкой реальности, захватившей сознание. Но деталь постоянная, въедливая. Он даже научился цепляться за эту служанку, как за спасательный круг, якорь, помогающий сосредоточиться.
«Скоро всё должно кончиться...»
Когда наконец начинается дождь, он чувствует смутную тревогу. Холодные капли окропляют лицо, забираются за шиворот, стремительно промокает одежда. Аллоис жмурится, но не позволяет себе сжаться. Только так — стойкость и безмолвие. В противном случае сон пойдёт по-другому сценарию, в конце которого — что-то похуже, чем смерть. Он знает это без тени сомнений.
— Милый, долго ты собираешься мёрзнуть? Заболеешь же, — журит его Настя, прижимаясь к плечу, обнимая за пояс.
Он открывает глаза, отстранённо замечая, что почти не ощущает конечностей. За балконным стеклом занимается поздний ноябрьский снег, который тает, едва коснувшись земли. Слепит снаружи раздражающий фонарь. Где-то со стороны дороги пронзительно ревёт сигналка скорой. Ревёт и умолкает. Водитель, видимо, вспомнил, что в такой поздний час на улицах ни души.
— Пойдём домой, Саш?
У неё тёмные длинные волосы и такие же тёмные глаза, в которых исчезают блики. Она улыбается, ласково и тепло. Он кивает и делает неровный шаг, один, другой. Замирает лишь у порога, обернувшись на автомате, чтобы забрать оставленную чашку со стола.
Вместо высоток — вновь опустевший город. Аллоис ненавидит его всем сердцем, но не может объяснить почему.
— Господин, — зовёт его служанка Неа, легонько дёргая за рукав задубевшей кофты. — Поспешим, вам нужно скорей согреться.
Он переступает порог. Дождь позади набирает силу. Особняк дышит пылью и каминным жаром, шкурами диких зверей на полу и незнакомыми травами. Дышит прошлым, от которого отреклись. Чувствуя странную сонливость, Аллоис устраивается в кресле напротив живого огня. Ему кажется, что он прикрывает глаза лишь на секунду...
Этот сон всегда начинается одинаково: тьма накрывает ненавистный им город, наползает грозовой тучей с далёких морей, и воздух становится тяжёлым, густым, чернильным.
— Что ещё я могу сделать для тебя? — задумчиво вопрошает она. Как зачарованный, Аллоис поворачивается на голос, не в силах ему противостоять. Его мелко потряхивает.
— Почему эта ночь не заканчивается?
Нюкта* расплывается в улыбке. В её лице мелькает что-то по-детски горделивое.
— Ты сказал, что любишь меня, и я забрала тебя с собой.
Он молчит. Тьма позади поглощает последние вспышки молний.
______________________________________
Ню́кта, также Ни́кта, Никс — божество в греческой мифологи, персонификация ночной темноты.
#Ийоль@diewelle0