Город спал. Спал тревожно, беспокойно, осторожно ворочаясь и изредка просыпаясь, словно прооперированный больной. Свидетельством тому были многочисленные звонки, поступающие на станцию скорой помощи. Шестой педиатрической бригаде несказанно повезло: они успели заехать на базу до принятия нового вызова, выиграв перерыв в минут двадцать-тридцать. Фельдшер бригады Соня сидела на кушетке в комнате отдыха, водрузив ноги на стул, и через открытую дверь лениво наблюдала, как их врач заигрывает с диспетчерами.
«Правильно говорят, молодой, гормоны играют, вот и лезет на всё, что движется, — думала сквозь дрёму Соня. — Хорошо я сейчас не движусь... не двигаюсь... не дви...»
— Шестая на выезд! — Громкий голос вырвал из сна, заставив вздрогнуть. — Первая Интернациональная, дом три, квартира девять. Ребёнок пяти месяцев, высокая температура.
Соня соскочила с кушетки и направилась на выход, врач с заметной неохотой побрёл за ней. Вслед неслось:
— Восьмая, примите вызов! Гипертонический криз. Восьмая, ответьте, вы где?
Затишье кончилось.
Ночь встретила прохладой и какой-то густой темнотой, еле пробиваемой светом из окон и от фар. Даже луна казалась тусклой, с багровым оттенком — воспалённый глаз на изрытом оспинами звёзд лице-небе.
Водитель дядя Петя дремал. Бригада на время ремонта их машины ездила на реанимобиле: ярко-жёлтом, большом и неповоротливом. Дядя Петя частенько ворчал, выруливая между домами, а Соне старичок-реанимобиль нравился: просторный, удобная ступенька — не нужно запрыгивать, дверь как в купе между салоном и водительским сиденьем. Вот только наружная дверца часто заедала, и открыть её можно было только изнутри. Вот и сейчас Соня пару раз дёрнула ручку. Бесполезно. Водитель перешёл в салон и впустил Соню. Он зевнул, глянул на командирские часы на руке и поинтересовался:
— Куда едем? У кого опять зубки режутся?
— У меня, — раздался глухой голос сзади.
Фельдшер и водитель резко обернулись. Врач стоял, опершись о дверь, и тяжело и шумно дышал. Приоткрытый рот обнажал огромные клыки, окрашенные чем-то красным. В закрывавших глаза тёмных очках отражалась луна — багровыми диковатыми зрачками.
Дядя Петя охнул, попятившись. Соня же строго произнесла:
— Не смешно, Дмитрий Андреевич.
Дмитрий Андреевич, называемый сотрудниками «Скорой» за молодость и несерьёзность за глаза Димой, снял накладные вампирские зубы, очки и с досадой сказал:
— Не женщина — Герой России, ничем не проймёшь. Хоть бы для вида испугалась!
Дядя Петя направился в кабину, ворча что-то о покупающих дипломы раздолбаях.
— Дмитрий Андреевич — хороший врач, — вступилась Соня, — детям он нравится.
— Своего чувствуют, — раздалось из кабины. Затем водитель уточнил: — Куда рулить?
— На Первую Интернациональную. — Дима устроился в салоне напротив Сони и спросил: — А где это?
— На Воровайке, — ответил Дядя Петя, выруливая за ворота. — Так что, можете подремать, минут сорок добираться, — и он притушил свет в салоне.
Медики переглянулись. Посёлок имени Воровского, расположенный на окраине города за промзоной и называемый горожанами «Воровайка», пользовался дурной славой.
— На прошлом квесте одну нашу команду на Воровайке ограбили, — вспомнил Дима. И пожаловался Соне: — Жалко, больше не поиграть. Организаторы в Питер укатили.
Соне вспомнилось, как вытягиваются лица родителей их пациентов, когда выясняется, что врач не она, а этот, на вид зелёный пацан, с модной косой чёлкой, тремя серьгами в ухе и с татуировкой на руке. Она улыбнулась.
Дима, каким-то образом почувствовав связь улыбки со своей персоной, оживился.
— Но я тут в ВКонтакте на интересную группу ролевиков наткнулся. Братство Лунных воинов. Уже побывал на сборе и прошёл посвящение. На кладбище, ночью. Нереальный драйв.
— Кто бы сомневался, — отреагировал дядя Петя. — Лучше бы ты, док, женился, настряпал парочку ребятишек одного за другим вон как у Сони.
— Да запросто. — Дима на секунду задумался и выдал: — Соня, бросай своего программиста, выходи за меня. Мальчишек твоих усыновлю, дочку родим.
Соня чуть не выругалась от бессильной злости и отчаяния. Все полгода совместной работы она боролась с шутливыми Димиными заигрываниями и, что греха таить, со своей симпатией к молодому врачу. Наконец, тот угомонился, переключив внимание на других. Соня даже расслабилась и тут на, получи фашист гранату. Нужно было срочно уводить разговор в сторону.
— А что там за Братство каких-то воинов? — изобразила она живую заинтересованность.
Дима купился на нехитрый приём.
— Тема такая: древней процветающей страной правило племя, называющее себя дети Луны. Хорошая жизнь расслабляет, притупляя бдительность. Дети Луны не заметили признаков надвигающейся беды: робкое недовольство их правлением перерастало в нечто большее. Война началась неожиданно. Племена, более сильные и агрессивные, побеждали. Детей Луны становилось всё меньше, и призвали они силы тьмы. Явившийся демон привел в ужас мирное племя. Невыразимо мерзкий, покрытый чёрной чешуёй, с горящими глазами, огромными клыками в зловонной пасти. Но ещё ужасней оказалась цена за помощь... — Дима рассказывал увлечённо, то возвышая голос, то снижая до зловещего шёпота, Соне стало жутковато, деланный интерес перерос в настоящий. — Находящиеся на грани уничтожения дети Луны решились. Десять из них добровольно принесли себя в жертву. Остальные до капли выпили их кровь... и перестали быть людьми. Даже больше — люди, все люди стали их врагами. Так появилось братство Лунных воинов: сильных и беспощадных. Но демон выставил ещё два условия: победить врагов возможно лишь в ночь дикой луны и ни один из воинов братства не должен выступить против остальных...
Машина резко затормозила на перекрёстке. Соню вжало в кресло, сердце ухнуло вниз. Дима еле удержался за поручень, дядя Петя громко выругался. Затем водитель заглянул в салон.
— Вы как? Не ушиблись? — Убедившись, что всё в порядке, объяснил: — Чудила на шестёрке нёсся, словно черти за ним гонятся и как раз со стороны Воровайки, — затем глубокомысленно добавил: — Не нравится мне этот вызов, док, подозрительный. Точно какой-то нарик заманивает.
— Поехали, дядя Петя, — попросила Соня, привыкшая к тому, что водителю многое казалось подозрительным.
Дядя Петя послушался, но выговорил:
— Молодые вы, безалаберные. Вон на психиатрическую бригаду часто нападают.
— Так у них контингент такой. — Дима пожал плечами. — Половина вызовов на белочку.
Какое-то время ехали молча. Свет встречных фонарей словно пробегал по сидящему за кабиной врачу, мелькал, отражаясь от металлических частей висевшего на его шее фонендоскопа. Неожиданно мелькание прекратилось. Соня, уже наполовину задремавшая, встрепенулась, привстала в кресле и заглянула за дверь-купе. Фонари не горели, да и впереди не виднелись огни домов. Темнота разгонялась лишь фарами их реанимобиля, создавая нереальную ассоциацию с космическим кораблём во враждебной чужой вселенной.
Водитель связался по рации с базой. Из разговора стало понятно, произошла авария на крупной подстанции и обесточен весь Восточный район города, в том числе и Воровайка.
— Весело. — Дима взъерошил волосы пятернёй. — Будем во тьме работать. На ощупь. Если дом нужный найдём.
— Не грузись, док, — водитель говорил, не поворачиваясь, сосредоточившись на дороге. — Там за носилками фонарь, как чуял, зарядил недавно. А Воровайку я как пять пальцев знаю, всё детство здесь провёл.
Машина свернула с трассы и затряслась по кочкам, они въезжали в посёлок. Дядя Петя осторожно выруливал по коротеньким извилистым, переходящим друг в друга улочкам. Наконец остановился перед двухэтажкой, подкатив как можно ближе к нужному подъезду. Водитель не стал гасить фары и включил свет в салоне и кабине, ворча, что иначе его медики ноги в темноте переломают, и объявил:
— Прибыли.
Дима, как обычно, подхватил чемодан с лекарствами, Соня достала фонарь, проверила и повесила на плечо.
— Может, и мне с вами? Монтировку прихвачу, — раздалось вслед.
Дима засмеялся, приняв слова водителя за шутку, и направился к подъезду. Соня, осматривая на ходу обшарпанный, выглядевший нежилым дом, чувствовала лёгкий озноб, то ли от прохлады, то ли от тревоги, не отпускавшей с въёзда в посёлок. Она бы от поддержки в виде дяди Пети с монтировкой не отказалась.
Деревянная дверь открылась с громким скрипом, резанувшим по нервам. Затхлый запах вырвался наружу, перехватило дыхание. Дима задержался, подпирая дверь найденным тут же осколком кирпича. Соня зашла первой и включила фонарь. Луч упал на цифру 9, нарисованную мелом на косяке, рядом с бесполезным сейчас звонком. На стук никто не ответил. Соня услышала за спиной шумное дыхание. «Дима, кто же ещё», — подумала она и тут же вспомнила недавний маскарад. Боясь повернуться и увидеть напарника в жутком обличье, Соня ещё раз громко постучала со словами:
— Откройте, скорая!
Обругав мысленно себя трусихой, она обернулась. Дима стоял вплотную и улыбался. Соне захотелось прижаться к нему, спрятаться от темноты, страха, нереальности этого необитаемого дома. Они одновременно потянулись друг к другу.
— Кто там? — раздался тонкий испуганный голос из-за двери.
— Скорую вызывали? — Соня опомнилась первой, выскользнула из под руки, успевшего обнять её Димы.
— Да, да, сейчас открою, — ответил тот же голос и послышался скрежет замка.
Молоденькая женщина с горящей свечой в руке проводила медиков в большую комнату. Поставила свечу в стакан на столе и ловко подхватила уже подбиравшегося к краю дивана малыша.
— Извините, зря я вызвала. Температура сама снизилась. Наверное, зубки режутся.
— Сейчас посмотрим, — успокоил Дима. — Где можно руки помыть?
— Ой, воду тоже отключили, а я не запасла, — смутилась молодая мамочка.
Соня уже достала из чемодана спиртовую салфетку и протянула врачу. Дима обработал руки и приступил к осмотру, незаметно, как бы невзначай, выясняя у мамочки ребёнка, что произошло. Соня светила фонарём и думала, наверное, профессионализм не всегда приобретается с возрастом, иногда это талант и призвание. Никто не сказал бы, что вот этот уверенно и ловко осматривающий малыша врач и экстремал, увлечённо рассказывающий диковатые легенды, один и тот же человек.
— А ведь действительно зуб прорезался, — заключил Дима и обратился к ребёнку: — Ты у нас ранний зубастик.
Тот улыбнулся во весь рот, а его мамочка неожиданно всхлипнула.
— Заберите нас отсюда, пожалуйста! — прошептала она. — Мне страшно, очень страшно. После того, как отключили свет, кто-то шуршал под окнами. А мы тут одни.
Как подтверждение этим словам со стороны кухни раздался шорох и неприятный приглушенный скрежет, словно кто-то пытался снаружи открыть окно. Пламя свечи колыхнулось и погасло, остался только свет от фонаря. Соня невольно поёжилась, действительно чокнуться от страха можно.
— Сегодня в инфекционке нормальный дежурный врач, — сказала она. Дима тут же подхватил:
— А что, напишем ОРЗ. Примут. Собирайся, поехали, — скомандовал он просиявшей мамочке.
Дядя Петя стоял у машины с монтировкой в руке.
— Хотел уже идти вас выручать, — признался он. — Шарились на углу дома какие-то типы подозрительные. Куда везём? — кивнул водитель на мамочку с ребёнком.
— В Третью инфекционную, — ответил Дима и открыл предусмотрительно не захлопнутую дверцу.
До выезда из посёлка добрались заметно быстрее. Видимо, дядя Петя спешил выбраться из опасного места. Нервозность его передалась остальным. Старичок-реанимобиль прыгал по кочкам, пытаясь вытрясти внутренности у своих пассажиров. И только малыш безмятежно заснул на руках у мамы. Неожиданно машина остановилась. Раздался раздосадованный голос водителя:
— Да что же за непруха такая!
Медики одновременно заглянули в кабину, едва не стукнувшись лбами. Поперёк пути лежало большое дерево. Дядя Петя выскочил из реанимобиля, направился к преграде, пару раз толкнул ногой и пошёл к краю дороги, видимо, проверить, можно ли объехать. Соня посмотрела, как он уходит из света фар в темноту, повернулась к врачу, но сказать ничего не успела. Отчаянный вскрик разорвал тишину ночи, за ним ещё один, перешедший в хрипение. Дима рванул к выходу. Соня сунулась, было, за ним. Мамочка привстала с лавки, прижимая ребёнка.
Дима обернулся, рявкнул грозно:
— Сидеть всем здесь, — выскочил из салона, захлопнув дверцу.
Ребёнок заплакал, мамочка принялась его укачивать. Растерявшаяся Соня опомнилась. Она протиснулась между водительским и соседним креслами и схватила рацию, пытаясь одновременно рассмотреть, что творится в темноте. Там метались тени. Много теней. Толпа. Многорукое копошащееся чудовище.
— Всем! Всем! Нападение на шестую! Ответьте! Нападение на шестую! Вызывайте полицию на выезд из Воровайки. База, ответьте, наконец!
В рации что-то затрещало, сквозь помехи с трудом прорывался голос диспетчера.
— Вызовем... держитесь... нападения по всему Восточному... людей не хватает... — раздался свист, далёкий приглушенный вскрик, и рация смолкла окончательно.
Соня швырнула бесполезный прибор на панель, достала сотовый и застонала от досады — разряжен. Значит, помощи не дождаться. Взгляд упал на забытую водителем монтировку, руки ухватили импровизированное оружие, опередив мысли. Соня заметалась: бежать на помощь к дяде Пете и Диме или ждать здесь и отбиваться в случае нападения. Наконец, решившись, она села на водительское сиденье, и ругая себя за то, что не научилась водить машину — было бы здорово протаранить толпу нападавших — потянулась к дверке. Та неожиданно распахнулась.
Дима стоял в тёмных очках, огромные клыки не умещались за нервно подрагивающими губами. У Сони дыхание перехватило от возмущения, обретя дар речи, она выпалила, отбросив всякую субординацию:
— Димка! Очумел? Там дядю Петю бьют, а ты выделываешься!
— Дяде Пете уже не помочь. И я не выделываюсь, — произнёс Дима грубым, не своим, полным отчаяния голосом. — Чем-то опоили на посвящении, смотри, — он вытянул вперёд руки, с длинными, как когти, ногтями и обросшие тёмной шерстью. — Но это не самое страшно. Страшно, что я тебя, даже тебя, хочу не только как женщину, но и как... еду!
Соня вжалась в сиденье, разум отказывался верить глазам. В Диминых очках отражалась теперь не луна, там дрожали от страха две маленькие беззащитные Сони. Они прижимали к груди монтировку и не знали, смогут ли применить её против дорогого человека... или не человека. Ужас из сердца вытеснила болезненная невыносимая жалость.
— Ох, Димочка, чем же тебе помочь?
Его лицо перекосила судорога, из груди вырвался стон.
— Соня, они... мы... В общем, лунные воины боятся света. Сидите в машине, не высовываясь. Вам нужно продержаться, пока не рассветёт. Попробую их увести.
Дима вновь захлопнул дверку и кинулся в сторону с каким-то звериным воплем. Ему откликнулись и бесформенная, чёрная даже на фоне темноты, масса покатилась следом. Раздался топот множества ног и шуршание, словно что-то волокли по земле. Кого-то волокли. Соня поняла это, когда в полосу света на мгновение попала рука с командирскими часами. Дяди Петина рука. Без нескольких пальцев, с вырванными клоками кожи и мышц, местами обнажавшими кость.
Безумно захотелось закрыть глаза, спрятаться под одеяло, и чтобы всё происходящее оказалось всего лишь страшным сном. Или заплакать, завыть, забиться в рыданиях. Но там, в салоне юная женщина и малыш. Теперь только Соня отвечает за них. Она вновь протиснулась между сиденьями, прибавила свет и, встретившись с расширенными от страха глазами мамочки, спросила:
— Слышала?
Та молча кивнула. Соня присела напротив. Ребёнок завозился, мать обнажила грудь, раздалось довольное чмоканье. «Даже не узнаешь, как там мои, — накрыла Соню новая волна отчаяния. — Живём в Центральном, мальчишки спят с ночником, но всё же».
— У тебя есть телефон? — Снова молчаливое качание головой — отрицательное. — Даже время не знаем.
— Мы кормимся около трёх ночи, — неожиданно подала голос мамочка. — Значит, до рассвета часа полтора. Продержимся?
Соня с опаской глянула на слегка мигнувшие лампы, но ответила уверенно:
— Продержимся.
Малыш наелся и заснул. Его мамочка тоже прикрыла глаза. Соня прикрывать глаза боялась. Перед ней тут же вставал дядя Петя с его шутливым ворчанием и ненавязчивой опекой над «своими медиками». Или Дима, встряхивающий головой, чтобы убрать непокорную чёлку, его взгляды, то по-мальчишески задорные, то по-мужски оценивающие. Соня молча вытирала предательские слёзы, она не должна раскисать, не имеет права. Сколько же прошло времени? Десять минут, полчаса? Соне всегда казалось нелепым и надуманным выражение: «спиной чувствую». Но сейчас она именно спиной почувствовала присутствие чего-то опасного, нечеловечески злого. И это что-то находилось не только за пределами машины, но и здесь, рядом.
Свет в салоне начал тускнуть, лампы замигали чаще.
«Аккумулятор садится», — Соня уставилась на лампы, словно гипнотизируя. Не помогло. Свет погас. Тьма навалилась тяжёлым одеялом, сдавливая дыхание, учащая пульс. Снаружи послышались шаги. Кто-то попытался открыть дверку. С первого раза не вышло. Соня вскочила, зажимая в руке монтировку и лихорадочно соображая: «Первый удар в солнечное сплетение, затем по макушке». Машина дёрнулась от сильного рывка, и дверь отъехала в сторону. В проёме появился огромный тёмный силуэт. Тут же сзади кто-то накинул на шею нападавшего удавку, сверкнувшую под неярким лунным светом. «Фонендоскоп, — мелькнуло в голове у Сони и следом: — Димка».
— Соня! Фонарь! — раздался его крик.
Соня рухнула на колени и принялась лихорадочно обшаривать пол свободной рукой. Наткнулась на ведро, медицинский чемоданчик. Не то, всё не то. Накатила паника.
Машину вновь качнуло. Лунный воин, видимо стряхнув Диму, вернулся. Но Соня уже успела схватить обнаруженный под лавкой фонарь, включить и направить ему в лицо. Со стороны мамочки блеснул красный луч, Соня подумала, показалось, и тут же забыла об этом. Она в каком-то оцепенении смотрела, как глазные яблоки лунного воина увеличивались в размерах, выступая за пределы глазницы, и, наконец, лопнули, забрызгав всё вокруг кровью. Чудище, похожее на огромную гориллу, лохматое, в обрывках одежды, зарычало и бросилось прочь. Снаружи раздался шум, так же неожиданно стихший.
Соня поставила фонарь на пол и села, вытянувшись в струнку. «Дима, Дима, Дима», — билась в унисон с сердечным ритмом навязчивая мысль. Соня откуда-то точно знала, Дима рядом и нуждается в помощи. Вновь потерялось чувство времени. Пять минут прошло? Десять? Двадцать? Зато чувство опасности вернулось, появилось почти непреодолимое желание бежать без оглядки и не важно куда. На месте удерживали инстинкт самосохранения и чувство долга.
— Светает, — произнесла мамочка, внимательно вглядываясь в проём между салоном и водительской кабиной.
Соня не выдержала, оставив фонарь рядом с ребёнком и его мамой, она подхватила чемоданчик с медикаментами и кинулась из машины. Но погнал её не страх, вернее, страх не за себя.
Дима лежал на спине, раскинув руки. Обычные руки, без шерсти, без когтей, с дурацкой татуировкой на предплечье. Из приоткрытого рта не выступали клыки. Он дышал поверхностно, неровно. Соня опустилась на колени. Беглый осмотр не дал понять причины отсутствия сознания. Раны были, достаточно глубокие. «Почему нет крови?» — подумала Соня. Шепча:
— Сейчас, Димочка, сейчас, — она открыла чемоданчик, но лекарства достать не успела. Дима перестал дышать. Соня припала ухом к его груди. Сердце ещё совершало редкие удары. И фельдшер скорой приступила к реанимации. Толчки в грудную клетку — массаж сердца — и искусственное дыхание рот в рот. «Четыре к одному», — напомнила она себе и принялась вслух задавать ритм.
— Раз, два, три, четыре, вдох. Раз, два, три, четыре, вдох. Раз, два, три, четыре, вдох...
Демон лениво наблюдал за отчаянной борьбой со смертью. Он был пресыщен энергией погибших в эту ночь людей и вновь проигравших Лунных воинов. Только энергией, души он не трогал — чужая сфера влияния. У Того, кто сверху свои игры. Каждую ночь дикой луны демон делал ставку на чувство, заставлявшее одного из лунных воинов пойти против остальных: жадность или зависть, жажду власти или ненависть. Срабатывало без осечки. На этот раз, поставив на любовь, демон засомневался в силе так называемого доброго чувства и добавил чувство долга. Жульничество? Несомненно. Но смешон тот, кто, заключив сделку с демоном, рассчитывает на честную игру.
А ещё демон испытывал удовольствие от пребывания в женском теле. Такого не случалось со времён Инквизиции. Тогда достаточно оказалось одной женщины, чтобы запустить охоту на ведьм. Славное было время. Но и сейчас демон развлекся, наблюдая в подвластном ему теле развитие ребёнка от зачатия до родов, и даже считал малыша своим. Настолько своим, что чуть не выдал себя, когда сжёг глаза лунному воину, покусившемуся на его собственность. Хотя Прогоняющая смерть невероятным образом почувствовала его присутствие. Демону предстояло выбрать тело, в котором он поселится до следующей ночи дикой луны. Выбор оказался на редкость вкусным: остаться в юной матери, поместиться в ребёнка, овладеть Прогоняющей смерть или, если она победит, заселить тело Лунного воина-отступника. А ведь последние два варианта можно и совместить. Демон замер в предвкушении...
Соня в отчаянии закричала:
— Не смей умирать, ты обещал мне дочь! — и нанесла резкий удар кулаком в грудь Димы, в попытке запустить сердце. Он дёрнулся и... задышал, сердце забилось, пока слабо и неуверенно, раны наполнились кровью. Соня кинулась к чемоданчику, лихорадочно доставая шприц и ампулы — следовало закрепить успех.
— Как он? — Вопрос незаметно подошедшей мамочки с ребёнком на руках, заставил вздрогнуть.
— Будет жить, — уверенно произнесла Соня, не отрываясь от введения в вену лекарства. — Достань бинты, там, в чемоданчике, справа.
Со стороны города раздался звук приближающейся сирены, к ним спешила помощь.
Когда Диму на носилках несли в прибывшую машину скорой, он пришёл в себя и прошептал:
— Соня.
— Я здесь, рядом.
— Про дочь помню, — с усилием произнёс Дима.
Соне показалось, что в его глазах сверкнул красный огонь.
Восходило солнце. Город просыпался после перенесенного ночного кошмара. Ему предстояло оплакивать потери и залечивать раны. И ждать следующую ночь дикой луны.
© Copyright: Наталья Алфёрова, 2017
Свидетельство о публикации №217061601819
#НатальяАлферова
Комментарии 4