Ящерка

В давние годы это случилось, когда отцы нынешних дедов угланами бесштанными бегали. Деревня-то наша, вишь, при заводе построилась, а прежде в тех местах, по слухам, старый народ жил — чудь белоглазая. От них и холм в лесу остался — через него они под землю ушли, чтобы белому царю дань не платить.
Охотники из местных сразу предупредили — на холме ничего не трогайте, плохо будет. Ну, заводские — народ бедовый, на слово не поверили. Да и слух прошёл, что на том холме камушки на поверхность выходят, да не бросовые, не соковина дорожная, а хризолит и яшма — только собирай. Приказчик прознал, подзуживать начал. Вот и нашлись охотники, да только ничего из их затеи не вышло. У кого на склоне нога подвернулась, да так и не выправилась — на всю жизнь охромел. Кому каменный осколок из-под лопаты глаз повредил, а кого змея укусила. Ну, и отступились, перестали холм тревожить. У всех мест приметных в округе названия имелись, а холм так безымянным и остался. Не поминали его лишний раз. Не то что костер там развести или ягоды собирать — вкруголя обходили.
И вдруг на завод барин приехал. Да не один, а с молодой женой. Видать, в столице-то до последних штанов профурился, приданое по ветру пустил, а к нам явился дела поправлять. Прослышал, что в чудских холмах клады зарыты, и загорелся. И то сказать, жена его что ни день за душу брала. Не в привычку ей было безденежье-то.
Сначала барин клич бросил: кто возьмется холм раскопать, по рублю получит. Да охотников не нашлось. Ну, барин на приказчика насел. А у того свое соображение — работников не потерять. Зимой по округе мор прошёл, детей и баб по десятку в день хоронили, да и мужиков полегло изрядно. Вот и призадумался приказчик, кого не жалко на холм-то отправить? А жил у нас в то время старик Мироныч — изрядным мастером по малахитному делу был, да в конец изробился.
Мастеру умирать, не передав своё уменье — грех. Вот и взял Мироныч сироту Федьку к себе в ученье. Да только как ни бился с ним, а не шла наука в прок. Вроде и старался парень, и глаз верный, и руки ловкие, а нет чутья к камню. Вздыхал Мироныч, но всё же не гнал ученика, жалел. Хворый он был, Федька-то, такому в забое робить — смерть.
Ну да приказчик всё равно пронюхал, что не будет от парня проку. Вот и вызвал к себе Мироныча. Прямо сказал — либо отравляйтесь клад копать, либо ученика твоего завтра в гору отправлю. Там каждая пар рук на счету.
Ну, дело подневольное. Собрались с утра, лопаты взяли, бутылку водки, как без того, на икону перекрестились, пошли. А время-то к осени, туманы хороводы крутят, в лесу на каждом шагу блазнится. На холм поднялись, там вроде развиднелось. Стоят на макушке, как на острове — вокруг туман колыхается. Мироныч, прежде чем за лопату браться, плеснул водки на землю, кусок хлеба с солью положил под куст. Бузина там росла.
Только копать начали, Миронычу в спину вступило — не разогнуться. Ну, Федька его на камушек усадил, а сам дальше ковыряется. Солнце поднялось, а туман вокруг холма только гуще становится. И тянет от него могильной сыростью, аж до сердца пронимает.
Вдруг слышат — идёт кто-то. Да тяжёлые такие шаги — земля трясётся. И поднимаются на холм двое. Один по одежде — лесной охотник. Да чудной такой: лысый, как коленка, ни бровей, ни ресниц. Зато уши лохматые, чисто волчьи. И в глазах зелёных что-то звериное промелькивает.
Второй побогаче на вид — в кафтане шелковом с узором вроде мелких чешуек змеиных, изжелта-зелёных, в штанах таких же и сапогах сафьяновых. Волосы под шапкой золотом отливают, борода кольцами вьётся. А глаза синие-синие, с усмешкой.
— Что, — говорит, — люди добрые, затеяли? Чужой дом раскапывать? Али думаете, за хозяев и заступиться некому?
— Верно, — мохноухий поддакивает, — совсем людишки страх потеряли. Надо пугнуть, да так, чтобы на сто лет сюда дорогу забыли.
И зубы скалит по-волчьи. Федьку аж пот прошиб, и язык отнялся. Солнце-то, вишь, прямо у него за спиной, тени по холму ровно вытянулись, и только от мужика этого тени нет.
Ну, Мироныч — старик бывалый, встал, поклонился в пояс, хоть и тяжко ему с больной-то спиной, повинился:
— Прости, лесной хозяин. И ты, господин мой, не серчай. Не своей волей мы здесь крышу над чужим домом рушим.
Ну, и обсказал всё, как есть.
— А что, Ворса, — говорит тот, что в жёлтом кафтане, — вроде, люди с понятием. Вон, угощение тебе оставили. Может, пожалеем?
— Отчего же не пожалеть, — отвечает Ворса, а сам косится на котомку, в которой бутылка спрятана.
Мироныч не сплоховал, Федьке мигнул, тот малость отмер и всё припасы достал: полкаравая хлеба, две луковицы, да водку. У гостей и стаканы нашлись — из бересты свёрнутые. Посидели, выпили.
— Да, — говорит господин в жёлтом кафтане, — наказать надо. Но не кого попало. Вы, люди добрые, вот здесь копайте. Только глубоко не лезьте, не к чему это. Клад сам к вам поднимется. Вскрывать не вздумайте, отдайте барину из рук в руки. А что потом будет — к тому вам касательства нет.
И показывает на малую ямку, ещё от прошлых искателей оставшуюся. Всего-то на миг Мироныч с Федькой глаза отвели, а глядь, нет на холме никого, кроме них двоих.
Хотел Федька спросить, кто это был, да заробел. Мироныч ему уже потом, как домой вернулись, обсказал, что Ворса — это вроде лешего, чёрт лесной. А второй, в змеином-то кафтане — сам Великий Полоз, хозяин всего золота, что под землёй хранится.
Ну, копнули они в том месте, что Полоз указал. Раз копнули, другой, слышат, звон какой-то. Приналегли на лопаты, а клад словно им навстречу идёт. Федьку азарт охватил, руками землю разгрёб и видит — горшок медный. Что внутри — под крышкой не видать, а только тяжёлый. В четыре руки едва вытащили. У Мироныча глаза-то слабые, смотрит — горшок и горшок. А Федька разглядел по по бокам узор прочеканенный, будто ящерки друг за другом бегут. А крышка так плотно вбита, что и не подцепишь. Да наши и не пыталась. В конторе с рук на руки, как велено было, барину передали.
Потом заводские от приказчика узнали, что горшок-то оказался полон золотых монет. А сверху, на монетах этих, ящерка свернулась. Сама из золота, а как живая. Глаза синие-синие, и вроде усмехается.
Барыня эту ящерку себе забрала. Хотели они с барином сразу в столицу вернуться, да осень дождливая выдалась, дороги развезло. Решили до морозов подождать. И вдруг слух прошёл, что у барыни золотая ящерка-то пропала. Всех слуг в доме перепороли, а не нашли диковину. Барыня в слезах билась, ногами топала, но всё без толку. А как дороги-то морозом схватило, оказалось, что барыня в тягости. Да неладно у неё дело пошло. Не то что в карете проехаться, с постели встать невмоготу. Ну, барин и укатил один в столицу, от капризов жены подальше.
Зиму и весну барыня промаялась, даже доктор, из города выписанный, ничем помочь не сумел. Всё жаловалась, что холодно ей и тяжко, словно не ребёнок в утробе, а камень.
В конце весны, раньше срока, родила барыня дочь, да и преставилась. А девочка ничего, крепенькая оказалась, спокойная. Кормилица рассказывала: лежит в колыбели, улыбается, глазёнки синие так и светятся. Кудряшки на солнышке золотом отливают. Барин на похороны приехал, только глянул на дочку и — вон из детской. И то сказать, он-то темноволосый и кареглазый, да и жена-покойница такая же была. Так в кого дитё-то уродилось, спрашивается?
В общем, уехал барин, а дочь на кормилицу оставил. Ну, в деревне и зашушукались. Мол, не человеческого рода девчонка-то. Как бы беды не вышло... Год ждали, два, потом поуспоколись. Девчонку Анютой окрестили, но все её только Ящеркой и звали. Шустрая росла, вёрткая. Всё от няньки убегала, а куда девалась — никто понять не мог. И спросить не могли — девчонка-то немая уродилась. Но возвращалась всегда с камешками — не особо ценные приносила, однако приметные. То вроде цветка махонького, то листика, то зверюшки какой. Других игрушек и не признавала.
Так пять лет прошло, и снова барин на завод нагрянул. Промотал золото, вернулся злой на весь свет. Во всеуслышание объявил, что холм подчистую сроет, а добудет всё, что внутри хранится. Да приказал вызнать у местных, где в лесу такие же чудские холмы скрываются. Деньги-то у него ещё оставались, хватило бы землекопов нанять из города.
Мироныч к тому времени помер, а Федька заместо него мастером стал. И что дивно — пошло у парня дело. Звёзд с неба не хватал, а только поделки его у скупщиков нарасхват шли — колечки там, брошки, бусы... Вроде по форме всё простецкое, а как глянешь — залюбуешься.
Вот Федьку к барину и вызвали. Чтобы, стало быть, повёл землекопов на холм. Только Федька наотрез отказался:
— Хоть, — говорит, — насмерть забейте, не пойду.
Выпороли его, конечно, да и бросили в подвал, чтобы одумался за ночь. А утром в барском доме переполох поднялся. Камердинер-то как в спальню сунулся, так и хлопнулся в обморок. Слуги набежали, смотрят: скрючился барин на постели, холодный уже, глаза вытараской, рот разинут, словно воплем подавился, а на шее синюшные пятна — вроде детских рук. А на груди золотая ящерка свернулась.
Хватились тут Анюту, а её в детской нет. И все камушки исчезли. Искали, конечно, но без особого старания. Ящерка-то золотая у всех на глазах с тела барина исчезла, как сквозь землю утекла. Ну, тут и дураки догадаются, что к чему.
Заводскому начальству разбирательство тоже ни к чему. Объявили, что барин от сердечного приступа помер. Приказчик Федьку по-тихому выпустил, да намекнул, что ежели встретит где Ящерку, чтобы языком зря не трепал, а сразу доложился. Ну, Федька только кивнул, а что в голове держал, о том никому не сказывал.
Завод быстро перекупили. Мастерам так даже послабление вышло — новый-то хозяин, вишь, любил каменное дело, и выгоду свою понимал.
А Федька всё держал в уме, что надо отыскать Ящерку-то. Дитё ведь совсем, как одна в лесу жить станет? Ну, и зачастил к чудскому холму. Он и прежде там Ящерку видел, она ничего, не таилась от него. Даже вроде игры у них было — кто позатейливее камушек найдёт? С той игры и научился Федька красоту камня видеть, в душу самоцветную заглядывать.
Долго искал Федька подружку свою. Куски хлеба оставлял под бузиной. Ящерка-то простецкий хлеб больше барских пряников любила. А к зиме ближе, показалась ему девчонка — на самой верхушке холма. Помахала ладошкой, подмигнула, да и утекла под землю. А ему и того довольно было, что жива пигалица синеглазая.
Ящерка эта Федьке ещё повстречалась потом. Ну да это уже другой сказ.
#Не_добрые_сказки_Алёны@diewelle0