Сны старой ели

Женщина шла, озираясь и нервно вздрагивая на блуждающие вокруг звуки не видной, но оттого ещё более пугающей жизни. Она с тоской подумала, не вернуться ли назад, пока ещё не поздно. Пока узенькая тропка не увлекла её слишком далеко от опушки леса, где так ярко светило солнце и мир вокруг виделся чем-то простым и понятным. Здесь же, в сумраке чащи, всё казалось загадочным и давящим, каждый шорох сулил зловещее присутствие, тени среди деревьев явно помогали его скрыть, а полная тишина приносила ещё больше ожидание страшного.
Но женщина продолжила идти: ей было нужно задать свои вопросы. И не где-нибудь, а в конкретном месте: у помеченной небесным огнём гигантской ели. Обронить слова, лежащие на сердце камнем, прямо в черную трещину, разодравшую могучий ствол уродливой незаживающей раной. Обронить – и провести ночь под раскинутыми колючими лапами. Утро должно было принести желаемое.
* * *
Она смотрела вслед уходящей от ели женщине. Та шла ровно и уверенно, словно и не было той испуганной путницы, что пробиралась страшным лесом, придавленная несомой на сердце тяжестью. Полученный ответ расправил ее плечи и добавил в глазах свет надежды.
Довольная гостья ушла, оставив в узловатых корнях благодарность: богато вышитый платок и завернутый в холстину вкусно пахнущий хлеб. Та, что провожала её взглядом, присела и протянула руку. Бледные пальцы чуть тронули замысловатый узор, ненадолго замерли… и прошли сквозь него, словно погрузившись. Послышался легкий то ли вздох, то ли стон, что, впрочем, тоже никак не потревожил замерший лесной воздух. Состоящая словно из сгустившегося тумана фигура поднялась в полный рост и, плавно скользнув вперед, погрузилась в могучий ствол, словно войдя в невидимую дверь.
Ее звали Эракко. Обитала она в той самой гигантской ели, цели ночных посещений для тех, кто таскал внутри вопросы, ответы на которые не смогли найтись в мире людей. Они приходили, и возвращались довольные, оставляя под ветвями всякое: пищу, украшения, одежду. Только Эракко это все было ни к чему: она не могла использовать подарки, так как не принадлежала к плотному миру. Оттого-то и раздался тот стон: не это ей было нужно, она мечтала просто вдохнуть настоящими живыми легкими сладкого лесного воздуха, ощутить на коже дуновение ветра, прижать ладони к шершавой коре. Кто может принести такой дар и положить под елку?
Нутро дерева охватило её родными объятиями. Теми, что в человеческой памяти откликаются вкусом топлёного в печи молока, ароматом лучших в мире крендельков и прикосновением ласковых морщинистых рук. И ещё говорят о вызревшей, клонящейся к зиме осени: всё семя взращено, обхолено, облелеяно, плоды собраны – извечный путь пройден. Пришло время упасть в землю сухим листом, укрыться снегом, весной отдать себя новой жизни, дополнив земные соки.
Эракко окунулась во всё это – стало не так тоскливо. Она привычно прислушалась: нет, сейчас было спокойно, ничего не будоражило душу дерева, как это было, когда приходили люди, ищущие ответа. Вопросы их вплетались в звучание древесных жил, рождали новые токи. Нужное приходило ночью, снизу, от корней. Вибрацией, чуть слышным ароматом, говорящими на языке природы видениями и ощущениями: зимняя стылость – оцепенение, оковы, смерть; благоухание лета – расцвет жизни, пора роста. Это были сны старой ели, они содержали все. Эракко воспринимала их сидящей внутри памятью, хоть и не помнила, откуда она в ней, и могла передать дальше, послужить тропкой от древнего знания к людям. Поэтому дорога в данный уголок леса была многим известна.
Снаружи дрогнула ветка и вниз осыпалось несколько хвоинок. Уже догадываясь, кого увидит, Эракко вышла из дерева и взглянула на усевшегося на еловую лапу большого ворона.
– Опять ты, – проворчала она, хоть и всегда была рада его видеть.
– Что с настроением? Не смогла примерить платочек? – проявил прозорливость ворон.
Эракко от возмущения аж слова растеряла.
– Уселся тут, как у себя, еще и издевается! – выдала она наконец.
Ворон, никак не реагируя, чистил клювом перья на крыле. Наконец, удовлетворившись результатом, сказал:
– Нехорошо из-за личных неурядиц так встречать старых друзей. Тем более твои заботы вполне решаемы.
– Решаемы, решаемы… Легко говорить, сам-то пробовал так жить? Если можно это назвать жизнью, – пробурчала Эракко, но в конце все же добавила, – извини.
– Да ладно, бывает. Пробовать – не пробовал, но за Грань летаю. Когда сюда, в плотный мир, возвращаюсь, тоже поначалу вроде тебя – ветер насквозь проходит. Вот и смотрю: словно застряла ты где-то – прошла, да не вся.
Эракко промолчала: толку повторять одно и то же – этот разговор уже не впервые ходил по кругу. Ворон своим скрипучим голосом твердил, что она не дерево, чтоб с места не двигаться, а она, в свою очередь, находила веские доводы ничего не менять.
Но в этот раз было все же по-другому. Возможно, причиной послужила та женщина, последняя из пришедших. Внутри ее, когда она встала перед старой елью, выла ледяная пурга, заметая окоченевшие трупы чаяний и мечтаний – Эракко видела это так же, как и читала сны дерева. А когда гостья уходила, в душе ее на весенних проталинах распускались первые цветы новой жизни. Это столкнуло что-то и в Эракко: очень уж большая была разница, пробуждала надежду.
– Куда идти, покажешь? – буркнула она чуть слышно – вдруг ворон не разберет, и все обойдется.
– Думал и не спросишь. Да, завтра поутру жди меня, сразу и отправимся, – не дал ей поблажки ворон и, хрипло каркнув, взлетел с ветки.
* * *
Рассвет наступил быстрей, чем Эракко хотелось: какие силы дернули ее о дороге спрашивать? Существовала же как-то раньше. Идти за какую-то Грань – зачем? Измучив себя такими размышлениями, приготовила сотню причин отменить мероприятие. Когда первые лучи зари коснулись верхушек деревьев, она, уже собираясь выйти наружу, почувствовала прокатившуюся по древесному нутру легкую волну ощущений, хоть никаких вопросов никто не приносил: ласковое тепло весеннего солнца, бодрящая свежесть летнего утра, аромат цветущего луга. Неся в себе отголосок этого, Эракко вышла встречать гостя. Тут произошло еще нечто необычное: сверху спланировало еловое семечко и прилипло к ее груди, что было крайне странно. Эракко машинально мазанула по нему ладонью и ожидаемо ничего не почувствовала, но неожиданное то ли благословение, то ли еще что, так и осталось висеть неким украшением.
Ворон прибыл, как и условились. Уселся с налету на еловую лапу, стряхнув при этом на поджидавшую снизу Эракко осевшую за ночь росу. Это, впрочем, по понятным причинам никак ее не затронуло. «Вот, еще один повод оставить все как есть», – тут же подумала она.
– Ну что, навстречу изменениям? – спросил ворон.
– Да, – неожиданно для себя ответила Эракко, вопреки всем словам, что копила на языке к прилету ворона.
Сказала и тут же поняла: что-то стронулось внутри и она действительно должна попробовать, раз уж задала вопрос. Как и те люди, что приходили к ее ели, – боялись, но все же делали это, – и возвращались домой окрыленные ответом.
– Держись за мной, – сказал ворон и взмахнул крыльями.
Эракко скользнула следом.
* * *
Подвесной мост через ущелье выглядел ненадежно: раскачивался под порывами ветра, скрипел ветхими канатами и почерневшими от непогоды планками дорожки. Внизу, между изломами стен черного камня текла река: даже сюда доносился идущий от нее жар. Река была огненная.
Все бы ничего, бесплотность Эракко имела свои преимущества, но, когда она приблизилась к краю обрыва, ощутила странное: будто что-то толкнул ее в спину. Это было очень необычно – Эракко удивленно глянула в сторону ворона, нашедшего подходящий насест в виде стоявшего тут же сухого дерева.
– Это и есть Грань. А то, что ты ощутила – ветер. Вот тебе и подтверждение, что движешься в нужном направлении: еще только у края, а уже притянула часть своей плотности, – прокомментировал случившееся ворон.
Эракко, воодушевленная услышанным, уже было направилась в сторону обрыва, игнорируя мост, но ее остановил окрик ворона:
– Постой! Тут такое дело, как бы тебе сказать… М-м-м… В общем, летать через Грань не каждому дано. Тебе сейчас – точно нет. Пото-о-ом – возможно.
– В смысле? – удивилась Эракко. – Ты забыл кто я? Я дух и вполне себе всегда справлялась с перемещениями в любых направлениях. По воздуху, кстати, тоже, если ты этого не заметил.
– Ты, как всегда, права. Но не в этом случае. Не забудь про ветер, который ты уже ощутила. Двинешься дальше – будет только сильнее. Плотность твоя будет расти с каждым шагом, будет липнуть к тебе по крупинкам, но этого хватит. Твой путь другой. Но если вдруг желаешь окунуться в реку Грани, тогда да – лети. Но я бы не советовал.
Эракко остановилась и задумалась. Да уж, раньше нельзя было сказать? И что теперь? Возвращаться вот так сразу желания не было. Она вся в сомнениях направилась в сторону моста.
Поначалу всё шло не особо по-новому. Ну, ветром малость колыхало. Интересным ощущением в ступнях проявились чуть шевелящиеся под шагами планки моста: вроде как чувствуешь, что идешь, а не только видишь. Эракко даже начала беззаботно поглядывать по сторонам, на багровые изгибы русла внизу. Обернулась посмотреть, как там ворон – видит, как она с лёгкостью преодолевает его хваленую Грань?
Резкий рывок моста чуть не стряхнул её вниз: налетевший неожиданно мощный порыв ветра ударил диким крылом, и Эракко обнаружила, что вцепилась в веревочные перила сама не понимая как, вполне ясно ощущает их под пальцами, но совсем этому не рада. Присутствие такой яростной внешней силы ошеломило её, принесло чувство беспомощности. Она остановилась.
– Не стой, двигайся! Лови ритм, слушай его, будь с ним! – вдруг послышалось сверху: над ее головой обнаружился кружащий ворон.
«Лови ритм, решаемые заботы… Летает тут, умник!» – мысленно разозлилась Эракко. На деле она все же попыталась последовать совету, который был не совсем понятен, но одно в нем было ясно – надо двигаться. Что она и начала делать.
Вес лип к ней с каждым сантиметром пути, как пыль садится на мокрое разгоряченное тело. Ее все больше мотало, планки моста норовили выскользнуть из-под тяжелеющего шага, жесткость канатов буквально грызла ладони, при судорожных попытках Эракко справится с изменившимся ощущением мира.
«Что там было про ритм?!» – в отчаянье вспомнила она совет ворона. Мост все так же дергался под порывами ветра, будто норовя сбросить ее, но было еще что-то. Эракко вдруг обратила внимание, что и ее движение влияет на все происходящее. Следом забрезжило ощущение, что и впрямь есть нечто раз за разом повторяющееся. И слушать это, как воспринимать сны старой ели, которые текли через нее, и она плыла в них. Зацепись за деталь и не поймешь общего, сути. Как в потоке горной реки за камень схватится – с головой накроет, оглушит, утопит. Так уж это, говорить на языке природы: смотри всем свои существом, впусти в себя, слейся, одним стань – и понимание само придет.
Все озарения пролетели в её голове оттенком мысли, узнаванием. Она вдруг обнаружила, что обретаемое ею тело обладает навыком слушать ритм, сливаться с ним, гасить и усиливать своим растущим весом. Надо только не сжиматься в судорожной попытке удержать раскачивающийся мир, а отпустить себя и немного помочь, чутко впитывая новые ощущения, сживаясь, или, скорее, встречая в них уже знакомое.
Эракко так погрузилась в процесс, что даже удивилась, когда обнаружила под ногами неподвижную твердь. Она перешла Грань. Ворона не наблюдалось, спросить было не у кого: всё уже, возвращаться можно или как? Но опять идти по хлипкой переправе, хоть и с новым навыком, не хотелось и Эракко решила прогуляться на этой стороне.
Идущая сразу за мостом тропка, вольно изгибаясь, бежала по лесу, который рос и здесь. Эракко шла и наслаждалась покоем, выпавшим после безумной скачки на спине моста. Сухие веточки под ногами потрескивали всё сильнее: похоже, тело продолжало прирастать плотностью, процесс видимо ещё не завершился. Эракко похвалила себя, что сама догадалась отправиться дальше. Из нового: оказалось, что теперь надо следить за торчащими сучьями – сейчас они уже не проходили сквозь нее, а цепляли, порой очень болезненно. Подумалось: а как же я теперь вернусь, как сольюсь опять со своим деревом? Каково вообще будет жить такой, когда всё вокруг цепляет, можно сорваться с высоты, и вдруг не получится спрятаться в объятиях старой ели и видеть её сны.
Щеки коснулось нечто тонкое, на миг упруго вдавившееся в кожу. Эракко машинально потерла это место рукой, глянула на пальцы: паутинка. Особо не придав этому значения – это же не острый сук, ткнувший в бок, – она двинулась дальше, продолжая крутить в голове неуверенные мысли. «А оно вообще нужно мне было, вот это вот всё? Прикоснуться к чему-то, ветер на коже… Не совсем так я это представляла, чтоб чуть в пропасть не снесло и все ладони ободрало. Ну да, ритм поймала, но раньше совсем не пришлось бы это делать. А ещё ведь дерево, моё родное дерево, это ж всё, навсегда, не смогу стать его частью, забуду, как это».
Вдруг лицо уже одновременно в трёх местах ощутило упругое прикосновение. Эракко дёрнулась, чтобы утереться, попутно порвав рукой ещё несколько паутинок. Только сейчас она обратила внимание, что вокруг уже полно их: то ли она раньше просто не заметила этого, то ли забрела в такое место. Она смахнула со лба и щеки раздражающую щекотку и закрутила головой в поисках куда-то пропавшей тропинки. Странно, вроде же её ясно было видно, а сейчас словно затерялась в затканном белесыми нитями лесу. Эракко нерешительно шагнула вперёд и тут же опять влезла в целое скопление паутины, – та сбивала с толку, лезла в глаза, липла к коже, – бестолково затопталась, теряя направление, махая руками в бесплотной попытке избавиться, очиститься от навязчивых путающих прикосновений, но наматывая на себя всё больше и больше.
Наконец она в отчаянии остановилась, изрядно накрутив на себя вездесущих тяжей. В этот момент попытка проявиться казалась чем-то крайне неудачным. Посмотрите, к чему это привело! Возможно ли было подобное, если бы осталась она бесплотной и сидела бы спокойно в своём дереве? Точно нет.
– Не надо, не дергайся так, а то она придёт и выпьет нашу кровь, – раздался голос неподалёку.
Эракко оглянулась и увидела среди веток ближайшего дерева попавшую в такую же ловушку паутины птицу. Ей даже на мгновение показалось, что это ворон, но нет, это было не так.
– Кто придёт? – растерянно спросила она.
– Королева Пут, Госпожа Неизменности, Мать Порядка – у неё много имен и она всегда голодна, – тусклым голосом произнесла птица. – И кажется уже поздно – она услышала тебя.
Только сейчас, глянув вниз, Эракко увидела, что это за сухие ветки трещали под её ногами: кости птиц и мелких животных. Хотя вон там, в тени колючего кустарника виднелся и более крупный остов. Но может это животное просто умерло от старости и та, кем её пугает птица, совсем ни при чём и не опасна для неё?
Лес наполнился зловещим шорохом. Нити паутины задрожали: все сильнее и сильнее. Среди ее марева начала сгущаться тень: все ближе и ближе, темнее и темнее. И все больше. В конце концов, когда стала видна красная россыпь глаз, ужасные жвала и покрытое жестким волосом, похожее на огромный бурдюк тело с длинными членистыми ногами, Эракко поняла – такой твари она на один укус. Повеяло посреди летнего леса жуткой зимней стылостью, остановкой жизни, окоченением. Все внутри нее обмерло и задрожало мерзкой слабостью.
– Не хочу, не хочу, не хочу, – не помня себя бормотала она. – Хочу обратно, спрятаться, ничего не надо, не хочу.
Явно направляющаяся к ней большая паучиха вдруг остановилась, затопталась на месте, словно потеряв цель. Одновременно с этим Эракко почувствовала, а вернее перестала чувствовать прикосновение липких нитей. Взгляд подтвердил: они начинают проходить сквозь кожу – плотность тела начала рассеиваться. Ощущение веса тоже стремительно испарялось. Эракко вроде обрадовалась, – спасена, да, ничего не получилось, но как же спокойно, когда все по-старому, – но одновременно внутри неё что-то сжалось. Это была тоска, душность которой усилили реакции еще не до конца потерянного тела. Тоска о желаемом, которое она сперва никак не решалась достигнуть, а теперь бежит, когда уже почти вот-вот дотянулась и… опять привычный и в целом ожидаемый провал. Почему, почему так?! Она что, совсем никчемная?!
На груди Эракко что-то затлело жгучим огоньком, словно подогретое ее гневом на саму себя. Еще не совсем потерявшие плотность пальцы нащупали еловое семечко – и как не отвалилось во всех этих передрягах? – в этот раз оно осталось в ладони. Эракко посмотрела на невзначай позабытую весточку и с трепетом тянущейся к родному душе сжала ее в горсти. Вначале в кулаке стало тепло, – все сильнее и сильнее, почти горячо, – затем по руке, к плечу и дальше к голове покатилась греющая на своем пути волна, которая наконец взорвалась в сознании всепоглощающими видениями. Такого яркого посыла не приносил Эракко ни один сон старой ели: она замерла, закрыв глаза.
… Семя падает вниз. Почва скудна, совсем немного ее занесло порывами ветра, смыло дождями с поверхности скалы – она и задержалось-то как раз в ее расщелинах. Но семя использует любые возможности, любые питательные крохи: пускает корни, что проникают даже в малые трещинки, рвут камень, не легким путем, но делают свое дело. А пробившийся наружу росток тянется и тянется к солнцу. Потому-что таков смысл, таков путь жизни: двигаться, стремиться, не останавливаться, иногда благодаря чему-то, но и вопреки тоже…
Эракко открыла глаза, глянула в ладошку – она была пуста. К ней разом вернулось ощущение тела – огромная паучиха тут же встрепенулась и устремилась в её сторону. Эракко наклонилась и взяла в руку острый сук – так просто она этой твари не дастся. Была готова драться, уклоняться, хитрить, но не покидать путь к своей цели: то, что проявилось из семени старой ели, давало на это силы. Она даже сделала шаг навстречу, чувствуя, как образ ростка в ее сознании продолжает тянуться вверх, к солнцу, саму ее хоть и оставляя на земле, но словно одновременно поднимая к тем высотам: все выше и выше, еще, еще. Добрался. Внутри Эракко вспыхнуло яркое светило – вспыхнуло и излилось дальше. Паутина перестала липнуть и окутывать ее – белые нити принялись тлеть и с легким треском выгорать целыми полотнами. Паучиха резко отпрянула, попятилась, скрылась за дымным маревом. Эракко же остановилась, её охватило царящее внутри мягкое тепло, которое осталось, когда испепеляющий жар ринулся наружу.
Налетел легкий ветерок и смел пахнущую гарью пелену: вокруг был чистый лес и даже под ногами похрустывали обычные ветки. Только сейчас Эракко окончательно почувствовала, как вздымается ее грудь и расправляются легкие. Хотелось просто стоять и вслушиваться в ощущения наполнения, расширенности, впускать в себя этот свежий лесной воздух, смаковать аромат, настоянный на хвое и прелых листьях.
Тропинка, кстати, оказалась на своем месте. Эракко уверенно двинулась по ней, пока не бросая свое импровизированное оружие.
Впереди, прямо по середине дороги, обнаружилось нечто на вид изящное и серебристое – оно каким-то чудом висело в воздухе. Подойдя ближе, Эракко увидела вытканное красивым узором платье и тянущиеся от него к ближайшим деревьям нити. Которые, впрочем, сразу же отпали, стоило ей прикоснуться к неожиданной находке – она подхватила наряд, приникший к рукам шелковистой тяжестью. По лесу прокатился легкий призрачный шепот:
– Подарок… Подарок… Порвавшей паутину… Паутину… От Госпожи Кружев… Кружев… Не будет пут… Защита… Защита…
Эракко несколько недоуменно оглянулась. Ей показалось, что среди веток разлапистой сосны блеснул на солнце тончайший ажур замысловатого плетения, в центре которого сидел небольшой ярко желтый паук с изумрудным рисунком на спинке, схожим с зубцами короны. Это длилось недолго: набежало легкое облако, и видение исчезло. Эракко на секунду задумалась, рассматривая искусно созданное явно из паутины платье, но оно не вызывало отторжения, не сулило ловушку и смерть. Скорее говорило о жизни, в которой совершённое с огнем в душе сплетается в дивный узор, виток за витком, нить за нитью творя прекрасное облачение из умений, свершений, достижений и достигнутых мечтаний. Она одела на себя чудную обновку. Кружево ткани удобно облегло тело, не стесняя движения, а все оставшиеся тени страхов отодвинулись на недосягаемое расстояние: сомнения в том, надо ли двигаться дальше, испарились без следа.
«Интересно, а что там впереди? – размышляла Эракко. – Ворон говорил о возможном обретении плотности, здесь, за Гранью. Так это вроде уже. Куда вообще он запропастился? А то главное завел, а дальше кто подсказывать будет?»
Ворона и вправду нигде не было видно – Эракко даже подумала, не съела ли его страшная паучиха, но отогнала эту мысль. Зато впереди показалось то, что не особо ожидаешь увидеть при прогулке по лесу: тропа упиралась в закрытую дверь, сделанную из толстых досок. Та была вставлена в выложенный из камня арочный проем, по сторонам от которого деревья столпились и сплелись подобно живым стенам. Эракко пожала плечами – ну и ладно, должно же за Гранью быть все не как везде, – и потянула за железное кольцо. Дверь легко открылась. За ней обнаружилось нечто серое, которое слегка колыхалось– занавес, что ли? Эракко подняла руку, чтобы его отодвинуть, – она уже несколько свыклась со своим новым состоянием. Не встретив никакого сопротивления, несколько подалась вперед и, слегка оторопев, – я что, опять стала духом? – по инерции сделала еще пару шагов.
– Ага, вот и она! Сама, пришла! Что бы это было, интересно – смелость или недалекость? Ну что, милочка, изволите рассказать, где это вы взяли такое прекрасное тело и по какому праву, интересно? Это вас кто, родители так научили, брать что плохо лежит, или это врожденный талант прорезался? – громкий голос ударил, казалось, со всех сторон: Эракко растерянно стояла, пытаясь понять, где она, как здесь оказалась, сохранилось ли всё или она опять прежняя.
Немного придя в себя, Эракко обнаружила, что стоит в зале с каменными стенами и высокими сводами. Перед ней находится некое возвышение над полом, на котором стоит длинный массивный стол. За столом сидят представительные люди в черных мантиях, все смотрят на нее строго и требовательно, а один из них даже приподнялся на своем месте, произнося так ошеломившую её речь. За счет акустики помещения голос этого худощавого человека звучал подавляюще. Эракко оглянулась: со всех сторон к ней подтянулись еще несколько мужчин в темном и с напряженными лицами. Один без лишней грубости, но решительно, забрал у нее из руки палку, пара других, настойчиво прихватив за плечи, подвела ближе к столу. Они так и остались стоять рядом, явно нацеленные ограничить возможность передвижение, давя своей скученностью.
– Ну и что вы молчите, милочка? Проглотили новообретенный язык? – язвительно добавил худощавый, остальные, сидевшие за столом, снисходительно засмеялись. – Спрашиваю еще раз: по какому праву вы захапали себе такое качественное телесное облачение? Или может у вас на него дарственная есть, купчая или еще другой какой документ?
– Я не понимаю, о чем вы. Я ничего не покупала, и тем более не брала чужого. Мне подсказали, и я просто пришла сюда, за Грань и просто иду – и все. Тело? Как можно его взять? Оно просто появилось, помаленьку. Ворон сказал – это мое тело, притягивается само ко мне, – подавленная таким напором, растерянным голосом принялась оправдываться Эракко.
– Просто пришла она… Само значит… И за Грань случайно забрела, и тело тут такое раз – и само нарисовалось. Интересно у вас получается, милочка – всё просто и само, и вроде как вы совсем не при чём. Очень удобная позиция. А само здесь ничего не получается, на всё надо иметь намерение. А его-то вы, милочка, имели, и очень даже конкретное. И мы ещё разберемся, что это за ворон. Все за всё ответят, но их черёд будет позже. А вам придётся отвечать сейчас. Ну! Приступайте! И придумайте что-нибудь правдоподобное. А лучше просто признайтесь – возможно, мы смягчить вашу участь, – продолжал наседать худощавый.
Со всех сторон послышались смешки и замечания: про моральные качества, дефицит совести и стыда у некоторых особ, предположения, что может тело прикарманила, а про серое вещество забыла и прочие неприятные и непонятно чем заслуженные колкости.
Эракко съёжившись стояла под градом этих упреков, никак не находясь с ответом. Всё было так неожиданно и до нелепости несправедливо. Откуда все эти обвинители и судьи? Что за вопросы? Почему ворон не предупредил её? Как вообще она умудрилась попасть в такую ситуацию? Когда с пауком – там всё понятно: страшно и ясно почему. Дерёшься или бежишь в ужасе – другой вопрос, но хоть в тупик не становишься. А здесь…
Словно продолжением мыслей о недавно пережитом в лесу, чудесное облачение на ней слегка уплотнилось, но не сковывая, а распрямляя спину, разворачивая плечи, давая ощущение некого панциря, шершавой коры, укрывающей нежную заболонь. Напомнило: кто совсем недавно сквозь паутину прошел, Королеву Пут прочь погнал, не ты ли?! Выжгла ловчие тенёта, до этого с собой справилась и в реку Грани не свалилась, а еще раньше первый шаг сделала, который не всякий осилит. Мысль к старому вернуться, дабы обвинений и неприятностей избежать, в этот раз сразу отбросила – пройденный этап.
И еще кое-что ей странным показалось – сперва не заметила, растерялась: когда взгляд от худощавого отвела, – отвлеклась на поведение своего чудесного облачения, – так тот словно туманом легким подернулся. Обратно глянула, – посмотрела уже так, как умела, – словно тени лесные клубятся в выворотнях, оврагах да кустах колючих. Вниманием залипнешь в них – чернее станут, скрытой жизнью наполнятся. Страх внутри откликнется – вот уже и лапа с кривыми когтями к горлу протянулась, а вот уже и бежишь в слепом ужасе. В конечном итоге – да, убьют эти монстры: на сук острый напорешься или шею в яме какой-нибудь свернешь. Ну, а сам себя морочить не будешь – пройдёшь через них без внимания, как звери ходят.
Подумалось тут Эракко: «Не знаю ведь за собой такого, что эти тут плетут. С чего бы слова первых встречных в себя пускать? Столько лет через меня всё насквозь проходило, не цеплялось, пусть уж теперь, раз весы в другую сторону качнулись, хоть слова острые также пройдут». Внутри, вторя её размышлениям, из проросшего семени гордо встала молодая ель, закрепляясь в земле корнями, раскинула в разные стороны колючие ветки: как обещание укрытия, но и как предупреждение.
Окрепшая этой поддержкой, Эракко уже спокойно посмотрела на людей в тёмных мантиях и молча пошла к двери, что виднелась в дальнем конце зала. Худощавый, видя это, глаза выпучил, принялся что-то орать, указывать на неё охране. Голос его при этом стал доноситься всё тише, будто отдаляясь, как, впрочем, и гомон прочих злопыхателей. Эракко уже готова была как сумеет дать отпор, но тут ещё одно обнаружилось: и впрямь руки, которые к ней тянулись, насквозь прошли. Только вот не по причине, что опять она бестелесной стала – нападчики её плотность потеряли, истончились. Орут вокруг, конечностями машут, а Эракко вообще их слышать перестала – так, рты только разеваются, – и ощущений никаких, как сквозь дым идёт. И тот в конце концов рассеялся: пропала каменная зала со всем содержимым, опять она на тропинке лесной оказалась, а та уже и к реке выруливает – той самой, огненной.
В этом месте серьёзный мост стоял: никаких веревок и дерева. На массивных гранитных опорах лежали вырубленные из такого же материала плиты. Трудно было представить, кто возводил такую махину и какими силами. Сбоку от моста стояла небольшая будочка. Рядом с ней, на лавочке, расслабленно сидел тощий тип с синим цветом кожи. Одет он был только в набедренную повязку и всем своим видом выражал полное равнодушие к окружающему. Даже веки его были наполовину прикрыты, а глаза затянуты сонной поволокой. Не взглянув в сторону подходившей Эракко, он только вяло шевельнул ладонью на её приветствие. Совсем не к месту смотрелась огромная булава, лежавшая у ног охранника: троих таких надо, чтоб поднять подобное.
Эракко остановилась, огляделась и уж было собралась попробовать начать разговор, как охранник встрепенулся – сонливость как рукой сняло, глаза хищным блеском загорелись, напружинился весь, – и широко раздувая ноздри, словно принюхиваясь, нацелился вниманием на мост.
– Куда ж ты прешь?! Никак не угомонятся, недоделки!
На той стороне и впрямь обнаружилось какое-то движение. Охранник вскочил с лавочки, неожиданно громко рыкнул и в один миг раздался во все стороны, став в несколько раз массивней и выше: сразу стало понятно, чья все-таки дубина приблудилась и почему он не носит одежды. В несколько сотрясающих землю шагов он выдвинулся на треть моста и бухнул перед собой булавой, рявкнув при этом:
– Нет хода, плоть носящий!
Не успела Эракко глазом моргнуть, а охранник уже опять на лавочке сидит: куда только давешняя мощь делась? И никого лишнего вокруг не наблюдается.
– Э-э, а что это было? – решила уточнить она.
– Да недошаманюки всё лезут... Обожрутся гадости и лезут. Не положено плоть сюда тащить, – немного помедлив с ответом, произнес охранник.
– А отсюда… э-э… можно вынести? – несколько нерешительно спросила Эракко, помня о внушительной трансформации – такому елочку заломать…
Охранник глянул на нее более внимательно, но не пошевелился. Помолчал, но всё же ответил:
– Поперек дороги не встану. Таких указаний нет.
Эракко, воспрянув духом, улыбнулась и, сказав слова прощания, направилась к мосту. Уже почти ступив на его пролет, как в спину ей прозвучало:
– Но я бы не советовал.
Она остановилась, оглянулась, чтобы уточнить, но охранник казался намертво уснувшим и на дополнительные вопросы не ответил. Вернуться и потормошить его Эракко не решилась, поэтому, еще немного помедлив, она все же двинулась дальше.
* * *
Эракко осторожно ступала по каменным плитам моста – невнятное предупреждение охранника никак не выходило из её головы. Вроде бы ничего не происходило, разве что примерно на середине стало как-то тяжеловато в груди, и некая слабость подступила. Эракко списала это на усиливающуюся жару – все-таки огненная река как-никак, – и связанные с этим реакции обретенного тела. Но чем дальше она продвигалась, тем труднее ей становилось дышать. Воздуха словно стало меньше, его никак не удавалось втянуть в горящие легкие. Руки, ноги и спина наливались болью. Казалось, силы, чтобы этим всем двигать и оставаться в вертикальном положении, утекают как вода через прохудившуюся плотину. Эракко сделала последний шаг с моста на землю родной стороны, всем своим существом буквально почувствовав, как она порвала некую препону. В тот же миг боль в теле резко усилилась, сознание начало меркнуть, она словно стала воздушной, мир вокруг накренился, одновременно окончательно тускнея.
Нечто прохладное коснулось ее одновременно в нескольких местах, словно упав сверху, вырвало из забытья, прояснило сознание. Это откликнулось внутри струями родника в зелени оазиса среди палящей пустыни, моросящим при ярком свете солнца грибным дождем, первыми робкими ростками, что пробиваются из напоенной почвы: всплыло этакими отголосками снов старой ели, всем, что заявляет о животворной силе воды. Эракко невольно прислушалась к себе: боль ушла, тело словно пело, воздух сладким потоком свободно наполнял легкие. В голове было удивительно ясно.
Она приподнялась на локте и осмотрелась. Платье на ней было в пятнах влаги, которая ощущалась, в том числе, на руках и лице. Рядом валялся разбившийся глиняный кувшин. Чуть поодаль, распластав крылья, припал к земле ворон. Выглядел он, честно говоря, не важно: перья взъерошены, местами поломаны или явно отсутствуют. Да и то, что он лежал, а не сидел на стоящем рядом дереве, тоже говорило о многом. Сопоставив все детали, она спросила, кивнув на кувшин:
– Что это?
– Вода. Живая, – прохрипел ворон.
– А с тобой что? – обеспокоенно уточнила она.
– Да… Так… Делится не хотели, – туманно ответил ворон и хоть с трудом, но все же воздвигся на лапы и стал приводить себя в порядок.
Эракко тоже не стала разлеживаться: поднялась и направилась к нему. Сама она чувствовала себя прекрасно, поэтому без лишних слов взяла птицу на руки и принялась оглаживать встрепанные перья. Ворон устало затих. Эракко, недолго думая, так же продолжая его нести, отправилась в обратный путь.
* * *
Среди молодняка, самого годящегося некоторым другим деревьям в патриархи, стояла гигантская ель. Ветви её создавали огромный пушистый шатер, макушка уходила далеко вверх. На могучем стволе, укрытом грубым панцирем коры, желтела подтеками смолы затянувшаяся трещина, некогда чернеющая уродливой раной. Лес вокруг был пронизан светом и полон чистыми удобными тропинками – люди не боялись здесь ходить, любили и уважали это место. Обо всем перечисленном говорило отсутствие лишнего мусора, яркие цветные ленты, подвязанные к нижним веткам ели, и широкая удобная скамья, с почтением, без повреждения корней, установленная у её подножья.
Эракко со слезами смотрела на открывшуюся перед ней картину: внутри звенела любовь и радость. Было еще немного волнительно и грустно: теперь она не могла взять и войти внутрь такого родного дерева. Эракко направилась ближе, чтобы хоть постоять рядом.
На скамейке сидела пожилая женщина и с улыбкой наблюдала, как Эракко к ней подходит.
– Садись рядом, дочка, вместе отдохнем. Пришла вот я про мужа сваво спросить: товар повез, третью неделю не вертается. Сердце болит – дождусь, нет. Вот, радостно мне – дождусь. Таков ответ мне. Буду верить, ждать. А вернется, я ему бороду-то выдерну, окаянному, – поведала женщина.
– Так вернется же, бороду зачем?.. – удивилась Эракко.
– Ну, или не выдеру – это я так, с переживания. Теперь уж спокойней мне, – ответила женщина.
Эракко немного помолчала. Вспомнила другую гостью, после которой отправилась в так переменившее все путешествие: испуганно шедшую темным лесом.
– И как, не страшно было сюда идти, ночь проводить в темноте? – решила спросить она.
– Да боги с тобой, дочка, почто страшно-то? – всплеснула руками женщина. – Это давно, ране, – рассказывают, – страх был жуткий, дак то былые времена, темные. Ныне-то лес светлый. Пришел, ленточку повязал доброму дереву, зернышек в корни насыпал – оно разве обидит? На скамеечке вот отдохнул и будто шепнет кто: так, мол, и так, вернется твой муж — как мне, например. Или еще что, бывает и дурную весть. Но чтоб страшно – нет.
Эракко встала и подошла к ели, протянула руку и коснулась показавшейся неожиданно мягкой хвои. Это было необычно: вот так ощущать родное дерево по-новому, и одновременно не мочь слиться с ним как раньше. Она немного печально вздохнула, но всё же улыбнулась: главное, что всё хорошо – вот и старая рана затянулась. Уже почти убрав пальцы, она вдруг почувствовала в них лёгкое тепло. Только подумала, что показалось, как ласковая волна пробежала дальше, добралась до шеи и будто огладила по голове. В сознании замелькали видения утреннего солнца, зелёных ростков, свежепроклюнувшихся среди опавшей жёлтой хвои, сплетение корней в глубинах рыхлой лесной земли.
Эракко немного всхлипнула, на миг задерживая дыхание, справляясь с чувствами. Поняла, что нет, она не осталась одна, не лишилась своего дерева, оно не оставило её. То семя, которое проросло в ней там, за Гранью, не только поддержало в трудную минуту, но и укрепило связь с чем-то большим, целым. Ведь и её ель когда-то выросла из семени, оброненного другими, не первыми в этой очереди. И все вместе они часть великого Леса. Ей стало хорошо. А где-то в вышине звонко звучал довольный клич ворона.
#АндрейДраченин