За гранью привычного.

книга 2.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
ПЕРЕКАТЫ
Глава 1.
(Буря.)
1.
Опять шли долго. А может быть – и нет. Постоянно оглядывались, озирались – боясь подвоха. Но лес шумел весело; радостно пели птицы в берёзовой и черёмуховой листве; по сосновым веткам скакали белки.
Шли, ориентируясь на солнце, чуток забирая вправо. Постепенно напряжение спадало. И когда вышли на берег реки Брынь, решили сделать привал. Опять достали самобраный рушник. Есть не очень хотелось – сильно мучила жажда.
Рушник расстелили в тени невысокого, но широкого валуна. Уселись под ним, и братина с квасом пошла по рукам.
Серый волк в этот раз, однако, от кваса отказался. Спустился к реке, понюхал воду, потрогал её лапой и стал лакать.
Волк лакал долго, постоянно отвлекаясь и поглядывая по сторонам, подолгу всматриваясь за реку.
Кеша решил к нему присоединиться: он хотел было пристроился у него на носу, но волк поднял голову и сказал:
- Иннокентий, это уже наглость – проглочу!
Кеша быстро вернулся к Ивану и Пельке. Пелька с радостью напоил его с ладони.
Серый волк, напившись, вернулся к валуну, лег в тени его, помолчав, сказал:
- Берегом идти трудно будет. Больно лес вокруг дремуч стоит. И странный бурелом, почти во весь берег. Напетляешься по нему. Надо плот ладить. Благо нам по течению плыть. Но тут уж я вам не помощник…
- Надо, так надо, - сказал Иван и повернул голову к Пельке. – Поможешь?
- Помогу, - ответил тот. – Куда же от вас денешься. Только, чем лес валить будем? Твоим-то топориком много не наработаешь. Вот, кабы, у тебя меч кладенец был…
- Там чуть повыше по течению, рукавчик небольшой от реки отделился, - сказал Серый волк. – Может заводь – отсюда не понять. Но на ней хатки бобровые видны… Сходить, что ли, поговорить?
- А и сходи, – обрадовался Пелька, – поговори. Что мы теряем?
2.
Пока собирали в котомку рушник-самобранку, вернулся волк. За ним шли пять крупных бобров. Все они казались одинаковы – одного не отличить от другого. Но и из них выделялся и ростом и седой шерстью один бобер. Скорее всего, он был в их команде главным – когда остальные бобры молча стояли парами, словно ждали команды, он прямиком направился к Ивану, посмотрел на него изучающе своими маленькими глазками и, повернувшись к волку, спросил:
- Этот, что ли Иван-богатырь?
Волк молча развел лапами – ну, мол, какой есть, такой есть.
Бобер опять посмотрел на Ивана и изрек:
- Ничего, ничего… видный парень, - после чего повернулся к бобрам и стал им, что-то объяснять, размахивая маленькими лапками.
Иван удивился, что теперь не понимает их.
«Наверное, и волк может говорить нечеловеческим языком», - подумал он.
- Ну, что же, - повернувшись к ним, сказал бобер. – Мы тут прикинули: для плота вам надобно бревешек шесть-семь в два моих охвата. Длинной – сажени четыре… Мы пойдем нужный лес искать, а вы пока ивняку нарежьте, чтоб вязку было чем делать.
И бобры строем отправились в лес.
- Дружные ребята, - сказал Кеша, усевшись на вершину валуна. И переступив с лапки на лапку, добавил, качнув головой, словно кому-то кланяясь: - За дело, за дело! Не будем ссориться, пусть работа спориться! Я слежу за вами.
На всех был один топорик. Тот самый магазинный, тупой и в походе совершенно бесполезный.
Иван удивлялся своей глупости – как можно было идти спасать Василису из лап Кощея, не прихватив с собой даже перочинного ножа?
Волк, стоя по брюхо в воде, чертыхаясь, грыз ивовые прутья и выплевывал их на берег.
Пелька ломал гибкие прутья руками, в чем тоже мало преуспел.
Когда на берегу появилась скудная кучка веток, из леса показались бобры. Они впятером несли ровное бревешко похожее на карандаш, заточенный с двух концов. Бросив бревно на берег, притом так ловко, что большая его часть оказалась в воде, бобры, отряхнув лапки, посмотрели на труды людей и волка.
- Не густо, - без всякого укора, резюмировал седой бобер. – Теперь, значит, так поступим: мы будем тут ветки резать, а вы идите бревна таскать. Малый, - обратился он к одному из бобров, - покажи им, где заготовленные бревна лежат.
Иван с Пелькой стали носить бревна к воде. Бревна были тяжелые.
«Утонут они под нами», - подумал Иван.
Пелька, скорее всего так не думал – бревешки в его руках казались пушинками. Пока Иван приволок две лесины, Пелька шутя, принес четыре. Одно, последнее бревно, на берег прикатили Серый волк и бобер, откомандированный им в проводники.
Куча ивовых веток лежала на берегу. Бобры стояли вокруг неё, о чем-то по-своему совещались, поглядывая то на бревна, то на ветки.
- Ладно, - наконец изрек седой бобер на понятном Ивану человеческом языке. – Что тут говорить? Пробовать надо.
Бревна были уложены одно к другому, началась их обвязка. Лоза была всё-таки коротка для бревен.
Пелька вытер пот со лба и сказал:
- Корзины из этой лозы ладить в самый раз, а бревна, боюсь, в воде расползутся.
- Может камышом попробовать, - предложил Иван.
Бобры посмотрели на него так, что он понял, что сказал глупость и даже покраснел.
- А что? Конечно, если бы веревки были или ремень…
И тут Кеша произнес с камня:
- Ты бы уж не путался в чужое лыко.
Пелька с восторгом посмотрел на попугая:
- Кеша, ты умница.
- Второй раз за день ты нас спасаешь, Иннокентий, - поддержал волк Пельку.
Седой бобер, однако, их энтузиазма не разделил, и сказал глядя на Кешу:
- Однако, врать, не лыки драть.
- Это я мигом, - успокоил его Пелька. Он взял у Ивана его топорик и пошёл в лес.
Седой бобер посмотрел на младшего:
- Иди, покажи ему, где тут у нас липы растут.
3.
К вечеру плот был связан – связан добротно – бревнышко к бревнышку.
Путешественники и их помощники сидели у камня, отдыхали.
- Ну, однако, пора и нам в путь, - сказал Серый волк. – Спасибо вам, бобры, за помощь…
Седой бобер посмотрел на реку:
- Может, утра дождётесь? Ночью, да по воде, да по незнакомой реке. Нет, Брынь речка, конечно, тихая. Да ведь мало ли что по ней плыть может. В темноте и не заметите, наскочите, перевернетесь…
- Как такой плот перевернуться может? – возразил Пелька.
- Может быть, правда, утра дождемся? – нерешительно сказал Иван.
Кеша, вдруг, прокричал дурным голосом:
- Кораблекрушение! Кораблекрушение!
- Типун тебе на язык! – беззлобно оборвал его Пелька.
Кеша завопил во всю глотку:
- Пятнадцать человек на сундук мертвеца…
- Заткнись, Инокентий! – рявкнул на него и волк. – Не перевернемся. Я в темноте вижу, как днем. Да и Пелька, наверное, тоже…
Пелька согласно кивнул и добавил:
- Мы сегодня во-о-он до того мыска дойдем...
- До которого ещё мыска?
- На котором дуб стоит.
Все посмотрели вдаль, вниз по течению реки.
- Доплывем, плот проверим, как он на воде держится. И там под дубом и заночуем. Ну, а мы по своим делам пошли…
Бобры разом поклонились и строем вошли в воду. Скоро их можно было разглядеть только по волнистому следу, который они оставляли на поверхности реки.
Постояв и посмотрев, пока они не пропали из вида, волк, Пелька и Иван, стали собираться в путь.
4.
Сборы были недолги. Да и что там было собирать: топорик, за пояс, котомку за спину.
Кеша бесцеремонно уселся на холку Серому волку.
Дружно столкнув плот на воду все, так же дружно взобрались на него. Постояли на нём, не шевелясь, проверяя устойчивость. Плот на воде держался ровно и погрузился в неё не более чем на два пальца.
- Хороший плот, - сказал Серый волк. – Даже лап не замочим. И улегся на носу, держась середины.
Согласившись с ним, Иван уселся в центре. Пелька, вооружившись шестом, встал на корме. Все, не сговариваясь, отдали ему бразды правления на воде. И как иначе? Он же их через саму речку Смородину перевозил.
Пелька уверенно оттолкнулся шестом, правя на середину реки.
И тут, средь ясной и тихой погоды, на них налетел такой свистящий шквал, что Пельку сразу снесло в воду. Плот встал на дыбы и с него, вслед за Пелькой скатились все остальные.
Очумело барахтаясь, волк, Пелька и Иван поплыли к берегу.
Стоило им добраться до мелководья и встать на ноги, как следующий шквал ветра опять свалил их с ног. Ползком они добрались до спасительного валуна и укрылись за ним. Ветер тут же утих.
- Это что такое, а? – сердито спросил волк, отряхиваясь. Вместе с водой с его холки выпал Кеша и обиженно произнес:
- Капризы природы!
- С чего бы это ей вдруг капризничать приспичило? Только тишь и гладь были и – на тебе – капризы!
Иван и Пелька выжимали одежду. Надевая куртку, Иван горестно сообщил:
- Топорик-то я утопил.
- Ну и шут с ним! – сказал Пелька. – Толку-то от него…
- Ага! – поддержал Пельку волк. – Ты лучше котомку проверь, всё ли там в порядке.
Иван развязал котомку, стал выкладывать из неё вещи.
- Вроде сухо всё. Даже намокнуть не успело.
- Плот-то наш, далеко ли угнало.
Волк прыгнул на камень, чтобы оглядеться. И тут опять так свистнул ветер, что Серый кубарем слетел с валуна, едва успев, приземлится на лапы.
- Ох, не нравится мне, как эта природа раскапризничалась! Ох, не нравится!
Пелька угрюмо, не поднимая глаз, спросил:
- Плот не видел?
- Извини, не успел, – огрызнулся Серый.
- Сейчас я гляну, - сказал Иван.
Он высунул голову из-за валуна и опять с низовьев дунуло. Да так, что деревья застонали.
И тут с подветренной стороны, к ним за камень вынырнул седой бобер. Отряхнулся и сказал:
- Это что же такое творится? Никогда такой страсти тут не бывало. Ну тянуло, бывало ветерком, но чтобы так. Хотя... По берегу-то бурелом погуливал. Но чтобы по реке… – потом спокойно по-деловому добавил. – Плот ваш мои ребята поймали и в тихую заводь за камышовый бережок спрятали. А-то бы разнес он нашу плотину, да и сам бы на бревнышки развалился…
- Кеша, может, ты оглядишься? Авось тебя он не заметит? - впервые за всё время, подняв на всех глаза, сказал Пелька.
Волк подозрительно посмотрел на него:
- Кто не заметит?
- А вы ещё не поняли? Это Соловейко балует…
- Хорошенькое баловство, - волк неприязненно глянул на Пельку.
Пелька опять обратился к Кеше:
- Посмотри, может, приметишь, где он притаился?
Кеша нахохлился и гордо произнес:
- Взгляд орлиный – взлет соколиный!
- Ну, давай, сокол ты наш, - подбодрил его волк. – Ты наша последняя надежда. Не пуха тебе, ни пера!
- Лучше бы ты сказал – лети с приветом, вернись с ответом.
- Извини, не подумал, - смиренно принес свои извинения волк.
Кеша стремительно вспорхнул, полетел направо, повернул налево. И тут опять засвистел ветер. Вернее ветерок, не такой сильный, как раньше, но попугай, кувыркнувшись в воздухе пару раз, поспешил в укрытие, где уселся Ивану на плечо.
- Ну, приметил, что-нибудь?
Кеша нехорошо выругался, видимо вспомнив лексикон своего бывшего хозяина.
Бобер поднял с земли липовую веточку, похрумкал ею и сказал:
- Да так-то понятно, откуда ветер дует – с низовья…
- Это и нам понятно, а откуда именно?
Тут, низко, прячась за кусты, к ним подлетел невесть откуда взявшийся ворон.
- А вот и пропащая душа вернулась, – волк глянул на ворона. – И где ты всё это время пропадал?
- За Соловейко с ночи следил. Мыс видели? А дуб на нём? Вот там он своё гнездо и свил…
Все почти ползком высунулись из-за валуна, посмотрели вдоль берега. На далёком мысу рос могучий и кудрявый дуб.
- И как нам до него теперь добраться? – спросил Иван.
- А никак, - ответил ворон. - Высоко сидит, далеко глядит.
Волк задумчиво, словно на что-то решаясь, пробормотал:
- Вообще-то я его мог бы по лесу незаметно обойти…
- А толку-то? - встрял в их разговор бобер. – По деревьям-то лазить ты не умеешь.
- Я умею, – как-то неуверенно сказал Пелька.
Тут из воды вынырнул ещё один бобер из «свиты» Седого. Он шагнул за камень и, держа утопленный Иваном топорик короткими лапками, сказал:
- А я ваш топорик нашёл.
Волк посмотрел на Пельку:
- Тогда бери топорик …
- Я? – тихо спросил тот и неуверенно протянул руки к топорику.
Волк глянул на него и как отрезал:
- Нет. Иван пойдет. Возьми топор.
Иван посмотрел на мрачного Пельку и ему стало жалко его:
- Без железяки этой обойдусь. Вот только…
- Что ещё?
- Смогу ли я незамеченным к дубу пробраться? И незаметно на дуб влезть…
- Ну… как-нибудь. Не сидеть же нам за этим камнем вечно.
Ворон, как всегда с ним бывало, когда в его голову приходило очевидное решение, до которого кроме него никто почему-то не додумался, пощелкал у себя под крылом клювом, гордо посмотрел на сотоварищей, и так же гордо сказал:
- А шапку-невидимку бабушка Яга, что ли напрасно в котомку положила?
Волк даже подпрыгнул от восторга.
-А и правда, Ваня! Ну-ка, достань шапку-то, примерь.
Иван достал шапку из котомки, повертел в руках, рассматривая.
- Ну, чего ты её мнешь, - нетерпеливый волк царапнул его лапой по ноге. - Давай, примеряй…
Иван осторожно надел шапку. И только успел подумать, что она ему пришлась впору, как понял, что не видит своих рук. Посмотрел вниз – ни туловища, ни ног. Пощупал себя невидимыми руками – вроде всё на месте.
- Обалдеть! Меня что – взаправду не видно?
- Пустое место. Не веришь, подойди к реке, убедись.
Иван осторожно вышел из-за камня. Ни единого дуновения. Ни одна веточка не качнулась, ни одна травинка не шевельнулась.
Иван глянул в воду – даже тени не видно.
- Ты там не вздумай шапку снять, - шёпотом крикнул волк.
- Да что он, дурак что ли, - урезонил его ворон.
- Мало ли…
Иван вернулся за камень:
- Ну, так я пошёл?..
- Давай…
- Ладно. До дуба-то я дойду. А как на него полезу, услышит ведь…
- А мы его тут подразним. Пусть своей соловьиной трелью заливается. Увлечётся, засвистит и не заметить, как ты к нему на дуб лезешь.
- Ты его не очень там… - попросил Пелька.
Помолчали.
Волк не выдержал:
- Ну, ты пошёл уже или здесь ещё?
- Да пошёл я, пошёл, - донеслось из-за ближних кустов.
Волк покачал головой:
- Эх, не умею я по деревьям лазить, а то бы…
- Учится, надо было, - подкузьмил его ворон.
- Надо было. Вот ужо, справимся, начну, - почему-то хмыкнул волк.
Седой бобер посмотрел на него серьезным взглядом и, так же серьезно, сказал:
- И не начинай даже. Пустое дело.
- Это мы ещё поглядим, - опять с какой-то усмешкой произнес волк. – Пойду-ка я за Иваном. Мало ли… А вы тут дразните Соловейко-то. Но не очень, как бы не догадался.
Волк осторожно выглянул из-за камня.
- Вон, видите, рябинка рядом с дубом растет? Как качнется – начинайте дразнить по-настоящему. Пошёл я…
И волк пополз к лесу, за Иваном, чуя его след…
ГЛАВА 2.
(Штиль).
1.
Иван крался перебежками – от куста к кусту, от дерева к дереву. Скоро увидел волка, шедшего по его следу.
- Чего ты? – прошептал он. – Увидит же…
- Не увидит, - так же шёпотом ответил волк. – А ты чего крадешься? Иди ходче – тебя же не видно.
- А вдруг заметит, как кусты качаются…
- А ты не качай…
И тут, как на грех, разговаривая с волком, Иван не заметил, как зацепился шапкой за ветку. Шапка мигом слетела с него. Согнувшаяся ветка выстрелила ею в сторону метров на десять. Иван ещё не успел понять, что произошло, как волк сбил его с ног, прижал к земле.
- У, раззява! – тихо прорычал он. – Лежи, не шевелись, а я за шапкой сползаю.
Принеся шапку, сказал:
- Надень – и чтоб глаза мои тебя не видели.
Добрались до мыса.
Дуб был могуч и красив, как богатырь. В могучей кроне его Иван разглядел сплетенное из веток гнездо.
- Гнездо видишь? - спросил волк.
- Вижу…
- Ишь, как основательно обустроился…
- И когда только успел? – удивился Иван.
- Да он до нас ещё всё тут сделал. Баловался, видать, силу свою пробовал. Видел деревья поваленные на берегу? Вот то-то. А тут и мы подвернулись. Не утерпел, значит, попугать решил. Ох, ему от мамки и достанется…
«Скорее всего», - подумал Иван, вспомнив ночной разговор.
Неподалеку от дуба, словно сбежав от леса, росла тонная рябина. Рядом с могучим дубом, она казалась девочкой подростком.
- Значит, так, - зашептал Серый волк Ивану в ухо. – Иди к рябинке и легонько, слышишь, легонько, качни её. Наши там шум поднимут, Соловейко засвищет, тут ты смело лезь на дуб и крути ему руки.
Идти по открытому месту не прячась, было, по меньшей мере, странно, не смотря на помощь шапки-невидимки. А потому Иван семенил к рябинке, пригнувшись, хоть и понимал свою глупость: чего опасаться, если ты не видим?
«Наверное, я на какой-то процент не верю в это чудо», – подумав так, Иван распрямился и уверенно зашагал через поляну. Так уверенно, что забыл качнуть рябинку. Пришлось вернуться и выполнить приказ волка.
Дуб был огромный – в три, а то и в четыре обхвата.
Иван, задрав голову и придерживая шапку, чтобы не слетела, изучал ствол, примечая, как будет лезть к гнезду новоявленного соловья-разбойника? Иван вырос в деревне, по деревьям лазить умел. Соловейко уже насвистывал, чуть ли не во всю свою мощь.
- Даже если к дубу подъехать на танке, он, за своим свистом, ничего не услышит, - пробормотал Иван. – Интересно, чем они его там так раззадорили?
Дуб, несмотря на всю свою могучесть, тоже поскрипывал. Пышная крона его шумела – свист Соловейки беспокоил и её.
Поплевав на руки, Иван полез на дерево. Соловейко, облегчая себе восхождение в гнездо, оставил нужные сучки и ветви.
Не прошло и трех минут, как Иван оказался под днищем плетеного помоста. Дуб слегка раскачивало.
Отдышавшись, Иван заглянул в гнездо – увлекшийся своим «баловством», как сказал Пелька, Соловейко ничего не видел и не слышал вокруг.
По могучей ветке Иван осторожно перевалился через край помоста. Притих. Соловейко ноль внимания – знай себе посвистывает. Иван, тихонечко, на цыпочках, встал за его спиной, посмотрел ему через плечо. Знакомого ему спасительного валуна Иван не увидел, но увидел, как гнутся деревья по берегу реки, как ветер гонит волны вспять течению.
«Не буду я ему рук вязать – слишком это хлопотно», - подумал Иван и ударил кулаком свистуна по голове. Вой ветра прекратился мгновенно.
Соловейко обернулся и удивился, никого не увидев. Затем он закатил глаза и стал заваливаться, рискуя упасть с дуба.
Иван подхватил его, и упасть не дал. Потом перекинул через плечо и стал медленно спускаться вниз.
Когда ветер стих, Серый волк смело вышел из кустов, за которыми прятался. Он внимательно смотрел на дуб, пытаясь разглядеть, что там происходит? Наконец, увидев обмякшее тело Соловейко, которое словно по воздуху, плавно опускалось с дуба на землю, побежал Ивану на помощь.
2.
У валуна торжествовали!
Бобры пригнали плот, а сами ушли поправлять свои хатки – свистун всё-таки повредил их. Но при этом к плотине прибило столько дерева и кормового и строительного, что бобрам в лесу работать долго не потребуется.
Соловейко сидел у камня хмурый. Голова побаливала, на душе было тяжело. Первое, что он сказал Пельке, когда очнулся, чтоб тот ничего не рассказывал матери.
- С нами поплывешь, - ответил ему брат.
- К Яге? Зачем я там?
- Со мной будешь. А вернемся, я скажу маме, где ты пропадал. Скажу, мол, со мной был, нам помогал.
3.
Ночь была светла – река тиха.
Легко покачивая плот, она несла его на своей спине. У мыска приставать к берегу не стали по этическим соображениям – Соловейко сидел у ног Пельки, не поднимая головы. Даже когда проплывали мимо дуба, не взглянул на него.
Волк опять улегся на носу. Кеша ходил по бревнам, незаметно приближаясь все ближе и ближе к Соловейко. В конце концов, он устроился у него на коленях и, как-то незаметно для всех перебрался на правое его плечо. Соловейко не гнал его – наоборот, даже как-то приободрился. Рядом с ними сидел ворон. Казалось, что попугай и ворон тихо беседуют на своем птичьем языке, а Соловейко внимательно их слушает…
Иван лежал посередине плота и смотрел на звезды. Он плохо знал звездную географию, и долго не мог отыскать даже Большую медведицу. Но всё-таки нашёл. Нашёл и Малую. Отыскал Полярную звезду и, ближе к горизонту на западе – Венеру. А может и не её. Но он не огорчался своей астрономической безграмотности – он просто любовался звездным небом. Оно приводило его в восторг. В городе такого не увидишь…
4.
Тихая звездная ночь раскинулась над Тридевятым царством.
Только в Осеннем краю в эту ночь шёл мелкий дождь. Но дни по-прежнему стояли ясные и теплые. Всё опять повторялось из первого дня во второй и третий, а из третьего опять в первый. Всё повторялось, но без смертной вражды репоедов с Вазилой. Тот по-прежнему, из дня в день помогал им убирать урожай, ухаживал за «лошадушками». Осенний край дожидался, когда его догонит лето, чтобы идти вместе с со всеми в зиму.
У Трех гор тёплыми днями у костра сиживали Аука, Иной и пришедший к ним Бахарь. Иной был по-прежнему грустен, совсем не находил в себе сил для радости, часто плакал. Аука, как мог, веселил его днем. А ночами, уйдя в пещеру от осенней мороси, они просиживали почти до утра – Бахарь забавлял всех сказками…
Кощей не замечал ни дней, ни ночей – читал. Читал всё, что было написано в мире, пока он был в заточении. Старик-вурдалак умильно служил ему. Горыныч не отставал от Кощея в самообразовании – средняя голова читала то, что попадалась ей на глаза. Крайние головы, ели, бранились и спали. Идиллия в царстве Кощеевом была полная.
И только Баш Челик, глядя на них выходил из себя от непонимания Кощеева поведения. Как же: он же сам, Кощей то есть, сказал, что настают веселые времена! Что кто не спрятался, - он не виноват! После чего ушёл в библиотеку и сидел в ней практически безвылазно. Это бесило Баш Челика. Он вспоминал те веселые времена, когда летал по всему Явному миру, отыскивал для Кощея красавиц, крал их и уносил к Кощею на потеху. Что это была за потеха, железный злодей не понимал. Знал только, что Кощей изводит их неправдою, губит души их неволею, чем расширяет своё багровое царство. Зачем? Чего ему тут не хватает? Этого Баш Челик не понимал, но это было весело! В этот же раз была тоска смертная. Даже для него, по сути бессмертного существа. А может быть именно поэтому. От тоски этой, он часто летал за пределы Кощеева царства – пытался отыскать Василису. Но отыскать не мог – она была кем-то надежно укрыта от его стеклянных глаз. А потому он сговорился с Угрюмищем, чтобы тот помогал ему на земле. В удачу Баш Челик не верил но, а вдруг!..
Не спал в эту звездную ночь и Дракула. Покинув ночной пир, он стоял у окна и смотрел на звезды. Где-то под ними бродили по Тридевятому царству Василиса и Иван. Иван мало интересовал его – пропади он пропадом, но Василиса… Ах, если бы она согласилась жить в его дворце! Одно её присутствие навевало мысли о счастливом детстве, нежной матери, веселых братьях… Месть, злость и ненависть унесли его из того мира в этот, но и тут не давали ему покоя, съедая изнутри. А при ней, за многие века, он почувствовал себя счастливым, как в детстве, когда мать приходила утром в их с братьями опочивальню и будила его, для встречи ясного и солнечного дня…
Где всё это теперь?
Где Василиса?
Не спали в эту ночь и леший с бойкой берегиней. Они сидели на высоком взгорке и молча смотрели на звёзды. А у Русальего озера, примостившись на камушке, другая берегиня играла с русалкой в шашки. Русалка постоянно проигрывала, сердилась, била хвостом по воде. Расстраивалась, так как загадывала на жениха…
Не спала и Василиса. Сидела на крылечке избушки и старалась не упускать из виду Полярную звезду. Почему-то она была уверена, что и Иван сейчас смотрит на эту звездочку и думает о ней, о Василисе…
Василиса услышала, как скрипнула дверь и из-за неё выглянула бабушка Яга.
- Ты чего не спишь?
- Так, не спится, - вздохнув, ответила Василиса.
Яга вышла на крыльцо, села рядом, посмотрела на неё:
- А чего такая хмурая? Али зубы болят?
- Песня Вани в голове крутится. Да так фальшиво – просто мучение.
- Он у тебя что ещё и поет?
- Да нет. Из «Ивана Сусанина».
- Ты не про этих Иванов думай, а о своём – так он быстрее к тебе дорогу найдет.
- Да я про него только и думаю…
- А говоришь, что про Сусанина какого-то…
- Ну… там слова такие…
- Какие такие?
- «…Бедный конь в поле пал,
Я бегом добежал!..
… За стеной тишина,
Весь посад крепко спит…
… Ах, зачем не витязь я!
Ах, зачем не богатырь!..»
- Это плохо, если он думает, что он не богатырь.
- Да это не он. Эта песня Вани…
Баба Яга не слушала её – гнула своё:
- Я про него и говорю. Думаю, если он в Осеннем краю с бедой справился, то и меч заветный добудет. А с заветным мечом ему такие песни не к чему петь.
Василиса поняла, что объяснить Яге про песню Вани из оперы она ничего не сможет, промолчала.
Яга продолжала говорить, словно сама с собой беседовала:
- Много охотников на тот меч. А взять не могут. Ждут, когда придет тот, кому это удастся. Отобрать они могут - а взять нет. Ох, и заварушка тогда начнётся…
- И что это за охотники такие?
- Мало ли… Кощею-то, как я поняла, меч тот ни к чему. А Горынычу давно хотелось бы его в болото бросить. Баш Челик тоже того меча побаивается… Волкодлаки опять же… Да мало ли кто набежит... Скорее бы уже Иван твой пришёл. Где они запропали? Тут пути-то на пару дней…
У Василисы ёкнуло сердце – скоро, скоро она Ивана своего увидит…
5.
Плыли всю ночь. К утру Пелька совсем выбился из сил, стал задремывать, чуть не упустил правило из рук – всё-таки вторую ночь на ногах.
- Где вторую-то? - возражал перевозчик.
- Ну, полторы. Да который день с приключеньями, - настаивал волк. – Правь к берегу – привал сделаем.
Выпихнули плот на желтый песок – расположились под тенистой ивой. Пелька уснул сразу, не дождавшись завтрака.
Сидели над рушником Яги молча, попивали квас, закусывали.
Волк ревностно посматривал на Соловейко. Тот игрался с попугаем – почесывал ему пальчиком брюшко, кормил с руки. Надо сказать, Кеша сразу, как в их компании появился Соловейко, покинул холку Серого волка и угнездился на узком плечике нового «сотоварища». Угнездился прочно, дав понять всем, что кроме Соловейко, в их ватаге, его никто не интересует. Ивану это было всё равно, как и Пельке, а волк, как ни странно, угрюмо переживал эту «измену».
Все, кроме Пельки во время речного путешествия, кто спал, кто дремал, а потому привалив к берегу, были бодры духом и ленивы телом. Что делать – утро было раннее. Иван сидел на бережку и бездумно смотрел на реку. Про Соловейко и Кешу было уже сказано. Серый волк где-то рыскал. Ворон, почему-то одному ему ведомому, на берег не сошёл – остался на плоту.
На реке были тишь и гладь. На берегу тоже.
Когда Иван понял, что клюет носом, он разулся, закатал брючины и вошёл по колено в воду. Почувствовав от прохладной речной водицы бодрость, уселся на плот, болтая, как мальчишка, в воде ногами. Рыба тоже играла в реке, волнуя рыбачье сердце Ивана:
«Эх, - думал он. – Хоть бы какую, простенькую удочку…»
Тут на берегу появился волк. Огляделся по сторонам, вспрыгнул на плот и, подойдя к Ивану, тихо произнес:
- А ведь за нами следят…
- Кто?
- Не понял я. Нежить какая-то…
- Нежить? – вскинул голову ворон. – Чего бы ей за нами следить?
- Не иначе, подослал кто.
- Известно кто – один у Ивана враг: Кощей.
- Чего бы ему за ним следить? Сам придет. – Волк исподлобья глянул на Ивана – как тот отреагирует на его предположение.
Иван на его слова не отреагировал никак.
«Мужает», - подумал волк.
- А если не он, то откуда тут нежити взяться?
- От Дракулы, например, – вспомнил Серый своё приключение в замке графа.
- И зачем ему Иван?
- А он не Иваном интересуется, а Василисой.
Ивана даже передернуло:
- Дракула интересуется Василисой?
- Успокойся. Сбежала она от него.
- Что? Василиса была в плену у Дракулы? – Иван от неожиданности, даже соскочил с плота, и оказался по грудь в воде.
- Ты, давай, не утони! Нервный какой! Не тронул её Дракула. Более того, зачем-то украл у Кощея. Да и из замка своего бежать ей не мешал, как я понял…
- Почему бы это? – задумчиво сказал ворон.
- Кто бы знал, - ответил волк.
- Ты вот, что, - обратился ворон к волку. – Найди нам этого соглядатая. Не иначе он след оставил…
- Ещё какой, - волка даже передернуло.
- Днем он не иначе где-то в землю зарылся.
- Как в землю? - удивился Иван.
- А куда же ещё упырю днем деваться? Или пещерку какую нашёл, или ямку – да в неё и залег.
- Резонно, - поддержал ворона волк. – Ладно, найду я эту ямку. А дальше что?
- А дальше, дождемся ночи, а как он из ямки своей поднимется, допросим с пристрастием…
- Это нам ещё день терять.
- Ничего, больше уж потеряно. – И ворон обратился к Ивану. – Ты, Ваня, найди осинку в руку толщиной, да вытеши из неё кол. Топорик-то не утопил?
- Не утопил, - угрюмо ответил Иван. - Сделаю.
6.
День провели в скучном ожидании ночи.
Естественно волк без труда нашёл убежище упыря, и как только солнце стало клониться за горизонт, повёл туда Ивана и ворона. Остальные остались на реке, сторожить плот.
Волк привел своих товарищей в неглубокую ложбинку, скорее всего промытую весенними водами. Указал на подрытый бережок, на нору, запечатанную землёй вперемешку с прошлогодней листвой и ветками…
- Тут он, - прошептал волк. – Подождём до заката.
Ждать пришлось не долго: солнце, на секунды вспучив воздух над горизонтом, спряталось за ним.
Как только тень от дерев пала на нору, земля, закрывающая вход в неё, зашевелилась. Упырь вылез из своего логова на четвереньках, встал во весь свой небольшой рост. Иван, глянув на него, невольно отшатнулся – зрелище было не из приятных.
Отшатнулся и упырь, увидев человека, да ещё с осиновым колом в руках. Увидев же волка, вовсе упал на колени.
- Не губите, - взмолился он. – Меня заставили…
- Кто? – свирепо спросил грубый волк.
- Граф…
- Зачем мы ему?
- Он велел мне Василису отыскать…
Иван переложил кол из руки в руку, крепко сжал его.
- Нашёл её? – не без тревоги спросил волк.
- Нет. Вот и решил за вами проследить. Уж вы точно должны знать, где она.
- Зачем она графу?
- Беспокоится. Как бы с ней чего не случилось.
- Надо же. С чего бы такая забота?
- Не знаю… Только, говорят он ей, матушкино ожерелье подарил… Чай, неспроста…
- Неспроста… - волк вспомнил ожерелье Василисы. – Интересно зачем?
- Оберег…
- Интересно от кого?
- От кого, от кого… От волкодлаков например. Да и от нашего брата…
- Ладно, иди, отпускаем…
- Благодарствую.
- И не думай за нами следить.
- Не буду, не буду, - сказал упырь и словно растворился в сумраке наступающей ночи.
- Врет, подлец, – будет следить.
- А мы дня дождемся, - подал голос ворон.
- Ещё одну ночь терять?
- Ничего. Так вернее будет. Хотя вроде намеренья у Дракулы мирные, да мало ли…
- А они, упыри эти, все такие трусливые?
- Отнюдь. Иные и кола осинового не побоятся, если кровь учуют…
- Это Убор был.
- Какой ещё Убор.
И пока возвращались к реке, и потом, когда Ивана, в отличии от других, заставили спать на плоту, ворон коротко просветил его насчет Убора: какого он рода-племени, и характера. Откуда Убор появился в Тридевятом царстве, ворон рассказывать не стал – дело темное и соврать можно – а вороновой мудрости это не к лицу, даже птичьему. Говорят, что Убор этот типчик заграничный. Но это теперь. А когда-то, кто эти границы соблюдал? По сути, он вампир, упырь, то есть. А такой нечисти в каждой стране бить, не перебить. На всех осины не напасешься. Про серебро и говорить нечего. Как так получилось, что он был человеком, а стал упырем, никто, наверное, не знает. Говаривали, что такими становятся те, кто умер от злобы или в припадке ярости. Но в это ворон верил мало – ну какая, в этом трусливом вампире, ярость? Он же всего боится. Скорее всего, это его дух не хочет покидать тело, вот и гоняет его то по Нави, то по Яви, то-есть там, где для него, на данный момент, меньше проблем.
- Говорят, что раньше он в темноте светился, брызгал искрами. Но ты видел его – откуда в нем искре взяться? Язык длинный, как у хамелеона. Нос с одной ноздрей. У Горыныча, вон, ноздрей этих шесть, так он при надобности не только дымом пышет. А всё потому, что вентиляция хорошая. Нет, искры из Убора – это выдумки. Он же трус, ты видел. А в трусах искры нет. И потом, он никогда не нападает открыто. Да мне кажется, он вообще ни на кого не нападает. Потому граф и послал его, а не кого-то другого – чтоб глупостей не наделали. А этот больше всего живых людей боится. Заметил, как он испугался, когда тебя увидел?
- Я думал, его осиновый кол напугал. Чем же он питается? Он же вампир…
- И что? В Трансильвании люди вампиров боялись, так как они кровь их пили. А в той стороне, где он появился, такой угрозы, видимо, не было. Этот предпочитает кровь мертвецов. Он даже падалью не брезгует. И навозом.
Иван даже скривился:
- Фу, гадость какая!
- Гадость, а всё это лучше чем то, если бы он кровь из живых людей сосал. Ладно, спи. А то скоро уж солнце взойдет. А нам надо до ручья Яги по всякому, до заката успеть. Да плот спрятать. Так что в два шеста придется идти. А этот удел тебе и Пельке достанется. Больше-то некому. Спи.
Ивану толи спалось, толи нет. Проснулся он уже тогда, когда плот тихо качался на воде посредине реки.
ГЛАВА 3.
(Встреча.)
1.
В подворье Яги все томились в ожидании. Вроде бы всё оставалось, как и было: лиса где-то мышковала; Бесхвостый волк спал у крыльца довольный теперешней сытой жизнью; Баюн сидел на крыше и, вроде как бы дремал. Но уши его подергиваясь как локаторы, прослушивая окрестности. Зеркало постоянно вспыхивало, привлекая к себе внимание, но, так как никто не проявлял к нему интереса, обиженно затухало.
Баба Яга хлопотала по хозяйству – Василиса помогала ей молчаливая и сосредоточенная на мелочах, чтобы не беспокоиться о главном – нетерпеливом ожидании встречи с Иваном.
Время близилось к полудню, когда кот вдруг перестал прясть ушами, и вдруг скатился с крыши на перила крыльца, не удержался на них и свалился прямо на Бесхвостого волка. Тот с испугу подскочил, как ошпаренный, клацнул зубами, едва не ухватив обидчика за хвост. Но кот ловко отскочил и зашипел на него. Невесть откуда появилась Патрикеевна, строго тявкнула на обоих и чинно уселась на крыльце.
Яга, услышав звериную перебранку, выглянула в окно и увидела, идущих по тропе от ручья Ивана, Серого волка, Пельку и Соловейко. Тут же с высоты, на венец сруба спикировал ворон.
- Ну вот и гости долгожданные пожаловали, - сказала Яга, отворила дверь и, было уж собиралась чинно выйти к ним на встречу, как Василиса, бросив чугунок, который до того усердно начищала, словно ураган вынеслась на крыльцо, и с лёту кинулась на грудь Ивана. Попутчики его, едва успели отпрянуть в стороны.
Иван же, не ожидавший такого горячего приема, упал навзничь. Василиса, не переставая плакать, покрывала лицо его своими слезами и поцелуями.
Окружающие молча стояли рядом, стеснительно отводя глаза от чужого счастья. Действо это, как показалось всем, длилось бесконечно, но никто не осмеливался прервать его.
Яга внутри себя всполошилась: вспомнила разговор с Мороком, о том, что баш Челик призвал Угрюмище, не иначе, как поручил ему отыскать или Ивана, или Василису. Угрюмище где бы ни был, вмиг почувствует такую радость, чтоб явиться и испортить её. Прихода Угрюмища Яга не боялась – знала, как с ним справится. Но вот если он донесет о ней кому бы не надо было… А потому Яга резко накрыла свой двор, как темным платком, непроницаемой колдовской завесой. Сама же, чтоб умерить нежданную эту радость, улыбаясь сказала:
- Уймись уже, девка! Ведь этак ты зацелуешь парня до смерти. Дай и нам полюбоваться им. И давай-ка, собирай на стол, да встречай гостей, как положено.
Василиса опомнилась, вскочила на ноги, подала руку Ивану, рывком подняла его с земли.
- Смотри ты, - сказала Яга. – И откуда сила взялась?
- Вот, бабушка Яга, - это Ваня мой…
- Вижу, вижу, что твой – доказала. Ну, поворотись молодец, покажи себя.
Иван стоял неподвижен, держа жену за руку и, как показалось всем, дерзко ответил Яге:
- Что вертеться-то? Не модель, чай, и не на подиуме.
Слова его поняли не все, а только Василиса и Кеша, который не преминул напомнить о себе:
- Поклонись тетеньке, басурман, чай, спина-то не переломится.
Василиса впервые отвела влюбленный взгляд от Ивана и, увидев попугая на плече Соловейко, удивленно всплеснула руками:
- Кеша, ты как тут оказался?
- Ветер странствий позвал.
- Хозяйка-то чай, там без тебя голову потеряла?
- Было бы что терять, - ответил Кеша.
- Это что за чудо зеленокрылое? Никогда таких птичек тут не видела.
- Так это птица заморская, бестолковая, – сказал Серый волк.
- Что это бестолковая-то? – вступился за Кешу Соловейко. – Не дурнее других.
Пожалуй, Соловейко впервые за всё путешествие произнес больше двух слов подряд.
- И то, – поддакнул брату Пелька. – Иннокентий зря болтать не любит…
Яга посмотрела на братьев:
- А вы, добры молодцы, как я поняла, будете детками Соловья и Игонюшки?
- Они самые, - проскрипел с колодца ворон.
- Сразу поняла. Один в мать, другой в папку. И характером в них?
- Не без того, - подтвердил Серый волк.
И Яга обернулась к Василисе;
- Давай, Василисушка, собирай на стол, угощай гостей. Отпусти Ивана-то – никуда он теперь от тебя не денется, и добавила словно сама себе, - пока…
2.
За обедом все разговорились. Каждый нашёл себе собеседника по интересу. Ворон рассказывал Патрикеевне о путешествии по Брыни, незадаче с Соловейко. На всякий случай объяснил ей, где искать спрятанный ими плот.
Серый волк и кот Баюн, уединившись в углу избушки, беседовали о неприятных чудесах, которые встретились на пути походников.
Пелька и Соловейка осматривались, привыкая к новым товарищам.
Бесхвостый волк просто ел. Ел без удержу, со смаком, не разбирая вкуса. Кеша восхищенно смотрел на него – такого обжору он видел впервые в своей долгой жизни попугая. В юности он видывал, как едят львы, но они с Бесхвостым сравниться не могли.
Василиса и Иван сразу ушли на крыльцо, затем в лес, и о чем были их беседы, никто даже не догадывался, да и гадать не желал.
Яга сидела молча, оценивая участие каждого в предстоящих действиях, распределяя между ними роли. А ещё ждала, когда все наедятся, да выйдут на воздух, а она уединится с лисой и зеркалом – надо было, кое-что освежить в памяти, и наметить приблизительный план дальнейших действий.
Зеркало, предвидя серьезность наступающего момента, нетерпеливо посверкивало в темном своем простенке.
Кукушка в часах уже устала напоминать о затянувшемся застолье, отворив дверцу в своем окошечке, присела на порожке, прислонясь к косяку, и лениво на всех посматривала.
Квасок у бабы Яги в этот день был на удивление ядреным.
3.
Ближе к закату, когда всех стали одолевать зевота и дремота, Иван и Василиса вернулись из леса. Василиса молча, пока Иван ждал её у колодца, вынесла из избы пару каких-то старых тулупов, и пошла устраиваться на ночлег в одну из многочисленных построек на подворье Яги.
- Ишь, наскучались порознь-то, - прошептала лиса Яге. – Не намилуются.
- Пущай их, - так же тихо ответила Яга. – Дело молодое. Да и кто знает, когда еще им вместе быть придется.
- Что же ты Ивану и отдыха не дашь?
- Там увидим, - Яга обернулась к остальным. - Вы бы милые мои, шли бы спать. В избушке, чай, жарко вам будет – поищите себе местечко на воздухе. Ночи ныне теплые – не замерзните. А ты, Патрикеевна, останься на минутку – поговорить мне с тобой перед сном надобно…
Пелька и Соловейка безропотно пошли из избы – чай, ночевать под звездами им дело было привычное. Кеше было всё равно где ночевать, лишь бы с Соловейко.
Серый и Бесхвостый волки тоже не выразили никакого неудовольствия.
А вот кот и ворон ушли из избушки нехотя и обиженными: как же – Яга усомнилась в их компетентности, учености и мудрости, предпочла им хитрую лису.
4.
Яга закрыла за ними плотно дверь, посмотрела на неприбранный стол, на секунду задумалась и, махнув рукой, обратилась к лисе:
- Патрикеевна, ты помнишь, что на черном камне начертано было?
- Ммм, - на мгновение задумалась лиса. – Сейчас вспомню…
Зеркало радостно вспыхнуло в темноте и нетерпеливо проверещало:
- Что вам головы-то ломать – вспоминать ещё. Я доподлинно вам на это ответить могу.
- Ну, отвечай…
- Значит так: на черном камне было начертано: «Прямо пойдешь – до утра не доживешь. Налево пойдешь – в болоте пропадешь. Направо пойдешь – свистульку найдешь.»
На этом зеркало умолкло.
Наступила тревожная тишина.
Лиса осторожно нарушила её:
- Как я понимаю, Яга ты собираешься Ивана к этому камню отправить?
- Правильно понимаешь…
- А зачем? Вряд ли на погибель?
- Нет, конечно.
- Так за свистулькой этой что ли? Что за толк в ней? На что она нам?
- Далась вам эта свистулька. Надобности в ней я никакой не вижу.
- Так, а зачем тогда?
- За тем, что под камнем этим лежит…
Зеркало процитировало:
- «Здесь под этим камнем лежит…» - сказало оно и умолкло.
- Что лежит-то, не вспомнило?
- Как я могу вспомнить то, чего не знаю? Я же объясняла, что камень снизу травой порос.
- Ну и чего нам Ивана туда гонять? – спросила лиса. – Типа пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что?
- Да знаю я, что там лежит – меч заветный. Должен Иван его добыть.
Лиса нервно дернула хвостом:
- Зачем? Смерть Кощеева, сама знаешь, от этого меча не зависит. Надо сразу на остров Буян плыть, смерть Кощееву добывать…
- Надо. Но до Окиян-мря еще тоже дойти надо. А по дороге-то мало ли что и кто встретится. Меч ему, чай, не помешает, пригодится… И опять же проверка Ивану. Сможет он этот меч из-под камня достать – значит, он тот Иван, что нам надобен, а не сможет… - Яга замолчала.
- А не сможет, что тогда?
- А не знаю я, милая, что тогда… Если меч не достанет – не богатырь он. Пусть за свистулькой идет, да и проваливает. Отведем его к другому камню – опять к серому, толкнем влево пусть поплутает. Или домой возвращается. А мы обратную дорогу ему и закроем… А то и вправо толкнем – разницы уже никакой…
- Но, как же… Он же с первой службой справился.
Яга усмехнулась:
- Умница ты, рыжая. Но, скажу тебе по дружбе, это — службишка, не служба; служба будет, впереди. Так, вроде, по писаному-то, говорят?
- Ну да, - вздохнула лиса. - А это значит, что если добудет Иван меч тот, будет ему и третья служба?
- Будет. Куда ж от этого деваться, если так заведено.
- И что ему на третье уготовано?
- Кто знает? То ли смерть Кощееву добыть, то ли сразу Кощея побить. А то может и…
- Что и?
- Вернуться оттуда, откуда не возвращаются.
Лиса глянула испуганно на Ягу, но наткнувшись на её жестокий взгляд, понуро опустила голову.
- Ладно, иди спать, Патрикеевна. Утро ночи мудрёнее.
Лиса безропотно покинула избушку.
5.
Яга осталась одна. Сдвинув в сторону неубранную после ужина посуду, почти до утра раскладывала на краю стола какие то, скорее всего птичьи, кости – гадала и, недовольная своим гаданьем, пере-загадывала на чью-то судьбу.
КОНЕЦ ТРЕТЬЕЙ ЧАСТИ
продолжение следует
Владимир Илюхов
#ЗаГранью