ЗА ГРАНЬЮ ПРИВЫЧНОГО

5.
Когда волк, перекинувшийся в человека (добра молодца), во фраке, штиблетах (просто наказание), белых перчатках и с зализанными волосами, вошёл в обеденный зал, пир был в самом разгаре. Гости вели себя непринужденно – закусывая, выпивая, разговаривая, смеясь.
Волк сразу узнал графа. Тот сидел во главе стола, и с виду был весел. Но глаза его серьёзно блуждали, цепляясь холодным взглядом то за одно, то за другое лицо. По волку взгляд графа скользнул, как по пустому месту.
Рядом с ним сидел странный, нескладный человек. Да и человек ли это был, мелькнуло в голове у волка. Весь, как на шарнирах, словно сложенный из отдельных частей. Он почти ничего не ел (или уже съел всё, что мог съесть), – тарелка перед ним была пуста. Он что-то говорил графу на ухо – тот то ли слушал, то ли нет, понять было нельзя.
Волк приметил лакея-волкодлака, что прислуживал им, и когда тот в очередной раз направился за новым блюдом, выскользнул следом. В тёмном коридоре он подождал его возвращающегося назад, стукнул увесистым канделябром по голове, подхватил блюдо, поставил его на место канделябра, а обмякшее тело оборотня уволок в какую-то коморку, где надежно связал и заткнул ему рот какой-то грязной тряпкой. Потом вышел из каморы, оправил на себе одежду, поднял канделябр, поставил на место, предварительно подхватив другой рукой блюдо, глубоко вздохнул и коротко выдохнув, вышёл в обеденный зал.
По первому ощущению в зале, пока он отсутствовал, ничего не изменилось. Нескладный гость, продолжал что-то говорить графу, а тот всё так же рассеянно слушал его.
Волк встал за их кресла и стоял по стойке смирно, внимательно вслушиваясь в то, что они говорят.
Гул, стоящий над залом, мешал вслушаться в разговор графа и нескладного человека. Но отдельные слова и даже фразы долетали до его слуха.
Нескладный человек всё спрашивал графа почти одно и то же:
- Зачем ты это сделал?
- Сам не знаю, уж так получилось… - отвечал граф.
- А надо оно тебе? - скрипел нескладный человек.
Граф усмехнулся на его вопрос, и ответил загадочно:
- Кто знает, кто знает? По крайней мере, сейчас я об этом не жалею.
Дальше усилившийся шум обедающих, помешал волку точнее вникнуть в беседу хозяина и гостя. Волк, нарушая всякий лакейский этикет, почти навис над головами беседующих:
- Оказалось, что в нас течет одна кровь! – услышал волк нетерпеливый возглас графа. - Ожерелье моей матери легло ей на шею и она даже не почувствовала его ледяного холода. Как думаете, это о чем-то говорит?
- Это говорит, что в вашей компании, - нескладный человек обвел рукой зал, - в этой компании она лишняя.
- Конечно, здесь ей не место.
- Так верните её Кощею.
«Вот оно»! - подумал волк и, забыв о всякой предосторожности, превратился в слух.
- Думаю, что и Кощею она не по зубам…
- Возможно, - согласился нескладный человек. – Но это уж его дело. Вы, главное, её верните, чтобы не было никаких неприятностей…
- Да я бы вернул! – как-то через чур спокойно ответил Дракула. – Да она сбежала!
Посуда так и посыпалась с подноса Серого волка. Он быстро стал её собирать. Дракула, резко обернулся на шум и глаза волка и вампира встретились!
- Ты! – вскочил Дракула! – Да как ты посмел! Держите его!
Серый волк не стал дожидаться, когда его схватят. Одним прыжком он оказался на столе, и побежал по нему, распинывая посуду, к выходу из зала. На бегу он превращался в волка.
- Ловите! – кричал граф. – Хватайте!
Но видимо в волкодлаках взыграло гордое родство с волками, и все они остались стоять на своих местах, как вкопанные. Вампиры, вроде, дернулись, но предпочли весёлое застолье сомнительной погоне. И только нескладный человек ракетой взмыл из своего кресла и пушечным снарядом полетел вдогонку Серого. Но это было не просто. Галереи петляли, лестницы то опускались, то вздымались. Нескладный несколько раз, не вписавшись в интерьеры замка, бился о стены, и, в конце концов, так приложился головой в одну из колон, что даже чалма, богато накрученная на его голову, не спасла его от рокового удара. Нескладный сполз со стены на каменный пол и замер.
Волк же благополучно домчался до нужной двери, отворил её, юркнул, за каменную плиту и пока она затворялась за ним, кубарем скатился к подножию винтовой лестницы.
Там его ждал барсук:
- Ну, - спросил он волка, - узнал, что хотел?
- Да. Оказывается, Василиса сбежала от графа…
Барсук почесал себе подбородок:
- Экая новость? Да об этом все только и говорят.
- Что же ты мне ничего о том не сказал? – спросил волк, потирая ушибленные в погоне бока.
- А ты меня об этом спрашивал? - как-то даже ехидно ответил барсук. – Не спрашивал. Ладно, не сердись. Иди за мной. Поможешь мне мой подземный ход камнем завалить. Теперь уж, думаю, он кроме меня никому не понадобиться.
КОНЕЦ ТРЕТЬЕЙ ЧАСТИ
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Глава 1.
(Осенний край).
1.
Леший и Аука уже поджидали Ивана, сидя у разгорающегося костерка.
Иван подсел к ним и сразу, в лоб, без раздумий, спросил:
- Ну и что я им такого сделал, что они все накинулись на меня?
- То, что ты пришёл и стал мишку защищать.
- Братцы, вы бы объяснили мне, что тут происходит? Отчего они такие?
- Вот и он так всё спрашивал, - вздохнув, сказал Аука. - Отчего они такие? А кто знает от чего? Он и сам гадал, гадал, да не разгадал….
- Кто он-то?
Леший громко и тяжело вздохнул:
- Известно кто – Иной. Может быть, вы бы с ним вдвоем чего и придумали…
- Может, - поддакнул Аука. – Только где его теперь сыщешь? На «Ау!» даже не отзывается, а раньше…
- Ну, завел свою шарманку: «Ау, ау!», - сказал леший и добавил нехотя:
- Как он отзовется-то? Спит он.
- Спит? – словно о чем-то догадываясь, спросил Аука. – А ты откуда знаешь? Где спит? Как спит?
- Как, как. – Леший хрустнул сухой веткой, бросил её в костер. – Обыкновенно как - залез в свой хрустальный гроб и спит.
Иван и даже Аука с удивлением посмотрели на лешего.
- Крышку надвинул, велел мне нажать желтую пуговку и уснул. А перед этим, сказал, что как появится тут новый человек, хомо сапиенс, какой-то…
- Человек разумный, - подсказал Иван.
- Возможно… Так вот, когда он появится этот разумный человек, то пусть он нажмет на зеленую пуговку. Он и проснется.
- И где он спит?
- Тут, - махнул за спину леший. – В горе.
Иван процитировал:
- Там за речкой тихоструйной
Есть высокая гора,
В ней глубокая нора;
В той норе, во тьме печальной,
Гроб качается хрустальный
На цепях между столбов.
Не видать ничьих следов
Вкруг того пустого места,
В том гробу твоя невеста…
- Чего? – теперь удивленно спросил уже леший. – Какие цепи? Какая невеста?
- Да это я так, одного поэта вспомнил.
- Баяна, что ли? – хмыкнул леший. – Слушай его больше – он и не такого наговорит.
Леший обернулся к Ауке,
- Ну а ты чего, как сыч, нахохлился?
- И ты молчал? Столько лет молчал? Лучшему другу…
- Ну ладно, не обижайся, - приобнял его за плечи леший. – Нельзя было. Я слово дал. А слово надо держать.
Какое-то время сидели молча.
Аука встал, повернулся к холмам:
- В которой горе он спит-то? В средней, скорее всего..
- В ней, - кивнул леший.
- Так это… раскапывать надо…
- Прежде чем раскапывать, надо нам Ивану всю историю с медведем рассказать.
- Да что её рассказывать? Он её с детства наизусть запомнил, под одеялом-то прячась. Сам сказал…
- Да это уж конец истории, а надо сначала, - что, почему, отчего, - возразил леший.
- Ну, рассказывай…
- Лучше, Аука, ты. У тебя складнее получится.
- Ладно, - Аука даже приосанился. – Только уж ты, чур, не перебивай.
И Аука повел свой рассказ:
2. (Рассказ Ауки).
В Яви-то тут много деревень было. И всё в них ладком шло. А вот эта одна, как-то осенней порой, к нам в Навь, Тридевятое, то-есть, царство попала. Тут и образовался вокруг неё Осенний край. Но этот край не всегда осенним был. Обыкновенным был, как и всё кругом. Так тут эта деревня и застряла, и с полями, и с огородами, и с людьми. А как дело было? Жили у двух добрых хозяев два Вазилы, два дворовых духа, значит – по хозяйству помогали. Но как? Незаметно. Не то чтобы всё за людей делали, а как бы на путь наставляли. Один-то с радостью своё дело правил. Особенно он лошадей любил. Ох и кони в его конюшне были: сытые, гладкие, работящие. А второй-то с ленцой был. Не-то, чтобы совсем, а так, по мелочам. Выведут, бывало, хозяева лошадей из конюшен (а дворы-то их окна в окна стояли) и сразу видно, чьи кони глаже. Вроде сыты и те и другие, и вся упряжь у них по уму. Но у лошадок одного хозяина бока-то не просто круты, а скребком до блеска выскоблены. И гривы только что не в косы заплетены, хвосты чисто водопады льются. И у второго хозяина кони добрые, да, посмотришь внимательнее – и навозец из подошвы не вычищен, а у которого и камешек в ней залип, на подошву-то давит. И шипы не довернуты, и ухнали – это вроде как гвозди, которыми подкову к копыту пришивают – не совсем аккуратно отрезаны, а то и просто загнуты. И это только то, что ещё не всякий глаз и приметит. А уж репей в хвосте или гриве – совсем позор! Мужики-то деревенские сразу всё примечают, одного хозяина нахваливают, на лошадей его специально ходят смотреть, любуются. И других лошадок вроде тоже одобряют, но так – между прочим. Ну, и кому такие сравнения в радость? Вот и приревновал ленивый Вазила (этих духов-то конюшенных Вазилами звали), приревновал, значит, соседа-то. И зла не делает, а глядит косо. Глядел, глядел так-то, завидовал, завидовал, да и устроил соседу пакость мелкую. В бочке, в которой, значит, воду возили, дырочку проколупал. А дело зимой было. Добрый-то ночью, пока хозяин отдыхал, на реку с той бочкой и поехал. Льет в нее воду-то, льет, а бочка всё полупустая. А до дома довезет и вовсе ведра не зачерпнуть. Так пол зимы и промаялся. А в конце февраля, вдруг такие морозы закрутили, выйдешь в поле или к реке-то, от малейшего ветерка лоб трещит. А добрый-то Вазила всё с водой мается. Как-то промахнулся в спешке мимо бочки, да на себя всё и пролил. Оледенел сразу. Конь-то с пустой бочкой постоял, постоял, да в свой двор ушёл. А он, бедняга, так на берегу у проруби и остался. Да ещё снежком не раз его присыпало – не поймешь, что и получилось – стоит коряга ледяная на раскоряку. Люди ходят, смотрят, удивляются. Думают, мальчишки, что-то лепили, водой поливали, да морозили. Так всю зиму и простоял.
Недобрый-то Вазила поначалу радовался – теперь, думал, его хозяйство лучшим будет. Совсем руки сложил, да всё на сеновале валялся, спал без просыпу. Ан, нет – хозяин-то доброго Вазилы видимо им хорошо научен был – лошадок своих по-прежнему в заботе держал. Заскучал от этого завистник наш. Душой заскучал. И из рук у него всё валится, и аппетит пропал, и сон не идет. Всё ходит по ночам к проруби, на супротивника своего смотрит, да думает: что весной-то будет, когда тот оттает? И помаленьку стыд к нему стал приходить: лежит, бывало, этак в сене, в потолок смотрит, да, вдруг, вскочит, головой затрясет! Лошади-то ажно шарахнутся. А он ходит по конюшне, да бормочет себе под нос, мол, чего же это я наделал? Что другие-то дворовЫе скажут, как супротивник-то его оттает, да правду всем поведает?
Сколько раз он к той ледяной коряжине с топором подходил. Стукну, мол, разок, она вся и рассыплется, весной с речной водой уплывет, никто ничего и не узнает. Сколько раз примерялся, куда точнее ударить, а не осмелился…
А тут и весна пришла. Солнышко пригрело. Ледок водичкой потёк, истончился. К этому-то времени и наш добрый Вазила понабрался силушки, да и сбросил с себя ледок тот, как цыпленок скорлупу. Отряхнулся, потянулся, да первым делом к лошадушкам своим побежал, посмотреть, как там они, родимые, без него поживают? Видит, всё ладком в его хозяйстве. Весело ему стало! Лошадки его тоже признали, похрапывают, пофыркивают радостно…
Завистник-то наш понял, что к чему, шапку, как говорится, в охапку, да в лес бегом. Бродит по лесу день, другой, месяц. Сердится, сам не зная на кого. С кем не встретится, всякий ему не рад…
Иван перебил увлекшегося рассказом Ауку:
- Не понимаю я, к чему ты все это рассказываешь?
- А вот сейчас поймешь. – Аука обернулся к лешему. – Я думал, коль он про «скырлы, скырлы» слышал, так и всю эту историю знает?
- А ты не развози её на полночи, - сказал леший. – Вспомни, как её в народе-то сказывали, глядишь, оно и покороче, да и попонятнее будет.
- А и то, - согласился с лешим Аука. И продолжил свой рассказ нараспев, да с присказками.
- Идёт Вази;ла – огромный верзила по леси;щу. Навстречу бежит звери;ще. Спрашивает Вазила:
– Ты кто такой?
Отвечает зверище:
– Я серый волчи;ще! Вот возьму тебя на зуби;ще и утащу в кусти;ще!
Разозлился Вазила. Схватил за холку волчище, стал возить по землище. Возил, возил, все бока исколотил.
Испугался волчище, вырвался и убежал из лесища.
- Стоп! – оборвал Ауку леший. – Может тебе ещё и гусли подать? Этак мы никогда до сути не доберемся.
- Ты же сам велел говорить, как в народе сказывают.
- Велел. Но не до такой же степени. Не как при царе Горохе. Проще сказывай.
- Ну, проще так проще, – Аука с заметным сожалением, соскочил с высокопарного слога, перешёл на простой, разговорный. – Оттрепал, значит Вазила серого волка…
- Самого Серого волка? – удивился Иван.
- Да нет. Брата его старшего, бесхвостого… Но, тогда-то он еще с хвостом был… Да ты не перебивай, слушай. Оттрепал он, значит, волка, думал, ему легче станет. Ан, нет, не стало. Такая злость на самого себя в сердце его закипает – хоть топись! Но и топиться он не стал – успею, думает: вон как в лесу-то хорошо: листочки шелестят, птички поют, солнышко греет. Только он вроде, как стал душой отходить, как видит, набегает на него другой зверь, да кричит:
- Я зверище-кабанище! Уйди с пути, а то посажу тебя на свои клычищи, да утащу в норищу!
От такого обращения разве успокоишься? Вазила и про листочки забыл и про птичек. Схватил он кабанище, да стал возить по землище. Возил, возил, все бока ему исколотил. Вырвался кабан да деру. А Вазила до того разошёлся, что бежит по лесу, да ищет на ком бы ему ещё душу отвести? А навстречу-то ему медведь!
– Ты кто такой? – орет Вазила.
– Я - медведь! Отойди в сторонку, я по малинку иду.
- Издеваешься! – кричит Вазила, да хвать мишку за грудки. А мишка рассмеялся, легонько отмахнулся от него лапой, да дальше пошёл.
Отмахнулся-то легонько, да Вазила отлетел далеконько. Отлетел Вазила на осинку спиной, да паутинку потревожил.
Паук-то ему на переносицу и прыгнул, да всю-то ему бороду паутиной облепил. Испугался Вазила, взмолился:
– Уходи, страшный зверище! Отпусти мою бородищу!
Отлепил кое-как паутину с лица. Паук паутинку метнул, за ветку зацепился, перед лицом Вазилы качается, лапками перебирает. Вазила от такого страшного «зверища» побежал, как угорелый, по лесу. Бежит да причитает:
- Вот бы мне медведем быть! Вот бы мне медведем быть! Никого бы я тогда не боялся.
А недалеко в дупле устроился дед Лесовик. Только он задремывать стал. А тут такие страсти. Выглянул из дупла, посмотреть, что случилось, а мимо Вазила бежит, эти слова свои твердит:
- «Мне бы медведем быть – никого бы я тогда не боялся».
Дед Лесовик и пожалел его:
- Будь, - говорит, - ты, Вазила, огромный верзила, с виду медведь, а в душе, как человек. Жить по чести старайся, и зря ни с кем не задирайся.
Сказал так, дед Лесовик в дупло юркнул, да и уснул. А Вазила вдруг шерстью оброс, силой налился. С виду медведь и медведь, не отличишь. Только не ревет, а разговаривает.
И стал он, значит, жить тихо, да вежливо. Кому, что обещает, тому то по совести сделает. На своей лапе клянется, (а у медведей это первое дело), и сам слово держит и от других того же требует. Обмана не терпит… Такие дела!
Леший, открыто, не скрываясь, зевнул.
Аука сразу отреагировал на его зевок:
- А ты не любо, так не слушай. Или сам расскажи – может у тебя лучше получится.
- Лучше вряд-ли, - без обиды ответил Ауке леший. – Если короче только. Однако, спать уж пора – завтра доскажешь…
- Нет, нет, - возразил лешему Иван. – Я уж до точки всё узнать хочу. А ты, коль устал, то ложись, поспи.
- Ага, - поддержал его Аука. – Мы тут потихонечку побеседуем.
- А завтра, как совы, глаза пучить будите.
- А куда нам теперь спешить? У нас теперь, что по времени-то получается? - Аука стал загибать пальцы. - Завтра день, ночь, да опять день, да ночь… А там хоть всё по новой начинай…
- Именно, что по новой. Ложитесь все. Ты, Аука, с утра всё доскажешь, а мне с Иваном пещеру откапывать – на Иного посмотреть пришла пора. Спать!
Все повиновались лешему. Разместились у костра кому как удобнее, но сон всё не шёл и все ещё долго ворочались, засыпая. И только вроде задремывать стали, Иван подскочил:
- Нет, не могу я так, братцы!..
- Чего ты не можешь? – спросил леший. – Спи!
- Не могу я, братцы, на самом интересном месте уснуть. Должен же я знать, за что Вазиле лапу отрубили? За что убили понятно, озлобились. Но почему?
Аука лежа и глядя в небо, сказал:
- Из-за репы всё. Как Вазила-то медведем стал, всё по лесу гулял, всему радовался. А потом загрустил. Все от него сторонятся, дружбы вести никто не хочет. Опять затосковал. И вдруг по весне встречает своего бывшего хозяина. Тот полянку нашёл, вспахать её решил, да рожь посеять. Глядит Вазила лошадки-то без его присмотра и вовсе поосунулись – кожа да кости. Вышел он к своему бывшему хозяину и давай его ругать, что, мол, за лошадками так плохо смотришь? Тот, естественно, с испуга на колени пал. Страсть-то какая! Мало того, что медведь, что сердит, да ещё по-человечески разговаривает. Видит Вазила толку с хозяина никакого, один страх, да недоумение. Коней из сохи выпряг, сам в обожи впрягся, да целик-то весь, что под рожь крестьянин намечал, за один прием поднял, засеял, заборонил. Хозяину бывшему попенял опять за лошадок-то, да сказал, чтоб тот за тутошний урожай не беспокоился, что Вазила сам о поле позаботиться. А ты, мол, только захаживай, проверяй, да новости, какие где, рассказывай. А урожай по осени поровну поделим.
Справная рожь уродилась. Мужику-то и жаль стало урожай с Вазилой делить. И вот он что придумал…
- Дальше можешь не рассказывать, - сказал Иван. - Дальше понятно всё. Обманул мужик Вазилу. Себе вершки забрал, ему корешки оставил…
- Вот, вот, - поддакнул Аука. - Дальше как по писаному всё пошло. На другой год репу посадили и достались Вазиле теперь уж вершки, а хитрому мужику – корешки. И другие мужики Вазилу в соху впрягали тоже, как дурачка облапошили. Но, настал день и понял Вазила, что мужик его попросту обманывает. Как про то догадался, поведал ли кто это ему, пойди теперь узнай. Только решил он обидеться. И обиделся: пришёл ночью на деревенские огороды, да всю репу повыдергал. Не столько с собой унёс, сколько поразбросал, да потоптал. Народ-то деревенский осерчал, не стерпел. А хозяин-то его бывший, который зачинщик всего, решил Вазилу погубить. Топором убить. Да промахнулся. Лапу только отсек… Ну, и что дальше сталось, ты сегодня видел.
- Да. Видел.
- И, чай, с детства знаешь, чем это кончится…
- Да уж – конец этому всем известен. Всё, как по писаному, – вздохнул Иван.
- А ведь это не конец, Ваня, - сказал доселе молчавший леший глядя в осеннее небо, на падающие звезды. – Тут у нас и конец, и начало этой истории в одном клубке напутаны. Развязывать это дело, как-то надо.
- Эти три дня повторяются из года в год, из века в век, - грустно подытожил рассказ Аука. - Утром мужик обманывает Вазилу. На другой день, тот громит огороды. Ночью ему отрубают лапу, а следующей ночью Вазила идет с мужиками разбираться и его вроде убивают. А после этого всё по новой повторяется. И потому осень тут теперь вечно стоит. Иной сказал, что так всё и будет, пока мир меж всех не наступит. А для этого нужен хомо сапиенс. Чтоб, значит, тех и тех помирить.
- Для того мы тебя и сюда привели, - сказал леший. Авось, ты он и есть – сапиенс этот? Авось, что надумаешь? А нет, Иного поднимем, может он что подскажет.
Аука с укоризной взглянул на него – мол, экою тайну от него скрывал, но, вздохнув, добавил:
- Он, Иной-то, может и не хомо, но по всему видно – сапиенс…
- Ладно, хомо сапиенсы, - строго сказал леший. - Спать пора. Утро вечера мудрёнее.
Уж как им спалось этой ночью, что снилось, только им самим и было ведомо…
Глава 18
(У Яги).
1.
То ли слух по лесу прошёл, то ли стряпней от избушки потянуло, но к полудню у Яги стали собираться жданные и нежданные гости. Яга знала – будет у неё большой совет. И тут никакими плюшками не откупишься. Всё съедят, да ещё с неё же и спросят.
Надо бы, как-то с лисой перемолвиться без чужих ушей, да как? Ворон на дубу сидит – черным глазом за всеми следит: всё что-то пропустить боится. Баюн по избе ходит, у ног трётся. А-то на колодец вспрыгнет, в нем что-то высматривает. Или на крышу заберётся, что в лесу делается, глядит - к каждому шороху прислушивается.
Бесхвостый волк тоже по пятам ходит: так оголодал, что опасается, как бы его пирогом не обнесли.
Василиса на крыльце сидит, Ягу караулит – видимо слова от неё какого-то желанного ждет – Яга к колодцу, и она к колодцу. Яга в погреб и она за ней: боится, слово это пропустить.
Лиса же лежит на лавке, хвост опустила под лавку, спящей притворяется. Терпит, хоть и жарко ей. Только Яга одна останется, Лиса глаза откроет, слушать готова, - нет, кто-нибудь тут как тут, окажется.
И Яга ждала, когда у них терпение лопнет, когда все они в одно место соберутся и спросят у неё: - Чего ждем, старая?
И дождалась, когда последние калачи из печи вынула.
Тут ворон слетел с дуба, сел на перила крыльца:
- Ну, что, Яга, всё по хозяйству сладила? Не пора ли сесть рядком, да поговорить ладком?
Все посмотрели на Ягу, что скажет? Баюн, явно сорвавшись с крыши, крутнул в полете хвостом, упал перед крыльцом на четыре лапы, и даже не мявунув, сразу поддакнул ворону:
- Правда, Яга, что тянуть? Хватит уже думы думать – делать что-то надо…
- И-то, пора, - согласилась Яга. – Только голодное-то брюхо, к речам глухо…
- Это точно, это точно, - поддержал её Бесхвостый волк.
Тут Яга и сдалась:
- Давай, Василисушка, помоги мне стол накрыть – сядем мирком, чайку попьем, да и поговорим ладком, как ворон советует.
Стол накрыли скоро – всё было под рукой: и стряпня, и самовар пыхтел, остывать не хотел. Только и дела было – травки в заварочный чайник бросить.
Расселись.
Некоторое время ели молча.
Первой не выдержала затянувшегося молчанья Василиса:
- Бабушка Яга, спасибо за угощение, сыта я. А ещё спасибо всем за то, что помогли мне из замка от вампиров сбежать. Только догадываюсь я, не этим всё должно закончиться: не в лесу, как тут и не радостно душе, век мне свой доживать предстоит. Надобно скорее Ивана отыскать, да домой нам возвращаться.
- Отыскать его нетрудно, - сказала Яга. - Да мы уж его и отыскали – он в надежных руках. Но есть тут загвоздка одна…
- Какая еще загвоздка?
- Дело в том, - ворон переступил с лапы на лапу, словно раздумывая, как понятнее эту загвоздку объяснить Василисе, - дело в том…
Ничего не придумав, он сунул голову под крыло, защелкал там клювом.
Баюн вскипел, как тот самовар:
- Что ты тянешь, нервы ей треплешь? Знаем мы, Василиса, где он. Да не ведаем, как к нему подобраться.
- Он что в заточении каком? У Кощея? – вскрикнула Василиса.
- Кабы у Кощея, - тявкнула лиса. – Был бы у Кощея, так глядишь, полдела бы уж было сделано.
Баба Яга так зыркнула на рыжую, что та хвост поджала и набросилась на пирог с рыбой с таким рвением, словно век ничего вкуснее не ела.
- Понимаешь, девонька, - заговорила Яга. - Ваня твой в Осеннем лесу сейчас. И выйти он пока оттуда не может...
- Заплутался, что ли?
- Да как ему заплутаться-то, если его сам леший ведет? – успокоила Василису Яга.
- Дело он там одно сделать должен, - сказал, вынырнув из-под своего крыла ворон. – Испытание ему там положено, что-то вроде подвига он совершить должен…
- Это опасно?
- Да какого подвига? - опередил ответ ворона кот. – Что ты всё пугаешь её! - Баюн взял в лапы чашку с чаем, поднял её перед своей мордочкой и прищурился, словно во что-то прицеливаясь. – Урок он один должен выполнить, - и отхлебнув из чашки глоточек, поставил её на стол. – Выполнит, героем из того леса выйдет.
Бесхвостый волк впервые за время завтрака перестал жевать и, обведя всех своим простодушным взглядом, испуганно прошептал:
- Да неужели?..
От этого «неужели» Василису пробил озноб:
- А если не выполнит урока, что тогда? – тихо, почти заискивающе, спросила она.
- А не выполнит, так и думать о нем не стоит, – как-то уж очень ласково сказала Яга.
А лиса равнодушно и совершенно беззлобно добавила:
- Тогда мы тебе другого Ивана найдем – умнее и краше этого.
Тут уж Василиса не сдержалась:
- Что-о? – взорвалась она, обращаясь к лисе с интонацией базарной торговки, словно та усомнились в качестве её товара. – Ты ещё будешь мне в этом указывать?
Лиса ткнулась мордочкой в чайное блюдце и, обжегшись, раздраженно фыркнула.
- Где мой Иван? – Василиса обвела всех сердитым взглядом, – говорите! Сама пойду, если вам… если вы…
Честно говоря, Василиса не могла сформулировать свою претензию - в чём их обвинить?
- Ну, ну! – голос Яги построжел. - Не кипятись, девонька. Пойдет она. А куда идти, ты знаешь?
- Как куда? В лес этот. Или вы дороги не знаете?
- Дорогу-то мы знаем, да пути нам Ивановы не ведомы, – задумчиво произнес ворон. – Если он решит сквозь лес не раздумывая пройти – это одно. Это вы хоть завтра дома окажетесь. Только радости всем от того немного будет. А если он всё там происходящее к сердцу примет, да во всё это ввяжется, то кто знает, когда и куда он оттуда пойдет…
- Во что ввяжется?
- Это тебе так сразу не объяснить. Сложно всё это…
- А вы попробуйте. По простому…
Все угрюмо насупились, не зная, с чего начать. И тут, проглотив большой кусок калача, и шумно запив его чаем, прокашлявшись, Бесхвостый волк, утерев рот, сказал:
- Если попросту… То война там идет. Прекратить её надо.
Все удивленно посмотрели на него.
- Цицерон! – восхищенно произнес ворон.
- Что сразу «цицерон»-то? – обиделся Бесхвостый. - Не правда, что ли?
Лиса, потянувшись, весело сказала:
- Ты, Бесхвостый, зря обижаешься. Это он тебя так похвалил, – и подала ему новый калач.
- Да ну вас всех, - рассердился волк, но от калача отказываться не стал.
- Вот и посмотрим – прогуляет твой Иван этот урок, или героем себя покажет, - и Яга замахала полотенцем, выгоняя из избы назойливую муху.
- Какая ещё война? Вы что с ума сошли, - чуть не плача забормотала Василиса. - Он же в армии в спорт роте служил. Что он про войну знает? Только то, что по телевизору говорят: то, что там страшно и убивают. Какой из него герой?
- А ты, милая не горячись. Там у себя горячиться будешь. А у нас тут, в Тридевятом царстве, ты либо герой, либо… и говорить о тебе не стоит. Сила там, в Осеннем лесу, великая спит. Повезет Ивану, ума от неё наберется. Гордиться им будешь. Ну, да это не наше дело, это ему решать. А наше дело его в нужном месте встретить. А кто знает, где оно это место, на которое он выйдет?
- Леший его на распутье, к камню ведет. Там и встречать надо. Что тут гадать, - сказал ворон.
- А к какому камню? У нас сколько их?
- Три. Черный, белый, да серый…
- Черный, белый, да серый… И кто помнит, что там на них начертано?
Все задумались.
- Ну? – Яга уперла руки в бока. – Расслабились. Позабыли, где живете? Конечно, столько веков без Кощея жить – расслабишься. А ну, вспоминайте сейчас же!
- Я помню, что на камне написано, - сказала Василиса.
- Ты молчи, - перебила её Яга. – Помнит она. Ты помнишь только то, что мы и знаем. А что мы не знаем, того ты помнить не можешь.
Яга обернулась к коту:
- Баюн, кто тут у нас ученый? Я или ты?
- Ну, ладно, чего ты… Что считаться-то теперь? Вспоминать надо. Ворон, вон, тоже у нас мудрый – его спроси.
Ворон сглотнул, словно костью подавился. Каркнул, кашлянул и изрек:
- На тех камнях много всего написано. И, вроде всё одинаково, а перепутано так, что не упомнишь от какого камня, куда и зачем идти…
Тут зеркало тихо пролепетало со стены:
- Позвольте и мне вмешаться в ваши историко-филологические изыскания?..
- Давай, милое, давай, вмешивайся, - ободрила его баба Яга. – Говори, что знаешь…
- Я про черный камень хочу сказать. Он так всегда отполирован был, загляденье. Меня когда к нему заносило, всегда им любовалось – вроде, как родню встретило. И что на нем написано было, навсегда запомнило…
- Ну не томи, говори уже, - подала голос лиса. – А-то пока ты тут мемуарами своими делиться будешь, Бесхвостый все калачи сожрет – в дорогу взять нечего будет.
Бесхвостый волк смущенно кашлянул и положил недоеденный калач на стол.
- Так, что же на том камне написано было?
- Начертано, - поправило Ягу зеркало.
- Ну, пусть начертано, если тебе так больше нравится – что? – едва сдерживаясь, спросила Яга.
- А начертано там было следующее: «Прямо пойдешь – до утра не доживешь; направо пойдешь – в болоте пропадешь; налево пойдешь – свистульку найдешь».
- Оптимистичненький камешек, нечего сказать, - промурчал Баюн.
- «Свистульку найдешь»… - задумчиво произнесла лиса. - Какую свистульку? Зачем нам свистулька?
- Может ей можно дичь приманивать? – Бесхвостый заерзал на лавке. – Свистнул! Оп, и куропаточка к тебе прилетела. Другой раз свистнул – зайчик прибежал, а?
Лису даже передернуло:
- Ты, давай, ешь калачи, а сам молчи!
- Свистульку? – Яга откинулась на спинку своего корявого стула и посмотрела в потолок. – Нет, свистулька нам вроде не к чему, пока. Не время нам ещё свистопляски устраивать, - и опять обратилась к зеркалу. - Свет мой зеркальце, скажи, а там, на том черном камне еще никаких надписей не было? Типа: «Здесь, под этим камнем лежит…» - и так далее?
- Было, - ответило зеркало. – Именно так по самому низу и было начертано: «Здесь, под этим камнем лежит…».
Зеркало замолчало.
- Ну, и чего там под тем камнем лежит? Говори, что молчишь?
- Не знаю. Там всё снизу земелькой присыпано, да мхом и травой заросло…
- Понятно. – Яга откусила пирога, отхлебнула из блюдца чаю. – Ну и леший с ним с этим камнем. Не до него нам пока. А что на белом камне начертано, ты случайно не видело?
- Видело. Краем глаза… - отозвалось зеркало.
- Чьего глаза-то? – хихикнула лиса.
Зеркало затуманилось вспоминая:
- Кикимора меня тогда в карты у одной полудницы выиграла…
- Кикимора? – Яга усмехнулась. - Ну этой, конечно, как без зеркала-то… А полуднице-то ты зачем понадобилось?
- Как зачем? Со мной веселее. Глаза слепить, с пути сбивать, виденья напускать, солнечным ударом пугать…
- Ясно. Ну и потом?
- Ну и потом уже кикимора меня Лиху Одноглазому в кости проиграла. Вот его глазом я тот белый камень разок и видело.
- И что там?
- Да обыкновенно: «Направо пойдешь - богатым будешь; налево пойдешь - женатым будешь; а прямо пойдешь – власть и славу найдешь».
- Нет, нет, - встрял в разговоры кот Баюн. – Это всё не то, это нам не к чему…
Ворон поддержал его:
- Это не для Ивана. Леший вряд ли его к тому камню поведет.
- Почему это? – спросил Бесхвостый волк.
Лиса шлепнула его ложкой по лбу:
- Да потому, что и лешему это ни к чему.
- А-а! – то ли, что-то поняв, то ли от боли воскликнул Бесхвостый волк.
- Остаётся, значит, серый камень, - словно сама себе сказала Яга. – Вспомнить бы только, что на нем написано, да где он стоит? Только как?
- А проще простого, - опять прошелестело зеркало. – У меня на тыльной стороне вся карта Тридесятого государства выведена. Там все места обозначены: и леса, и речки и озера. Дворцы, деревеньки. И твоя изба, Яга. Ну и все камни перепутные тоже. Даже остров Буян найти можно. Только пальцем ткни, всё, что надобно, то и высветится.
- И ты про это всё время молчало?
- А вы про это и не спрашивали…
- Ну, погоди у меня, дождешься! – пригрозила Яга и пошла, снимать зеркало со стены.
- А чем ты меня напугать можешь, - осознавая свою на данный момент значимость, ворчало зеркало. – Чего мне такого от тебя дождаться можно, что бы меня расстроило? Тряпкой черной, что ли завесит кто? Так это тебе огорчение, а не мне.
Василиса освободила на столе для зеркала место. Яга положила его на столешницу «лицом» вниз, и наклонилась, рассматривая обратную сторону. А зеркало не переставало вещать:
- Ну, в сундук положишь. Ну, сажей замажешь. Так тоже тебе же хуже, смотреться тогда в ведро будешь или в сковородку? Чумичкой будишь ходить, звери лесные засмеют. Разбить, опять же меня нельзя. Я не стеклянное. Погнешь? Так в кривое зеркало смотреться тоже не велика радость. Поначалу-то, конечно, смешно будет, а потом звереть начнешь…
- Да помолчи ты уже! – прикрикнула Яга. – И так голова от дум трещит! Где тут у тебя что начертано? Ничего не вижу.
- На гвоздик в левом нижнем углу нажми, карта и засветится, - сказало зеркало и замолчало.
Яга нащупала гвоздик, нажала на него – обратная сторона зеркала замерцала. На ней замелькали какие-то кривые линии, штрихи, пятна...
Все молча уставились на это мельтешение – смотрели, ничего не понимая. Наконец Баюн не выдержал:
- Ну? И что бы всё это значило?
Зеркало приглушенным голосом ответило:
- А я откуда знаю? Я же никогда свою спину не видело, откуда мне знать, что там у меня творится? Сами разбирайтесь.
Василисе эти мелькания, что-то напоминали.
- Смартфон! – сказала она. – Это похоже на экран планшета.
- Чего, чего? – спросила, любопытная до всего, лиса.
- Долго объяснять. Да и не поймете вы, - сказала Василиса и, увидев, что все, кроме Бесхвостого волка, на эти её слова обиделись, добавила:
- Я и сама - этого не понимаю. Но, как с этим обращаться, кажется, догадываюсь. Дайте попробую…
Василиса приложила палец к середине обратной стороны зеркала и мельтешение прекратилось. Под пальцем Василисы появилась какая-то точка. Василиса двумя пальчиками стала увеличивать её, как делала на смартфоне, и, в конце концов, точка превратилась в избушку бабы Яги со всеми дворовыми пристройками.
- Вишь ты, какая штука видючая, - сказал ворон. – Сначала, как вроде из под облаков смотришь, а потом, словно как с верхушки дерева.
Лиса, просунув мордочку под рукой Василисы, спросила:
- А нас там не видать?
- Нет, – ответила Василиса. – Это же карта, а не видео трансляция.
- Чего? – почти хором спросили все.
- Да не берите в голову. Всё это в Яви осталось, вам ни к чему и знать.
Баюн хотел было оскорбиться на эти слова. Но тут зеркало провещало:
- Вы там не мешкайте. Ищите, что надо, да зарисовывайте на бересту или платок какой белый, а то скоро отключусь, в темную-то столешницу глядя.
- Так запомним, - сказал ворон. – Веди, знай.
- Где ваш серый камень? – обернулась Василиса к Яге. – В какой стороне?
- Так если б знать… - смутилась бабушка.
Зеркало опять заворчало:
- Эх вы! Всё позабывали. Всю историю Тридевятого царства. А если бы у меня это не было записано, что бы вы делали? По всему царству, по всем государствам кругами бегали, да искали? За Осенним лесом он, почти на выходе, тот камень. Потому леший Ивана туда и повел.
- И где этот Осенний лес?
- Ищи на северо-западе от избушки…
Василиса повела пальцем вверх и влево. Зеркало подсказывало: «горячо», «холодно», словно в игру играли…
Когда лес был найден, стали кружить вокруг него. И почти сразу наткнулись на камень. Василиса максимально увеличила его изображение и все, перебивая друг друга, прочли на нем надпись:
«Прямо пойдешь – живу не быть; вправо пойдешь – женату быть; влево пойдешь – коня потеряешь».
- Вот там и встречать его надо, сказала Яга, взяла зеркало со стола, протерла ему «лицо» рукавом и повесила на стену.
- Благодарствую, - поклонилась она.
- Обращайтесь, - ответило зеркало. – Всегда радо помочь, - и помутнело.
Яга молча, в позе мыслителя, села у окна.
- И что теперь дальше? – спросил Бесхвостый волк.
Баюн прошипел:
- Смолкли все! Яга думать будет.
2.
Василиса тихо прибрала стол, и теперь слонялась по двору без дела. Остальные сидели молча на своих привычных местах: ворон на дубу; кот на срубе колодца; лиса лежала на крылечке; бесхвостый волк у крыльца.
Яга думала до полудня. Когда солнце поднялось в зенит, поднялась, кряхтя, вышла на крыльцо, зорко осмотрелась:
- Патрикеевна, ты где?
- Тут я, - подала лиса свой голос. – У ног твоих, хозяйка.
Сказала, даже не усмехнувшись – поняла, настал тот самый час. Яга глянула себе под ноги:
- Вон ты где, а я и не заметила. Патрикеевна, а не прогуляться ли нам с тобой до мостика?
- Можно и прогуляться, почему нет…
Бесхвостый волк встал, отряхнулся.
- А ты, Левон Иванович, лежи, отдыхай. У меня к тебе потом дело будет, и, окинув двор взглядом, добавила:
- Как и ко всем!
Яга и лиса сошли с крыльца.
- Василисушка, красавица, ты бы тоже с нами прошлась, что тебе тут сидеть…
- Я с радостью, - сказала Василиса.
И они втроем, не торопясь двинулись по тропке к мостику через ручей, где Василиса накануне оставила на перилах плащ на рыбьем меху.
Оставшиеся проводили их внимательными взглядами. А кот, подобрав под себя лапы, словно сам себе произнес:
- «С радостью», говорит. Не знает, милая, что за радость ей Яга приготовила?
Остальные, ничего ему на это не ответив, угрюмо промолчали.
3.
Дошли до ручья, поднялись на мостик. Яга остановилась на серединке его. Облокотилась на перила, стала смотреть в воду. Василиса встала рядом, но спиной к перилам и подняла лицо к небу.
Легкий ветерок шелестел в ветвях ивняка. Солнце было ласково. Василиса закрыла глаза – до того у неё было спокойно и хорошо на душе. И тут она впервые подумала о том – а то ли это самое солнце, что светило там, в её мире? Или другое, особенное?
У ног её завозилась лиса. Василиса открыла глаза, глянула на неё. Ей вдруг, захотелось погладить рыжую, чмокнуть в красный сухой нос, потрепать по спинке. Она уж было собралась всё это проделать, но лиса обернулась к ней и посмотрела на неё с непонятной виноватостью в глазах.
На солнце набежала тучка. Теплый ветерок стал вдруг прохладным, на душе – неуютно.
- Ну, Василисушка, пришло время и тебе решать, как нам дальше быть? Как решишь, так и сделаем…
Василиса удивленно посмотрела на Ягу:
- Вы о чем? Что я решить должна?
Яга вздохнула:
- Вот, Патрикеевна, понадеялась я на тебя, а ты с такой пустяковиной справиться не смогла: ко мне её привела. Что мне теперь с ней делать прикажешь?
- А я причем? – стала оправдываться лиса. – Я её по полям, по самым открытым местам водила. У Русальего озера полдня плескались. На хребте, на самом видном месте ночевали. В деревне по главной улице, на самом виду её провела. Брод нужный нашла – знала, что там бродник вредный, обязательно шум поднимет… Что я ещё могла сделать? Прямо к Кощею её отвести? На, мол, принимай свою красавицу.
- Да понятно, понятно…
- Опять же все ей помогали. Барсук через землю вурдалаков не пустил. А это какой бы крюк был? Водяной ей плащ на рыбьем меху дал. Все как сговорились.
- Это хорошо – значит, приглянулась она им.
- Берегини платье ей это переделали, чтоб не бросила она его, а в нем шла с рукавами этими своими…
- Да понятно, понятно…
- Стоп! – прервала их диалог Василиса. – А мне ничего не понятно! Вы, что – хотели меня Кощею в плен отдать? Зачем? Ты же, баба Яга, сама мне подсказала, как из графского замка бежать. Для чего? Чтобы Кощею вернуть?
- Вот, Патрикеевна, сделала бы ты так, как задумывалось, не пришлось бы нам теперь перед ней оправдываться. Перед выбором её ставить…
- Каким выбором?
- Простым выбором, милая. Но очень для тебя сложным…
- А без этих загадок можно всё объяснить?
- Не у графа надобно было тебе в заточении сидеть. А он-то, дурак, чего удумал: у Кощея тебя украл. Сам, небось, не рад был тому, что натворил. Слабину сердцу своему дал: мать свою в тебе увидел. Теперь, наверное, довольнешенек, что ты от него сбежала…
- Ничего не понимаю…
- Что тут понимать? Иван с Кощеем должен сразиться. Победить должен его, а не Дракулу. Как по писанному велено. Граф кто? Какое ни какое, а человеческое существо.
- Так уж и человеческое? - возразила Василиса.
- Ну, по крайней мере, таким было. Как и все эти вурдалаки его или вампиры. А Кощей кто? Никто не знает. Кто он, откуда взялся? Сколько ему лет? Были ли у него отец и мать?
- Но ведь и про тебя, бабушка Яга, никто ничего такого не знает: сколько вам лет? Были ли у вас мать с отцом?
Яга внимательно посмотрела на Василису и, секунду помолчав, сказала:
- Ну… не обо мне сейчас речь, - и продолжила. – Ты видела мир вокруг замка Дракулы? Солнышко светит, травка зеленая, леса шумят, ручейки журчат. А у Кощея? Мёртвый мир.
Василиса вспомнила тот мир, что видела из окна своей комнаты в Кощеевом замке: багровая земля под багровым небом.
- Не знаю, зачем он это творит? Ведь если превратит всё в такой мир, самому жить не с чего будет. Ни рек в нем не будет, ни пастбищ. А вот, поди ж ты… Задача, что ли ему кем-то такая поставлена – всё умертвить и самому багровым песком рассыпаться. Для того, видимо, и сердце у него отнято, чтоб жалости ни к себе, ни к другим не было. А может быть, у него сердца-то никогда и не было. Вот он этот мир изведет, да к вам переберется?
Василису даже передернуло от этих слов Яги – так живо она представила свой мир в багровых тонах.
- Но он же вот… девушек крадёт… Зачем? Значит, что-то живое в нем есть?
- Ты, глупая, думаешь, что он для любви их крадёт? Ошибаешься. Кем-то сказано, что только красота спасёт мир. Вот он красоту и крадет. Уничтожает её. Красоты всё меньше становится, а багровых закатов, заметь – закатов, а не рассветов – всё больше.
Яга замолчала.
Каша в голове у Василисы закипела и даже начала пригорать.
- Принуждать мы тебя не можем, сказала ей Яга. – Сама должна решить, как жить, да быть?
- Как я понимаю, - тихо ответила Василиса, – я не могу, просто так, встретиться с Иваном и вернуться домой?..
- Почему не можешь? Можешь, но…
- Но тогда Кощей останется тут и может захватить Тридевятое царство?
- Сказочное государство. Да, может. И захватить и погубить.
- И только Иван…
- И только Иван, освобождая тебя, может победить Кощея.
- А если вы так просто уйдете, - сказала лиса. – Он найдет другую Василису, Елену, Варвару или кого ещё. Лишь бы красота в них была. Но не у всех у них в женихах Иван–богатырь будет.
- Как я поняла, - продолжила Яга, – с красавицами у вас в Яви, проблем нет, а с богатырями, что в них влюблены, нехватка. Вот и будет Кощей с каждой пленницей, рушить наш мир, как разрушил Хрустальные горы. А ваш мир лишать красоты. А что в нем радости-то в мире таком, в котором красоты не останется?
Василиса молчала.
- Нет, на ваш-то с Иваном век глядишь, что и хватит её, - опять вступила в разговор лиса, – но другим…
- Детям, например, вашим – вряд ли… - усугубила перспективы жизни в Яви Яга.
Лиса вздохнула:
- Прямо скажем, бабушка, и им-то самим уже не много радости доводится.
Все замолчали, глядя на воду, которая весело бежала из чистого родника, сама не ведая куда, но зная зачем: чтоб мир этот напоить, оживить, сделать пригодным для жизни.
После долгой паузы, Василиса сказала:
- Я должна подумать.
- Думай, милая, думай. – Яга сошла с мостика, поправила свой немудреный наряд. – Пойдем-те домой. А то вроде дождь собирается. Пойдемте, там, небось, опять баньку затопили…
- Опять? – недовольно сказала лиса. - Сколько можно? Не сильно ли накладно.
- Не ворчи, рыжая. Не тебе в ней мыться. Мне косточки распарить хочется. Вчера-то я без бани осталась. Так лишь, ополоснулась, а настоящего-то жару не было. Что значит, на волка понадеялась…
- Нашла, кому доверить – Бесхвостому…
Баба Яга и лиса шли по тропинке, как казалось, беззаботно переговариваясь, но каждая держала в своей голове беспокойную мысль о том, какое решение примет Василиса.
Василиса понуро шла за ними…
продолжение следует
Владимир Илюхов
#ЗаГранью