Глава 3.

(Василиса).
1.
Василиса вошла в зал красивая, как никогда: джинсы, белые кроссовки, кружевной топ, гордо поднятая голова и русые волосы волнами ниже плеч.
Она остановилась в центре зала молча и независимо.
Все посмотрели на неё с нескрываемым восхищением.
Кощей первым нарушил молчание:
- Что, баска девка?
Баш Челик, подошёл к Василисе, заглянул в глаза, обошёл кругом, рассматривая её, произнес холодным и равнодушным голосом:
- Чёк гюзель!
Граф вскочил, и впился взглядом в Василису. Было заметно, как его бледное лицо стало ещё бледнее.
- Она! - воскликнул он. И словно смутившись своего порыва, сдерживая заметную дрожь в голосе, сказал: - Она прекрасна! Отдайте её мне, прошу! Ну, мало ли ещё прекрасных дам? Их за порталом столько, что на всех Кощеев мира хватит.
- Обойдутся все кощеи. Самому мало! – парировал Бессмертный.
Баш Челик опять разразился своим железным смехом.
– Уведите! – распорядился Кощей.
Василису увели и далее обед продолжался в натянутой обстановке и принужденных беседах…
2.
Поздно ночью, когда замок Кощея уже спал погруженный в багровую мглу, было видно, как по одному из его коридоров кралась темная фигура. Дойдя до комнаты, которая была отведена графу Дракуле, фигура замерла. Прислушавшись к окружающей багровой мгле, она прильнула ухом к двери, надеясь услышать, что происходит за дверью, и тихо в неё постучала. Тишина была ответом на этот стук.
Фигура постучала настойчивее.
И тут дверь резко отворилась! На пороге со свечой в одной руке и пистолетом в другой, стоял граф Дракула.
- Кто тут?
Он поднял свечу, и свет её выхватил из мглы фигуру молодого упыря.
- Что тебе?
- Повелитель, я понял, что вы хотите заполучить Василису… - прошептал упырь.
- Ну и что теперь?
- Я ей подмешал в ужин снотворное. Теперь её можно унести куда угодно. Она крепко спит и шума не будет.
- Веди! – сказал Дракула и задул свечу.
3.
Если бы кто-нибудь минут через десяток посмотрел в одно из окон дворца расположенных на его западной стороне, то на фоне багрового неба увидел бы две летящие фигуры. В руках одной из них было нечто тяжелое, завернутое в персидский ковер. Летели они в сторону багровых гор и вскоре скрылись за ними.
Глава 4.
(Тридесятое царство).
1.
У Ивана опять начала болеть голова. Но это было не похмелье. Это был болиголов, трава, которая в больших количествах стала попадаться среди вереска.
Иван знал, что обычно болиголов растет на болотах.
«Не хватало, ещё в трясину угодить», - подумал он беспокойно озираясь, но ничего рассмотреть из-за тумана не смог.
Кот же и пёс шли уверенно, Иван едва поспевал за ними.
Примерно после полутора часов ходьбы, кот обернулся и сочувственно спросил:
- Устал?
- Ничего, терпимо.
Пес тут же съязвил:
- А терпимо, так терпи. А-то дышит, как… слон…
Кот усмехнулся:
- А ты слонов-то видел?
-А вот и видел. Как-то с Иваном-царевичем за жар-птицами гоняли, так на стадо слонов напоролись. Носы у них длинные, фыркают, как в трубу играют. Да всё в ре-мажоре нижней октавы. Чуть они нам всё дело не сорвали.
- Однако, – сказал кот.
К чему относилось это «однако», Иван не понял: то ли к охоте, то ли к музыкальному образованию пса.
- Не веришь? – спросил тот кота.
- Почему, верю, – ответил кот. – Особенно про ре-мажор.
- Вообще-то, у собак слух тонкий, - подлизываясь ко псу, изрек Иван.
И про себя подумал:
«Почему бы не поверить, что говорящий пёс ещё и музыкален».
Кот и пес одновременно и с удивлением посмотрели на него.
- Мать моя капитолийская волчица! Я не понял, - недовольно сказал пес. – Он что до сих пор думает, что я простая собака?
- Да уж, Ваня, это ты… - с некоторым осуждением сказал кот. – Это ты… Ты, вообще головой своей думаешь, когда говоришь?
- А ему, видимо, голова не для того, чтобы думать дана, а чтобы есть.
- Погоди, ты сердится, Серый. Экий ты нервный, – сказал кот псу, а потом обратился к Ивану. – Ты, Ваня, в детстве сказки читал? Про Серого волка, что ли ничего не знаешь?
- Да знаю я. Просто я не думал…
Пес, оказавшийся волком, перебил его:
- Не думал он. Сдаётся мне, что это твоё любимое занятие - не думать. А он, - волк кивнул на кота, - думаешь, простой кот?
- Да нет, не думаю…
- Опять он не думает… Да, что же за человек-то такой!
- Ну, а какой я кот, Ванюша?
- Какой, какой… Ученый.
- Ну, это естественно. А зовут-то меня как?
Иван кашлянул:
- Кис, кис?..
Волк тихонечко взвыл, а кот удрученно произнес:
- Это, Серый, всё детские комплексы. Отсутствие семейного воспитания.
Волк сочувственно спросил:
- Ты, Ваня, сирота, что ли?
- Да нет.
- А тебе сказки в детстве читали?
- Читали. И сам читал. Причем тут это?..
- Так как же ты не знаешь, как кота звать?
Иван хлопнул себя по лбу:
- Баюн?
- Ну, то-то же. Ты Иван, чаще себя по лбу-то бей, глядишь, и поумнеешь.
- А тебя тоже, как в сказках, что ли звать – Левон Иванович?
Баюн усмехнулся, а волк опять обиделся:
- Еще чего.
- Левон Иванович, Ваня, это совсем другой волк, – пояснил Баюн. – Тот кум лисы Елисаветы Патрикеевны…
- Никчёмный братец мой. Позор всего нашего рода.
- А перед тобой, Ваня, Серый волк – друг и соратник Ивана-царевича.
- Что, теперь его, если что, так и звать: «Эй, Серый волк, друг и соратник Ивана-царевича, помоги, мол, мне?» Длинновато будет.
Волк довольно хмыкнул:
- Смотри ты, – понял, кого на помощь звать, если что. Ладно, зови меня просто – Серый. Ну, отдохнул? Так вставай, дальше пойдем…
И тут из тумана выпал ворон:
- Тихо! - шёпотом каркнул он. – Змей Горыныч летит.
Серый волк прошипел:
- Вот и этот выполз, – и погрозил Ивану. – А всё ты!
- Да прячьтесь вы! – опять шёпотом прокаркал ворон.
И звери мигом растворились в тумане.
«Туман же, – подумал Иван. – Что прятаться-то?»
И тут же на него сверху рухнуло что-то большое, темное и, разогнав туман могучими перепончатыми крыльями, схватило Ивана поперек туловища крепкими когтистыми лапами и унесло в небесную высь.
2.
Туман ещё не рассеялся, и Горыныч не всегда был уверен, что летит в правильном направлении. За многие века сидения в горе, его внутренний компас несколько потерял чуткость к силовым линиям земли. Горыныч вглядывался в просветы в молочном тумане, но внизу только поблескивала вода мелких озер и бескрайних болот. И всё-таки Средняя голова упрямо тянула вперед, с трудом нащупывая едва уловимые путеводные нити.
Крайние же головы нервно выискивали какой-нибудь пятачок твердой суши, на которую можно было бы приземлиться и с удовольствием, не спеша отобедать, честно поделив на три равных части, так, кстати, подвернувшуюся им добычу.
Особенно нервничала Левая голова, почему-то считавшая себя младшей. Ей всё время казалось, что старшие её хотят обделить, а потому категорически отказывалась садиться на какую-нибудь проплешину среди болот. Она была уверена, что уж там-то на сырой земле, где можно легко увязнуть в мокром мху, дележка пройдет на скорую лапу, и ей, конечно же, достанется самый маленький кусочек. О чем она дерзко и заявила Средней и Правой головам.
Правая голова обиженно отозвалась о её маниакальной подозрительности. Средняя, которой их споры мешали сосредоточиться на поиске силовых полей, ведущих в царство Кощея, предложила съесть человека прямо в полете. Она сказала, что может легко это сделать, проглотив его одним глотком, и не потеряв при этом с его головы ни волоса.
- И что вы всё делитесь? – резонно заявила она. - Желудок-то у нас один, а потому пищу, распределит на всех поровну.
Но это логичное предложение Средней головы было принято в штыки двумя другими головами, под предлогом того, что де сытость это одно, а наслаждение от вкушения пищи – совсем другое. И что они, Правая и Левая головы, никогда не согласятся с такой централизованной узурпацией.
- Только поровну! Только поровну! – истерично верещала Левая голова. Правая голова поддержала её, и они продолжали высматривать в тумане какую-нибудь скалу или подходящий камень, что было делом почти безнадежным среди безбрежного океана болот.
Тем временем Иван, крепко стиснутый когтистыми лапами Горыныча, очнулся. Он открыл глаза и увидел под собой то ли туман, то ли облака…
«Я лечу, что ли?» - подумал он. И тут же вспомнил кота Баюна, Серого волка и картавый вопль ворона:
- Горыныч! Прячься!
«Значит, я спрятаться не успел», - понял Иван, и попробовал пошевелиться…
- Мне показалось, или он шевельнулся? – спросила Правая голова.
- Нет, не показалась, - радостно отозвалась Левая. Радовалась она тому, что ей очень нравилось делить добычу, пока та была живой. Средняя и Правая головы, обычно предоставляли эту миссию ей, и при этом угрюмо смотрели в разные стороны. Вот тут-то Левой голове и перепадал лишний кусочек поживы.
Когда Иван пошевелился ещё раз, все три головы заглянули себе под брюхо.
- Да, крупный экземпляр попался, - с удовольствием оценила Ивана Левая голова.
- Лишь бы здоровеньким оказался. А-то в прошлый раз какая-то больная корова нам попалась … - сказала Средняя голова и опять занялась навигацией.
- Это ты того зубра вспомнила? – спросила Правая.
- Да, - поморщилась Средняя голова. – Меня с него так несло…
- Не тебя одну, – хмыкнула Левая голова. – Всех несло.
- Кажется, мы тогда по южной окраине Руси летели?
- Именно там…
- Сейчас там, я от летучих мышей слышал, самые плодородные земли. Черноземами называются.
Иван слушал болтовню голов и с грустью думал, какому краю он станет удобрением.
- Интересно, как его зовут? – спросила сама себя Левая голова.
- А тебе не всё равно?
- Интересно…
- Интересно, так спроси…
- Эй, паренёк, тебя как зовут-то? Скажи перед смертью, чтоб нам было кого за трапезой добрым словом вспомнить.
- Иваном, - с трудом выдохнул он из себя, сжатый когтистыми лапами.
- Иваном! – вдруг с испугом взревели все три головы, и лапы Горыныча разжались.
Иван выпал из них и канул в тумане.
3.
Две юных берегини сидели у Русальего озера, плели венки, между делом играли в шашки и ждали, когда рассеется туман, чтобы погреться на солнышке.
Туман висел уже который день и это беспокоило берегинь. Были они молоды, красивы и любили полюбоваться собой в зеркальных водах разных водоемов.
- А я опять победила, - обрадовалась одна из берегинь.
Вторая сердито сбросила шашки с доски в траву:
- Надоело!
- Это от того, что ты всегда проигрываешь. Вот Леший…
- Замолчи! – прикрикнула на неё подруга. – И шашки твои надоели и туман этот. Который день одно и то же: шашки да туман, туман да шашки. Неспроста это.
- Да, как-то тревожно…
- Бабушка рассказывала, что такое часто случалось при Кощее Бессмертном.
- Неужели? Вот беда-то если так…
Какое-то время они молча сидели, болтая босыми ногами в воде.
- А ты Лешего давно видела? – спросила бойкая берегиня.
- Третьего дня забегал. В шашки поиграли.
- В поддавки, небось? – ревниво спросила бойкая.
Подруга укоризненно посмотрела на неё:
- Нет. Я не такая! Просто играли.
- Ну ладно, ладно, не обижайся, – извинилась перед ней подруга и неожиданно пожаловалась:
- А мне он сказал: жди, завтра приду, лесных цветов принесу – и вот нет…
- Да, это на него не похоже. Он хоть и большой мухлёжник, но слову своему хозяин. Не случилось ли с ним чего?
- Вот и я думаю, - вздохнула бойкуша, а потом прошептала страшным шёпотом, - а ещё этот ужасный туман!
- Не пугай меня! Мне и так не по себе из-за этого тумана!
Подружка её весело и звонко рассмеялась. Но тут же оборвала свой смех и с тревогой подняла глаза к небу:
- Слышишь?
- Я же просила – не пугай меня.
- А я и не пугаю, – теперь уже с искренней тревогой в голосе прошептала бойкая берегиня. – Слышишь, летит кто-то?
- Замолчи! Некому тут летать… - прикрикнула на подругу робкая, однако при этом тоже с тревогой глянула в небо.
И тут из тумана выпало что-то похожее на человека и с громким плеском упало в воду метрах в тридцати от берега.
- Прячься! – коротко приказала бойкуша и обе берегини кинулись в камыши.
Уже из камышей они видели, как в том месте, где упал человек, плеснул большой рыбий хвост и на водной глади озера остались только расходящиеся круги.
- Это русалка его… - прошептала робкая берегиня.
- Молчи! – шикнула на неё подруга.
И тут же туман над озерцом всколыхнулся, трёхголовый змей Горыныч вынырнул из него, сделал над озером пару кругов и, бранясь сам с собой, унесся ввысь и исчез в тумане.
Берегини проводили его взглядом и облегчённо вздохнули.
И тут опять вода в озере плеснула – там, где упал человек, шла нешуточная борьба.
- Ох, уж эта русалка! – воскликнула робкая берегиня, а её подруга, молча и решительно кинулась в воду.
Берегини подплыли к тому месту, где в озерце только что бурлила вода. Но теперь на его глади была только мелкая рябь.
Берегини не сговариваясь, нырнули.
В изумрудной, кристально прозрачной воде они увидели, как русалка тянет человека за ноги в глубину. Человек уже слабо сопротивлялся, пытаясь вырваться из её рук.
Бойкая берегиня не раздумывая налетела на русалку:
- Отпусти его! Он не хочет в озере жить! Он хочет на берегу жить.
- Мало ли что он хочет. Они все поначалу не хотят, а потом привыкают.
Робкая берегиня, ухватив человека за руки, стала тянуть его вверх. Русалка сопротивлялась отчаянно, не желая упускать свою добычу. Но берегинь было две, и они оказались сильнее. Они выхватили человека на поверхность озера, он глотнул воздуха, сил в нем прибавилось, и они втроем стали отбиваться от русалки.
Русалка сдалась:
- Да ладно, - отфыркиваясь и отряхиваясь сказала она. – Так и быть – ваша взяла. Не сильно-то и хотелось.
При этом русалка мотнула головой так, что брызги с её прекрасных волос рассыпались по глади озера мелким дождем. А ещё, перед тем как нырнуть, она взбила своим сильным хвостом такую волну, что берегини напрягли все свои силенки, чтобы не дать человеку захлебнуться в очередной раз.
На берегу они по очереди, и с удовольствием, сделали человеку искусственное дыханье и теперь он вполне живой, но ещё без сознания, лежал перед ними на зеленой траве. Берегини сидели рядышком и отгоняли от него назойливых комаров.
- Как же он попал в озеро? – задумчиво спросила робкая берегиня.
- Думаю, его Змей Горыныч потерял.
- Я же говорила, что этот туман неспроста.
- Вот интересно, как он в лапы к нему угодил?
- Обыкновенно. Шел, шел…
- Зачем шел? Куда шел?
- Да никуда не шёл. Может быть, просто прогуливался, - предположила робкая.
- Это кем надо быть, чтобы тут прогуливаться? – возразила ей подруга.
- Дураком, - с сожалением констатировала робкая берегиня.
- Вот именно…
- Ой, смотри, кажется, очнулся, - обрадовалась робкая и, склонившись, ласково спросила:
- Тебя как звать-то, добрый молодец?
- Иваном…
- Царевичем? – уточнила она с надеждой.
- Нет, не царевичем.
- Ну а я что говорила, - воскликнула бойкая берегиня. – А если ты не царевич то – кто?
- Неужели ты, Ваня - дурак? – огорчилась робкая берегиня.
- В какой-то степени – да, – согласился Иван.
- А как ты сюда-то попал?
- По дурости.
- Да это-то мы поняли. Но мы тебя спрашиваем не почему, а – как?
- Так же – по глупости: зазевался.
- Да, Ванечка, тут в Тридесятом царстве зевать нельзя. Тут мигом могут за фук взять. Ты в шашки играешь?
- Да погоди ты со своими шашками! - оборвала её подруга и опять обратилась к Ивану. - Судя по твоей одежке, ты не из Тридесятого царства. Рассказывай, как ты тут оказался?
И Иван рассказал им всё, как на духу.
Глава 5.
(Кощей).
1.
Кощей рвал и метал. Рвал дорогие гобелены, срывая их со стен. Метал вазы, попадавшиеся у него на пути, золотые и хрустальные кубки, в которых ему подносили питье, чтобы успокоить. Старик-вурдалак едва поспевал за ним, собирая обрывки и осколки. Он давно отчаялся успокоить бессмертного, говоря, что Василиса не первая, и не последняя, в его жизни девица. Его утешения почему-то ещё больше злили Кощея.
- Замолчи! – кричал он на старика-вурдалака. – Замолчи! Или я на тебя серебряной пули не пожалею! - и продолжал негодовать, круша мебель:
- Раньше их у меня богатыри крали. Ладно, им так на роду было написано. Они так сердца невест завоёвывали. Но чтобы свой… Чтобы гость, обманом! Я его как родного принял… Почти… А он так надсмеялся! Он же мне в душу плюнул. Я просто чувствую, как сердце моё, от злости на части разрывается! - но вспомнив, что сердца-то у него как раз и нет – угрюмо продолжил:
- А этот-то! Этот упырёнок, что вытворил? Предал! Ну, попадись он мне в руки, я сам ему кол осиновый выстругаю, и в грудь вобью!
- Не много ли чести для него, - проскрипел ржавым голосом Баш Челик, спокойно наблюдающий за беснующимся Кощеем.
- И то, - согласился с ним Кощей. – Я его Змею Горынычу скормлю!
- И вообще, я не понимаю тебя, друг мой, что ты так нервничаешь? Девку он у тебя украл, а ты её назад верни. Отбери!
- Да как-то не по чину мне…
- Экий ты противоречивый, однако. Чиниться вдруг вздумал. И то тебе не так, и это не эдак. Не пойму, чего ты хочешь?
- Мести хочу!
- Так отомсти: разрушь его замок. Захвати его графство, да мало ли…
- Да ты что? Что советуешь-то мне? Мне что ли теперь на него войной идти? Из-за бабы? Да надо мной же всё Тридесятое государство смеяться будет. - И он поднял над головой очередную вазу.
И тут за окнами раздалось какое-то хлопанье, словно кто-то яростно вытрясал половик.
Услышав эти звуки, Кощей застыл с вазой над головой, словно раздумывая бить её или нет? Лицо его просветлело:
- Горыныч прилетел! Ну, теперь пойдет движуха!
И правда, сразу в трех окнах парадного зала показались три головы Горыныча. Кощей бросился к среднему окну, схватил Среднюю голову за уши, притянул к себе и поцеловал в нос. Змей осклабился, приятно заурчал. Две другие головы скромно, но не без зависти смотрели на эту сцену.
Надо сказать, что Кощей всегда общался только со Средней головой. Как заядлый лошадник, он считал её главной. Как коренника в упряжке. А на остальные головы почти не обращал внимания, как на пристяжных. Есть они и ладно - значит так положено. А общался он со змеем только через Среднюю голову. От того-то, видимо, он и недолюбливал двуглавых, шестиглавых, и двенадцатиглавых Горынычей. Трудно ему было с ними – не знаешь, к какой голове обращаться. А тут всё было просто: в центре, - значит главная.
- Спускайся, друг мой, в сад, сейчас мы к тебе выйдем.
2.
Сад у Кощея был просторным, но не совсем обычным – он был каменным. Середина его была отведена под просторное квадратное патио, специально вырубленное следи скал для посещения Горыныча и общения с ним. Тут же из камня был вырублен стол, несколько кресел перед ним, лавки. Одно кресло, с торца, было похоже на трон, и, конечно же, предназначалось для хозяина замка.
Несмотря на то, что сад был каменным, он не выглядел скучным. И пол патио и стол и стулья всё было инкрустировано полудрагоценными камнями самых веселеньких расцветок. А в кресле хозяина даже поблескивали самоцветы.
- Давно летишь? – спросил Кощей гостя.
- Порядочно, - скромно ответил тот.
- Проголодался?
И тут подали свои голоса «пристяжные»:
- Очень! Очень!
- Обыкновенно, - ответила средняя.
И усмехнувшись, добавила:
- Как всегда.
- Так быка тебе или барашка велеть подать? – поддразнивая Горыныча, спросил Кощей.
- Быка! Быка! – облизываясь, протявкали крайние головы.
Баш Челик скрипуче хохотнул:
- И спрашивать было лишнее.
Кощей согласно кивнул ему, а у змея все-таки поинтересовался:
- Жареного или сырого?
- Жареного, если можно, - деликатно попросила Средняя голова. – Сырого мы уж накушались за столько-то лет….
- Да, - поддакнули крайние головы. – От сырого-то у нас неприятности случаются. – Годы они свое берут...
Кощей обернулся к старику-вурдалаку:
- Распорядись там…
- Слушаюсь.
И Кощей опять обернулся к Горынычу:
- А что ж вы на сырое-то налегали? Или времени не было жаркое приготовить? Или дар свой огнедышащий потеряли?
- Да как сказать, - рассудительно пояснила Средняя. - Дар вроде при нас и времени изрядно – девать некуда - да только…
Змей замялся с ответом.
- Что только? Разучились, что ли…
- Коротко дыхнешь – недожаренное получается. Зевнешь шире – угольки! – вступила в разговор Левая голова.
Правая голова озвучила еще один аргумент:
- А главное – выдавать себя не хотелось.
Средняя вздохнула:
- Сколько леса по глупости пожгли – прямо душа болит…
- Нашёл о чем печалиться, - хмыкнул Баш Челик.
- Да как же не печалиться? – строго глянула на него Средняя голова. – Нам же тут жить. Мы же не сеем, не пашем, мы с леса питаемся.
- Не слушай его, – сказал Кощей Горынычу. – Что он понимает про лес, в песках живя.
Тем временем слуги внесли жареного быка.
- А вот и кушанье подоспело. Угощайтесь…
Разговор за трапезой вёлся неспешно.
Крайние головы жрали в две глотки – да и как им иначе? Средняя, зная, что всё равно весь бык попадет в общий желудок, ела умеренно, только, что бы не обижать хозяина, а потому поддерживала общую беседу. Но больше слушала, чтобы неожиданной своей репликой не попасть впросак.
- Как жилось-то без меня, Горыныч? – поинтересовался Кощей.
- Да разве это жизнь. Тоска! – ответил Горыныч, манерно обгладывая кость. – Скука, одним словом…
- Не журись, старый приятель, не журись. Скуке настал конец! Теперь у нас такая веселуха пойдет, что кое-кто сильно загрустит.
- Ага! - проскрипел Баш Челик. - Решился всё-таки, наказать обидчика.
- Кто тебя обидеть посмел, Кощей? Имя назови! – грозно спросила Средняя голова, а крайние фыркнули, и перестали жевать – шесть глаз вопрошающе уставились на Кощея.
- Да ты кушай, кушай, гость дорогой.
Крайние головы послушно зачавкали. Средняя же наоборот, отложив в сторону бычью ногу, приготовилась внимательно слушать.
- Тут такие дела, - словно нехотя начал свой рассказ Кощей. – Вампир один, некий граф Дракула, девку у меня украл…
- Да как же так! – взревел в три глотки Горыныч. – Да мы его графство в пепел превратим! – и из ноздрей средней головы пахнуло дымком…
- Ну, ну, это уж лишнее…
- Лишнее? Ты же веселуху обещал.
- Будет, будет тебе веселуха. Только ведь она разная бывает. Бывает, что с пожарами и кровью. А бывает вроде мирная, а будет страшнее кола осинового.
- Не понял – что же ты хочешь?
- Девку я вернуть хочу. Но… Как вам объяснить?.. Я обычно невест краду, а не освобождаю. Вот!
- Ну, так и укради! – выкрикнул стальным голосом теряющий терпение Баш Челик.
- Ты не понял что ли? Это уже не кража будет, а освобождение! – вскипел и Кощей. – Как вы этого понять не можете!
- Где уж нам… - Баш Челик с досады стукнул стальным кулаком по столу так, что старик-вампир озабоченно посмотрел на столешницу – не дала ли она трещину.
- Правда, Кощей, - сказал змей. – У меня три головы, а ни в одной не укладывается, что ты хочешь-то?
Кощей нетерпеливо дернул головой:
- Вспомните, кто обычно этих Елен, да Василис освобождал?
- Иваны там всякие… - поморщившись, сказал змей, не понимая, к чему клонит Кощей.
- А я, заметьте, не Иван, и даже не Менелай какой-нибудь из-за девки войну затевать. Да и Василиса тоже не Елена Троянская.
- Не скажи, - задумчиво проскрипел Баш Челик. – Видел я эту Елену Троянскую, так на любителя бабенка. Василиса-то, пожалуй, краше будет. Так, я не понял, - уточнил он. – Кто её тогда освобождать-то должен? Чай Иваны-то, и царевичи, и дураки, вроде перевелись…
- Ну почему? Есть один недоумок, тот, что меня освободил. Только его надо из того мира в наш перетащить.
- И как его звать? – настороженно спросила Средняя голова. А Правая и Левая навострили уши и перестали жевать.
- Как звать? Иваном, конечно…
Крайние головы поперхнулись.
- Иваном, – воскликнули они разом.
Средняя голова потупила взгляд и еле слышно прошептала:
- Так это…
- Чего это? Не мямли, говори…
- Утоп он вроде… Иван-то.
- Ага, - подтвердили крайние головы.
- Как это утоп? А ну рассказывайте, что знаете…
И под виноватое молчание крайних голов, Средняя поведала о случившемся.
Выслушав сбивчивый рассказ Горыныча, Кощей на секунду задумался:
- Утоп, говорите? Нет, дорогие мои, не мог он утопнуть.
- Ну как не мог? Мы же кружок-другой сделали, во все шесть глаз смотрели – только пузыри на воде и видели. Утоп...
Кощей хмыкнул:
- Забыли вы, где находитесь. В Тридевятом царстве вы находитесь, а не в бренном мире. Тут богатыри так просто не гибнут.
- Да, какой он богатырь? Простой парень – ни меча, ни кольчуги…
Кощей задумчиво почесал темечко:
- А видать, что не совсем и простой, если в Тридевятое царство пробраться смог, – и строго приказал. – Сыщите мне его!
Глава 6. (У берегинь).
1.
Туман покрывал болота.
Берегини терпеливо ждали солнышко, поглядывали на спящего Ивана, и гоняли комаров. Спал Иван со вчерашнего вечера беспробудным, богатырским сном.
- Будить, однако, надо! – сказала боевая берегиня.
- Пусть поспит ещё, - пожалела Иванов сон робкая. – Да и лешего твоего всё нет. Кто его из леса выведет?
- Ну, если только… - согласилась с ней подруга.
Обе вздохнули и продолжили глядеть в беспросветный туман.
Вдруг бойкуша вскинула голову:
- Слышишь? – шепнула она.
- Что опять? – так же шёпотом ответила ей подруга.
- Камыш у берега шелохнулся. Ветерком вроде потянуло…
- Опять Горыныч, наверное, - настороженно прошептала пугливая, думая куда им прятаться, а главное куда и как прятать Ивана.
- Нет, не Горыныч это. Это настоящий ветер.
- Неужели? Значит леший где-то близко…
- Надеюсь…
И берегини ещё напряженнее стали всматриваться в туман, вертя головами. И туман начал заметно редеть.
Ветерок окреп.
Камыш зашумел сильнее, а вдалеке зашумел и лес. Берегини улыбнулись дружка дружке:
- Он – безобразник! – радостно вскрикнула робкая.
- Он – родимый! – хохотнула бойкая.
2.
Леший появился как всегда неожиданно: раздвинув верхушки чахлых березок, он застрекотал сорокой.
Берегини обернулись к нему, задрав головы. Но он уже из под моховой кочки, выпрыгнул к ним лягушкой. Робкая берегиня взвизгнула, отскочила в сторону, а бойкуша радостно рассмеялась.
И леший встал перед ними бородатым крепким мужиком, с пронзительным, почти огненным взглядом.
- Ну, чего в тумане попрятались? Скучали без меня?
И тут он увидел спящего Ивана. Хитрая улыбка сошла с его бородатого лица, глаза сверкнули холодом.
- Вижу, не скучали.
Он присел рядом со спящим, внимательно вглядываясь в него. Затем сунул руку себе за ворот рубахи, вынул оттуда белку:
- Вот, забаву вам нёс, но вижу, вас и без меня было кому забавлять. – И он ласково опустил белку с руки в траву. Белка спрыгнула, отряхнулась, повернулась к лешему, погрозила ему коготком и, побежав к ближайшей ели, скрылась в её ветвях.
А леший, кивнув головой в сторону Ивана, с показным равнодушием спросил:
- Так, и кто же это у нас такой будет?
- Иванушка это, - ласково прощебетала робкая берегиня.
- Иванушка... Иван – то-есть! – Леший сердито засопел. – Короче, кончилась наша спокойная жизнь. Столько времени жили, горя не знали, а тут, здравствуйте, опять Иван явился.
Бойкая берегиня молчала, зная нрав лешего, а робкая продолжала щебетать:
- Проблемы у него, Лешенька…
- Проблемы! – всплеснул руками леший. – Кто бы сомневался! Проблемы у него. Ну и решал бы их сам, что к нам-то припёрся?
- Не груби! – неожиданно жестко сказала до се молчавшая бойкуша. – Его проблемы и нас касаются.
- Так я про это и говорю: жили себе, жили и, на тебе – проблемы... Откуда он тут взялся-то?
- Горыныч его в озеро уронил…
- Горыныч? Этот ещё на нашу голову объявился. Да, если Горыныч – худо дело.
- А мы его спасли, – не унималась робкая. – У русалки отбили.
- Может зря отбили-то. Жил бы он сейчас в подводном мире без всяких забот. И у нас бы проблем с ним не было. Сидели бы на бережку, грелись на солнышке, в шашки играли…
Леший умолк, задумался. Берегини покорно стояли рядышком, молчали. После долгих раздумий леший сказал:
- Ладно. Что теперь поделаешь. Будите убогого…
- Почему же убого-то? – вскинулась на защиту Ивана робкая берегиня.
- А какой же он, - если даже Горыныч его в озеро выбросил?
- Может потому и выбросил, что…
- Хватит болтать, будите!
Берегини кинулись будить Ивана. Это оказалось не просто.
- Крепок сон богатырский, - словно извиняя Ивана, прошептала робкая.
Леший даже сплюнул. А потом так свистнул, что берегини от его свиста присели, а Иван подскочил, как ошпаренный, ничего не понимая.
- Алё! Где это я? – беспокойно поглядывая по сторонам, спросил Иван. – Ах, да – вспомнил.
- Проснулся, Ванечка, – умилилась робкая. – Кушать хочешь?
Иван словно не услышал её вопроса.
- Может, умыться желаешь со сна, в порядок себя привести? - поинтересовалась вторая.
И её слова Иван пропустил мимо себя. Он смотрел на лешего. Он сразу понял, что его дальнейшие действия, а возможно и судьба, сейчас зависят от этого бородатого мужика, так угрюмо смотрящего на него.
Леший кивком головы пригласил Ивана сесть. Иван повиновался, но с таким видом, словно хотел показать этому угрюмому существу, что и он, мол, не лыком шит.
- Садись, садись, Ванечка, – не без трепета поглядывая на лешего, сказала робкая берегиня. – Познакомься, Ваня, это леший тутошний. Он тебе обязательно поможет…
- Помолчи ты! – прикрикнул на неё леший, но на Ивана взглянул уже без ледяного выражения в глазах:
- Ну, рассказывай, добрый молодец, чего ты натворил, а мы решать будем, какая помощь тебе нужна.
И Иван в который раз за прошедшие сутки рассказал свою невероятную историю.
Глава 7.
(В замке Дракулы).
1.
Хотя было уже далеко за полдень, Дракула всё никак не мог уснуть. Вчерашний поступок смущал его. Погорячился, ясно, что погорячился – очень уж Василиса собой хороша, да и… Вот бес и попутал.
Сквозь уголочек неприкрытой шторы – слуги недоглядели – пробивался солнечный лучик. Он медленно полз по темному дубовому полу, пробираясь к стене. Кажется пустяк, но он неприятно взволновал Дракулу. Путь солнечного зайчика проходил далеко от графского ложа, но в голове навязчиво крутилась пугающая мысль:
« А что если?..»
Граф встряхивал головой, прогоняя её, но мысль упорно возвращалась:
«А что если?.. Что если этот уголок занавески отогнут не случайно? Что если это сделано намеренно? Что если это заговор? Пока неудачный, но не случайный?»
«Глупости!» - гнал он от себя подлую мысль, и тут же в беспокойстве глядел на предательский луч.
А, собственно, почему глупости? Чего, чего, а подлостей в его замке было предостаточное количество. Правда эти подлости в основном совершались либо лично им, либо по его наущению, но кто поручится, что рядом нет такого же лицемерного и гадкого существа, как те бояре, что так вероломно изменили ему в момент очередного военного триумфа?
Граф встал с постели, и, сняв со стены турецкое копье с бунчуком, то самое, на которое когда-то, в том мире, была насажена его, предательски отрубленная голова, и осторожно потянулся им к шторе. Руки у него тряслись, и ему удалось не с первого раза отгородить себя от сияющего полудня за окном.
Графу нестерпимо захотелось посмотреть за окно. Вот так резко, одним движением отдернуть штору и подставить свое бледное лицо под теплые лучи ласкового солнца, как это бывало в детстве, юности и могучей воинской зрелости, вплоть до того коварного удара мечем.
Он почти с трудом подавил в себе это безумное желание, ощутить на своей коже лучи ласкового солнца.
«Ласковое солнце!».
Для кого-то оно ласковое, но не для него. И не для его гостей, что сейчас попрятались в самых укромных и темных местах замка, за плотными шторами на окнах с мутными не мытыми стеклами, с гирляндами из летучих мышей, свисающих с высоких потолков и ждущих, как и все обитатели замка, спасительных лунных ночей.
Дракула, уже в который раз, резко повернулся на другой бок, взбил подушку, встряхнул одеяло…
Сон не шёл.
- Кажется, в гробу, под каменной плитой было мягче и легче, - пробормотал он.
Граф положил ладонь себе на лоб, сжал пальцами виски, словно пытался выдавить из головы ту самую сокровенную мысль, которая пряталась за другими и не давала ему сегодня уснуть.
- Василиса! – произнес он. – Конечно же, Василиса!
Зачем, зачем он выкрал её? Что ему с ней делать? Глупо, как всё глупо. А всё этот упырь! Он сбил его с толку. Он словно чувствовал, что граф в ту ночь думал только о ней. Он по неведенью задел самые нежные струны черной графской души.
- Василиса, - прошептал Дракула, и сунулся лицом в подушку. Мысленному взору его предстал родной его городок Сигошоара с каменными мостовыми, домами разных цветов, крытых черепицей; куполами башен, церквей, садами, высокими горами вокруг, покрытыми веселыми лесами…
И множеством теплого веселого солнца.
Семь лет счастья.
Ему вспомнились игры со старшим братом Мирчи и младшим братом, всеобщим любимцем Раду… И нежные руки их матери… Василисы!
Вот в чем дело! Проклятый упырёнок! Посадить бы его на кол, да какой в том смысл? Что ему, мертвяку от такого наказания – ни тепло не холодно. И вдруг Дракула ядовито усмехнулся:
- А что если кол взять осиновый? Небось, завертится, мерзавец!
И опять его мысль вернулась к Василисе. Зачем, зачем он выкрал её? Она не заменит ему мать, но и плохого он ей сделать ничего не сможет, потому, что она – Василиса! Тогда зачем?
- Ни-за-чем!
А вот с Кощеем отношения испорчены. Глупо, как глупо!
2.
Василиса спала крепко, что было естественно после того, как её опоили каким-то отваром. Но сон её был тревожным, – первые впечатления от похищения, заточения в замке Кощея, багровые пейзажи за окном, сам полет, который подспудно отложился в её дремотном сознании – всё это не прошло мимо её подсознания.
Проснулась она в полной темноте.
«Наверное, ещё глубокая ночь», - подумалось ей.
Но тут она заметила слабый лучик солнечного света, точно такой же, как и тот, что напугал Дракулу. Василису он, напротив, обрадовал. Она соскочила с постели. И хотя голову её кружило, особенно в темноте, где глазам не за что было, запиться, - Василиса, подставила ладонь под тоненькую ниточку солнечной пряжи, и, словно держась за неё, как за нить Ариадны, побрела к окну и отпахнула штору.
3.
За окном блистал полдень!
Комната, в которой находилась Василиса, и в которой провела эту ночь, осветилась неожиданно веселым и радостным светом. Окошечко было маленьким, как и вся комнатка, но беленые стены, витая резная мебель, с лихвой восполняли этот недостаток архитектуры: спаленка казалась просторной светлой и, что удивило Василису особенно, уютной.
Василиса выглянула в окно, осматривая окрестности. Внизу расстилались, поля, перелески – и отсутствие каких-либо гор. И только замок стоял на высокой скале, как и замок Кощея.
«Да, - подумалось ей. - Просто так тут не убежишь. Никаких дорог ведущих к замку, одни тоненькие плутающие меж валунов и болот тропинки».
Василиса вспомнила Трансильванию, где когда-то была с экскурсией, а потому удивилась, отсутствию гор присущих тем местам. Но она тут же поняла всю глупость своих рассуждений. Это же Тридесятое царство, а не Румыния. Хотя её комнатка и была очень похожа на одну из спаленок в Трансильванском замке Дракулы.
Василиса обернулась, осматриваясь, и удивилась резкому контрасту между той комнатой, в которой она проснулась, и той, в которой она находилась теперь: беленые стены её сменились на кирпичные - тревожные и мрачные. Резная легкая обстановка комнатки, превратилась в надежно и крепко справленную, но очень грубую на вид мебель. От резной кровати и следа не осталось – на её месте стояла топорно слаженная лежанка, застеленная мехами, накрытая балдахином, навешенном на грубо отёсанные столбы по углам постели. Вместо прикроватного ковра лежала бурая коровья шкура. Единственным «украшением» комнаты была темная картина в раме на одной из стен. Через патину старой краски на неё глядели внимательные и строгие глаза усатого и носатого мужчины, в костюме воина востока, в тюрбане и с ятаганом в руке. Одно плечо изображённого было выше другого; длинные черные волосы, висевшие из под красной шапки ниже плеч. Были они выполнены без единого завитка – словно художник решил не заморачиваться и писал их единым взмахом широкой малярной кисти. И только глаза человека смотрели внимательно и сосредоточенно – смотрели прямо на рассматривающего картину зрителя, и не сводили с него живого своего взгляда, куда бы тот не направлялся. От всего портрета веяло неприятным холодком.
Василиса недолго удивлялась такой перемене интерьера своей комнаты. Видимо, услужливая память поначалу подсунула ей картинки трансильванской крепости, которую весь мир считал гнездом кровожадного графа. Однако ясно, что граф, оказавшись в Тридевятом царстве, хотел окружить себя знакомой обстановкой, оказаться в том замке, в котором провел основную часть своей жизни. И уж конечно это не Трансильванский замок, куда водят экскурсии в том мире. Трансильванский замок был новоделом, построенным в девятнадцатом веке. А последняя дата жизни того, настоящего, Дракулы относятся к 1476 году – то есть веку пятнадцатому.
Вот из того экскурсионного замка, Василиса и сотворила из своей памяти, милую комнатку. Но она растаяла, как и должно было растаять разоблаченному наваждению. Теперешняя её спальня скорее напоминала каземат.
4.
Василиса стала вспоминать историю настоящего графа, пока ещё не вампира. Крепость его была… была не в западной Трансильвании, а… где-то на юге Трансильванских Альп…
- Но не это столь суть важно, - бормотала Василиса. – А то, что именно образ того древнего замка принес в Тридевятое царство, Влад-третий Цепеш, известный всему миру, как граф Дракула. Как же называлась та крепость? Поенери? Поенарь? Это тоже не суть важно. Но это именно оно, то неприютное сооружение, от которого в том мире осталось несколько мрачных стен, да разрушенных временем и войнами, сторожевых башен.
Василиса изловчилась, и, прижавшись виском к стеклу окна, насколько смогла, посмотрела вдоль крепостных стен: по крайней мере, одна из башен была ей видна такой, какой её помнил граф: она высилась над всем сооружением в первозданной своей мрачной неприступности. Но где же горы окружавшие замок, возносившие лесистые вершины свои, вровень с его башнями?
Гор не было. За окном до самого горизонта, простиралась болотистая низина.
- Да, - сказала сама себе Василиса. – Горы это не замок, который можно легко удержать в своем воображении и перенести в своей памяти в любое место.
Интересно только, что это за место? Кто позволил графу основать на этой земле свою цитадель? Чья это земля?
Василиса так была занята своими мыслями, что не услышала, как отворилась дверь в её комнатку. Она обернулась только тогда, когда услышала за спиной вежливое покашливание.
В дверях стояла девушка, в костюме невесть какой эпохи, и какого модного направления. Тут и юбка в пол, и светлая вышитая рубашка, и плащ с капюшоном. Если бы не эта светлая рубашка, Василиса подумала бы, что перед ней стоит ярая представительница одного из модных молодежных движений. Но нет – волосы девушки были аккуратно заплетены, никакого неестественного живому существу окраса ни на них, ни на миловидном лице. В руках девушки был поднос, на нем видимо стояли тарелки, накрытые белой салфеткой и кувшин с каким-то напитком.
- Ваш завтрак, барышня, - прощебетала девушка, поставила поднос на столик, отошла к двери и застыла в ожидании дальнейших распоряжений.
Василиса подошла к столику, откинула салфетку. Утренняя трапеза была скромной: две тарелки – на одной хлеб, на другой сыр. Бокал толстого стекла, кувшин. Василиса настороженно заглянула в него. Настороженность её не ускользнула от внимания девушки:
- Не беспокойтесь, барышня, в кувшине всего лишь красное вино.
- Спасибо, только…
- Я вас слушаю, барышня…
- Я с утра не приучена пить вино. Нельзя ли вместо него принести простой воды?
Девушка почему-то усмехнулась:
- Да конечно, – сказала она. - Сейчас принесу.
- А ещё бы мне умыться…
- Хорошо…
Девушка вышла.
Василиса отщипнула крошку хлеба, положила в рот, и опять отошла к окну.
Она смотрела в окно и думала о том, как отсюда выбраться? Даже до скалы, на которой стоял замок, были отвесные стены. А ещё самой той скалы до зеленой её подошвы метров двадцать пять, тридцать… Окно, конечно без решёток, но кто отважится выбраться из него, если даже смотреть из этого окна страшно.
Раздумья её опять прервала прислужница:
- Ванна готова. Прошу, барышню, пройти за мной.
«Вот даже как? – отметила про себя Василиса. – И ванна готова и из её комнаты можно выйти».
Девушка, стоящая в дверях, посторонилась перед ней и указала куда идти…
Они прошли по коридору мимо нескольких комнат, спустились по кирпичной лестнице и оказались в светлой комнате с полом, уложенным изразцовой керамикой. Посередине комнаты стояла ванна. Скорее всего медная, на медных же, в форме песьих или волчьих, кто их разберет, лап. Ванна была почти до краев наполнена водой, от которой шёл пар.
- Прощу, барышня, - сказала прислужница, указывая на ванну.
Кстати, прислужница была не одна. Ещё две девушки стояли у стены: одна держала в руках простыню, вторая объемистый кувшин.
Василиса впервые за время пленения, смутилась и растерялась. Ранее, на все к ней обращения она гордо вскидывала голову. В данной ситуации ей это показалось неуместным. Как и необходимость обнажаться перед незнакомками, а потом ещё и лезть в эту медную ванну.
Но девушка держащая простыню, раскинула её, на вытянутых в стороны руках, наподобие ширмы. Василиса сообразила, что ей делать дальше – (да и в кино что-то подобное видела), зашла за простыню, и стала раздеваться. Когда она была совсем нагая, прислужница набросила на неё простыню, подвела к ванной и помогла в неё погрузиться.
Блаженство охватило Василису. Она закрыла глаза.
- Барышне не холодно?
- Нет. Спасибо, всё хорошо…
Но блаженство длилось недолго. Шёпот девушек привлек её внимание. Она обернулась и увидела, что они с удивлением и отчасти непониманием, рассматривают её одежду. Особенно нижнее бельё. Они так были увлечены своим занятием, что не заметили, что она смотрит на них. Она же, не желая их смущать, отвернулась и опять прикрыла глаза.
Процедура купания была закончена.
Она и нравилась Василисе и смутила её. Служанки подливали в ванну воду, решив, что та остыла. Подкладывали какие-то ароматные травы, капали что-то из темных маленьких флаконов. Сами пытались её мыть, чему она категорически воспротивилась, дозволив только окатить себя в конце купания.
На неё опять накинули жёсткую, скорее всего льняную, простыню и подвели к кушетке, на которой была разложена одежда, в которую Василиса должна была облачиться после купания. И тут она поняла, что чувствовали служанки, разглядывая её одежду. Юбок на кушетке было не менее трех. Рубашка одна, еще какие-то предметы туалета с тесемками и шнурками. И ни одной пуговицы!
Взяв одну-другую из вещей своего нового туалета, Василиса их рассматривала, пытаясь понять, что должно быть надеваемо в первую очередь, что во вторую. Наконец она, краснея и смущаясь, сдалась и позволила служанкам облачить себя. После чего прислужница повела Василису теми же коридорами в её комнату. По дороге Василиса пару раз, словно перепутав, отворяла другие двери. Комнаты были похожи одна на другую.
- Это комнаты для гостей, – объяснила ей прислужница. - Порой их бывает довольно много…
Придя в свою комнату, Василиса первым делом хотела посмотреть на себя со стороны, как она выглядит в новом своем наряде. Но смотреться было не во что. Она вспомнила, что зеркал вампиры не держат, так как в них не отражаются.
5.
Василиса позавтракала на скорую руку, прислужница убрала со стола нехитрую посуду и ушла. Василиса села у окошечка. Она смотрела на вольный солнечный мир и думала о том, что ждет её дальше, строила планы побега. Но все они разбивались в дребезги, стоило только ей подумать о высоте стен замка и скалы от земли до окна её «светлицы».
После обеда, так же принесенного девушкой ей в комнату, Василиса заметила, что уходя, та просто закрывает за собой дверь. Она не слышала ни поворота ключа в замочной скважине, ни лязга какого-нибудь засова с внешней стороны.
Выждав некоторое время, пока шаги прислужницы не стихли, она подошла к двери и осторожно попробовала её отворить. Дверь открылась легко и практически бесшумно. Василиса выглянула в коридор - тот тонул в неярком свете факелов в обе стороны от двери её обиталища.
Василиса тихо пошла в одну из сторон – туда, куда её не водили на «умывание». Всё одинаково, ничего нового или необычного. Каменные или кирпичные стены. Тусклые, коптящие факела, двери, похожие одна на другую. Пройдя метров пятьдесят, она остановилась.
- На сегодня хватит, - сказала она сама себе, и так же тихо вернулась в свою комнатку.
Занять себя было категорически нечем. Оставалось одно – сидеть, смотреть в окно и думать.
«Впрочем, можно и прилечь», - решила она, что тут же и сделала.
Она глядела на низкий потолок. Ни хитрость, ни коварство, почему-то не лезли в её голову. Вспоминалась жизнь в том мире. Вспоминалась, как что-то далекое и невозвратное. А ведь и трех дней не прошло, как злая воля Кощея вырвала её из привычной и такой, оказывается, доброй жизни.
Василиса всхлипнула. Но тут же спохватилась: вдруг за ней наблюдают через какие-нибудь хитрые устройства, упрятанные в стенах. Подглядывание за пленными и неугодными было на высоте во все времена: и во времена варварства и времена просвещения.
Василиса, как ей казалось, незаметно утерла слезы и прикрыла глаза. Изредка она чуть приоткрывала их, ощупывая взглядом комнату.
- Портрет! – сказала она себе.
Конечно-же - портрет! Он наблюдал за ней. Скорее всего, за портретом были просверлены в стене отверстия, а «живой» взгляд казался таким, от того, что глаза были стеклянными.
Пересиливая страх, Василиса встала с постели, прошлепала босыми ногами к портрету и попробовала заглянуть под картину. Под ней ничего необычного не была – простая, крепкая каменная кладка. Тогда она внимательнее вгляделась в глаза изображённого – потрогала их пальчиком. Нет, это не стекло. Это просто краска, слегка шершавая на ощупь. И тут портрет ей издевательски улыбнулся одними губами. Василиса ойкнула, отпрянула от него и… проснулась.
Сердце её билось как у котенка.
-Фу! – сказала она себе, словно вскочившей со сна собаке, и зарычавшей в темноту. – Лежать! – и откинулась на подушки.
Сон не шёл.
Василиса стала думать про Ивана: где он? Как он? Что делает? Бродит ли неприкаянно по белу свету, ища её, или горе и тоску, на кухне вином заливает?
Василиса всхлипнула, до того ей стало жалко Иванушку. Чем, как помочь ему, бедному?
6.
Вдруг она услышала какое-то шуршание. Василиса скосила глаза и увидела большую крысу. Та возилась у стола, что-то подбирая с пола. Видимо собирала крошки хлеба и сыра, что упали на пол во время завтрака и обеда.
Василиса не боялась крыс: медицинский институт не пансион благородных девиц, а потому с интересом стала наблюдать за хвостатой гостьей – другого-то занятия на этот вечер у неё, кажется, и не предвиделось.
Когда тело её затекло от неподвижности, Василиса решила лечь поудобнее. Но при этом, как-то неловко повернулась и крыса, услышав её возню, кинулась в правый от окна угол комнаты и исчезла в нем.
Василиса откинулась на подушки и уставилась в потолок.
- Стоп! – сказала она сама себе. – А ведь крыса не могла пройти сквозь стену! Значит…
Что значит это «значит», она ещё не поняла, но уже соскочила с постели и опустилась на колени перед «крысиным» углом и нащупала, а потом и разглядела узкую щель между полом и стеной.
- И что мне это дает? – задала Василиса себе простой вопрос, на который был только один такой же простой ответ:
- Ничего…
Василиса почти с безнадежным стоном упала в постель. Глубоко вздохнула и тут же, опять резко села глядя уже почти в темноту – свет из окна едва сочился, освещая её комнату. Луна ещё только выплывала из-за сторожевой башни.
- Я же в замке! – сказала она себе. И сама же себе ехидно ответила:
- Да что ты говоришь? Какое глубокое наблюдение.
- Погоди! Не сбивай меня с мысли…
- В твоей голове ещё есть мысли? Ну, ну, хотелось бы узнать, что это за мысли такие, что не дают нам покоя?
- А ведь во всех замках должны быть тайные ходы. Не думаю, что этот замок является исключением.
- Так, так – это уже интересно. И что теперь?
- А теперь мне надо только найти этот потайной ход. Крыса же нашла свой…
- Согласись, что потайной ход крысы, совсем не подходит для тебя…
- Почему? Я отлично помню несколько заклинаний, котором учила меня бабушка. И там было одно… Только его надо вспомнить…
- Так вспоминай быстрее. Я тебе могу помочь?
- Можешь: не мешай мне. Я должна сосредоточиться.
Василиса опять сошла с кровати, опустилась на колени перед крысиной норой и зашептала заклинание:
- Ты, Луна, полнеешь, а я таю.
Равнодушно ты в окно глядишь.
Помоги, тебя я умоляю,
Преврати меня в простую крысу
Или даже мышь.
Василиса закрыла глаза, раскинула руки и стала ждать превращения.
Но всё оставалось по-прежнему: – луна равнодушно светила в окно, не желая ей помогать.
Василиса озадаченно посмотрела на неё.
- Полнолуние... Должно быть полнолуние. Полное, без всяких зазубринок по левому краю её лика. Или… Я же забыла… Забыла надеть одежду наизнанку.
Она стала стаскивать с себя одежду.
И тут на луну начала наплывать темная, непроглядная туча.
- Не успею, не успею… - занервничала Василиса. – Да и не к чему мне моя одежда там, в норе...
Трясущимися руками она сорвала с себя одежду, и, едва успела подставить свое оголенное тело под последний серебряный луч лунного света, как стала быстро уменьшаться. Она ещё шептала заклинание, а уже чувствовала, как всё её тело зудит от пробивающейся сквозь кожу шёрстки, чувствовала, как отрастает крысиный хвост. Она хотела оглянуться, чтобы посмотреть на него, но не отважилась – чувство гадливости к этому непременному атрибуту крысиного экстерьера, не позволило ей этого сделать. Да и к чему? Щель в углу комнаты манила её надеждой на спасение, и она кинулась в неё, не думая, что будет дальше. Несколько мгновений она летела в полном мраке куда-то ни во что, и запоздало и отчаянно подумала о том, как она вернется в прежнее свое человеческое обличие и вернется ли вообще? Но и отчаяться она не успела, так как упала, уткнувшись лицом во что-то мягкое. Ей стало трудно дышать, она тряхнула головой и… проснулась.
Василиса лежала вниз лицом, уткнувшись в подушку.
«Однако!», - подумала она, и вслух сказала:
- Гоголь-моголь какой-то. Или нет?
Она не поленилась встать с лежанки и пройти в тот самый угол, куда скрылась крыса. Кирпичи в стене лежали плотно и крепко – никакого даже намека на крысиный лаз.
- Гоголь! Чистый гоголь-моголь…
продолжение следует
Владимир Илюхов
#ЗаГранью