Света сорвала листок календаря — опять август, месяц, которого страшилась, и который из года в год с содроганием и болью встречала... В душе опять воскрес весь ужас пережитого, того, что тщетно старалась забыть, навсегда вычеркнуть из памяти...
Считается, что время лечит, но у нее вот не получается. Рана не затягивается, а воспоминания с новой силой начинают саднить и терзать. И в который раз перед глазами всплывает, до мельчайших нюансов, тот летний солнечный день, когда они с сыном ждали радостной встречи с ее Ильей.
Муж возвращался из Сочи с курорта. Три недели разлуки показались вечностью. Последние штрихи приготовления, она нарядилась, стол накрыт и наконец-то можно снять фартук и присесть отдохнуть.
Возня на кухне — самая нелюбимая и трудоемкая, и вообще не ее занятие. Однако, желая угодить мужу, конечно, соскучившемуся по домашней пище, она, как заметил сынуля, «пошла на подвиг», и даже спекла любимый ее мальчишками яблочный пирог.
Поезд должен прибыть в три с минутами и, по всему, вот-вот Илья должен появиться. Однако муж отчего-то задерживался. «Уж полночь близится, а Германа все нет!» - пропела Света, взглянув на часы.
- Куда-то наш папка запропастился... - заметила она, озабоченная тем, что все остынет и придется греть снова.
- Наверно, опоздал на электричку, - предположил Игорек.
Скоро сын объявил, что «умирает с голодухи».
- Давай, налью борщ. Или лучше перехвати салат, замори червячка.
- Нет, мам, буду ожидать папу! - упрямо отказывался ребенок, несмотря на настояния Светы.
Самой есть не хотелось, хотя было давно пора. В душе зарождалось беспокойство. Она все поглядывала на ужасно быстро двигавшиеся стрелки часов. Ожидание превратилось в пытку.
Было около семи вечера, когда наконец-то щелкнул дверной замок и послышались знакомые шаги. Света вскочила навстречу, готовая услышать обычное: «А вот и я!» Но вместо этого в ответ на их радостные приветствия послышалось:
- Проклятый транспорт! Толчея, жарища!
Сын восхищенно воскликнул:
- Салют, курортнику! Папка, как ты загорел!
В ответ Илья, вместо привычного поцелуя («Курносик, дай носик!»), лишь похлопал сына по плечу и сказал:
- Да и ты, братец, я вижу, просмолился отлично!
Света глядела на мужа и не узнавала. Ежедневно, по возвращении с работы, Илья, словно после долгой разлуки, целовал ее, прижимая, а сегодня она отчего-то была лишена этого. Он, как бы мимоходом, прикоснулся к ее щеке губами и, явно боясь встретиться взглядом, изрек:
- Уф... И в доме духота!
Полная недоумения необъяснимым поведением мужа, Света возразила:
- Я бы не сказала — все окна настежь. В доме вполне нормально. Иди, Илюша, мой руки и скорее за стол! Голоден, небось, как волк. Да и Игорек изнывает, без тебя не хотел есть.
- Напрасно. Вы, ребята, садитесь без меня, а я пойду, приму душ. А, может, и баньку себе сотворю! Пропитался потом из-за этой духоты. Даже ничего есть не хочется. Хотя вижу - шикарный стол!
Праздничное настроение улетучилось не только у нее. Светлана видела, что и сын очень раздосадован непонятным поведением отца, совершенно непохожим на привычное. Что с Ильей? Неужели опять навалилась депрессия, которая угнетала его после страшной катастрофы? Но тогда для этого была веская причина, а теперь?.. Быть может, в санатории врачи обнаружили у мужа что-то серьезное, и он старается это скрыть, держа все в себе? Хотя по виду не скажешь... В глазах нет былой грусти, а, скорее, в них какая-то растерянность...
Игорек сел за стол, а Света пошла греть сыну борщ и отбивные. Из ванной доносилось веселое пение Ильи. Он явно блаженствовал, принимая ванну.
Нет, причина перемены в муже, как видно, кроется не в том, что вызвало ее беспокойство, а в совершенно другом. Но, в чем же?
Наливая сыну борщ, перемывая тарелки после трапезы, Светлана неотрывно думала о метаморфозе, случившейся с мужем, который теперь застрял в ванной. Вспомнилось, как уговаривала его поехать отдохнуть. Илья категорически не хотел отправляться в одиночку. Как правило, они отдыхали вместе. Илья считал, что его ангел-хранитель, как муж называл Свету, всегда должен быть рядом. Иногда на это время они забрасывали Игорька к его, или к ее маме. Но в этот год совместного отдыха не получилось. Света, защитив диссертацию, только приступила к работе, очередной отпуск был ею использован, а просить за свой счет сочла не этичным (да и была более чем уверена, что откажут).
Ежедневно, всю первую неделю, Илья присылал из Сочи письма, полные жалоб: хотя и начало августа, погода дождливая, чуть ли не ежедневно гонит с пляжа, к тому же врач прописала столько процедур, что, как видно, не будет возможности прожариться на солнышке, которое, кстати, ему вредно и его следует избегать. Ночи длинные, бессонные, так как ее нет рядом... Кормят ужасно: все невкусно да и выбор скудный. В общем — беда.
А затем письма сменились открытками. Пришли две с видами Кавказа и коротеньким текстом: «Занят процедурами, морем и экскурсиями!», «Был на озере Рица. Восторг!»
Кстати до сего времени муж экскурсий не терпел, предпочитая спокойное, тихое времяпрепровождение. Светлана же наоборот, обожала лицезреть новые места, и во время их поездок с удовольствием отправилась бы в разные походы. Но, учитывая то, что муж скорее не в состоянии долго бродить и скрывает это за якобы отсутствием любознательности, она смирялась и не показывала вида, пряча свои желания. Ни на минуту Света не забывала, что перенес ее Илюша, и сколько усилий приложили медики, пока вырвали его из объятий смерти, когда муж был уже одной ногой на том свете... Она щадила мужа, боясь даже намеком напомнить об его увечьях.
...Игорек поел и все никак не мог дождаться своего папулю.
- Ну, сколько можно мыться? Мам, напомни ему, что ждем!
- Папа моется основательно, а не так, как ты! - поднялась на защиту Света, ставя отца сыну в пример.
Сама же подумала: «Давно бы пора ему выйти...» Она понимала, что ребенку не терпится получить обязательный, привезенный подарок. Ведь не было случая, чтобы, вернувшись с курорта, родители не радовали чем-нибудь сына. В прошлом году, например, фотоаппаратом «Вилия».
Денег Илья с собой взял вполне достаточно, несмотря на упорное сопротивление:
- Светик, зачем так много? - твердил он. - Куда мне столько? Пойми — ну, фрукты иногда куплю, если будут путные артисты, на какой-нибудь концерт схожу... Хотя скорее предпочту книжку.
И он взял с собой роман Хейли «Аэропорт» в журнальном варианте.
Наконец, появился долгожданный курортник.
- Ну, ребятки, расскажите, как вы тут были без меня? - спросил Илья, приглаживая шевелюру.
- Да, что нам-то рассказывать? Ты лучше садись к столу, поешь, и обо всем поведай! — предложила Света.
- Папа, мы с мамой гербарий собрали! В зоопарк ездили, аж два раза. И на ВДНХ в павильон космонавтики ходили! - поспешил доложить отцу Игорек.
- Молодцы!
- Пап, а ты не забыл привезти камешки и ракушки для моего аквариума?
- Ох, сынок, прости! Ничего не привез, совсем о твоем задании забыл.
- Илья сел за стол и принялся есть, нахваливая все подряд. Но во всем чувствовалась какая-то неестественность... Света никак не могла избавиться от ощущения, что с мужем что-то произошло. Особенно настораживало его упорное стремление избегать ее взгляда. Илья все время смотрел то в тарелку, то на сына.
- Когда он встал из-за стола, вместо обычных слов благодарности, адресованных супруге, Светлана услышала:
- Наелся так, что тянет ко сну! Пойду на боковую.
- Бедный Игорек не вытерпел и без обиняков спросил:
- Пап, ты что, ничего не привез?
- Вы, наверно, дорогие, ждете раздачи слонов? Но, к сожалению, кроме грязного белья, уж простите, ничего не привез... Каюсь! Непонятно как и на что - все деньги разлетелись! Здесь наверстаю!
- «Ничего себе! - подумала Света. - Ведь повез все отпускные...» Сын, явно расстроенный, изрек:
- Ну, тогда давай фотографии, мы с мамой посмотрим.
Ребенок привык, что возвращаясь с курорта, они обычно привозили множество снимков.
- А, фото... - отчего-то, как показалось, растерянно произнес Илья. - Их тоже нет. Такая дороговизна кругом! Шкурники, эти курортные фотографы! Заламывают неимоверные цены.
- «Не иначе, у него украли деньги... - предположила Светлана. - Но зачем это скрывать? Со всяким может случиться. Не по ресторанам же он шастал, если такие деньги сумел за три недели просадить? Карты презирает, точно не играл...»
Наконец, Илья ушел спать. «Конечно, устал с дороги, да еще эта ванна и сытный стол...» — старалась успокоить себя Света.
Раздосадованный сын после ухода отца спросил:
- Мама, а каких слонов мы ожидали? Я не понял.
- Ты про что? - занятая своими мыслями, отозвалась Света.
- А когда я спросил, что привез, папа ответил, что мы слонов ждем. Он что, тебе их обещал?
Хотя на сердце было неспокойно, Света от души рассмеялась.
- Так, сынок, говорится, когда раздают подарки. Иди, почисти зубки, умойся и — спать!
- Мам, но я не понял: почему вместо подарков дают слонов?
- Делай, что я велела! Завтра все объясню. А сегодня пора спать.
Света старалась успокоить себя, но нервы были натянуты, как струны. Неужели опять что-то со здоровьем? Деньги пошли на частных врачей, и он старается, щадя ее, это скрыть... Светлана слышала, что больные раком порой тратят бешеные деньги на разные снадобья, которые сбывают им нечистоплотные люди, уверяя в чудодейственном воздействии. Не это ли причина? Что если врачи обнаружили у мужа серьезное заболевание? Тогда понятно, почему Илья, не желая ее волновать, ведет себя так неуклюже, не умея врать, боится проговориться... И не фотографировался — не до того... А деньги, наверное, потратил на какое-нибудь «спасительное» средство. «Бедный мой! - пронеслось у нее в голове, и сердце сжалось от сострадания. - Столько перенес и вот снова!» И главное — это было преподнесено, когда ее рядом не было, и Илья все переживает один... Не с кем поделиться, все в себе, в себе... Хотя... На вид вполне веселый, да и выглядит неплохо. Сплошная загадка...
...Перемыв посуду, она вспомнила слова мужа, что привез чемодан, полный грязного белья, и тут же решила, не откладывая, постирать. Собрав рубашки, трусы, носки и платки, она сообразила, что в кармане брюк лежит грязный от пота носовой платок. Светлана вытащила его, развернула и уставилась на него... Нет, на материи была не кровь, ничего общего не было и с пятнами томата. На платке ясно алела помада.
Илья и помада — как-то не вязалось... Чего чего, но измены от мужа Светлана не могла ожидать. Не только потому, что была уверена в его чувствах к себе, но и в силу весьма серьезных обстоятельств, последствий катастрофы, после которой Илья чудом уцелел. Неудачно катапультировавшись, он угодил на полузасохшую сосну, сук которой пропорол тело. Плюс смещение позвонков, перелом ключицы — все это стало результатом падения. Пережитый стресс тоже оставил последствия. Врачи сделали многое, как выразился Илья, его везде заштопали, но половая деятельность отказала начисто...
В ту страшную минуту, когда она буквально вытащила мужа из петли, Илья сказал Свете, спрятав лицо у нее на груди:
- Мой ангел-хранитель, пойми, на что ты обрекаешь себя! Молодая, красивая, успешная. А я - развалина, лишенный всего... Облако в штанах, а не мужчина.
- Замолчи, и прекрати говорить глупости! Я люблю тебя! Пойми, тебя, твою сущность, а на остальное мне наплевать!
- Но ты обрекаешь себя на муки, и у тебя со мной никогда не будет детей! Ты отдаешь себе в этом отчет?
- Ну, и что же? Тысячи пар живут и счастливы, не имея потомства.
- Светик мой, семицветик! Любушка моя! На все у тебя есть свои доводы. Но...
- Никаких «но»! Я тебя люблю, а вот ты, видно, меня не любишь, раз способен огорчать!
О чем только Света тогда ему ни говорила... Утешенный, Илья прошептал ей на ухо, что, наверно, нет и не было в мире подобной. Света возразила:
- Нет, ты ошибаешься! У меня в этом плане есть пример настоящей любви. Это мои родители и, в первую очередь, моя мама!
И она рассказала мужу историю своих родителей.
- Я знала, конечно, что отец горел в танке. Этого нельзя было не знать, достаточно было взглянуть на него. То, что они любят друг друга, чувствовалось во всем. А вот как они поженились, я не имела представления, хотя частенько слышала, как отец, шутя, говаривал: «Твоей маме все под силу, даже сумела меня, «красавца» женить на себе!»
Тогда, перед своим замужеством, Света попросила:
- Мама, расскажи, как вы с отцом поженились?
- Ну, слушай. — согласилась мама. - Я жила в Свердловске, когда началась война. Как раз перешла в десятый класс. И тут в нашем классе появился парень, Глеб, эвакуированный с родителями с Украины. Высокий, чубатый, остроумный, и в тоже время серьезный, в общем — красивый и прекрасный во всех отношениях! Он сразу влюбил в себя многих девчонок нашего класса. Конечно, включая и меня... - смеясь, добавила мама. - Учился Глебка хорошо, особенно по математике и физике. В отличие от других мальчишек, был со всеми ровен, и из девчонок в классе никого не выделял. Даже не обращал внимания на нашу первую красавицу - Лину Дубову, в которую были поголовно влюблены все мальчишки. Я же себя считала уродиной из-за курносого носа и жидких «косюлек». К тому же среди ребят ходила под прозвищем «правильная» из-за усердного прилежания на уроках, увлечения классической музыкой и общественной активности - была комсоргом класса. В общем, рассчитывать на взаимность со стороны Глеба, в моем понимании, не могла, и от этого втихую страдала.
На следующий год он, как почти все остальные мальчишки, ушел на фронт. Я поступила в консерваторию. Мой отец и многие парни из нашего класса на этой проклятой войне погибли. А я все не могла забыть Глеба, и молила небо, чтобы вернулся живой, даже не мечтая ни о чем. Просто продолжала его любить.
И вдруг, это было в конце сорок четвертого, в магазине я столкнулась с его матерью. Та заметно изменилась за прошедшие два года, но я ее стазу узнала, и, подгоняемая острым желанием узнать о судьбе Глеба, поздоровалась. Она меня совершенно не помнила, хотя я несколько раз заходила к ним.
- Я Рита. Училась с Глебом. Как он? - спросила я с замиранием сердца, боясь услышать страшный ответ.
Его мать улыбнулась, как будто даже обрадовавшись мне:
- Глебушка, к счастью, вернулся живой.
- Ой! Он приехал? - радостно воскликнула я.
- Да... - немного погрустнев, ответила она. - Он, девочка, горел в танке... Но, слава Богу, уже дома.
- От меня ему привет! От Белкиной Риты... - отчего-то смешалась я.
- Обязательно передам! - заверила она.
- А можно зайти к вам? - осмелев, спросила я на прощание.
- Он никого не хочет видеть... Но, все же, заходи.
Я ушла озадаченная - отчего Глеб не желает всех видеть? Неужели все еще страдает из-за ожогов? И в тот же день вечером я была у них.
...Твоя бабушка Нина, - пояснила Свете мама, вспоминая, - когда впускала меня, крикнула:
- Глебушка, к тебе гостья!
- Я отсутствую!
Его мама виновато поглядела на меня.
- Погоди-ка минутку, я с ним поговорю, — сказала она, видимо боясь, что я уйду.
Но я ее остановила:
- Позвольте, я сама.
Даже не пойму, откуда у меня хватило не то смелости, не то нахальства, но я, опередив ее, вошла в комнату.
- Что значит «отсутствую»? Даже для меня? - я хотела сказать «для твоего комсорга», но слова застряли в горле, когда Глеб повернулся ко мне лицом.
Оно было сплошь покрыто все еще красными ужасными рубцами. Ничего от прежнего, кроме любимых глаз не осталось на нем. Раньше искрившиеся задором, его темные, умные глаза сейчас источали непередаваемую тоску и печаль.
Я на мгновение запнулась, но, собрав, не знаю откуда появившееся здравомыслие, преодолела в себе страшное воздействие увиденного, и даже, попробовав улыбнуться, продолжила:
- Что, меня, Белкиной Риты для тебя нет? Не верю! Гони взносы!
Это «гони взносы» неожиданно его рассмешило, и Глеб криво улыбнулся:
- Ну, коль пришла, садись.
...Твоя бабушка, - продолжала мама рассказ, - будучи очень деликатной, вдруг вспомнила, что ей нужно куда-то зайти, и оставила нас одних. Я принялась рассказывать Глебу о наших соучениках, что знала. Конечно, вспомнила и Лину Дубову, выскочившую замуж за толстого, лысого, очкастого заведующего какой-то продовольственной базой, намного старше ее, ясное дело, женатого, и бросившего из-за нее жену с двумя детьми.
- А чего от нее еще ожидать? Всегда была дура-дурой, одно слово — дубина! - неожиданно высказался Глеб.
- А у тебя какие планы? — осторожно спросила я.
- Ты о чем? Какие у меня могут быть планы? Немного отойду, и надо идти работать. Хотя специальности — никакой...
- А учиться?
- Может быть, потом. Сейчас война. Да и о чем речь? Я далеко не загадываю. С моей внешностью стыдно на люди выйти.
- Глебка, я от тебя такой глупости не ожидала! Что значит, стыдно?!
- А то, что не хочется пугать своим видом. Сама же видишь...
- Что вижу? Что вернулся живой, да такой, что горжусь тобой!
- Ты... мной? Нашла кем, глупая! Да и ты причем тут?
В других обстоятельствах я бы обиделась и ушла, но тогда, до сих пор не пойму, как из меня вырвалось:
- Как причем тут я? Ведь я люблю тебя!
- Ты? Меня? - спросил твой отец. - Белка, не шути! Этим не шутят.
- А я не шучу. И люблю тебя с первой минуты, как увидела!
- Ну, теперь увидела, и гуд бай!
- Гонишь меня, считаешь недостойной? Извини... - я чуть не разрыдалась.
Мне стало больно и за Глеба, и за себя. Я люблю его даже с обезображенным лицом, которое меня не только не пугает, а наоборот, вызывает еще большее чувство, а сама как не нравилась, так и не нравлюсь...
И я встала, готовая уйти. Тут Глебка взял меня за руку и так сжал, что без слов я его поняла... А потом... - мама засмеялась, - как твой папа уверял, я ему сделала предложение. Были годы счастья. У него было обожженное лицо, но не душа! Это был...
Света почти завершила пересказ маминой истории, когда Илья перебил ее:
- Но между мной и твоим отцом большая разница! Ты не учла одного — у нас никогда не будет детей. Я... Да, что говорить... Сама знаешь. Отдай себе в этом отчет. Нам следует расстаться. Ведь ты обрекаешь себя...
- Опять за свое? - перебила его Света. - Брось пороть чепуху! - Мы возьмем малютку, а, может, со временем и несколько, и у нас будет большая, полноценная семья. Я в это верю!
И вскоре трехмесячный Игорек, чудесное создание, появился у них.
...Когда Илья лег в постель, постыдно сбежав от жены и сына, спать ему совершенно не хотелось. О каком сне и покое могла идти речь, когда он искал и не находил ответа на мучительные вопросы: как быть и какие найти слова в свое оправдание? Как Свете, вернувшей его к жизни, нанести такой удар?
Вести двойную жизнь, бесконечно измышляя небылицы и выкручиваясь, как поступают многие, он не мог, не хотел. Да и Света этого не заслужила. Она в его сердце занимает немалое место и по-прежнему дорога. Да и не может быть иначе: сколько для него сделано ею за одиннадцать лет, прожитых душа в душу! Она чудесный, цельный, достойный человек, которым надо восхищаться и гордиться, что он и делал все это время. Света и внешне, и внутренне великолепна.
Но, что делать теперь, после встречи с Жанной, подарившей ему столько непередаваемых радостей, вернувшей уверенность в мужской силе, утраченной на долгие годы? Что из того, что она недостаточно образована, неразвита, и ей недоступны возвышенные рассуждения и мысли? Жанна совершенно земная, и даже ее глупости приводят его в восторг, надутые губки — в умиление, и все в ней сулит счастье... Она будоражит кровь и дает ощущение жизни до высоты ее предела. То, чего не сумела, как ни старалась, дать ему Света, которая дорога, любима, но как мать, сестра... И как ей это объяснить, не задев гордость, не унизив, не причинив страданий?
Илья лежал, притворяясь спящим, мучимый думами о неизбежной беседе с женой, не представляя, как сделать не таким болезненным свой уход из семьи... Это не значит разрыва с ней. Он так же будет чувствовать себя отцом Игорька, и станет, по мере сил, помогать Светлане воспитывать сына. Он останется верным другом, если конечно, она, оскорбленная, не отвергнет дружбы. Нет, не должна, — Света ведь добрейшей души человек, и поймет его, и не осудит. Ну, а Игорек... Он еще ребенок и не должен обидеться на отца за измену, так обычно поступают подростки, многого не понимая...
Так мучительно размышлял Илья почти до полуночи, ожидая прихода жены, решив тут же, в спасительной темноте, начать неприятный разговор. Но она не шла, и вскоре сон сморил его.
...Вода в тазу остывала. Обычно мужские рубашки, чтобы не ломались воротнички, Света стирала руками, не доверяя машине. Заодно она решила постирать и все остальное. Но этот платок с помадой погрузил ее в какое-то оцепенение... Света, присев на табурет, все глядела на испачканный платок, зажатый в руке, а на сердце было почти как после той катастрофы. Как и тогда, теперь стало страшно.
Сердце плохой вещун, оно подсказывало, что поведение мужа неспроста. И точно - это вовсе не из-за надуманного ею диагноза, какой-то мифической болезни, которой, слава Богу, нет... Вспомнилось пение Ильи в ванной, - когда на душе горько, не поется... Неспроста было его непонятное поведение, отсутствие фотографий и презентов, которые всегда обожал дарить (даже порой казалось, что это доставляет Илье большее удовольствие, чем самому получать их). Хотя... «Мне он все же привез... Разве этот платок не подарок?» - с горькой иронией подумала Света, усмехнувшись.
Она встала, и убедившись, что вода в тазу совершенно остыла, засунула все белье, включая злополучный платок в машину, и включила ее. Сделала все это она механически, и лишь когда барабан закрутился, опомнилась. Зачем бросила в машину белые рубашки, испортятся! Благо, лежавшие рядом носки ожидали своей очереди. А ведь могла бы по глупости сунуть и их... И вообще, что себе надумала? Подумаешь, помада! Может, на прощание кто-то из знакомых дам, мало ли их, встретившись на курорте случайно, чмокнул Илью, и оставил след на щеке... Или даже кто-то из родни сегодня повстречался, а он забыл рассказать. Ну и Бог с ним, с этим платком в помаде! Хорошо, что стирается, даже напоминать об этом Илье не надо. Зачем выставлять себя ревнивицей попусту?
Но тут же эту здравую мысль перебило другое суждение: «Почему же ничего не рассказал, и куда делись деньги, и ни одного фото... Да и все остальное... Ну, поживем — увидим!..» — успокаивала себя Света, пока машина вертела белье.
Чтобы отвлечься, она раскрыла книгу, но сосредоточиться не получалось.
Несколько раз прочтя одну и ту же фразу, Светлана отложила книгу и взяла половую тряпку, решив протереть пол в кухне, хотя вчера и вымытый. Душа требовала трудом вытеснить плохие мысли из головы. Это у нее было всегда - если охватывало волнение, спасала физическая работа. Так и перед защитой диссертации она перемыла все окна в квартире, ища успокоения.
Правда, когда случилось несчастье с Ильей, и врачи боролись за его жизнь, тогда руки ни за что не хотели браться, а душу охватила тупая апатия. Казалось, жизнь вокруг остановилась, и вообще — зачем она, если Илью не спасут? Но вскоре, собрав всю волю, Света тогда принялась за работу — дописывать автореферат, и, пока муж поправлялся, сумела подготовиться к защите диссертации, на которой он, до случившегося, настраивал. «Сначала, - говорил Илья, — преподнесешь мне звание ученой жены, а потом и сына!»
Диссертация и звание были получены, а вот из-за последствий катастрофы сына подарить мужу, не по своей вине, Света не сумела. Тогда-то они и взяли из «Дома малютки» Игорька.
Илья, став после аварии инвалидом, два года пребывал в тяжелейшей депрессии, и лишь с появлением ребенка стал постепенно оттаивать. Первое время было очень тяжелым как в моральном, так и в материальном плане. Сумрачный, погруженный в себя, муж, грудничок на искусственном питании, с которым было немало хлопот у еще неумелой матери, - теперь страшно вспомнить первые три месяца. Света тогда получила декретный отпуск по уходу за ребенком. Запасов — никаких, и лишь скромная военная пенсия по инвалидности у мужа позволяла еле сводить концы с концами. В этот период пришлось, скрепя сердце, продать в скупке как лом их обручальные кольца...
Ночи были бессонные: ребенок быстро привыкший к рукам, только на них переставал голосить. Бесконечная стирка пеленок (стиральной машины у них тогда еще не было), уборка, беготня по магазинам, в детскую молочную кухню за питанием... Конечно, со всем этим ей было бы не справиться, если бы Света не впрягла в помощь себе мужа. Сказать, что это было легко нельзя. Единственной работой, которую Илья с удовольствием выполнял, являлись прогулки с коляской. А вот походы по магазинам и возню на кухне муж предоставлял ей, предпочитая в это время заниматься с малышом, вернее, дав ему соску, усесться рядом с книгой или газетой.
Сложилось распределение труда: Илья гладил пеленки и мыл пол, а кухня и пыль оставались за ней. Света варила, а он мыл посуду. Ну, а ночи с Игорьком были ее. Илье ребенка не доверяла — заснет и вывалит из рук, с ней такое случиться не может.
Убедившись, что муж способен справляться с малышом, ведь он даже купал младенца, Светлана отважилась через три месяца вернуться в институт: денег не хватало, а продавать было нечего. Устраиваться на работу Илья еще не созрел, да и куда, и кем... Летать его ни одна комиссия не допустит, а все другие, наземные профессии, вроде механика или водителя, муж отвергал. Света стала постепенно внедрять в его сознание идею, что надо поступить в заочный институт и получить наземную профессию, связанную с авиацией.
В родном вузе Светлана вскоре приняла заведование кафедрой, а Илья стал, как он выражался, «настоящий усатый нянь».
О том, что ребенка они усыновили, знали, естественно, все вокруг — соседи, знакомые. А вот для родителей ее и мужа, живших далеко, как и для остальной родни, это оставалось тайной. Света и Илья оповестили их о рождении ребенка сразу же, как только взяли Игорька, — разница в три месяца не играла роли. Когда же мать Светы, узнав о рождении внука, изъявила желание приехать, чтобы помочь дочери на первых порах, пришлось ее, с великим трудом, отговорить. Сослались на то, что помощь не нужна якобы из-за хорошей няни, от которой нельзя отказаться, так как другой потом не найдешь, да и в одной комнате, если мать приедет, негде будет разместиться.
Те же аргументы были позже выложены и родителям Ильи, когда те намекнули, что как только его отец получит отпуск, где-то в начале весны, они хотят навестить их, чтобы познакомится с внуком.
Понимая, что в их городе тайну усыновления не скрыть, кто-либо, даже без злого умысла, может ее раскрыть, Света пришла к выводу, что необходимо переезжать. Она стала искать вакансии в московских вузах. Ко всему прочему, в столице было больше надежды, что наконец-то ей удастся уломать мужа, и он надумает поступить учиться.
С обменом повезло: благодаря квартире Светиной бабушки и тройному обмену, им удалось завладеть двухкомнатной квартирой в Подмосковье. Через какое-то время Светлана устроилась в один из вузов Москвы, а Илья приступил к работе на авиазаводе. Одновременно он стал заочно учиться в институте, а когда его успешно закончил, перешел работать в КБ того же завода.
Сын, на которого они не могли нарадоваться, рос умным и добрым мальчуганом. Илья через военкомат приобрел «Москвич». Жизнь постепенно наладилась, ничто не огорчало.
Правда, исчезающие в последнее время из продажи некоторые продукты приходится возить из Москвы, но это ерунда, несущественная мелочь.
...И вот — напасть! Чувство ревности Свете было чуждо. Да и о какой ревности идет речь? Уж кто из них и мог бы ревновать, так уж, конечно, не она. И, отбросив в сторону всякие глупые мысли, Светлана легла рядом со сладко спящим мужем.
Разбуженная его жаркими объятьями, Светлана тут же отпрянула от него, услышав:
- Жанночка... Жаннетта, солнышко мое!
- Ты ошибся! Я — Света!
Сон как рукой сняло с обоих...
- Свет, это у меня...
- Прекрати! - еле выдавила она, выскочила из-под одеяла и опрометью бросилась вон из комнаты.
Хотелось куда-то бежать, мысли путались. Сердце яростно колотилось. Она упала в кухне на табурет. Горло охватил какой-то спазм и не отпускал, а в голове проносилось: «У него появилась какая-то Жанна. А, может, жаба? Во сне приснилось, и все это сама надумала себе...» - силилась успокоить себя Света. Но нет, имя было преподнесено ясно, с ласковой интонацией. И «солнышко мое», да и эта помада... Зачем на все закрывать глаза?
Прошло минут десять, не более, но ей показалось, что гораздо больше, когда на кухне появился Илья.
- Света, нам надо поговорить, - сказал он каким-то не своим, глухим голосом, и несколько раз не то откашлялся, не то умышленно издал какие-то гортанные звуки, желая оттянуть время, а, скорее всего, стремясь собраться с мыслями, не зная, с чего начать. - Света...
- Не надо. Иди спать. Ночь на дворе! - решила она прийти к нему на помощь.
В кухне стоял полумрак и очертаний лица супруга почти не было видно. Но Света ясно представила его виноватый вид, отчего стало до одури больно.
- Ты умная, добрая, и должна меня понять и простить.
Свете неожиданно стало противно.
- В чем прощать? Ночь на дворе, иди спи! Оставь меня! - повторила она твердо.
Но муж не уходил и метался из угла в угол, уверяя в своих добрых чувствах к ней и вечном долге за все сделанное ею, за понимание, сочувствие... В общем, сотрясал воздух, от чего становилось понятно — между ними пролегла пропасть, образованная какой-то особой по имени Жанна. Илья так и сказал:
- Ты вернула мне веру в жизнь, она — в счастье!
Муж говорил, пытаясь что-то внушить ей, а Света сидела, окаменевшая, будто в столбняке. Слушала и не слышала, а в голове вертелось одно: она ему больше не нужна. Хотя он, кажется, старается заверить в том, что всегда готов подставить плечо.
Что он несет? О каком плече речь, если время остановилось? Земля рухнула и ушла из под ног. Все кончилось и никогда не вернется жизнь, то счастье, которого лучше нет — быть рядом с ним, дышать одним воздухом, слышать его голос, смех, радоваться и переживать вместе... Сейчас она испытывала то же, что и тогда, когда врач сказал:
- Мы постарались сделать все от нас зависящее. Но, не скрою — положение тяжелое, почти безнадежное.
То было в августе, жарком, солнечном, но из-за всего случившегося ей показалось, что свет померк, и холодная дрожь охватила тело, словно в зимнюю стужу.
Из всего сказанного Ильей следовало, что нянька ему больше не нужна, и выходило, что все эти годы после катастрофы, именно эту роль, ангела-хранителя, исполняла она.
Светлану передернуло.
- Хватит. Свободен. И ничем ты мне не обязан. Не мучайся угрызениями совести и уходи!
И он ушел. На дворе опять был август...

...Расставание со Светой и Игорьком далось Илье, как ему казалось, нелегко. Мучило сознание нарушенного долга. Но неприятные чувства оставили его в покое, как только он увидел милое личико любимой, услышал ее радостный возглас и получил жаркие поцелуи, когда та узнала об его решении порвать с семьей. А известие, что станет отцом, вообще затмило все...
Правда, вскоре начались трения в связи с отсутствием квартиры. Жанна в Москве жила в съемной клетушке. У Светланы же осталась двухкомнатная квартира, однако претендовать на квадратные метры Илья считал нечестным — ведь жилплощадь досталась им благодаря квартире Светиной бабушки. Но Жанна постоянно твердила, что в тех условиях, в которых они находятся, обзаводиться ребенком — безумие, и лучше она сделает аборт. Пока у них не появится собственное жилье, рожать не намерена.
Илье стоило больших усилий, красноречия и обещаний уговорить любимую оставить эти мысли и подарить ему наследника.
- Наследника чего? - становилась в позу Жанна. - Твоих владений, которые ты не способен, по мягкости характера, отвоевать, и оставил жене. Да, собственно говоря, у тебя ведь и так есть сын, а я не курица, сама еще цыпленок, и не созрела для обзаведения выводком. Не наседка я, пойми, родненький. Я человек искусства, творческая личность!
Будучи танцовщицей в знаменитом военном ансамбле песни и пляски, Жанна, родом из провинции, считала, что достигла больших высот.
Его Рыжик, - так Илья для себя стал звать Жанну из-за ее медных волос, все никак не могла успокоиться, когда любимый признался, что Игорек не его сын, а взят ими из «Дома малютки».
- Ну, не пойму, почему ты должен содержать его, совершенно чужого, урывая из новой семьи совсем нелишние деньги, и дарить им так необходимую нам одну из комнат? Разменяй вашу квартиру — тогда и заводи ребенка! А до этого, да и пока не получишь развод — не надейся, и не жди! Сделаю аборт — и крышка! - пугала Жанна.
В эти минуты невольно вспоминалась Света, от которой он никогда не слышал слов упрека... Но образы прошлого тут же испарялись, как только эта рыжая бестия начинала ластиться, источая нежность из своих зеленых кошачьих глазок.
К счастью, завод приступил к строительству дома, в котором Илье была обещана квартира. Это примирило Жанну с их положением, и она согласилась оставить мысли об аборте. Правда, непрерывно сетовала, что беременность надолго испортит фигуру, а кормление ребенка сделает грудь отвислой. К тому же, долгая разлука со сценой равносильна смертельной болезни, и грозит потерей гибкости, умений, и вообще — непонятно, как она умудрилась так лопухнуться и влюбиться без памяти!?
Эти причитания Илья не принимал всерьез, они его забавляли и даже вызывали умиление и восторг.

...В первые дни Игорек все недоумевал, почему папа, вернувшись из отпуска, на следующий же день опять куда-то уехал на машине. Сын неотрывно докучал матери вопросами — когда папа вернется, куда делся?
Света отчего-то сразу сказать сыну, что отец ушел навсегда и с ними жить не будет, воздерживалась, наверно, потому, что сама не могла в это поверить и смириться со случившимся... Хотя здравый смысл говорил, наперекор сердцу, что надежды на будущее никакой нет, если вспомнить брошенную Ильей фразу: «Ты вернула мне веру в жизнь, она - в счастье!» А от счастья не отказываются. Конечно, если эта любовь не заблуждение, химера... Но в очередной самообман она боялась погружаться. Правда, Илья ушел налегке, одежда осталась в шкафу. Книги и личные бумаги — на своем месте. А подушка сохраняет еще его запах...
Чередой проходили дни последней декады августа. Не за горами первое сентября — пора сына, первоклассника, готовить к школе. И на работе много дел. Но руки ни за что не хотят браться, а на сердце — беспросветная тоска... Илья все не появляется, и не дает о себе знать. Видно, купается в своем счастье, погрузился в него и позабыл обо всем. И, конечно, о том, что обещал сыну по возвращении из санатория вместе пойти по магазинам и купить все необходимое в давно уже приобретенный портфель.
Но Игорек об этом не забыл, и когда в очередной раз стал скулить:
- Мы с папой должны пойти за снаряжением в школу, он обещал. Ну, когда же вернется папа? Ну, когда?
- Никогда! - в сердцах бросила ему Света, и тут же опомнилась, увидав в глазах сына ужас.
- Он что... умер?
- Нет. Сынок, успокойся! Он, слава Богу, жив. Но с нами жить уже не будет.
- А где?
- Не знаю, в другом месте.
- А почему? Мы что, ему надоели?
Этот вопрос ее рассмешил.
- Не знаю. Может быть. Так у взрослых бывает - расстаются.
- Так он теперь что, уже не мой папа?
- Почему же? Он же тебя любит... наверно. О тебе помнит.
- А тебя, - не унимался сын, - он что, уже не любит?
- Наверно, не любит...
- А почему папа свои вещи оставил?
- Не знаю... Заберет.

И он действительно вещи вскоре забрал.
Свете хорошо запомнился этот день — третье сентября. Возвращаясь специально пораньше с работы, она зашла в школу за своим первоклашкой, остававшимся в продленке. Войдя в квартиру, и уловив едва ощутимый привычный запах «Шипра», Света замерла. «Неужели вернулся?» Сердце учащенно застучало. Но волнение было напрасным: Ильи не было, как и его вещей. На столе ожидал конверт, в котором оказались деньги. Почему-то они, словно откуп, задели. Да и то, что вещи забрал в ее отсутствие. «Трус! Побоялся встретиться!»
Записка без обращения и подписи гласила: «Извини, что мало. В дальнейшем постараюсь побольше. Привет первокласснику!»
Освободившийся от бумаг мужа ящик письменного стола Света предложила занять сыну. В первое мгновение Игорек обрадовался, но тут же его взор потускнел:
- Значит, не вернется. А я думал...
Света промолчала в ответ. А мальчик не унимался:
- Мама, а почему папа нас не подождал?
- Наверно, спешил.
- А машину он тоже забрал?
- Ты мне лучше расскажи, что в школе было? Чем занимались в продленке, чем кормили?
- Ай, кашу там очень сладкую давали, еще что-то... не помню. Машины у нас уже больше не будет?
- Конечно. А в продленке, как было?
- А, в продленке было весело! Слайды показывали.
Сын рассказывал и о чем-то спрашивал, а в голове стучало одно: все кончено, возврата к прошлому нет, и надо примириться и научиться жить по-новому. Но, как? Она представить себе не могла...
...Но, ко всему привыкают, и, постепенно, Света заставила себя освоиться с мыслью, что жизнь продолжается. Несмотря на обиду и боль, надо выстоять, и, вычеркнув прошлое, отдавать себя сыну и работе. Даже, быть может, засесть за докторскую. Но, это потом, в будущем. Пока еще не созрела. Слишком свежа нанесенная травма...
Однообразно, в бесконечной спешке и уже давно привычной суете проходили дни. Ранний подъем, затем, накормив Игорька, и на ходу позавтракав, она отводила его в школу, а сама устремлялась на транспорт, чтобы не опоздать в институт.
Проведя привычные три-четыре лекции, Светлана частенько отправлялась в институтский буфет, где для преподавателей оставляли дефицит вроде апельсинов, копченой колбасы и тому подобного (бывал даже мясной фарш). Это освобождало от хождения по магазинам и траты времени в их толчее. Нагрузившись, она снова мчалась, боясь опоздать, на электричку или автобус, стараясь не угодить в час пик. Прибежав домой и разгрузившись, отправлялась в школу за сыном. А дома ждали привычные хлопоты и подготовка к очередным лекциям. И так - изо дня в день...
Но выходные были посвящены всецело Игорьку. Они отправлялись то в кино, то в Москву — в музей или в театр, или просто гуляли в парках, бродили по ВДНХ.
Ежемесячно по почте приходил перевод со скромной суммой в сопровождении привычной лаконичной приписки: «Прости, по возможности вышлю больше». Однако из месяца в месяц больше не становилось, а, наоборот, заметно уменьшилось. Однажды Света была уже готова отправить перевод обратно: мол в подачках не нуждаемся, но, поразмыслив, решила класть эти деньги на сберкнижку сына — в будущем ему пригодятся.
В суматохе трудовых будней она почти забывала об Илье, но эти переводы каждый раз напоминали, внося смятение в душу. А однажды, через полгода после расставания, Светлана увидела Илью, да не одного, а с НЕЙ...
Выходя из гастронома, Света вдруг на другой стороне улицы заметила Илью и ее соперницу, готовившихся перейти дорогу, и стоявших в ожидании сигнала светофора. Илья держал свою спутницу под руку, словно драгоценную вазу. Но не это поразило Светлану, а объем ее фигуры... Несмотря на заячью серую шубку, была заметна ее беременность. Это было так невероятно, неправдоподобно, что Света даже не разглядела лица этой Жанны, а видела только ее выпирающий живот.
Не желая, а скорее боясь встретиться с ними лицом к лицу, Света побыстрее юркнула обратно в магазин. Через окно она увидала, что парочка перешла дорогу и направилась в ее сторону. Света с ужасом поняла свою оплошность: если зайдут в магазин, то встреча неизбежна. Но, на счастье, они прошли мимо.
Итак, Илья станет отцом! Это было непонятно, непостижимо. Конечно, следовало бы порадоваться за него, но она не могла... Жгла горечь: «Она сумела, а я нет...»
Эта встреча выбила Светлану из колеи и долго не давала успокоиться. Теперь единственной опорой был ее Игорек, который радовал своей любознательностью и непосредственностью. Вот, недавно, рассказывая про товарища, сказал:
- За Толиком приходила его мама. Она плохая!
- С чего ты, сынок, это взял? Мамы плохими не бывают!
- Нет, бывают! Она так его потянула за рукав, и так страшно ругала!
- Наверно, Толик заслужил. Набедокурил?
- Да нет. Его мама куда-то спешила, и ей показалось, что он медленно собирается. Ты, даже когда спешишь, так не поступаешь! Ты у меня самая хорошая и лучшая! И самая-самая красивая!
«Что может быть приятней таких слов! И разве это не счастье, заслужить у ребенка подобную похвалу!» - подумала Света, потрепав его за чуб.
- Льстец ты мой родной!
Однако встреча с Ильей не прошла даром и породила у Светланы кучу эмоций и дум. На сей раз ей повезло, и они не столкнулись нос к носу. Но в дальнейшем, живя в одном небольшом городе, этого не избежать. А при встрече улыбаться и лицемерить она не сможет, не такова, как и демонстрировать свою боль и уныние. А если на ее пути вдруг окажется эта пара с детской коляской, как тогда себя вести?
Надо было искать выход, и он был найден: следует переехать в другой город. Что держит ее здесь? Ничто. Из другого подмосковного городка она с таким же успехом будет добираться до Москвы в утренние часы в переполненном транспорте, как и вечером в час пик. И Света начала поиски обмена.
Дело оказалось не таким легким, как представлялось на первый взгляд. Предложения были одно хуже другого. Но боязнь встречи с Ильей и его пассией была настолько велика, что Светлана даже согласилась бы на меньшую площадь, но лишь бы, как и тут, была отдельная двухкомнатная квартира.

...Хозяйка комнатки, едва узнав о Жанниной беременности, сразу предложила им съехать: соседство с младенцем ее не устраивало. С Москвой пришлось распрощаться. Илья снял комнату в частном доме недалеко от своего завода.
Токсикоз Жанну не мучил, но зато она стала на редкость капризной, подобно маленькой заласканной девочке. Но это Илью не напрягало, он прощал ей все, включая и прихоти. Порой в полуночные часы любимая, надув губки, требовала то апельсин, то мороженое, и он отправлялся в ресторан - лишь там в эту пору можно было раздобыть требуемое.
Выйдя в декрет, бедняжка томилась от безделья и скуки. Илья пропадал на работе, а она большую часть времени спала или просто валялась на диване, утопая в мечтаниях. Илья, вернувшись с работы, заставал на кухне грязную посуду — Жанна уверяла, что у нее от частого соприкосновения с водой страдает кожа рук. Приготовлением пищи она тоже не занималась.
- Не умею. Это не мое, перепорчу лишь продукты! - надувала губки Жанна, и льстиво добавляла: - У тебя, зайчик, все очень вкусно получается!
И Илья сначала выводил любимую на прогулку, подышать воздухом, а затем уложив свое рыжее сокровище, словно ребенка, в постель, отправлялся на кухню. Это было ему не в тягость. Жанну за нерадивость не осуждал, считая, что это естественно в ее положении. Да и списывал многое на ее юный возраст, что постоянно внушала ему сама Жанна.
- Я еще девочка! - часто повторяла она, забывая, что ей уже двадцать семь.
Себя же Илья полагал стариком — еще восемь лет и грохнет полсотни...
Иногда они ходили в кино, а в выходные даже ездили в Москву.
О Светлане и Игорьке Илья старался не вспоминать. Даже хлопоча на кухне, гнал от себя мысли, что в былые годы эта сфера деятельности была для него запретной, даже при наличии маленького ребенка, за редким исключением, когда жена болела.
Илья подал на развод, стремясь к рождению сына зарегистрировать брак с Жанной, как того требовала она, и он ей обещал. Ежемесячно он отправлял деньги Игорьку, считая это своим долгом, хотя это вносило материальное стеснение. Появление будущего ребенка требовало больших затрат, к тому же предстояли регистрация брака, покупка колец и исполнение многих планов, составленных новобрачной.
Жанна все сетовала, что в квартире нет телевизора, и было решено купить прибор сразу по получении ею декретных. Но, ощутив в руках деньги, она не удержалась и тут же истратила на «удачно подвернувшиеся» импортные модные легкие сапоги с крагами. Пока их носить она не сможет из-за высоких каблуков, но, разрешившись от бремени, будет щеголять.
- Рыжик, но роды будут в конце весны, а летом тебе сапоги ни к чему. До осени сто раз поменяется мода...
- Ой, заяц, ты в этом деле ни-че-го не смыслишь! Такие еще долго будут в моде. А летом не всегда бывает жарко, и летнее платье с сапогами — шик!
- Ну, раз шик, пусть будет по-твоему! - согласился Илья, забавляясь. - «Что с нее возьмешь, девчонка!»
В результате, хотя очень не хотелось, пришлось обратиться за материальной помощью в профком.
...Схватки начались в полночь. Жанна с широко раскрытыми, полными ужаса глазами, разбудила Илью:
- Ой! Началось!
Он вскочил и так спешил, что никак не мог вдеть ногу в штанину.
- Быстрей, быстрей! Ой! - со стонами подгоняла его Жанна.
Скорую ждать не стали, сели на свою машину. В поездке роженица еле держалась, и как только вошли в приемный покой стала громко стонать, двумя руками обхватив живот, будто пытаясь его удержать.
Едва ее уложили на каталку и повезли по коридору, Жанна принялась так орать, что, казалось, ее режут. Илья, оставшийся за дверью, слышал, как сестра строго ей сказала:
- Ну, чего разоралась? Терпи, а то всех перебудишь!
Эти слова возмутили полного волнений Илью. Какая черствость и отсутствие сочувствия! Он не находил себе места и все курсировал по холлу, в котором так же томилась в ожидании весьма пожилая пара, привезшая, по-видимому, внучку.
На дворе стояла ночь. Старик часто выходил покурить, а Илья все выглядывал в коридор и прислушивался. В ушах все еще стояли крики, стоны и причитания его Рыжика:
- Ой, ой, мамочка! Сделайте хоть что-нибудь, не могу!

…Светлана получила повестку на беседу к судье. Ее ознакомили с заявлением Ильи с просьбой о разводе в связи с образованием новой семьи, в которой ожидается появление ребенка. К заявлению прилагалась справка о беременности невесты.
Светлана, даже не взглянув на справку, сказала:
- Давайте, подпишу что надо. Я согласна.
Судья, средних лет женщина, понимающе взглянула на нее:
- Это вы скажете на суде.
- На суд не приду. Совершайте все без меня.
Их развели без ее участия, избавив на сей раз от встречи.
А с обменом все никак не выгорало. Предложений было мало и все не то.
...Июнь выдался на удивление солнечным и знойным. Игорек успешно перешел во второй класс. Света его определила на школьную летнюю площадку.
Несмотря на жару, сын ухитрился подхватить ангину (как оказалось, съел две пачки мороженого кряду) и слег с высокой температурой. На удачу, в тот день Светлана была свободна. Напоив сына лекарствами, она хлопотала на кухне, когда раздался звонок.
На пороге стояла бывшая свекровь, мать Ильи. «Ишь ты, вспомнила про внука...» - подумала Света, приветствуя неожиданную гостью.
- С приездом! Здравствуйте, Анна Ивановна!
- Хорошо глядишь! Здравствуй.
- Спасибо, проходите. Жаль, Игорек нездоров.
На удивление, старуха не поинтересовалась, что у внука, и войдя в комнату, изрекла:
- Ишь ты, как у тебя просторно! А мой ютится на съемной...
- Игорек, к тебе бабушка Нюра приехала! - проглотив это замечание, и оставив без ответа, Света заглянула в комнату сына, который не среагировал, - свернувшись калачиком, ребенок спал.
Она поправила ему одеяло (пусть пропотеет), и вышла к гостье. Та сидела сумрачная, поджав губы.
- Так вдвоем и живете? Замену моему Илье не нашла? Ты на него зла не держи. Понять должна - как всякий мужик, он продолжения себе желает. - Света не успела возразить, что у него есть продолжение, как последовало: - Родной ему сын надобен, а не чужой! - от этих слов у Светланы перехватило дыхание. А та продолжала: - И это ж надо — от родной матери скрывать!
- Пройдемте на кухню, - попросила ее Света, боясь, как бы сын не проснулся и не услышал крамольные слова.
Но бывшая свекровь не сдвинулась с места и громко продолжила:
- Конечно, это не твоя вина, а беда. Но мой Илья, отчего должен страдать?
«О чем это она? Все перевернуто с ног на голову!..» - подумала Света, готовая возразить. Но вместо этого снова с нажимом сказала:
- Игорек болен. Потише, разбудите!
- Несправедливо ты, Света, поступаешь на сей раз. Конечно, много для сына сделала, не буду отрицать. Но навязывать чужое, приемное дитя...
- Замолчите!
- Что, правда глаза колет? Живешь в хоромах, да еще деньги тянешь!
- Что? Что вы сказали?
И опять, в который раз, старая ведьма проорала:
- Ну какого рожна мой сын должен подкидышу платить?
- Уходите!
- Что, гонишь?
- Бога ради, уйдите, и забудьте нас! Не нужны нам ни ваши деньги, ни вы!
Обида и возмущение клокотали в груди. Скорей бы исчезла с глаз долой эта сыновья заступница. Но не так свекровь бесила Свету, как Илья, открывший тайну усыновления. Как он посмел такое сделать? И особенно задело сказанное об ее вине.
На прощание старуха бросила:
- Я простая сельская баба, за правду стою. А ты — ученая, хитрая оказалась, оттого и гонишь! Да, ничего не попишешь, за правду бьют!..
Когда за недоброй гостьей закрылась дверь, Света лишь тогда ощутила, как дрожат руки и все тело. «Как хорошо, что Игорек спит, - подумала она, приходя в себя. - А вдруг проснулся, и все слышал?» Ужас охватил ее и она устремилась в спальню. Сын не спал.
- Сынок, как ты себя чувствуешь? - с волнением спросила она.
- Пить хочу!
- Сейчас, сейчас!
Она напоила ребенка.
- Бабка ушла?
- Игорек, так называть бабушку нельзя! Давно не спишь?
- Она плохая! На тебя кричала.
Света оцепенела.
- Возьмем градусник, измерим температуру. Кажется, она упала, - старалась переменить тему Светлана, пробуя его лоб.
- Мама, а что, папа — не мой папа?
- С чего ты взял, Игорек?
- Она сказала — чужой я.
- Ты не так понял. Не о тебе речь, - сказала Света, а сама подумала: «Зачем вру? Может, лучше правду сказать?.. - но тут же себя одернула: - С ума сошла! Это будет неизгладимой травмой навсегда!»
А сын словно подслушал ее мысли:
- Ну и пусть не обо мне! Он мне не нужен! Он плохой — ушел!
Света растерянно смотрела на сына и не знала, как реагировать.
- Ну, давай, посмотрим термометр. Ой, ура! Температура почти нормальная! Давай, еще немножко подержи, проверим, - и тут же разговор перевела в другое русло: - Интересно, чтобы ты хотел сейчас съесть?
- Мороженое!
- Мороженое? Ты разве им еще не наелся?
- Наелся!
И оба рассмеялись.
продолжение следует
#ИринаЕфимова